назовешь не так. Ну, не будем терять времени. Вы, как и я,
невропатолог, а с вашими статьями по психофизиологии я знаком.
Наверное, и сейчас о том же мечтаете?
- После войны еще больше. Но...
- Теперь не те времена.
- Как бы не так! Инерция велика. Вот и за мной хвост какой-то
тянется, как сказал мне Рябушкин. Откуда он знает? Я, конечно,
рассказывал о своей практике товарищам по работе. Видимо, кто-то нашел
нужным написать вам сюда. Еще Лев Толстой упрекал русскую
интеллигенцию в "неистребимой склонности писать доносы" - его
собственная формулировка.
- Положим, вы это слишком! - в один голос воскликнули оба
собеседника. - Ведь знать людей-то надо.
- Только по делам, а не по хвостам. Мы не крокодилы, у тех,
наверное, в почете тот, у которого хвост длиннее. Разрешите мне
рассказать вам одну короткую историю. Можно? - И на согласный кивок
начальника кадров Гирин продолжал: - Вы знаете, что еще в прошлом
столетии ученые-археологи в Египте раскапывали Тель-эль-Амарну -
развалины столицы фараона Эхнатона. Особенного фараона, реформатора
религии и общественной жизни. Нашли громадный архив папирусов или чего
еще там, на чем писали в те времена, всего несколько тысяч документов,
книг, записей - целую библиотеку дворца фараона. Ученые набросились на
нее, как коршуны, - библиотека за полторы тысячи лет до нашей эры, да
еще в эпоху реформ! Нашелся ключ ко всей истории, науке, религии
Древнего Египта. Кропотливая расшифровка иероглифов продолжалась до
двадцатых годов нашего века. И что же? Никаких данных о науке, жизни,
даже религии. Тысячи кляуз! Не ручаюсь, точно ли помню, но примерно
так - шестьдесят процентов доносов, сорок процентов униженных просьб
пожаловать, что тогда жаловали холуям - землю, дачу, рабов, не знаю уж
что. Это было три с половиной тысячи лет назад! А сейчас, да еще в,
первом социалистическом государстве мира, надо, чтобы даже памяти о
таком не осталось. Прежде всего надо покончить с этим хвостом старого
мира.
- Хорош! - кивнул на него Медведев. - Ежели всегда вы так
задиристы с коллегами, то и неудивительно. Еще не то напишут!
- Важно не то, что напишут, важно, чтобы...
- Ладно, понятно. Но вы все-таки расскажите, что это был за
случай. - Гирин начал без воодушевления:
- До войны, когда я работал в Вологодской областной больнице... -
А в памяти уже возникли все подробности его неудачи.
...Побывав на консультации в районе, он на обратном пути
заночевал в небольшой деревне на областном тракте. Около часу ночи его
разбудили двое детей из соседней деревни, прибежавших сюда в надежде
на помощь проезжающих.
- Отец заболел, слышь-ко, сильно-т как, муценье глядеть, -
объясняла запыхавшаяся белобрысая девчонка, в то время как мальчик лет
двенадцати, ее брат, исподлобья и с детской надеждой смотрел на
сонного Гирина.
Из расспросов выяснилось, что вечером у отца на щеке вдруг
появилось красное пятно, началась сильная боль, так что здоровый
сорокалетний мужик иногда "криком кричал". А пятно стало красным как
уголь, и смотреть на него было никак невозможно...
- Почему невозможно? - тщетно домогался Гирин, перебирая в памяти
все, что он знал о нарывах, гангренах и прочих гнойных заболеваниях.
- Скорее, дяденька доктур, очень муцается он, - торопила
девчонка, пока Гирин одевался и проверял свой медицинский чемоданчик,
в котором возил все нужное для первой помощи.
И вдруг Гирина осенило - его отличная память не подвела и на этот
раз.
- Слушай, - задержал он метнувшуюся было к двери девочку, - я
знаю, почему невозможно смотреть на пятно. Только говори верно -
пахнет?
- Ой, как пахнет-то, - все внутри переворачивается!
