подходящая к ней Таис, чьи ножные браслеты звенели при каждом шаге.
Кортеж из тридцати воинов сопровождал Леонтиска и Таис, ехавших бок о
бок по широкой дороге к главному входу в святилище Кибелы. Тессалийцы
пели, и Таис попросила их ударять в щиты в такт боевой песне. Как в день
большого праздника, стражи распахнули ворота в обеих стенах. Воинственная
кавалькада вступила в первый двор. Здесь Таис и Леонтиск спешились и,
встреченные жрецами-копьеносцами, пошли к калитке в низкой ограде,
отделявшей мощеный двор от аллеи кипарисов, в конце которой находился
горбатый мостик и лестница, перекинутая над бассейном сада прямо на нижнюю
террасу. По ту сторону калитки к ним приблизилась нагая привратница. Она
собрала в горсть свои густые волосы, окунула их в серебряную чашу с
ароматной водой и брызнула на входящих. Внезапно она вскрикнула и закрыла
лицо руками. Таис узнала свою финикиянку.
- О Леонтиск! Задержи их на минуту! - кивнула она на суровых жрецов,
подошла к За-Ашт и с усилием отвела ее ладони от пунцового лица.
- Они тебя уже наказали? За что? Тебе плохо? Говори скорей!
Из бессвязно торопливых слов Таис поняла, что финикиянку заставили
делать что-то невыносимое, она отказалась, ее послали в храм Анаитис и
после вторичного бунта приставили сюда - привратницей и первой утехой
усталых паломников.
- Что было в храме Анаитис? Первая ступень таинств?
- Да. Они хотели заставить меня участвовать во второй. - За-Ашт снова
спрятала лицо, вздрогнув от нетерпеливого стука копий, резко опущенных
жрецами на землю.
- Бедная ты! Плохая из тебя жрица! Надо выручать тебя!
- О госпожа! - в голосе финикиянки теперь было гораздо больше мольбы,
чем в ее просьбах отпустить в храм.
Таис, не рискуя больше задерживать жрецов, пошла дальше. Верховная
жрица вместе со жрецом встретила их не в храме, а на нижней веранде -
новый знак почтения. Леонтиск поклонился ей и, подражая Таис, принял на
лоб мазок душистого масла. Затем он развязал большую кожаную сумку,
которую бережно нес сам всю дорогу, и подозвал копьеносца, тащившего
вторую. На широкий выступ цоколя храма высыпалась груда золотых и
серебряных цепей, браслетов, крупных драгоценных камней, искусно
выкованных бесценных диадем. Из второго мешка с глухим тяжким стуком
высыпались золотые слитки.
- Это только часть. Сейчас принесут еще четыре таланта - жрецы не
привыкли носить такие тяжести.
Верховная жрица глубоко вздохнула, и глаза ее заблестели от жадности
- воистину дар Александра был царским.
- Мы заботились здесь о нашей прекрасной гостье, - ласково сказала
она, - надеюсь, что она довольна?
- Довольна и благодарна, хвала Великой Матери, - отозвалась гетера.
- Могу ли я еще что-нибудь сделать для тебя?
- Можешь, властительница храма! Отдай мне назад мою рабыню,
финикиянку За-Ашт.
- Ведь ты обменяла ее...
- Да, так. Но сейчас видела ее на цепи у ворот. Она не прижилась в
храме.
- Поэтому несет наказание.
Таис посмотрела на Леонтиска, и тот без слов понял ее.
- Пожалуй, я верну тех, что несут золото, - как бы в раздумье сказал
он.
- Не возвращай! - подняла руку верховная жрица. - Негодная финикиянка
не стоит и сотой части. Можешь получить свою строптивую рабыню назад!
- Благодарю тебя! - снова поклонилась Таис и, скрыв улыбку,
попрощалась с властительницей знаменитого храма.
За-Ашт, забыв обо всем, с криком "Ты здесь, моя красавица!" бросилась
к Салмаах, оросив ее шею слезами. Один из воинов дал ей нарядную хламиду и
посадил за спину. Тем же порядком тессалийцы выехали со двора, и Таис
навсегда покинула обитель Кибелы, Великой Матери и Владычицы Зверей.
