она еще покажет себя! И что же, бабушка, оказывается, была
права! Моя Серапиона и есть потомок того дохлого поросенка.
-- Да она лучше некоторых молодцов! -- сказал я.
-- Зурикела, ведь ты умный парень! -- просиял польщенный
Илико.- Ну-ка, скажи по совести, разве моя Серапиона не
достойна всяческого уважения?
-- А по-моему, Илико, дорогой, ты ее просто
недооцениваешь,сказал Илларион.- На кой черт тебе эта
разбойничья фотография деда Харитона с закатившимися глазами?
Пригласи нашего Павлушу-фотографа и закажи ему портрет
Серапионы; лучше этого портрета что ты можешь повесить в
комнате?
-- Илларион Шеварднадзе, если эта свинья не лучше тебя,
чтоб я ее гроб вынес из своего дома,- сказал Илико и так
посмотрел на Иллариона, что я понял: назревал скандал, и это в
то время, когда заветная бутылка с водкой была уже так близко!
Я подмигнул Иллариону нашел тоже время шутить, и сказал:
-- Не обращай на него внимания, Илико! Твоя свинья только
говорить не умеет, а так совсем как человек.
Илико испытующе взглянул на меня. Я выдержал взгляд. Тогда
Илико встал и, бормоча что-то под Нос, пошел за водкой.
-- Нашел время шутить! -- набросился я на Иллариона.
-- Идите вы все к черту! -- огрызнулся Илларион. -- Уже и
слова нельзя вымолвить! Может, кланяться прикажете этой вонючей
свинье!
Илико принес бутылку водки, три стакана и пару заплесневелых
чурчхел. Первые два стакана выпили молча, кивнув друг другу
головой. Перед третьим стаканом Илико держал речь:
-- Зурикела, теперь ты считаешься ученым человеком.
Правда, со страшными мучениями и переживаниями, но все же
дотащился ты до девятого класса. Ну вот, если не учил, так хоть
слышал, может быть, что нашим предком была обезьяна.
-- А какой же еще предок мог быть у тебя, как не обезьяна?
-- вставил Илларион. Теперь он ничем не рисковал -- бутылка с
водкой стояла перед ним. Но Илико будто и не слышал.
-- Я хоть и не особенно силен в науке, но думаю, что это
не совсем правильно. Мне кажется, что у разных людей были
разные предки. Взять, к примеру, Серапиона Сепертеладзе... его
предком наверняка была свинья. Посмотри на мою Серапиону и на
Серапиона Сепертеладзе! Чем не близнецы? Говорить не умеет? Ну
и что же? Ведь рождаются немые люди? Вот так и моя Серапиона...
-- А вот я расскажу об этом Серапиону Сепертеладзе, он
тебе покажет предков! -- сказал Илларион.
-- Пожалуйста, расскажи! Что он и сам, думаешь, не знает!
-- парировал Илико. -- Да я тебе лучше скажу. Видишь Иллариона?
-- продолжал он, обращаясь ко мне. Илларион насторожился.
-- Ну, вижу...
-- Знакомо тебе его упрямством
-- Ну, положим, знакомо...
-- Ты видел, как он смеется1 Это же ослиный рев! -- Я был
вынужден согласиться. -- А его длинные уши ты тоже видишь? --
возражать не приходилось: факт был налицо. -- А теперь, если
можешь, докажи мне, что предок Иллариона не был ослом!
Илларион поперхнулся чурчхелой и закашлялся. Отдышавшись, он
встал, взял шапку и, не произнеся ни слова, направился к
калитке. Потом с сожалением оглянулся на бутылку, вернулся,
наполнил стакан, одним духом выпил и так же молча пошел к
выходу. И только дойдя до калитки, он обернулся и крикнул:
-- Ну, одноглазый черт, ты еще попляшешь у меня!
Илико удовлетворенно посмеивался.
...Приближался долгожданный день появления на свет божий
йоркширского потомства. Ко двору Илико началось паломничество
будущих свиновладельцев. Сдав положенный пуд кукурузы, они
получали расписку следующего содержания:
"Я, Илико Чигогидзе, получил от гражданина такоro-то один пуд
кукурузного зерна, взамен обязуюсь выдать ему одного поросенка
(указывался пол новорожденного), после того как перестанет
сосать".
Переговоры проходили довольно мирно, в атмосфере дружбы и
взаимопонимания, если не считать одного обстоятельства: каждый
покупатель старался во что бы то ни стало заполучить себе
поросенка-самку.
