- Нельзя ценить жизнь и смерть, - отказала старшая жрица и вдруг
остановилась раздумывая. - Можешь отдать жизнь за жизнь, - продолжала она.
- Не понимаю тебя!
- Жаль. Это просто. Я отдам тебе Эрис, а ты свою финикиянку.
- Невозможно! Ты ее убьешь!
- За что? Она ни в чем не повинна. Я сужу так - если мы теряем жрицу,
упавшую непозволительно низко, то приобретаем другую, годную для начала.
- Но убив, вы все равно потеряете, если и получите взамен, -
возразила Таис.
- Для Великой Матери смерть или жизнь без различия!
Таис нерешительно оглянулась на свою рабыню. Та стояла бледная, как
меленая стена, подавшись вперед и прислушиваясь к разговору.
- Смотри, За-Ашт, ты хотела служить в храме. Сейчас предоставляется
случай, и я отпускаю тебя. Я не меняю и не отдаю тебя. Следуй только
своему желанию!
Финикиянка упала на колени перед Таис, поцеловав ей руку.
- Благодарю тебя, госпожа!
За-Ашт выпрямилась, гордая и стройная, добавив:
- Я иду.
- Возьми свои вещи и одежду, - напомнила Таис.
- Не нужно! - сказала старшая и подтолкнула финикиянку к Адрастее.
За-Ашт слегка отшатнулась, но черная жрица обняла ее за талию и повела во
тьму коридора. Жрицы расступились, и та, что держала связанную за волосы,
пнула ее ногой в спину. Привратница влетела в комнату и растянулась лицом
вниз на окровавленном ковре. Дверь захлопнулась, наступила тишина.
Озадаченные воины стояли, пока один из них не поднял упавшую, разрезал
ремни на запястьях и пригладил упавшие на лоб волосы.
- Сядь, Эрис, - ласково сказала Таис, - дайте ей вина!
- Какие странные имена, - воскликнул лохагос, - беда, мщение раздор.
- Я слышала, как двух других назвали Налия и Ата: демон и безумие, -
сказала Таис, - очевидно, страшные эллинские имена даются всем черным
жрицам. Так, Эрис?
Привратница молча наклонила голову.
- Делайте носилки, мы понесем Ликофона, - прервал лохагос наступившее
молчание.
- Надо оставить здесь! - возразила Таис.
- Нет! Главная их начальница может изменить решение. Тессалийца надо
убрать отсюда. Но как оставить тебя одну, госпожа Таис?
- У меня есть новая служанка.
- Она зарежет тебя, как Ликофона, и удерет.
- Удирать ей некуда. Она спасла уже две жизни, рискуя своей.
- Вот оно что! Молодец девчонка! И все же я оставлю двух стражей на
веранде, - сказал начальник.
Воины удалились. Таис заперла храмовую дверь на оба засова и
принялась убирать испачканную кровью комнату. Эрис вышла из своего
оцепенения, помогала скоблить и мыть. Не придавая никакого значения своей
полной наготе, она сбегала несколько раз к цистерне за водой и успела
вымыться, яростно отскребывая грязь после своего житья в грязной нише у
решетки. Рассвело. Утомленная событиями гетера закрыла входную дверь и
задернула тяжелую занавесь оконной решетки, затем показала Эрис на второе
ложе в своей комнате, так как постель финикиянки была испачкана кровью.
Таис улеглась и вытянулась во весь рост, изредка взглядывая на Эрис,
неподвижно сидевшую на краю ложа, сосредоточенно и ожидающе глядя вдаль
широко раскрытыми глазами. Теперь гетера рассмотрела свое новое
"приобретение". "Кажется, она меласхрома - чернокожая, - мелькнуло в уме
афинянки, - нет, она просто мелена, очень темно-бронзовая, с примесью
африканской крови". Черная жрица без сетки, браслетов, пояса и ножа
оказалась совсем юной женщиной с громадными синими глазами, в которых все
же отражалось темное упорство, как и у других жриц. Ее волосы вились
мелкими кудрями, круглые щеки казались нежными, как у ребенка. Только
очень полные полураскрытые губы и очевидный для Таис отпечаток большой
чувственности на всем ее юном и уже женски мощном теле говорили о том, что
эта юная девушка действительно могла быть черной служительницей Ночи и
Великой Матери.
