вдоль залива синего,
Вдоль домов
с пластмассовыми ребрами,
Сильный парень
в брюках парусиновых,
четко отраженный
небоскребами,
шел походкой
легкой и уверенной
(скулы сжаты,
мускулы расслаблены),
шел, еще не зная, что по берегу
тротуаром знойным
и расплавленным
шла она в коротком платье
с белыми
кружевными листьями-оборками...
И коленки наливались спелыми
яблоками - русскими апортами.
Рио-де-Жанейро жарким веером
раскрывало бездну неизвестного
и в твореньях Оскара Нимейера,
и в твореньях Господа Небесного.
4.
- Господи, что ж тут написано?
Боже, когда ж это кончится?
Тут же и пишуть и пысают, -
плакала бабка-уборщица.
То ли на фабрике Горького,
то ль на Трехгорке, покорная
плакала бабка... И горькие
Слезы стекали в уборную.
- Господи Сусе, Мать Божия, -
плакала бабка обиженно. -
Рази была я похожая
с девками теми бесстыжими?
Рази затем я родилася,
пищи скоромной не кушала,
в церкву ходила молилася,
матушку родную слушала,
чтобы увидеть, как свинские
твари, о ком мы заботимся,
пишуть слова сатанинские...
Боже, куда же мы котимся?
Бабка к стене прислонилася,
ногтем шкребя,
словно ножиком...
- Боже, прости их и смилуйся!
Слышишь ли ты меня,
Боженька?
5.
- Слышишь, Ларка, зря ты не ходила:
вчера так ночь прошла не хило!
Стою на "съеме"... Ровно в десять,
Фигак! - и фриц на "мерседесе"...
По тормозам - и дверцу настежь:
- Майн кляйне глюк!
Дас ист фантастиш!
А я ему - мол, "мани, мани..."
Фигак! - И "стольничек" в кармане.
Потом гляжу - летит "тойота",
а там - козел, с лицом койота.
Но хоть козел, а с тормозами...
Дала с закрытыми глазами.
Потом опять - встаю на якорь...
И вдруг - фигак! -
"Май нэйм из Якоб..."
Часок прошел -
"Май нэйм из Ричард..."
Нюхни там, в сумке,
"Нину Риччи" -
презент от Пьера, от Кардана...
Все из Парижа, все - "монтана"!
А ты... Работа да общага...
Ваще, в натуре, - бедолага...
- Но ты ведь тоже похудела...
- Да что ты, разве в этом дело?
Ведь ты себе не представляешь,
Какой, блин, допинг получаешь,
когда дежуришь у "Союза",
И вдруг "жигуль" подвалит юзом...
Фигак! А там "совок" в натуре:
"Садитесь, девушка, покурим..."
А ты его так отоваришь:
"Вы ошибаетесь, товарищ,
вам надо ехать к Каланчевке -
я не курю по мелочевке!"
Так доведешь экстаз до точки,
поправишь вроде бы чулочки...
И токо вверх подымешь флаг -
Фигак! И сразу - "кадиллак"!
Почти, как в Рио-де-Жанейра...
Не то, что тут, у инженера...
Представь себе - песчаный берег,
мулаты, бухта, много денег...
Оливы, кофе, пальмы, полночь...
И вдоль залива...
- Глохни, сволочь! -
Лариса выдохнула сухо, -
Не смей об этом,
слышишь, шлюха!
- Ты что, Лариска, обалдела?
Ведь я ж помочь тебе хотела!
На кой тебе пердильный цех?
Возьми наплюй на них на всех.
Давай, булыжники прицепим,
парфюм наложим, гайки, цепи...
Изобразим, как надо, глазки -
чтоб были в боевой раскраске...
А хочешь - дам свои колготки?..
Как у тебя, в порядке шмотки?
- Тогда ищи в цеху подмену -
Выходим в ночь, на третью смену...
6.
В ту ночь подорожала колбаса
копченая. И было очень сыро.
И за окном, примерно, в два часа
разверзлись небеса и бездной мира
наполнились. И окна стали петь,
вернее, стали щебетать, как сойка...
И перестала тягостно скрипеть
измятая гостиничная койка.
И перестала комната дышать
прерывистым шуршанием червонцев...
И воспарила легкая душа
навстречу целомудренному солнцу...
И он вошел. И сделалось светло,
и ты, вскочив, закрылась занавеской.
Но озарилось мутное стекло.
И, отделившись от карниза, резко
ты взмыла ввысь.
И ты была нага,
И ты пыталась
облаком прикрыться...
Но только обнаженная нога
светилась, как парящая Жар-Птица...
И он летел... И тело, словно сон,
не ощущало страха или срама.
И он летел... Да кто?
Не знаю... Он...
