- Я выполнял какие-то его непонятные просьбы, устраивал какие-то
встречи, часто с переодеванием, а недавно почти случайно узнал, что мой
сын использует Генератор Жизни в корыстных целях - делает его копии и
продает их разным подозрительным личностям с юга. И что его разыскивает
милиция...
- Разыскивала, - вдруг поправил его капитан. - Практически он в наших
руках.
- В ваших руках? Вы уверены, что он - это он, а не его резиновое
подобие?
- Уверен, - ответил капитан Жуков. - Завтра в двенадцать-ноль-ноль он
будет на чемоданной фабрике. Между прочим, там-то и изготовлялись копии
вашего генератора и туда же переправлялись ломаные - чинить. Только ради
всего святого, это агентурные сведения, поэтому просьба - не разглашать.
- Я буду молчать как рыба.
- Все, товарищи. - Капитан Жуков поднялся. - Главное мы теперь знаем.
Из школы будем расходиться по одному: сначала школьники, за ними -
взрослые.
Я поднял руку.
- Вопрос можно? Экскурсия на чемоданную фабрику с этим... ну, тем,
что завтра... как-нибудь связана?
- Постой-ка. - Капитан Жуков нахмурил брови. - Я разве не говорил?
Это одна из основных частей всей завтрашней операции. Экскурсия отвлечет
их внимание, а дальше... - Он замер на половине фразы и пристально
посмотрел на меня. - Это уже моя забота, что будет дальше. И вообще,
Филиппов, что-то ты под вечер разговорился.
22
Первое, что я увидел на чемоданной фабрике, - это фуражку дяди Пети
Кузьмина, нашего соседа по квартире. Он стоял в проходной на вахте,
загораживая шинелью вход. Лицо его было строгое, а шинель застегнута на
все пуговицы. Меня он, кажется, не узнал.
- Экскурсия, говорите? Сейчас разберемся, какая у вас экскурсия.
Он сунул руку в окошко своей каморки и вынул телефонную трубку.
- Софья Павловна, это вахта. Кузьмин говорит. Соедините меня с
режимом. Егор Петрович? Здравия желаем, Егор Петрович, это Кузьмин
говорит, с вахты. Экскурсия тут у меня, школьники. Бумага есть. Печать
тоже. Почему не пускаю? Дак бумажку ж можно того - подделать. Школьники
же, хулиганье - запросто печать из резинки бахнут. Одни? Почему одни.
Длинный с ними такой, в очках, говорит, что ихний директор. Значит,
пускать? Ну так я пускаю.
- Так. - Дядя Петя обвел нас суровым взглядом. - Почему не по росту?
Всем выстроиться по росту. И руки из карманов убрать. - Он накинул на нос
очки и стал изучать список. - По списку двадцать пять человек, а в
наличии... - Он пальцем пересчитал наши головы. Когда он дошел до меня,
что-то в его глазах такое блеснуло, а может, это мне показалось.
- Кто старший? - сказал он пряча в карман бумажку. - Пусть пройдет в
эту комнату на инструктаж. У нас особое производство, это вам не
какой-нибудь щетинно-щеточный комбинат имени товарища Столярова. Грохнет
на голову чемодан, тогда узнаете, где раки зимуют. И вас, который
директор, попрошу тоже.
Мы с Василием Васильевичем миновали вертушку вахты и прошли за обитую
дермантином дверь. На двери висела табличка "Инструкторская". В комнате
никого не было. На стенах - графики и плакаты; на одном, который висел
ближе других, был нарисован лежащий на полу человек и склонившаяся над ним
санитарка. Сверху было написано: "Оказание первой помощи при падении со
стеллажа чемодана". Я изучил все двадцать четыре пункта инструкции и,
когда дошел до последнего - вызывайте скорую помощь по телефону 03, -
раздался щелчок замка и знакомый голос сказал:
- Цех N_15. Это из проходной - налево. Там вас будут ждать мои люди.
Я обернулся. Перед нами стояла бабка с ведром и веником. Она плюхнула
из ведра воды, примерилась и веником хлестнула по луже.
- Они сорют, а я корячься за шестьдесят рублей.