Глядя на синеглазую темнокожую Эрис, Таис вспомнила эфиопок с синими
глазами, высоко ценимых в Египте и происходивших из очень далекой страны
за верховьями Нила. Освобожденная привратница могла быть дочерью такой
негритянки и человека светлой кожи.
Афинянка встала, подошла к Эрис и погладила ее по плечам. Черная
жрица вздрогнула и вдруг приникла к Таис с такой силой, что та чуть не
упала и обхватила рукой стан Эрис.
- Ты будто из камня! - удивленно воскликнула Таис. - Вы все, что ли,
такие?
- Все! Тело из камня и медное сердце! - вдруг сказала девушка на
ломаном койне.
- О, ты заговорила! Но у тебя сердце женщины, не ламии! - сказала
Таис и поцеловала Эрис. Та задрожала, чуть заметно всхлипнув. Таис, шепча
успокоительные слова, велела ей ложиться спать. Девушка показала на дверь,
прикладывая палец к губам. Таис поняла, что ей надо пробраться к решетке
за какой-то очень важной вещью, пока там не прикуют другую привратницу.
Гетера и черная жрица бесшумно приоткрыли дверь, и Эрис, прислушавшись,
скользнула в непроглядную темноту. Она вернулась, тщательно заперла
засовы. В ее руке блестел золотой рукоятью священный кинжал жриц Ночи.
Эрис опустилась на колени и положила кинжал к ногам Таис, потом
прикоснулась им к своим глазам, губам и сердцу. Через, несколько мгновений
Эрис спала, вольно разметавшись поверх покрывала и приоткрыв рот. Таис
полюбовалась ею и сама погрузилась в крепкий сон.
Начальник охраны Таис оказался прав. Ликофон не погиб. Кинжал жрицы
не был отравлен, как опасался лохагос, и глубокая рана быстро заживала.
Только после потери крови воин был слабее котенка. Верховная жрица не
посылала за Таис и не требовала недобитого воина. Весь городок и храм
Великой Богини как будто насторожился в ожидании вестей об Александре.
Таис велела конвою готовиться к выступлению.
- Куда? - спросил настороженно лохагос.
- К Александру!
Но не прошло и трех дней, как все изменилось. Поздно вечером, когда
Таис уже собиралась спать, и Эрис расчесывала ее тугие вьющиеся волосы, со
стороны городка послышались крики, замелькали факелы. Таис выскочила на
веранду в коротеньком хитониске, не обращая внимания на северный ветер,
дувший уже несколько дней. Бешеный топот копыт разнесся по сосновой роще.
Лавина всадников на массивных парфянских лошадях, высоко держа факелы над
головами, примчалась к дому Таис. Среди них были и македонцы ее отряда,
отличавшиеся от запыленных, сожженных солнцем приезжих своей чистотой и
тем, что вскочили на лошадей спросонок, неодетыми.
Сверкавший золотом всадник на белоснежной кобыле подъехал к самым
ступенькам веранды.
- Леонтиск, о Леонтиск! - Таис бросилась к нему. Начальник
тессалийской конницы ловко подхватил ее и поднял к себе на лошадь,
отбросив задымивший факел.
- Я за тобой, афинянка! Да здравствует Александр!
- Победа, значит, победа, Леонтиск! Я знала! - невольные слезы вдруг
покатились по щекам Таис. Она обняла тессалийца за шею и осыпала
поцелуями. Леонтиск поцеловал ее сам и, подняв могучими руками, посадил
себе на плечо. Вознесенная над всеми, Таис смеялась, а воины восторженно
завопили, ударяя в щиты и размахивая факелами.
Огромный воин с гривой рыжих, развевавшихся на ветру волос, на
высоком сером жеребце увидел на веранде недоумевающую Эрис, подъехал к
ограде и зычно пригласил к себе. Эрис посмотрела на хозяйку, та кивнула, и
девушка смелым прыжком оказалась в объятиях всадника. Подражая Леонтиску,
гигант посадил Эрис на плечо. Бывшая жрица поднялась выше Таис под новый
взрыв восторга.