И только губы повторяли:
- "Мама..."
7.
Мимо пляжа, вдоль залива синего,
шла, верней, летела легче легкого
золотоволосая, красивая
девушка из города далекого.
Океан был чисто и торжественно
вшит в Копакабану синим гарусом...
И она была такою женственной,
и плыла над пляжем белым парусом.
Дон Жозе да Флор де Жаирзинио
Шел навстречу... И казались сонными
волны океана темно-синего
со своими теплыми муссонами.
8.
- Конечно же, эти муссоны
свистят, потому что на свете
масоны, масоны, масоны
плетут свои тайные сети,
в поганые воды назло нам
культуру Руси окуная...
Поставим заслоны, заслоны -
пархатым муссонам Синая!
Поставим, разыщем, раскроем,
проверим по ЖЭКкам и ДЭЗам!
У нас будет каждый героем,
кто выжжет каленым железом
распутство, разврат, разложенье!
Мы требуем помощь Минфина!..
Оратор в конце предложенья
схватился за горло графина. -
Чтоб их сатанинского рока
Не слышали русские люди!
Пусть будет жестоким уроком!
Пусть будет! Пусть будет! Пусть будет!
Пусть каждый из вас будет стойким!
Мы знаем, чего мы тут хочем!
Во имя святой перестройки
аминь, патриоты! Я кончил...
Простите, не кончил я, ибо
хочу я, пусть это и глупо,
поклоном отвесить "спасибо"
дирекции вашего клуба,
которой признателен очень
в борьбе за права человека!..
Теперь я действительно кончил.
Поэтому щас - дискотека!
9.
Начальник крутильно-прядильного цеха
Варфоломей Ерофеич Каплан
был меломаном, когда пела Пьеха,
и пил, если цех не вытягивал план.
А план был большим, напряженным и трудным,
а в пряже такая обрывность была,
что Варфоломея горящие "трубы"
всегда раскалялись почти добела!
- Почти довела до истерики, стерва!-
услышал Каплан сквозь рокочущий гул, -
и так на пределе измотаны нервы,
а ты позволяешь такое - прогул!..
Иди объясняйся с начальником, крыса!..
Надтреснуто скрипнула старая дверь...
- Простите, к вам можно?
- Входите, Лариса...
Ну что там у вас приключилось теперь?
Теперь, когда все горизонты открыты!
Теперь, когда трудимся все мы в поту!
Теперь, когда все рубежи перекрыты!
Теперь, когда каждый трояк на счету!
Теперь, когда каждый...
- Каплан поперхнулся
и строго на девушку поднял глаза...
И вдруг неожиданно он улыбнулся,
как это случалось лет тридцать назад.
Лариса сидела, как дева, как фея,
и тихо к груди прикасалась рука...
- Эх! - выдохнул Варфоломей Ерофеич,
впервые подумав, что жизнь коротка.
10.
В платьице коротком, мимо синего
шара с блеклой краскою обшарпанной...
- Я люблю тебя, моя красивая -
шелестели чьи-то губы жаркие.
- Я люблю тебя, моя прекрасная! -
шелестели чьи-то руки сильные.
Мимо плача, мимо платья грязного,
мимо пляжа, вдоль залива синего.
11.
- Да ты не волнуйся, все будет путево!
- у Варфоломея вспотела рубаха,
- А хочешь - устрою одну из путевок
в круиз по Европе со скидкой соцстраха?
Да что ты раскисла, на самом-то деле?
О чем загрустила? Все было так мило...
А хочешь - в Бразилию на две недели?
Могу посодействовать. Ты заслужила...
А стаж в этом деле не так уж и важен.
Важна репутация!.. Что? Не понятно?
- Понятно. Катитесь с Бразилией вашей...
А я там была уже... Только - бесплатно.
12.
Улетали журавли.
Мимо дома улетали.
И казалось - до земли
синим клином доставали.
Задевали о порог,
осыпая мелкой дрожью
и распутицу дорог,
и распутье бездорожья...
Улетали, в вышине
разметая эхо гула...
Плыли тени по стене...
Дед Кузьма привстал со стула:
- Ты вернулась... Бог ты мой!
Как же так? Вернулась, Ларка!
Насовсем уже, домой!..
- Ладно, деда, хватит каркать...
Я и так ведь на мели...
- Довели... Эх, бабы-дуры!
Улетали журавли.
У плетня толкались куры.
***
(Эпилог)
Мимо плеса, мимо леса синего
журавли летели в страны жаркие.
И взмывало небо парусиною...
И колеса по асфальту шаркали.
