холодок на шее.
- А-а, это вы, доктор! - вскричал Марат, оборачиваясь к маленькому
человечку лет сорока пяти; его изящный костюм и изысканные манеры
до странности не гармонировали с внешним видом Марата; он держал
в руках небольшую коробку, формой и размерами напоминавшую те, в
каких бывают детские игрушки.
- Что это у вас? - спросил Марат.
- Модель моей знаменитой машины, дорогой Марат... Если не
ошибаюсь, - вглядываясь в темноту, прибавил вновь прибывший, - это
доктор Жильбер, не так ли?
- Он самый, сударь, - с поклоном отвечал Жильбер.
- Очень рад, сударь! Вы нам, разумеется, ничуть не помешаете;
напротив, я буду счастлив услышать мнение столь выдающегося
человека о моем детище. Надобно вам заметить, дорогой Марат, что я
нашел отличного плотника по имени Гидон, он и делает мне машину в
натуральную величину... Это дорого! Он требует у меня пять с
половиной тысяч франков! Впрочем, мне ничего не жалко для блага
человечества... Через два месяца она будет готова, и мы сможем
испытать ее, а после этого я предложу ее вниманию Национального
собрания. Надеюсь, вы поддержите мое предложение в своей
замечательной газете, господин Марат, хотя, по правде говоря, моя
машина говорит сама за себя, господин Жильбер, в чем вы сию минуту
убедитесь сами. Но несколько строк в Друге народа не помешают.
- О, будьте покойны! Я посвящу ей целый номер!
- Вы очень добры, дорогой Марат; но, как говорится, я не хочу
продавать вам кота в мешке.
И он достал из кармана другую коробочку, вчетверо меньше
первой; из нее донесся шум, свидетельствовавший о том, что в коробке
сидит какое-то животное, вернее, несколько животных, очень
недовольных тем, что их держат взаперти.
Марат услышал этот шум.
- Ого! Что это у вас там? - спросил он.
- Сейчас увидите, - отвечал доктор.
Марат протянул руку к коробочке.
- Осторожно! - поспешил предупредить его Гильотен. - Не упустите
их, мы не сможем их поймать; это мечи, которым мы будем рубить
головы... Что это, доктор Жильбер?.. Вы нас покидаете?..
- Увы, да, сударь, - отвечал Жильбер, - к моему великому
сожалению! Мой сын нынче вечером попал под лошадь; доктор Марат
подобрал его на мостовой, пустил ему кровь и наложил повязку; он и
мне однажды спас жизнь при подобных обстоятельствах. Я еще раз
приношу вам свою благодарность, господин Марат. Мальчику
необходимы свежая постель, отдых, уход - вот почему я не могу
присутствовать при вашем любопытном опыте.
- Но вы ведь будете зрителем через два месяца, когда машина будет
готова, не так ли? Обещаете, доктор?
- Обещаю, сударь.
- Ловлю вас на слове, слышите?
- Я сдержу свое слово.
- Доктор, - молвил Марат, - мне ведь не нужно просить вас
сохранять в тайне мое местопребывание, правда?
- О, сударь...
- Видите ли, если ваш друг Лафайет узнает, где я прячусь, он
прикажет меня пристрелить, как собаку, или повесить, как вора.
- Пристрелить! Повесить! - вскричал Гильотен. - Скоро мы
покончим с этим варварством. Скоро мы сможем предложить смерть
легкую, тихую, мгновенную! Это будет такая смерть, что уставшие от
жизни старики, пожелавшие покончить с ней, как философы и
мудрецы, предпочтут ее естественной смерти! Идите сюда, доктор
Марат, посмотрите!
Позабыв о докторе Жильбере, Гильотен раскрыл первую коробку и
стал устанавливать свою машину у Марата на столе, а тот не сводил с
нее любопытных глаз.
Воспользовавшись тем, что они занялись машиной, Жильбер
поспешно поднял спящего Себастьена на руки и пошел по лестнице;
Альбертина проводила его и тщательно заперла за ним дверь.
Очутившись на улице, он понял по пробежавшему по его лицу
холодку, что обливается потом.
- О Боже! - прошептал он. - Что станется с этим городом, если в его
подвалах скрываются в настоящую минуту хотя бы пятьсот таких вот
филантропов, занятых делом, подобным тому, свидетелем которого я
только что был; а ведь наступит день, когда они выползут на свет?!.
