ОХОТА
Спустя неделю после моего чудесного исцеления к нам во
двор зашел Илларион. Он прилег на траву под грушевым деревом,
закурил самокрутку и, сладко потягиваясь, спросил:
-- Ну, что, собачник, перенес операцию?
-- Вам всем, конечно, начхать, а я чуть было не погиб!
-- Скажи, пожалуйста! "Погиб"! А какая тебе грозила
опасность? Ну, вскрыли бы твой паршивый череп и тут же бы и
захлопнули. Чего копаться-то в пустоте?
-- Ладно, ладно... "В пустоте"... Зато ты да твой дружок
Илико -- ума палата!
Помолчали.
-- Что это твоей собаки не видать? -- спросил Илларион, и
в тот же миг, словно в ответ на его слова, раздался отчаянный
собачий визг.
-- Убью скотину, убью! Пропади ты пропадом,
Зурукела-негодник, вместе со своей собакой! И где ты ее
откопал. эту безродную тварь?! Слыханное ли дело! сперва
таскала яйца из-под наседки, а теперь принялась за цыплят! По
тропинке между изгородями, громко голося и размахивая палкой,
ковыляла соседка Ефросинэ. Перед ней, жалобно скуля и волоча
заднюю ногу, бежал мой бедный Мурада.
-- Держи его! -- вопил из своего двора муж Ефросинэ. -- Да
что ты раскричалась, баба! Что случилось?! выскочила из дома
бабушка.- Это кто же, по-твоему, безродная тварь? Наш Мурада?
Да он, если хочешь знать, породистее твоего мужа и всей вашей
родни!... Проваливай лучше, пока не поздно! Безродный... Да я
за него с двух доек сыр отдала мельнику Симону!
Ефросинэ, которая больше всего на свете боялась бабушки,
тотчас же повернула обратно, а Мурада с видом оскорбленного
достоинства прилег у моих ног. Не сводя глаз с удалявшейся
Ефросинэ, он жалобно повизгивал. Как только женщина скрылась за
поворотом, собака умолкла.
-- Здравствуй, Мурада! -- поздоровался с собакой Илларион.
"Здравствуй!" -- ответил про себя Мурада и приветливо
вильнул хвостом.
-- Ах ты, лисья порода! -- улыбнулся Илларион, доставая
изо рта собаки цыплячий пух. -- За что тебя пробрали?
"А бог их знает, -- проговорил про себя Мурада, --
оставляют без присмотра цыплят на улице, а потом еще
обижаются..."
-- Крепко досталось тебе?
"Порядком",- ответил про себя Мурада и взглянул на
ушибленную ногу.
-- Не огорчайся, пройдет...
"Да не так уж и больно, как хотелось бы Ефросинэ",-
улыбнулся Мурада, тряхнул ушами и стал лизать Иллариону руку.
-- Что с его мордой? -- спросил меня Илларион.
-- Обжегся, дурак. Вчера вздумалось ему стащить со
сковороды мчади, вот и угодил носом в огонь...
-- Это правда, Мурада?
"Эх, на сей раз не повезло, поторопился малость",-
вздохнул Мурада и облизнулся.
-- Да ты, брат, не собака, а настоящее сокровиxqe! --
произнес с уважением Илларион.- Вот этот собачник, гляди, какой
верзила вымахал, а все на бабушкиной шее сидит, а ты уже сам о
себе заботишься. Молодец! Однако воровать все же нельзя, это ты
учти! Краденый кусок впрок не идет. Вот хоть возьми нашего
завскладом Датико,- близок его смертный час. А какой ненасытный
был, все ему мало. Теперь вот валяется в постели, как списанный
товар. Слышишь?
"Слышать-то слышу, да что с того? Все воруют, а я что,
божий агнец В конце концов я обыкновенный пес",- возразил про
себя Мурада.
-- Ладно, иди к себе и не вздумай убегать со двора, не то
поколочу, сукин ты сын! -- сказал я и легонько пнул собаку
ногой. "He ругайся!" -- огрызнулся Мурада и, поджав хвост,
побрел восвояси.
Илларион скрутил самокрутку, затянулся и сказал:
-- Утром обошел я колхозные поля, побеги сои сплошь
обглоданы, не иначе, как зайцы шалят... Следы видел... Не
мешало бы пройтись завтра утром с ружьем...