Добрынин Андрей Владимирович
Родился в 1957 году в Москве
Окончил экономический факультет ВАСХНИЛ им. Тимирязева
Сотрудник московских издательств
Со-редактор газеты "Клюква"
Участник всех орденских сборников
Автор книг: "Черный пробел" (1992), "Пески", "Бестиарий" (1994) "Холод" (1995)
Ряд стихов переведен на иностранные языки
Член Союза Российских писателей
Великий Приор ОКМ
xxx
С запада тянутся тучи, клубясь,
Утро мрачней чем итог перестройки,
Рыжая сука по кличке "Чубайс"
Праздно слоняется возле помойки.
Я у помойки люблю постоять,
Нравится мне созерцанье отбросов,
Только вот сука пристанет опять,
Ей не понять, что такое философ.
Смотрит в глаза, ничего не боясь-
Кто же тут правильно мысли оформит?
Прочь, беспардонная сука Чубайс!
Пусть тебя, суку, Америка кормит.
Каждый стремится хоть что-то урвать-
Бабы, политики, дети, собаки.
Выстроить всю эту жадную рать
И показать на помойные баки:
"Там даровая таится жратва,
А не в дырявых карманах поэта.
Место вам всем на помойке, братва,
Нынче же в жизнь воплощается это.
Вот они где, даровые харчи,
А не в моих невысоких доходах.
Рьяно в тухлятине ройтесь, рвачи-
И обретете питанье и отдых.
Ну-ка на первый-второй рассчитайсь!
Знайте: ленивым не будет поблажки:
Рыжая сука по кличке Чубайс
Будет кусать их за толстые ляжки".
"Случайных встреч на свете нет...."
Случайных встреч на свете нет,
И вот друг друга мы нашли;
Перемещения планет
К одной помойке нас вели.
Качаясь, ты к помойке шла,
Открыв в улыбке шесть зубов,
И враз мне сердце обожгла
Непобедимая любовь.
Душою я взлетел до звезд
И машинально закурил,
И чуть протухший бычий хвост
Тебе я робко подарил.
Тебя умчать я обещал
В цветущий город Душанбе,
И цикладолом угощал,
И звал в котельную к себе.
Соединила нас любовь
В котельной, в сломанном котле,
Но мы отныне будем вновь
Скитаться порознь по земле.
Я скинул ватник и порты,
А майка расползлась сама,
Но тут захохотала ты,
Как будто вдруг сошла с ума.
Что ж, хохочи и не щади
Моих возвышенных идей,
Увидев на моей груди
Четыре профиля вождей.
Исполнил я свой долг мужской,
Но этого не будет впредь,
Не в силах к женщине такой
Я страстью подлинной гореть.
Мы в парк весенний не пойдем
С тобой бутылки собирать;
Нам никогда не быть вдвоем,
Раз на вождей тебе насрать.
Другую буду похмелять
Одеколоном я с утра-
Ведь мне нужна не просто блядь,
А друг, соратник и сестра.
"В Ростове, у рынка центрального..."
В Ростове, у рынка центрального,
Усядусь я прямо в пыли,
Чтоб звуки напева печального
С гармошки моей потекли.
Пою я о девушке брошенной,
Печальной, хорошей такой,
И смотрят в мой рот перекошенный
Грузины со смутной тоской.
Нечистой наживы глашатаи
Поймут, что барыш ни к чему,
Раз грубые бабы усатые
Их ждут в надоевшем дому.
Поймут, что всей жизнью расплатятся
Они за свое ремесло-
Ведь счастье в голубеньком платьице
В слезах безвозвратно ушло.
Торгуют они помидорами,
Но деньги считают едва ль,
Впиваясь незрячими взорами
В закатную нежную даль.
И скоро торговцы советские
Почувствуют горький экстаз,
И слезы хрустальные, детские
Из красных покатятся глаз.
Веду я мелодию грустную
И горько трясу головой,
И жижею сладкой арбузною
Приклеен мой зад к мостовой.
Струятся рулады печальные
И в кепку мне сыплется медь,
И яркие мухи нахальные
Стремяться мне в рот залететь.
И зорко слежу я за кепкою:
Когда она будет полна,
За ваше здоровьичко крепкое
Я белого выпью вина.
(из книги "Триумф непостоянства")
xxx
Противная американка
По имени Олбрайт Мадлен
напором тяжелого танка
Пытается "взять меня в плен".
Но формула смутная эта
Не может того затемнить,
что хочет старуха поэта
К сожительству нагло склонить.
Багрянцем пылает помада
На лике совином ее.
Противлюсь я робко: "Не надо,
Не трогайте тело мое.
Вы всё-таки где-то не правы
Ведь вам уж немало годков.
Хоть многим старушки по нраву,
Но верьте, что я не таков.
Вы дама культурная все же,
Зачем перешли вы на мат?
Какой вы пример молодежи,