"Так и есть, нома, или водяной рак, одно из заболеваний, с
которым врач-неспециалист сталкивается раз в жизни, а то и совсем не
встречается!" - соображал Гирин, спотыкаясь в темноте, стараясь не
отстать от проворных ребят.
Нома - редкое заболевание гангренозного характера у детей и лишь
в совершенно исключительных случаях у взрослых. Воспаление начинается
на слизистой оболочке рта и быстро выходит наружу в виде небольшой
опухоли ярко-красного цвета, от которой в разные стороны расползаются
валикообразные отростки. Вдоль отростков живая ткань распадается в
густую жидкость с невыносимо тяжелым запахом.
Буквально на глазах большой участок тела может распасться,
обнажая кости. Нома сопровождается иногда ужасной болью, иногда,
наоборот, протекает при пониженной чувствительности. Гирин силился
воскресить в памяти случаи выздоровления от номы, но таких не было.
Только при срочном вмешательстве хирурга, если нацело иссекался весь
пораженный участок и еще большая область вокруг него, тогда страшный
водяной рак оставлял свою жертву искалеченной, но живой.
И если его ждет действительно нома, то что он может сделать? В то
время он не занимался хирургией, кроме несложных вскрываний нарывов,
лечения переломов, извлечения заноз - всего того набора простых ран, с
которым приходится иметь дело каждому врачу, подающему первую помощь.
Скальпель, турникет, ножницы, пинцет - вот и весь набор в его
чемоданчике.
В хорошей - чистой избе его встретила насмерть перепуганная
женщина. Сам хозяин метался на постели, издавая приглушенные стоны.
Рубаха взмокла от пота, так же как и полотенце, наброшенное на плечо и
шею. Капли пота выступили и на лбу под спутавшимися и взмокшими
волосами. Маленькие, глубоко запавшие глаза взглянули на Гирина с
такой радостной верой, что тот постарался прикрыть смущение бодрыми
словами: "Ну сейчас посмотрим".
Страшная вонь, не похожая на то, с чем ему приходилось
встречаться прежде, ударила Гирину в нос. Он постарался сдержать
тошноту и не дышать, но запыхавшемуся после быстрой ходьбы этот запах
так и лез в ноздри. Да, все было так. Красная опухоль с короткими
тупыми отростками находилась на левой щеке, снизу, почти у самого угла
нижней челюсти, а самый большой отросток уже достиг края надключичной
ямки, рассекая кожу неширокой бороздой, на дне которой смутно
просвечивала кость. Достаточно было минутного осмотра, чтобы убедиться
в том, что для иссекания номы требуется сложная операция, которую
районный хирург, вероятно, проделает с уверенностью. Но пока больного
довезут в больницу, опухоль сильно разрастется, и тогда понадобятся
оборудование и персонал областной клиники. Пока доставят в клинику...
Гирин оборвал сам себя, сочтя, что не имеет времени для бесполезных
рассуждений. Чтобы спасти больного, надо было или немедленно доставить
его в больницу, или... или замедлить развитие опухоли. Доставить
немедля было нельзя, значит, оставалось одно - замедлить! Как? Если
перерезать все ткани вокруг пораженного места? Но на какую глубину
идут отростки? И какая гарантия, что они не перейдут через разрезы?
Гирин уселся на подставленный стул и задумался. Вся семья стояла
по углам избы в молчаливом оцепенении, и даже хозяин перестал стонать,
следя за врачом.
А тот, напрягая все душевные силы, пытался найти верное решение.
Враг, с которым он столкнулся, был настолько страшен, что нельзя было
допустить неточности решения. Сам не чувствуя большой уверенности, он
потребовал горячей воды, чистую простыню, раскрыл чемодан и взял шприц
- в заранее стерилизованной коробке. И в тот самый момент, когда он
раскрыл коробку, его вдруг точно встряхнуло. А может, вместо
рассечения тканей инъецировать их новокаином? Может быть, уместно
что-то вроде новокаиновой блокады? Если нома - вирусное заболевание,
то все равно воспаление не должно происходить без участия нервной
регулировки! А если так - новокаин затормозит процесс настолько, чтобы
успеть в операционную. Самое плохое - неизвестно, насколько глубоко
проникает опухоль: ведь барьер из анестезированной ткани надо создать
и под опухолью! Надо много анестетика - не беда, он взял целую
коробку.
