наших машин казались старыми и мы их путали с какими-то чужими.
Вдоль подножия Бага-Богдо мы пробились через кочки и пески
дальше к северо-западу, на широкую твердую равнину. Теперь
маяком стала красавица Ихэ-Богдо, возвышавшаяся синей стеной
далеко на западе. Гигантская Бага-Богдо протянулась в голубом
тумане на юге вдоль всего нашего пути. Так сменяли друг друга
наши голубые маяки. Всего лишь месяц тому назад мы находились
по южную сторону этих гор, возвращаясь из Западного маршрута.
Вырвавшись на гладкую дорогу, мы поехали прямо на
слепившее нас низкое солнце. Луковая степь с торчащими пучками
лука на закате испещрилась длинными острыми уголками черных
теней, а щебень на голых промежутках стал розовым. Мы долго
мчались по этому узорному ковру из черных клинышков на розовом
фоне, пока не пересекли следа наших машин, шедшего на север, к
тут остановились на ночлег.
Утром, не пройдя и четырех километров, мы наткнулись на
прежний лагерь отряда Рождественского у родника Лу ("Дракон").
Здесь стояло обо с бутылочкой и стрелой, указывавшей вверх по
широкому руслу Хзанда-гол ("Сандаловая речка"). К северу
местность все время поднималась, и я тревожно думал о том, как
добрались к цели машины Орокнурского отряда при крайне
ограниченном запасе масла.
Через несколько километров мы спустились в русло. Из-за
поворота навстречу вылетел "Козел". Завизжали тормоза,
радостные вопли приветствовали наше прибытие. Тут же мы стали
вручать почту Орлову, Рождественскому и Эглону, которые
оказались в машине. Александров, водитель "Козла", отошел от
меня с разочарованным видом, но тут же был утешен Прониным,
видимо, посвященным в улан-баторские секреты нашего Ивана
Михайловича. Секреты эти, впрочем, знали все, но старались не
смущать Александрова.
Я с торжеством протянул Орлову долгожданные телеграммы. Он
жадно схватил их, распечатал одну, прочитал другую, и тут лицо
его вытянулось. Просмотрев текст еще раз, Орлов отдал мне обе
телеграммы, и через минуту все мы катались со смеху. Первая
телеграмма, отправленная Московским центральным телеграфом,
гласила: "В ваших телеграммах часто повторяется слово невмоготу
тчк сообщите это географическое понятие или выражение чувств
избежание ошибок дальнейшем". Вторая телеграмма из
Улан-Баторского почтамта повторяла тот же запрос. Юрий
Александрович любил писать в телеграммах место, где он в
соответствующий момент находился. Добрый десяток телеграмм из
Нэмэгэту, искаженного как "Невмоготу", привлек внимание
Московского телеграфа...
Через полчаса мы прибыли в лагерь Орокнурского отряда у
колодца Анда-Худук ("Колодец Друга"), закончив маршрут и пройдя
от Далана четыреста двадцать семь километров. Впервые в Гоби
лагерь стоял на зеленой поляне, на траве. Порывы ветра гнали не
пыль и песок, а приносили лишь запахи полыни и лука, разводя по
траве широкие волны. Издали как будто густая, трава на самом
деле была редкой и легко вытаптывалась. Колеса машин оставляли
после себя быстро желтевшие борозды. Орокнурцы дошли сюда на
последних каплях масла, да и бензина оставалось так мало, что
наша задержка из-за ожидания машин в даланской базе вызвала у
них серьезную тревогу.
Отряд Рождественского обследовал основные местонахождения,
раскапывавшиеся американской экспедицией. Главные работы
сосредоточились в сухом русле Татал-гола ("Огородная речка"),
где в нижнетретичных отложениях мы нашли около пятисот черепов
и челюстей грызунов, насекомоядных и хищников, живших около
тридцати пяти миллионов лет тому назад. Там же раскопали две
ноги величайшего наземного млекопитающего -- носорога
белуджитерия. Лапы стояли вертикально; очевидно, весь скелет
был захоронен в стоячем положении. Последовавшим размывом весь
верхний слой третичных песков был смыт вместе со скелетом.
