Он прошел вперед, Жильбер последовал за ним.
Внизу их ждала карета. Они сели в нее, и карета сейчас же
покатилась, хотя граф не отдавал никаких приказаний; очевидно, кучер
знал заранее, куда нужно ехать.
Спустя четверть часа езды, во время которой Жильбер про себя
отметил, что они проехали весь Париж и оказались за городскими
воротами, карета остановилась на большом квадратном дворе, в
который выходили два ряда зарешеченных окон.
За каретой ворота захлопнулись.
Ступив на землю, Жильбер понял, что оказался в тюремном дворе, а
присмотревшись ко двору, узнал тюрьму Бисетр.
Место, печальное само по себе, казалось еще более мрачным из-за
холодного света, словно против воли просачивавшегося на этот двор.
Было около четверти седьмого; в этот час холод одолевал даже
самых стойких.
Мелкий косой дождик исполосовал серые стены.
Посреди двора пятеро или шестеро плотников под
предводительством старшего, а также под руководством невысокого,
одетого в черное человечка, суетившегося больше всех других,
устанавливали машину незнакомой и странной конструкции.
При виде двух незнакомцев человечек в черном поднял голову.
Жильбер вздрогнул; он узнал доктора Гильотена, с которым
встречался у Марата. Эта машина в натуральную величину
представляла собой то, что он видел в макете в каморке редактора
газеты Друг народа.
А господин в черном узнал Калиостро и Жильбера. Должно быть,
их появление произвело на него некоторое впечатление, потому что он
оставил на время свое занятие и подошел к ним.
Однако прежде он все-таки наказал старшине плотников
внимательнейшим образом следить за работой.
- Эй, мэтр Гидон!.. - обратился он. - Вот так хорошо... Заканчивайте
фундамент; фундамент - основа всякого сооружения. Когда фундамент
будет готов, установите два столба, да не забудьте справиться с
отметками, чтобы столбы не оказались ни слишком далеко друг от
друга, ни слишком близко. Впрочем, я буду поблизости и прослежу.
Он подошел к Калиостро и Жильберу, те уже шли ему навстречу.
- Здравствуйте, барон, - молвил он. - Очень любезно с вашей
стороны, что вы пришли первым и привели к нам доктора. Доктор!
Помните, я приглашал вас у Марата посмотреть на мой опыт; к
сожалению, я забыл тогда спросить ваш адрес... Вы сейчас увидите
нечто весьма любопытное: это - самая филантропическая машина из
всех, существовавших когда-либо на земле.
Неожиданно обернувшись к машине, своему любимому детищу, он
прокричал:
- Эй, Гидон, что это вы там делаете? Вы ставите все задом наперед.
Бросившись к лестнице, которую два его помощника только что
приставили к одной из сторон, он вмиг оказался на основании машины,
где его присутствие было необходимо, чтобы исправить ошибку
плотников, которые были еще не очень сильны в секретах новой
машины.
- Ну вот, теперь другое дело, - заметил доктор Гильотен, довольный
тем, что под его руководством работа пошла на лад, - теперь осталось
только вставить нож в пазы... Гидон! Гидон! - закричал он вдруг,
словно в испуге. - Почему же пазы не отделаны медью?
- Знаете, доктор, я подумал, что если их сделать из крепкого дуба да
хорошенько смазать, это будет даже лучше, чем из меди, - отвечал
старшина плотников.
- Ну да, - проворчал доктор, - опять экономите!.. И это - когда речь
идет о развитии науки и благе человечества! Гидон! Если наш
сегодняшний опыт не удастся, отвечать будете вы. Господа! Призываю
вас в свидетели, - продолжал доктор, обращаясь к Калиостро и
Жильберу, - прошу вас отметить, что я заказывал пазы из меди и
выражал решительный протест против того, что меди нет...
Итак, если теперь нож остановится на полпути или будет плохо
скользить, то это будет не по моей вине, я умываю руки.
Через восемнадцать столетий доктор, стоявший на фундаменте
новой машины, повторил известный жест Пилата.