-- Люди! -- сокрушался Илико. -- Где это видано, чтобы
свинья рожала двенадцать самок!
-- Почему же, -- отвечали ему. -- У Кучулия Цинцадзе,
например, двенадцать дочерей!
-- Пожалуйста, в таком случае договаривайтесь с Кучулия и
Серапионой, и пусть Кучулия выдает вам расписки! Я ничего не
знаю больше!
-- Илико Чигогидзе, будь ты немного моложе, вырвал бы я у
тебя твой проклятый язык! -- бесился Кучулия.
-- Будь я немного моложе, распорол бы тебя по швам! --
наступал Илико.
Были среди покупателей и такие, которые пытались выторговать
саму Серапиону. Но Илико здраво смотрел на жизнь своим
единственным здоровым глазом. Душу запродал бы, но Серапиону
ни за что.
-- Ну, что тебе еще нужно? -- приставал к нему Аслан из
Суреби. -- Отдаю за свинью коня и двести штук отборной дранки в
придачу. Договорились?
-- Ищи дурака, дорогой Аслан! Сейчас военное положение:
коня могут забрать в кавалерию, а моя Серапиона кому нужна?
-- Продай свинью, пока не поздно! -- пугал Аслан. -- Все
равно ей пропадать, -- Гитлер на Hocy!
-- Поживем -- увидим, дорогой Аслан. А ты не знаешь, не
из-за моей ли свиньи Гитлер напал на нас? -- спрашивал Илико,
После этого Аслану оставалось безнадежно махнуть рукой и уйти.
Однажды вечером Илико пришел к нам и свалил под мушмулой мешок
с кукурузой.
-- Что это, Илико? -- спросила бабушка.
-- Вчера я выдал одиннадцать расписок на потом- ство
Серапионы, -- объявил Илико, -- и получил один- надцать пудов
кукурузы. Теперь до осени мне хватит.
-- Почему одиннадцать? -- удивилась бабушка. -- Ведь
Серапиона всегда рождает не меньше двенадцати поросят?
-- Одного поросенка я дарю твоему прохвосту. И вот
кукурузу тоже. Не обижайся, Ольга. Знаешь ведь, как я люблю
этого лоботряса.
-- Боже милостивый, пошли счастья и радостей Илико
Чигогидзе и всей его семье. Пусть наполнится его дом добром, --
прослезилась бабушка и поцелова- ла Илико в лоб.
-- Ночью сходим на мельницу, через час зайди за мной! --
сказал мне Илико и ушел...
...Уже брезжил рассвет, когда я и Илико с мешками муки на
плечах возвращались домой. На ветвях деревьев, унизанных
курами, точно соревнуясь друг с другом, старательно драли горло
петухи. Вдруг мы услышали ужасающий вопль.
-- Это Машико кричит, -- сказал Илико. -- Неужели
извещение о сыне получила, несчастная? ..
Мы ускорили шаг.
-- Угораздило же проклятую сдыхать в моем дворе! --
причитала Машико. -- Попробуй теперь убеди этого одноглазого,
что я тут ни при чем!
Охваченный страшным предчувствием, Илико выронил мешок и, сразу
обессилев, опустился на землю. Я стремглав помчался ко двору
Машико, подбежал к плетню -- застыл от ужаса: у самой калитки
лежала и жалобно похрюкивала похудевшая до неузнаваемости
Серапиона. Тут же валялось двенадцать крохотных попосячьих
трупов!
-- Что случилось, Машико? -- с трудом выговорил я.
-- Несчастье, несчастье, Зурикела. Вот тут через дыру в
заборе пролезла -- и пожалуйста... Сколько раз я предупреждала
его: приглядывай, старый черт, за свиньей, не позволяй ей
лазить куда вздумается! Не послушался, окаянный! .. Теперь
пусть локти кусает! Собрались соседи -- пострадавшие,
сочувствующие и просто любопытные. Последним во двор пришел
Илико. Побледневший, осунувшийся, он долго смотрел на
Серапиону, потом снял шапку, в сердцах швырнул ее на землю и
сказал:
-- Где твоя справедливость, господи?! Совести у тебя нет!
Что мне теперь делать?
-- Крепись, Илико! -- раздались ободряющие голоса. --
Ничего ведь страшного не случилось: свинья жива, и все будет в
порядке! При ее-то темпераменте! ..
-- А как быть с кредиторами? -- сокрушался Илико.