Остались на месте только стопы лап. Интересно, что американцы
также нашли неподалеку в этих же отложениях четыре вертикально
стоявшие лапы белуджитерия, оставшиеся от целого скелета.
В нижнемеловых сланцах, обрывы которых начинались у самого
лагеря, вдоль подножия горы Ушуг ("Пинок" ) заложили раскопку.
Эглон добывал ежедневно несколько десятков отпечатков рыб. В
общем, результаты не очень радовали -- американские
местонахождения не шли ни в какое сравнение с нашими южно- и
восточно-гобийскими. Для более продуктивных раскопок теперь
следовало срочно перебрасываться в другой район, чтобы не
упустить оставшееся время полевого сезона.
Вечером собрался "военный совет", продолжавшийся почти до
рассвета. Я предложил перебраться на Эргиль-обо и расширить там
прежние раскопки, чтобы получить побольше материала по
третичным млекопитающим. Разыскивать что-нибудь новое было
поздно: для работ на западе у нас не было баз с бензином, а
наличного горючего не хватило бы на поиски новых
местонахождений. Приняли мое предложение. Как оказалось
впоследствии, это решение было не лучшим, так как
дополнительные раскопки на Эргиль-обо дали не так уж много
материала -- нехватка бензина не позволила провести новые
поиски в этом районе.
Рождественский с тремя машинами шел на юго-восток, до
Далан-Дзадагадской дороги. Выйдя на нее, он останавливался.
Одна из его машин шла в Далан-Дзадагадскую базу, забирала
оттуда весь наличный бензин и часть коллекции и возвращалась к
отряду. Снабдив его бензином и освободив от лишнего снаряжения
и коллекций, эта машина направлялась в Улан-Батор.
Рождественский продолжал свое продвижение на юго-восток,
поперек всей Средней Гоби, по нашему маршруту 1946 года, до
Улугей-Хиди и дальше на Эргиль-обо.
Я и Орлов с "Волком" и "Козлом" ехали в Улан-Батор, откуда
Юрий Александрович срочно возвращался в Москву к началу занятий
в Московском университете. Из Улан-Батора, загрузив "Волка"
бензином, я должен был проехать на Эргиль-обо через Сайн-Шанду,
доставив бензин отряду Рождественского, и, таким образом,
описать огромную петлю на север.
Несколько дней еще мы продолжали работу в "Долине Озер".
"Волк" и "Дракон" ремонтировались, Эглон заканчивал раскопку
рыб, а "научная сила" исследовала древнетретичные отложения
озера Холбольчжиннур. Там, вблизи речки Тацайн-гол
("Ракитовая"), пропилившей глубокое русло в базальтовом плато,
ночью видели странное "гало" -- огромную белую дугу на небе при
ярком лунном свете. Дни стояли жаркие, с перепадавшими иногда
дождями, с отдаленным громом и вспышками молний по ночам.
Орлову повезло на разные приключения. Однажды Юрий
Александрович отправился на обнажение в одних трусах. Поднялся
ветер, и Орлов прибежал в лагерь, едва дыша, жестоко
исхлестанный песком и мелкими камешками. В другой раз внезапно
налетевший вихрь подхватил пустую койку Орлова. Она взвилась
вверх, отлетела на полсотни метров и плавно опустилась в
глубокий овраг, став там на ножки как ни в чем не бывало.
Экономя горючее, мы не посетили, как предполагали вначале,
Орок-нур -- это классическое озеро Центральной Азии,
привлекавшее внимание многих путешественников. По сообщениям
аратов, Орок-нур теперь значительно усох и разделился на два
озера. Лет шестьдесят тому назад, после ряда сухих лет,
Орок-нур тоже состоял из двух озер.