Однако несмотря на все препятствия, продолжалось строительство
машины, все более принимавшей очертания смертоносной колесницы,
что приводило в восторг ее создателя и заставляло трепетать от ужаса
доктора Жильбера.
А Калиостро был по-прежнему невозмутим; после гибели Лоренцы
сердце его словно окаменело.
Вот как выглядела машина.
Прежде всего, она стояла на помосте, к которому вела лестница.
Помост представлял собою, по примеру эшафота, площадку в
форме квадрата со стороной в пятнадцать футов. На этой площадке на
расстоянии около двух третей напротив лестницы высились два
параллельных столба около двенадцати футов высотой.
Столбы были снабжены теми самыми пазами, на которых мастер
Гидор сэкономил медь, и это, как мы видели, вызвало яростное
возмущение филантропа - доктора Гильотена.
По этим пазам и падал при помощи распрямлявшейся пружины нож
в виде полумесяца, скользя под действием собственной тяжести, в
сотни раз увеличенной силой пружины.
Между столбами было приспособлено двустворчатое окошко с
отверстием, в которое могла пройти человеческая голова; когда
створки окошка соединялись, шея оказывалась как в кольце.
В определенный момент срабатывал рычаг, представлявший собой
доску длиною в человеческий рост, и эта доска оказывалась на уровне
окошка.
Все это, как видит читатель, было неплохо придумано.
Пока плотники, мастер Гидон и доктор заканчивали сооружение
машины, пока Калиостро и Жильбер обсуждали ее устройство, - граф
оспаривал у доктора Гильотена славу изобретателя, полагая, что у его
машины есть предшественницы: итальянская mannaya и в особенности
тулузский топор, при помощи которого был казнен маршал
Монморанси <В этой области, - говорит Рюисегюр, - используют
топор, закрепленный между двумя деревянными брусками, когда
голова ложится на блок, палач отпускает веревку топор падает и
отделяет голову от тела (Прим автора.)>, - новые зрители, вызванные,
без сомнения, также для участия в опыте, заполнили двор.
Среди них был уже знакомый нам старик, сыгравший одну из
главных ролей в нашей длинной истории; ему суждено было скоро
умереть от неизлечимой болезни; однако по настоятельному
требованию своего собрата Гильотена он был вынужден подняться с
постели и, невзирая на ранний час и ненастную погоду, приехал
посмотреть, как действует машина.
Жильбер узнал его и почтительно пошел к нему навстречу Его
сопровождал г-н Жиро, парижский архитектор; своей должности он и
был обязан специальным приглашением.
Вторая группа держалась особняком; она состояла из четырех
чрезвычайно просто одетых мужчин, которые ни с кем не здоровались,
да и с ними тоже никто не раскланивался.
Едва войдя во двор, эти четверо прошли в самый дальний угол,
подальше от Жильбера и Калиостро, и держались в этом углу со всею
скромностью, тихо переговариваясь и, несмотря на дождь, обнажив
головы.
Предводитель этой группы или по крайней мере тот, кого трое
других почтительно слушали, когда он что-нибудь тихо им говорил,
был высокий господин лет пятидесяти двух; у него было открытое
лицо, он доброжелательно улыбался.
Звали этого человека Шарль-Луи-Самсон; он родился 15 февраля
1738 года, присутствовал на казни Дамьена, четвертованного его
отцом, а также помогал ему, когда тот имел честь отрубить голову г-ну
де Лалли-Толендалю. У него было прозвище: парижский мастер.
Трое других господ были: его сын, на долю которого выпала честь
помогать ему в готовившейся казни Людовика XVI, и двое его
помощников.
Присутствие парижского мастера, его сына и двух его подручных
красноречиво свидетельствовало о назначении страшной машины г-на
Гильотена, лишний раз доказывая, что его опыт проводился если не по
приказу, то уж во всяком случае с одобрения правительства.
Парижский мастер был теперь печален: если машина, на
испытание которой его позвали, будет одобрена, вся заманчивая
сторона его профессии уйдет в тень; исполнитель, являвшийся толпе в
образе карающего ангела с пылающим мечом в руке, превращался в
палача, всего-навсего Дергающего за веревку.