Тессалийцы поскакали вокруг святилища, горланя, махая факелами под
бряцание оружия, грохот копыт и щитов. На крышу святилища выбежали все
служительницы храма во главе с верховной жрицей. Радостная, торжествующая
Таис успела заметить волнение, какое вызвало среди жриц появление Эрис на
плече у воина. Владычица храма сделала какие-то резкие движения руками, и
вдруг веранда опустела. Таис лишь усмехнулась, понимая разочарование
властительницы, перед глазами которой ее жертву, осужденную на унижение и
рабство, несли перед храмом будто богиню! Шествие вернулось к дому Таис, и
обеих женщин, не спуская на землю, бережно передали на руках в дом. Сюда
же вошел Леонтиск, всадники были отпущены. Только двое приближенных
остались ждать.
- Так победа, милый?
- Полная и окончательная! Дарий разбит наголову, огромное войско его
рассеяно. Мы убили десятки тысяч, пока не изнемогли и валились на трупы,
не выпуская из рук мечей и копий. Вся Персия лежит перед нами открытая.
Царем Царей теперь - Александр, сын бессмертных богов!
- Я только недавно поняла, что завоевать Азию под силу лишь
избраннику судьбы, титаноподобному герою, как Ахиллес.
- А я это увидел! - тихо сказал тессалиец, тяжело опускаясь в кресло.
- Ты очень устал? Отдохнешь здесь? Эрис даст вина и орехов в меду со
сливками - самая подкрепляющая еда!
- Поем и поеду. Мне поставили палатку на опушке рощи, там, где все
мои люди.
- Сколько их?
- Шестьдесят всадников, сто пятьдесят лошадей.
- Неужели ты приехал только за мной?
- Только. После великой битвы, где снова отличились мои конники, я
лежал два дня будто во сне. Александр решил, что я нуждаюсь в отдыхе, и
послал сюда за тобой.
- А сам?
- А сам идет со всем войском Прямо на Вавилон. - И мы поедем туда?
- Разумеется. Только дадим отдохнуть лошадям - я ведь скакал весь
путь, так хотелось увидеть тебя.
- Далеко?
- Сотня парасангов!
Таис без слов поблагодарила воина долгим поцелуем, спросив:
- Александру далеко идти до Вавилона?
- Немного больше...
- Вот, Эрис! Ешь и пей. Я выпью с тобой за победу!
- Тебе стало служить подземное царство? - спросил Леонтиск,
прихлебывая вино и рассматривая новую рабыню.
- Эта история интересна, но длинна. Надеюсь, в пути будет время
рассказать ее и послушать самой о великой битве.
- Будет! - заверил тессалиец, наскоро прожевал горсть варенных в меду
орехов и поднялся. Таис проводила его до ступенек веранды.
Леонтиск появился снова после отдыха в таком роскошном вооружении,
какое не описывал и сам Гомер. Сверкающий золотом, загорелый всадник в
белых шелках на чудесной белой лошади казался полубогом. И хотя глубокая
морщина пересекала лоб между бровей, а углы рта окружала двойная борозда,
прищуренные глаза, светлые и бесстрашные, смеялись.
- Какая красивая у тебя лошадь! Будто титанида - оборотень Левкиппа!
И как зовут ее? - восклицала восхищенная гетера.
- Мелодия.
- Песня! Кто назвал так красиво?
- Я. Помнишь, есть река Мелос, которая пост, протекая по звенящим
камням. Моя Мелодия бежит, будто льется и журчит река...
- Ты поэт, Леонтиск!
- Просто любитель лошадей! А это тебе, - тессалиец развернул и подал
Таис наряд персидской царевны. Гетера отвергла его, сказав, что не хочет
рядиться в чужеземный наряд, и надела лишь диадему из редкостных камней,
искрившихся на солнце тысячами огоньков. На шее она оставила голубое
ожерелье храма Реи, а щиколотки, как для танца, украсила звенящими
перисцелидами из электрона с бирюзой.
Она попросила подать ей Салмаах вместо Боанергоса и ахнула, когда
увидела свою кобылу - в золотой сбруе, с форбеей, украшенной крупными
турмалинами, такой же дивной розовой окраски, как на подаренных ей
флаконах Кибелы. На потнике лежала шкура редкостного рыжего с черными
полосами зверя - тигра.
Кинеподы - ножные щетки лошади украшали сверкающие на солнце
серебряные браслеты с бубенчиками. Салмаах как будто чувствовала красоту
своего наряда и гордо выступала, перезванивая копытами, так же как и