Из-под синего бабкиного халата вылезали стоптанные рыжие башмаки. Я
все понял, а бабка продолжала брюзжать голосом капитана Жукова:
- Ишь, застряли как мертвые. Ваши давно в обивочную ушедши, лекцию
про чемоданы слушают. Пошли, пошли, нечего тут топтаться, мне еще семь
цехов подметать.
Мы с Василием Васильевичем пустились догонять наших, но свернули не
направо, к обивочной, а налево - к цеху N_15, где нас должны были ждать.
У цеха никого не было. На запертых железных воротах под большой
цифрой "15" мелом было написано: "Не входить! Опасно для жизни! Идет
загрузка сырья" - и нарисован череп с перекрещенными костями.
Василий Васильевич посмотрел на меня, я - на Василия Васильевича, и
мы оба пожали плечами. В том смысле - ну, мол, прибыли, а что дальше?
А дальше послышался долгий жалобный стон, который тут же сменился
коротким веселым скрипом.
Стонала электрическая тележка, а скрипели наваленные на нее горой
чемоданы. И управлял всем этим хозяйством человек с глухарем на шляпе.
- Быстро прячьтесь по чемоданам, - сказал Лодыгин, затормозив. -
Приказ товарища капитана.
Я хотел узнать, зачем прятаться, но увидел, что Василий Васильевич
уже захлопнул над собой крышку, а Лодыгин защелкивает на его чемодане
замок.
Тогда я выбрал себе чемодан по росту, забрался в него, и мы
отправились в трясущейся темноте туда не знаю куда.
Лодыгин, не останавливая тележку, вышиб запертую железную дверь и
отлепил от номера цеха уже не нужную теперь единицу.
В пятом цехе было темно, лишь в глубине, подкрашенные папиросными
огоньками, ворочались над гигантским чаном лопасти перерабатывающей
мельницы.
- Сырье прибыло. Можно загружать, - сказал Лодыгин, спрыгивая с
тележки.
По цеху пробежал хохоток, и пять лодыгинских ртов выплюнули, как
один, папироски. Пять подошв затоптали их, чтобы не случился пожар, а пять
пар рук в больших рукавицах принялись бросать чемоданы на ленту
транспортера-загрузчика.
Когда чемодан со мной отправился в свой последний путь, одна из рук
сняла рукавицу и написала на крышке мелом: "Смерть шпиону Филиппову".
Потом подождала следующего и вывела на его промятом боку: "И примкнувшему
к нему директору Василию Васильевичу".
Я почувствовал, как тряска сменилась резким твердым ударом, и меня,
как царевича в засмоленной бочке, понесло на плавной волне. Интересно, к
какому берегу вынесет меня окиян-море? И чем сейчас занимается капитан
Жуков?
Я просунул руку в карман, хотел погладить теплое брюшко черепахи
Тани, но Тани в кармане не оказалось. Должно быть, вылезла по дороге,
подумал я и успокоился.
Сверху красная кнопка была похожа на звезду Марс, отражающуюся в
ночной глубине колодца.
Балка была гладкая, как озерный лед, и опасная, как стрела железной
дороги, и единственное, о чем Таня молила своего черепашьего бога, - не
сорваться раньше времени вниз.
Она продвинулась еще немного вперед и решила - все, можно прыгать.
По глазам ударила темнота. Таня сделала в воздухе разворот и летела
теперь панцирем вниз, отсчитывая тягучее время.
Удара она не слышала, лишь заметила уголком глаза, как конвейерная
лента остановилась и черные кирпичики чемоданов замерли на краю обрыва.
Свет хлынул, как струя из брандспойта, и одновременно ударил гром. Я
прикрыл руками лицо и хотел рвануться вперед, но кто-то силой удержал меня
за плечо, потом рывком повалил на спину.
Не понимая, что происходит, я опять попытался встать, но бас капитана
Жукова заставил меня остаться на месте.
- Тихо, пока лежи. Не ровен час попадешь под шальную пулю.
Лежать было жестко и неудобно: под ребра что-то давило. Я потрогал -
это был каблук от ботинка. Капитан Жуков высился надо мной каланчой,
приникнув к полевому биноклю.
- Они нас немного перехитрили, но ничего. Все равно победа за нами.
Похоже, мы поднялись с ним на вершину горы - цех был виден отсюда как
на ладони и все, что происходило в цехе.