Вот в чем, по его мнению, состояло истинное противоречие, Дождь
превратился в неприятную морось; опасаясь, как бы непогода не
испугала кого-нибудь из зрителей, доктор Гильотен обратился к более
важным из них, то есть к Калиостро, Жильберу, доктору Луи и
архитектору Жиро, почувствовав, подобно директору театра,
нетерпение публики:
- Господа, мы ждем только доктора Кабаниса. Как только он
прибудет, мы можем начинать.
Едва он проговорил эти слова, как третья карета въехала во двор; из
нее вышел господин лет сорока с открытым умным лицом; у него были
живые глаза, вопросительно глядевшие на окружающих.
Это и был последний зритель, доктор Кабанис.
Он любезно раскланялся с каждым из присутствовавших, как и
подобало философствовавшему доктору, подошел пожать руку
Гильотену, который с высоты площадки прокричал ему: Скорее,
доктор, скорее же, мы ждем только вас! - и присоединился к той
группе, где были Жильбер и Калиостро.
В это время кучер доктора Кабаниса ставил экипаж рядом с двумя
другими каретами.
Фиакр парижского мастера хозяин из скромности оставил у
ворот.
- Господа! - проговорил доктор Гильотен. - Мы больше никого не
ждем и сейчас же начинаем.
По его знаку распахнулась дверь, оттуда вышли два господина в
серых мундирах, неся на плечах мешок, отдаленно напоминавший
очертаниями человеческое тело.
В окнах показались бледные лица, с ужасом следившие за
непонятным и ужасным зрелищем; никто этих людей не думал
приглашать на представление, и они не понимали ни смысла
приготовлений к нему, ни его цели.
Глава 11
ВЕЧЕР В ПАВИЛЬОНЕ ФЛОРЫ
Вечером того же дня, то есть 24 декабря, накануне Рождества, в
павильоне Флоры был прием.
Королева не пожелала принимать гостей у себя, и потому принцесса
де Ламбаль устроила в своем павильоне прием от имени королевы и
развлекала гостей до появления ее величества.
Как только пришла королева, все пошло так, словно вечер проходил
в павильоне Марсан, а не в павильоне Флоры.
Утром барон Изидор де Шарни возвратился из Турина и
незамедлительно был принят сначала королем, потом королевой.
Оба они были с ним чрезвычайно любезны, особенно королева, и
вот почему.
Прежде всего Изидор был братом Шарни, и пока того не было в
Париже, королеве было приятно видеть перед собой Изидора.
Кроме того, Изидор привез от графа д'Артуа и принца де Конде
сообщения, которые находили живой отклик в ее сердце.
Принцы рекомендовали королеве обратить внимание на план
маркиза де Фавра и приглашали ее воспользоваться преданностью
этого отважного дворянина, чтобы покинуть Париж и присоединиться
к ним в Турине.
Еще ему было поручено передать маркизу де Фавра от имени
принца, что они с большой симпатией относятся к его плану и желают
ему успешного его исполнения.
Королева целый час не отпускала от себя Изидора, пригласила его
на вечер к ее высочеству де Ламбаль и позволила ему удалиться только
после того, как он отпросился для выполнения поручения к маркизу де
Фавра.
Королева не сказала ничего определенного по поводу своего
бегства. Она только поручила Изидору подтвердить маркизу и маркизе
де Фавра слова, сказанные ею во время аудиенции маркизы в тот
самый день, когда она внезапно появилась у короля, принимавшего
маркиза де Фавра.
Выйдя от королевы, Изидор сейчас же отправился к г-ну де Фавра,
проживавшему на площади в доме номер двадцать один.
Барона де Шарни приняла маркиза де Фавра. Поначалу она ему
сказала, что ее мужа нет дома; однако когда она услышала имя
посетителя, узнала, с какими людьми он виделся всего час назад, а
также с кем он расстался несколько дней тому назад, она призналась,
что ее муж дома, и приказала его позвать.
Маркиз вошел в комнату. У него было открытое лицо и смеющиеся