Медлительная неуверенность слетела с Гирина. Короткими
повелительными фразами он начал отдавать распоряжения. Запрягать
лошадь и ждать его с больным. Бежать на тракт и останавливать там
первую проходящую машину чем угодно: мольбами, деньгами, угрозами -
весь вопрос был в том, чтобы эта машина случилась теперь же, а не
тогда, когда окончится действие лекарства. Уверенно он приступил к
анестезии, шаг за шагом пропитывая ткани, вспоминая, чему учили
Спасокукоцкий и Вишневский. Скоро бледное кольцо окружило опухоль
онемелым, нечувствительным валиком. Больной перестал метаться,
улыбнулся, попросил молока.
Все шло удачно - и машину остановили на тракте, и быстро привезли
больного, и доехали до рассвета до больницы, и хирург готов был
сделать иссечение, но... больной погиб от коллапса через каких-нибудь
полчаса после приезда. Гирин так и не смог установить, что именно
случилось - была ли у больного аллергия к новокаину, или
анестезированная область захватила аномально проходившую крупную
веточку десятого нерва, или вообще он впрыснул количество анестетика,
оказавшееся больному не под силу, хотя тот и выглядел крепким
человеком. Но самое важное - опухоль не только не прогрессировала, а
сократилась настолько, что хирург и главврач больницы отказались
подтвердить диагноз номы! Получилась большая неприятность: как будто
Гирин ошибся в диагнозе и отравил больного ненужно большим количеством
новокаина, вдобавок впрыснутого неумело! Гирин сумел доказать свою
правоту, представив анализ опухоли и разъяснив мероприятие, но все же
сомнение оставалось и потащилось за ним, как пресловутый крокодилов
хвост. И обвинявшие и оправдавшие его врачи еще не сталкивались с
номой. Все рассуждения носили теоретический характер.
Оба министерских-работника внимательно выслушали его рассказ и
молча переглянулись. Скрывая улыбку, Медведев спросил:
- А правда, что вы еще студентом лечили кого-то с помощью нагана?
- Не нагана, а с помощью Аствацатурова, - возразил горячо Гирин.
- Видите, вам и это известно!
- Но вы ведь никогда и не скрывали?
- Нет, конечно. Только все это было так давно! Никто не отозвался
на вызов в тоне Гирина.
- Так, - произнес, помолчав, начальник отдела кадров. - Знания и
способности у вас, видимо, большие, и вы нужны в исследовательских
институтах, а вот... - говоривший умолк.
- Досказывайте, раз начали.
- Сами понимаете или позже поймете. Что вы скажете, профессор?
- Я полагаю - направить в ту физиологическую лабораторию, о
которой я вам говорил. Пойдете младшим сотрудником в сравнительную
физиологию зрения? - повернулся он к Гирину.
- Пойду... пока, - равнодушно согласился тот.
- Что значит "пока"?
- Пока не будет создана специальная психофизиологическая
лаборатория, необходимость которой докажу и добьюсь организации!
- Ну вот и хорошо, - заключил начальник отдела кадров.
"Неудачно началось у меня в Москве, - раздумывал Гирин, оглядывая
свою комнату с кое-какой приобретенной наспех мебелью. - Провалилось
дело с работой в нужном мне институте. Безденежье не дает возможности
реставрировать статую Анны и привезти ее на выставку. Художники
сказали, что выставят, если я возьму на себя все расходы. И на том
спасибо".
На другой день Гирин отправился в геологический институт, где
работала едва ли не половина тех геологов, которым наша страна обязана
рудами и нефтью, углем и алмазами, бокситами и цементом. Гирин шел по
темным, заставленным шкафами коридорам, с волнением читая на дверях