- Савраскин, держи левый фланг! Они прорываются, - заорал вдруг
капитан страшным голосом и замахал биноклем над головой.
Я посмотрел вниз и увидел, как сразу двое Лодыгиных, размахивая
остатками третьего, надвигаются на какого-то невзрачного на вид паренька,
замершего в боксерской стойке.
Паренек оказался невзрачным только на вид. Он сделал что-то такое,
отчего Лодыгины, бросив третьего, спрятались за железную будку. Но паренек
на этом не успокоился. Притворившись, что тяжело ранен, он брякнулся на
бетонный пол и забился в фальшивой агонии. Один из Лодыгиных выглянул
из-за будки, и тут псевдотяжелораненный сунул в губы тонкую трубку и
сделал мгновенный выдох.
Я присвистнул, так необычно было то, что я увидел потом. Тот Лодыгин,
который неосторожно выглянул из-за будки, на глазах стал делаться дряблым,
ноги его размякли, и скоро на месте, где он стоял, остался лишь небольшой
бугорок - кучка прорезиненной ветоши.
Но до парада победы было еще далеко. Я видел, как побледнел капитан,
потому что внизу из какой-то дырки в стене вылезли сразу с десяток
Лодыгиных и, растянувшись цепью, пошли в атаку.
- Из пескоструйных аппаратов - огонь!!! - что есть мочи скомандовал
капитан, и миллионы искрометных песчинок вонзились в лодыгинские ряды.
И тут чемодан, который все это время мирно лежал в сторонке, вдруг
подпрыгнул как сумасшедший, крышка его откинулась и из него выскочил
Василий Васильевич.
С криком "Коммунисты вперед!" он спрыгнул с высоты вниз и смело
бросился на врага.
Но впереди уже никого не было - одни шипящие воздушные змейки да
баррикада из дырявой резины.
- Вниз! - сказал мне капитан Жуков, и мы сбежали по транспортеру в
цех.
- Он в компрессорной. - Из дыры, той самой, откуда выскочила
вражеская подмога, пошатываясь, выбрался Женька Йоних.
- Замечательно, - сказал капитан. - Из компрессорной только один
выход. Теперь ему не уйти.
- Нет! - раздался вдруг взволнованный голос.
Из-за горы чемоданов, пошатываясь, как и Женька, нам навстречу вышел
Лодыгин и упал перед капитаном Жуковым на колени.
- Не убивайте моего Коленьку! Он хороший, его еще можно
перевоспитать. Я знаю...
- Ох уж мне эти любящие отцы, - смущенно проворчал капитан. - Ладно.
Слушай мою команду. Брать только живым.
Лодыгин-старший стоял возле покореженной двери в компрессорную и
говорил в пробитую ломом дырочку:
- Коля! Это я, твой папа. Сдавайся, Коленька, они тебе ничего плохого
не сделают. Вот и товарищ капитан подтвердит.
- Подтверждаю, - подтвердил капитан Жуков.
- Ну так как, Коля? Сдаешься?
Все прислушались, ожидая, что он ответит.
И он ответил.
Раздался протяжный свист - такой громкий, что у нас заложило уши.
Потом вверху над нашими головами надулась пузырем крыша и лопнула, осыпав
всех железной трухой.
И в облаке белой пыли, как сказочный многоголовый дракон, вырос и
устремился к небу странный воздушный шар.
Десять... двадцать Лодыгиных, собранные в летучую связку, сияли нам
резиновыми улыбками и махали на прощанье рукой.
А под ними в оловянной гондоле плыл по небу еще один человек Лодыгин,
сын другого человека Лодыгина, оставленного им на земле.
С каждым нашим вдохом и выдохом он делался все мельче и мельче, пока
не превратился в один из миллиардов атомов воздуха, по которому он уплывал
на закат.
23
За мостом, за тихой водой реки, опутанный трамвайными проводами, нас
ждал Египет.
Женька подошел ровно в шесть.
- Едем? - сказал я и показал за мост.
- Чего здесь ехать - дойдем.
Женька был не один. В руке он держал футляр, в футляре лежала
скрипка.
Заметив мой удивленный взгляд, Женька слегка смутился.