10. ВОДЫ ЕВФРАТА
Пыльное небо раскаленным медным котлом опрокинулось над выгорающей
степью. Конный отряд Леонтиска переправился на левый берег Евфрата, и
пошел на юг наперерез большой излучине, параллельно древней "царской
дороге" из Эфеса в Сузу. Восемьсот стадий было до устья реки, впадающей в
Евфрат с востока. Там их ожидали большие лодки. Евфрат мог нести целые
корабли, и единственным недостатком плавания была извилистость реки.
Расстояние до Вавилона более чем удваивалось, однако можно было плыть
безостановочно, целыми сутками, сберегая силы лошадей, которых тоже
погрузили на корабли. Даже такие ярые конники, как тессалийцы, и те
согласились с планом своего начальника.
Ликофон еще не мог совершить конный переход. Товарищи решили довезти
его до Вавилона и добыли повозку. Таис приказала За-Ашт сопровождать
тессалийца. Финикиянка сверкнула глазами на Эрис, вытеснившую ее из сердца
госпожи. Но Таис притянула к себе обиженную финикиянку и шепнула ей
несколько слов. Та вспыхнула, опустила глаза и послушно стала собирать
удобную постель для перевозки юноши.
Больше всего Таис беспокоилась за Эрис, жрица Кибелы плохо ездила
верхом. Хмуря брови, Эрис клялась не подвести хозяйку. Поколебавшись. Таис
решила уступить Боанергоса рабыне, а самой ехать на Салмаах. Она
посоветовала Эрис поддерживать ноги в согнутом положении с помощью ремня,
накинутого на плечи и прикрепленного к обеим щиколоткам. Персидский потник
накрыли тонкой шершавой тканью, сохраняющей разгоряченную кожу всадницы.
Конические афинские солнечные шляпы здесь не годились из-за ветра. Женщины
решили замотать головы тюрбанами из черной материи. Этот совет дали Таис
освоившиеся со зноем месопотамских равнин воины Леонтиска.
Жара угнетала даже дружных с солнцем эллинов и закаленных походами
македонцев. Как всегда, сборы и неполадки оттянули выступление. Отряд
тронулся вперед при высоко стоящем солнце, которое, как гневный владыка,
стремилось согнуть неугомонных людей в рабской покорности.
Таис на Салмаах и Леонтиск на своей белоснежной Песне ехали рядом.
Ноздри гетеры раздувались, вдыхая знойный и горький сухой воздух.
Дерзкая радость переполняла Таис, как выпущенную на свободу узницу.
Победа! Под Гавгамелой Александр разбил новые полчища Дария! Хотелось
петь, гарцевать, подняв Салмаах на дыбы, учинить какую-нибудь шалость.
Сдерживая смех, она слушала Леонтиска. Начальник конницы сперва
рассказывал разные смешные приключения, случившиеся во время похода к
Гавгамеле, а потом увлекся описанием великой битвы.
Македонская армия вначале шла по вымершей стране. На севере
Междуречья равнины были почти безлюдными. Немногочисленные скотоводы,
кочевавшие на этом пути, или разбежались, или скорее всего ушли в горы
перед наступлением летней жары. Разведчики доносили о скоплении врагов за
Тигром. Верный своей стратегии, Александр поторопился перейти реку. Прошли
мимо полуразрушенной Ниневии, одного из древнейших городов всей Ойкумены.
С высоких стен кучка людей наблюдала за армией. Среди них пестрым одеянием
выделялись жрецы древних богов. Александр не велел трогать город. Его
ничтожное население не представляло опасности. Грозный враг стоял впереди.
От Ниневии македонцы отклонились еще к северу - там были холмы с хорошими
кормами и не пересохшие пока ручьи чистой воды. Александр стремился дойти
до текущей с севера речки, где хватало воды напоить всю армию. Речка
впадала в приток Тигра, текущий с северо-востока. На этом притоке и собрал
Дарий свою громадную армию. Когда войско македонцев, двигавшееся без
спешки (великий полководец не хотел утомлять воинов), подошло к речке у
маленького поселения Гавгамела, Птолемей обратил внимание, что дуга низких
холмов с севера походила на передок колесницы - арбилу. Записанное в
летописях похода прозвище тысячелетия спустя путало историков: по южной
дороге, в двухстах стадиях от Гавгамелы, между пустой равниной и скалами
находилось укрепление Арбила.