Глава 15
КАТРИН
От улицы Сурдьер до дома Жильбера на улице Сент-Оноре было
недалеко.
Дом его был расположен чуть дальше собора Успенья, напротив
мастерской столяра по имени Дюпле.
Ночная прохлада и движение разбудили Себастьена. Он хотел было
встать на ноги, однако отец воспротивился и продолжал нести его на
руках.
Подойдя к двери своего дома, Жильбер на минутку опустил
Себастьена на ноги и что было мочи забарабанил в дверь, чтобы
поскорее разбудить привратника и не заставлять Себастьена ждать на
улице.
По другую сторону двери вскоре послышались тяжелые, но
торопливые шаги.
- Это вы, господин Жильбер? - раздался чей-то голос.
- Ба! Это голос Питу, - заметил Себастьен.
- Слава Богу! - вскричал Питу, отворяя Дверь. - Себастьен нашелся!
Он повернулся в сторону лестницы; там вдалеке горела свеча.
- Господин Бийо! Господин Бийо! - закричал Питу. - Себастьен
нашелся! Цел и невредим, я надеюсь; правда, доктор?
- Ничего опасного, во всяком случае, - отвечал доктор. - Иди,
Себастьен, иди сюда!
Поручив Питу запереть дверь, он опять поднял мальчика на руки и
на глазах изумленного привратника, появившегося на пороге своей
каморки в ночном колпаке и рубашке, стал подниматься по лестнице.
Бийо пошел впереди, освещая дорогу; Питу замыкал шествие.
Доктор жил на третьем этаже; широко распахнутые двери
свидетельствовали о том, что его ждали. Он уложил Себастьена в
постель.
Питу был обеспокоен и не отступал от них ни на шаг. Судя по грязи,
облепившей его башмаки, чулки и штаны и забрызгавшей куртку, было
нетрудно догадаться, что у него за плечами долгая дорога.
Проводив заплаканную Катрин домой и услышав из уст самой
девушки, слишком глубоко потрясенной, чтобы скрывать свое горе,
что причиной ее состояния послужил отъезд Изидора де Шарни в
Париж, Питу, вдвойне переживавший за Катрин, и как влюбленный и
как друг, оставил ее на попечении рыдавшей мамаши Бийо и не спеша
зашагал в Арамон, постоянно оглядываясь на ферму, которую он
оставлял с тяжелым сердцем, страдая и за Катрин, и за себя самого.
Вот почему он пришел в Арамон лишь на рассвете.
Он до такой степени был озабочен происходящим, что, подобно
Сексту, увидавшему, что его жена мертва, сел на кровать, уставившись
в пространство и положив руки на колени.
Наконец он поднялся, словно очнувшись, но не от сна, а от
занимавшей его мысли, потом огляделся и увидел рядом с листком,
исписанным его рукой, другой лист.
Он подошел к столу и прочел письмо Себастьена.
К чести Питу надобно заметить, что, подумав о том, что его другу
грозит опасность, он в то же мгновение позабыл о личных невзгодах.
Не заботясь о том, что мальчик, пустившись накануне в путь, мог
намного опередить его, Питу доверился своим длинным ногам и
отправился вдогонку в надежде скоро его настичь, если только
Себастьен не встретит фиакр и будет вынужден продолжать путь
пешком.
Кроме того, Себастьен непременно будет делать в дороге
остановки, тогда как он, Питу, пойдет, не останавливаясь.
Питу ничего не стал брать с собой в дорогу. Он лишь перепоясался
кожаным ремнем, как делал всегда, когда впереди лежал долгий путь;
он зажал под мышкой булку за четыре ливра, вложив в нее кусок
колбасы, и с палкой в руке отправился в дорогу.
Когда Питу шел своим обычным шагом, он проходил по полторы
мили в час; если же он торопился, он мог проделать и две мили.
Но ему пришлось несколько раз остановиться, чтобы утолить
жажду, завязать шнурки на башмаках, расспросить о Себастьене, и
потому за десять часов он прошел из конца улицы Ларни до городских
ворот Виллет; еще час ему понадобился на то, чтобы от городских
ворот добраться до дома доктора Жильбера из-за большого скопления
карет на улицах: весь путь занял у него одиннадцать часов: он вышел в
девять утра, а в восемь вечера уже был на месте.