Картина происхождения Орок-нурских местонахождений в общих
чертах выяснилась. Найденные здесь ископаемые животные
принадлежали к млекопитающим олигоценового времени и были
характерны для сухих местностей. Этот животный мир был до
крайности сходен, если не совершенно одинаков, с ископаемым
животным миром тургайских степей Казахстана. Очевидно, там и
здесь тридцать пять миллионов лет тому назад существовали
одинаковые условия жизни -- обширные степи-саванны с отдельными
группами и рощами высоких деревьев. Исполинские носороги --
белуджитерии и индрикотерии -- благодаря своему неимоверному
росту могли питаться ветками и листьями этих деревьев и не
зависели от выгоравших в конце сезона мелких растений.
Одновременно с гигантами жило множество степных грызунов и
насекомоядных, а также мелких хищников. Более редкими были
саркастодоны и эндрьюсархи -- самые громадные хищные
млекопитающие, когда-либо обитавшие на Земле. Они походили на
гигантскую гиену с чудовищной головой в треть всей длины зверя.
Эти хищники, несомненно, питались белуджитериями и подобными им
исполинами. Однако вряд ли эндрьюсархи могли одолевать
исполинских носорогов в бою при своих слабых лапах -- скорее
всего они питались их трупами. Около тридцати миллионов лет
тому назад в "Долине Озер" находились низовья небольших степных
рек. Наводнения, изредка случавшиеся, топили множество мелких
животных: древних зайцев, песчанок, ежей, сумчатых и
охотившихся на них древних хищников -- гиенодонов. Бесчисленные
кости этих животных скапливались гнездами в заводях речных
низовьев. Тут же гибли исполинские белуджитерии, для которых
хотя и не были страшны никакие степные наводнения, но зато были
губительны зыбучие пески и плавуны речных низовий. Тяжелые
животные погружались в зыбун. За миллионы лет речные пески
становились песчаниками. Так получились необычайные захоронения
-- исполинские окаменелые скелеты, стоящие вертикально. Позднее
извержения лав из вулканов Гобийского Алтая (Дунду-Богдо или
Тэвш) прикрыли речные отложения слоем базальтовых лав и тем
предохранили их от окончательного размыва во время общего
подъема Хангай-ских гор.
Глава седьмая. ПО ХАНГАЙСКИМ СТЕПЯМ
У знания нет вершины.
Пословица
Пятнадцатого августа мы заранее разделили имущество,
снаряжение и бензин, хотя должны были идти вместе до центра
Убур-Хангайского аймака -- города Арбаин-Хере. Несмотря на
дождь, начавшийся к вечеру, Новожилов отправился на поиски
ископаемых по своему усмотрению. Почти в сумерках он нашел
скопление костей, которое прозевали все исследователи,
неоднократно топтавшиеся в том месте. Уже ночью неутомимый
искатель притащил полупудовый обломок черепа мастодонта. В
темноте Новожилов упал и разбил находку на несколько кусков, но
тут же собрал все осколки, ползая на коленях. Как обычно, по
мелкой пакости судьбы, подобные открытия случались в последний
момент, когда все уже было упаковано и готово к отправке. На
следующее утро Эглон, Орлов и Новожилов поехали на место
находки мастодонта. Они нашли там несколько костей мастодонтов
и носорогов, однако сочли, что раскопок ставить не стоит. Тогда
я отдал приказ о выступлении.
День хмурился, по ветру плыли облака -- гладкие и
округлые, как громадные валуны. Мы въехали в сухое русло,
окунулись в запах полыни и цветов и начали бесконечно длинный
подъем на окаймлявшее "Долину Озер" плоскогорье. За ним
голубели южные вершины Хангая -- обетованной земли аратов.
После перевала мы спускались наугад несколько километров без
всякой дороги на беспредельную равнину, покрытую настоящей
травой. Хотя преобладали ковыль и полынь, но уже пестрели
разные цветы, а в низинках колыхались на ветру пушистые головки
пырея. Это была уже не Гоби, а настоящая степь, похожая на
южнорусскую или казахстанскую.
Справа показалась кристально прозрачная быстрая речка
Аргуин-гол ("Северная мелкая речка"). На берегу стояли юрты и
несколько деревянных построек. Здесь помещался Гун-Нарин сомон
("Глубокий узкий сомон"), относившийся уже к Убур-Хангайскому