Александр дал трехдневный отдых своей армии, прошедшей уже не одну
тысячу стадий. Конные разъезды доставляли пленников. Разведчики доносили
об огромном скоплении вражеской конницы, которая собиралась тучей всего в
нескольких парасангах. Александр не торопился. Он хотел нанести
окончательный удар всей армии персов, а не гоняться по бесконечным
равнинам за отдельными ее отрядами. Если Дарий не понимает, что нужно было
решительно сражаться еще у Евфрата, если он по примеру своих предков
надеется на многочисленность своих полчищ тем лучше. Судьба решится в этом
бою. Для македонцев во всяком случае, ибо поражение означает гибель всей
армии.
- Разве нельзя было бы отступить? - спросила внимательно слушавшая
гетера. - Спаслись же десять тысяч эллинских воинов примерно из тех же
мест?
- Ты имеешь в виду "Анабазис" Ксенофонта? Тогда греческие наемники
отступали, не будучи окружены врагами, да еще столь многочисленными, как
персы под Гавгамелой.
- Значит, опасность была велика?
- Очень. В случае поражения - смерть или рабство всем нам.
Гигантское скопление конницы перед лагерем македонцев изумило и
испугало самых бывалых воинов. Издалека серыми призраками маячили боевые
слоны, впервые встреченные македонцами. Сверкала на солнце позолоченная
броня и копья "Бессмертных" - личной гвардии Дария, проезжавших тесно
сомкнутым строем на удивительно высоких конях. По пестрым одеждам опытные
люди узнавали парфян, согдов, бактрийцев, даже скифов-массагетов из-за
великой реки Азии Оксоса. Казалось, что полчище пронесется бурей, и под
копытами бесчисленных коней найдет свою гибель дерзкая армия, осмелившаяся
вторгнуться так далеко в чужую страну, на границу степи и лабиринта горных
хребтов.
К вечеру поднялся ветер, всю равнину затмило красной пылью, и страх
еще сильнее овладел македонцами. На военном совету Пармений, командир всей
конницы, и другие военачальники стали просить Александра ударить ночью,
когда конница персов не будет иметь преимущества над македонской пехотой.
Александр отклонил предложение и назначил бой сразу после рассвета, но не
раньше, чем воины будут накормлены. Птолемей поддержал друга, хотя великий
стратег и в одиночестве оставался непоколебим. Улегшись спать, он быстро и
крепко заснул. Позже Гефестион рассказал Леонтиску о соображениях
Александра. Полководец видел и чувствовал, что страх все сильнее
овладевает воинами, но не сделал ничего, чтобы его рассеять. Александр
проявил необычайное для него спокойствие. Он знал, что человек опаснее
всего для врага, именно когда он испуган, но многолетняя тренировка и
воинская дисциплина заставляют его держать свое место в рядах товарищей.
Армия знала, что будет в случае поражения. Александру это заменило и
зажигательные речи, и громкие обещания.
Ночью же, когда люди не чувствуют общей поддержки, не видят
полководцев, страх мог сыграть на руку персам и расстроить тот отчаянный
боевой порыв, каким отличаются пехота и конница македонцев. Расчет
Александра полностью оправдался.
Не испытанная в сражениях, не сплоченная в совместных боях,
гигантская армия Дария, бросившись на македонцев, создала в центре
невероятную толчею и хаос. Левое крыло Александра под начальством
Пармения, где сражался Леонтиск со своими тессалийцами, было смято
персидской конницей, разорвано на две части и частично отступило за
временные укрепления македонского лагеря. Пармений два раза просил помощи,
Александр не отзывался. Леонтиск почувствовал, что приходит конец.
Тессалийские конники, решив дорого продать свои жизни, сражались отчаянно,
отражая натиск конных сил персов. Крепкие, широкогрудые тессалийские кони