Как помнят читатели, именно в это время Андре увозила Себастьена
из Тюильри, а доктор Жильбер беседовал с королем. И потому Питу не
нашел ни доктора Жильбера, ни Себастьена, но он застал в доме Бийо.
Бийо ничего не слыхал о Себастьене и понятия не имел о том, в
котором часу должен вернуться Жильбер.
Несчастный Питу был до такой степени взволнован, НО что даже не
подумал заговорить с Бийо о Катрин. Он то И дело жаловался на то,
что его, к несчастью, не оказалось дома в то время, когда заходил
Себастьен.
Так как он захватил с собой письмо Себастьена, чтобы в случае
необходимости оправдаться в глазах доктора, он стал перечитывать это
письмо, что уж вовсе было напрасно, потому что он и без того знал
письмо назубок.
Так в тоске и печали проходило время для Питу и Бийо с восьми
вечера до двух часов ночи.
Ах, до чего долгими им показались эти шесть часов! Чтобы прийти
из Виллер-Котре в Париж, Питу понадобилось немногим больше.
В два часа ночи послышался стук молотка в дверь, уже в десятый
раз с тех пор, как пришел Питу.
Каждый раз, как слышался стук, Питу скатывался с лестницы и,
несмотря на то, что ему предстояло преодолеть сорок ступеней, он
оказывался внизу в ту минуту, как привратник дергал за шнурок.
Однако всякий раз надежда его оказывалась обманутой: ни
Жильбер, ни Себастьен не появлялись, и он снова медленно и печально
поднимался к Бийо.
Наконец, как мы уже сказали, он спустился вниз еще проворнее, и
его нетерпение было вознаграждено, когда он увидел, что вернулись и
отец и сын, доктор Жильбер и Себастьен.
Жильбер поблагодарил Питу, как того и заслуживал славный малый,
то есть пожал ему руку; он подумал, что после того, как юноша
прошел пешком восемнадцать миль да еще провел без сна н отдыха
шесть часов, путешественнику необходимо отдохнуть: он пожелал ему
доброй ночи и отправил спать.
С той минуты, как Себастьен нашелся, Питу думал только о Катрин;
он понял, что настало время поговорить по душам с Бийо. Он сделал
Бийо знак следовать за ним.
Жильбер пожелал сам ухаживать за Себастьеном. Он осмотрел
кровоподтек на его груди, приложил ухо к телу в нескольких местах;
потом, убедившись, что дыхание его ничем не стеснено, он устроился в
кресле рядом с постелью мальчика; несмотря на довольно сильную
лихорадку, тот вскоре заснул.
Жильбер подумал вот о чем: судя по тому, что перенес он сам,
Андре, должно быть, испытывает сильное беспокойство; он кликнул
камердинера и приказал ему немедленно отправляться на ближайшую
почту, дабы Андре как можно раньше получила его письмо; в нем
было сказано следующее:
Не волнуйтесь, мальчик нашелся, ему ничто не угрожает.
На следующее утро Бийо попросил у Жильбера позволения войти к
нему.
Добродушно улыбаясь, Питу выглядывал из-за спины Бийо, в лице
которого Жильбер приметил выражение печали.
- Что случилось, друг мой? Что вы хотите мне сообщить? - спросил
доктор.
- А то, господин Жильбер, что вы хорошо сделали, задержав меня
здесь: ведь я был вам нужен, вам и родине; однако пока я оставался в
Париже, дома дела пошли плохо.
Да не подумает читатель, что Питу открыл тайну Катрин и
рассказал о ее отношениях с Изидором. Нет, благородное сердце
бравого командующего Национальной гвардией Арамона было не
способно на предательство. Он лишь сообщил Бийо, что урожай в этом
году плох, что рожь не уродилась, что пшеницу побило градом, что
амбары заполнены только на треть и что он нашел Катрин без чувств
на дороге из Виллер-Котре в Писле.
Бийо не слишком встревожили неурожаи ржи и засыпка зерна;
однако он сам едва не лишился чувств, узнав об обмороке Катрин.
Славный папаша Бийо твердо знал, что такая бойкая и крепкая
девушка, как Катрин, не сомлеет на большой дороге без всякой
причины.
Он замучил Питу расспросами, и, как ни сдержан был Питу в своих