-- Обойдется как-нибудь...
-- Соседи, люди добрые, согласны ждать до следующего
опороса? -- обратился Илико к кредиторам.
Наступило неловкое молчание.
-- Ну как, подождем? -- спросил кто-то.
-- А что ты с ним поделаешь? Не отбирать же у него теперь
кукурузу! Да и черта с два он ее отдаст! Кругом захохотали.
Даже Илико улыбнулся. Инцидент близился к благополучному концу.
Но тут неожиданно в толпу ворвался разъяренный Серапион
Сепертеладзе.
-- Эй ты, черт одноглазый, -- набросился он на Илико, --
последний раз предупреждаю: или перемени имя своей проклятой
свинье, или я за себя не ручаюсь! При свидетелях заявляю!
-- Ты что, пьян или белены объелся! Чего орешь?! --
огрызнулся Илико.
-- Он еще спрашивает! Половина села собралась у моего
дома, -- слышали, говорят, Серапион разрешился поросятами! Бабы
к жене лезут с соболезнованиями!.. А он еще спрашивает!.. Убью
обоих -- и тебя и Твою паршивую свинью!..
Толпа покатывалась со смеху, и вместе со всеми хохотал Илико.
Вырывавшегося из рук Серапиона насилу отвели домой.
-- А поросята-то оказались самками... Все двенадцать... --
проговорил Илико и искоса поглядел на Кучулию Цинцадзе.
Соседи понемногу разошлись. Остались только я, Илларион,Илико
и Серапиона.
-- Погубила она меня, -- сказал Илико.
-- Пойдем-ка домой, -- сказал Илларион.
-- Пойдем, Илико! -- сказал я.
В ту ночь мы справили поминки по безвременно погибшим
поросятам...
АТТЕСТАТ ЗРЕЛОСТИ
Шло время. Дни, не похожие друг на друга, как испеченные в
золе бабушкины лепешки, сменялись днями. И каждый новый день
приносил новую радость. Отцы, мужья, сыновья, братья
возвращались в родные дома.
Из нашей семьи на фронте не было никого, но я каждый день
вместе со всеми выходил на дорогу встречать грузовики, на
которых возвращались в село раненые и увешанные орденами бойцы.
Вместе с друзьями я обнимал и целовал их.
Незнакомые смущенно улыбались, знакомые ласково трепали меня по
щеке и замечали, что я здорово вырос и возмужал. Радость,
счастье и мир, неожиданно покинувшие наше село четыре года
назад, вновь возвращались к нам. И село встречало их, как
встречает мать давно потерянного и вновь обретенного сына.
Шла весна 1945 года...
Под щедрыми лучами солнца цвела пробудившаяся природа. Вдали,
на склонах бархатистых гор, паслись стада. Воздух был наполнен
ароматом полевых цветов.
В школе занятий уже не было. Мы готовились к выпускным
экзаменам.
Я и Мери с утра шли на край села, к старой заброшенной
мельнице, усаживались в тени огромного орехового дерева и
занимались.
Вот и сегодня мы сидим под деревом и готовимся к грузинскому
языку.
-- Стихи ты должен знать наизусть, -- говорит Мери. -- Вот
послушай -- это Галактион.
В сердце мечта таится, Небо -- полоской ясной. Юноша: "Стой,
девица!" Девушка: "Сгинь, несчастный!"
-- Моя бабушка здесь бы сказала: чтоб ты провалился сквозь
землю, бессовестный, -- говорю я.
Мери смеется и закрывает мне рот рукой -- не мешай, мол.
Потом я читаю свои любимые стихи, которые, хотя их и нет в
программе, я обязательно прочту на экзамене:
На Ксани и Арагви снова Луга окрестные в цветах, И терпкой
патокой медовой Опять кипят твои уста.
Мери сидит, обхватив колени руками, и смотрит куда-то
вдаль, в бездонную синеву неба, где плывут еле заметные белые
хлопья облаков.
Через тысячу лет я тебя призываю, иди, Стану горсткою
пепла я в молниях жарких твоих...-
продолжаю я.
-- Ты, я вижу, опять стихи сочиняешь?! -- раздалось вдруг
у самого моего уха.
Я подскочил словно ужаленный и обернулся. Передо мной стоял
улыбающийся Илларион.
-- Мы к экзаменам готовимся. Здравствуй, Илларион!
-- Вижу, вижу, как вы готовитесь... Ну, здравствуйте! --