-- Знаю я твоих зайцев! Прошлый раз ты тоже потащил меня,
а заячьи следы оказались козьими.
-- А сейчас, говорю тебе,- заячьи! Кроме того, помет
заячий!
-- Ну ладно, пойдем. Смотри только, как бы заячий помет
тоже не оказался козьим!
-- Не учи меня, сопляк! Приготовь-ка к утру ружье да
захвати своего глупого пса, авось пригодится...- сказал
Илларион, нахлобучил мне по самый нос фуражку и ушел.
На другое утро, чуть свет, мы пробирались сквозь высокую -- по
колено -- росистую траву. Впереди шагал Илларион, за ним -- я,
за мной трусил весь мокрый, облепленный репьем Мурада.
-- Вот это собака! -- насмехался Илларион.- Никак за
зайцев нас принимает -- по следу идет. Скажи ей, пусть бежит
вперед!
-- Марш вперед! -- приказал я собаке.
Мурада послушно сел.
-- Устал пес. Может, и нам отдохнуть и перекусить
чero-нибудь, а? -- спросил Илларион и опустился на землю.
-- Что ж, отдохнем,- согласился я и уселся рядом.
Илларион извлек из сумки вареную курицу, мчади, ,молодой
сыр, бутылку виноградной водки и разложил все это на большом
круглом камне. Я, со своей стороны, прибавил к столу пхали
(блюдо из травы с острой приправой) из крапивы, лобио, вареную
картошку, соль. И пиршество началось.
-- Смотри, Илларион, не чавкай громко, зайцев распутаешь!
-- предупредил я.
-- Ты над кем смеешься, урод? Зайцев здесь хоть пруд
пруди, только искать их нужно с головой! -- рассердился
Илларион.
Он наполнил стакан водкой и, произнеся обычное "будем
здоровы", осушил его.
-- Будем здоровы! -- сказал я и тоже выпил.
-- Закуси чем-нибудь, сгоришь!
-- Подумаешь! Не видал я сивухи!
-- Мерзавец! Сивуху поищи у своей бабушки! .. Ну, давай по
второй!
-- Давай! -- охотно согласился я, выпил и вдруг
развеселился.Ну и пробирает! Бьет прямо в почки!
-- Еще бы -- чистая чача (по-грузински и "почка" и
"виноградная водка".)!
-- Выпьем по третьей,- предложил я.
-- Выпьем!
Илларион быстро опрокинул в рот стакан и достал кисет с
табаком.
-- На вот, возьми мой кисет, табак у меня знатный:
стамбульский! -- сказал я, протягивая полный кисет.
Илларион взял кисет, понюхал табак, подозрительно взглянул
на меня, но все же скрутил козью ножку, зажег, затянулся и...
опрокинулся на спину.
-- Что с тобой, Илларион?! -- кинулся я к нему.
Илларион лежал побледневший, с закатившимися мазами и
молчал,
-- Мурада, скорей воды! -- крикнул я.
Илларион отрицательно покачал головой, медленно
приподнялся, долго смотрел на меня покрасневшими глазами, потом
глубоко вздохнул и спросил голосом приговоренного:
-- Откуда у тебя этот табак?
-- Илико подарил. А что?
Илларион наполнил стакан, смахнул слезу, потом простер руку к
небу и медленно, торжественно произнес:
-- Боже всесильный, покарай всех жуликов и подлецов на
свете! Ниспошли на Илико Чигогидзе кару, чтобы корчился он в
адских муках и некому было бы подать ему руку помощи, кроме
меня! Аминь!
-- В чем дело, дядя Илларион?!
-- К табаку примешан перец!
-- Ну, тогда выпьем по четвертой, и пусть бог накажет
Илико! -- сказал я, выпил, и вдруг мне захотелось поцеловать
длинный нос Иллариона.
-- Дядюшка Илларион, дорогой мой, ты лучше всех на свете!
Если б ты знал, как я тебя люблю! У тебя длинный нос и доброе
сердце. Если бы не ты, мне б вообще незачем жить на этом свете.
Поверь мне, дядюшка Илларион! Дай-ка я тебя поцелую!
-- Ну, говоря откровенно, Зурико, дорогой, другого такого
мальчика, как ты, и свет не рожал! Это пустяки, что я старше
тебя на тридцать лет! Был я твоим ровесником! Был. Будешь ты
моим ровесником! Будешь. Спрашивается, какая между нами
разница? Никакой. Разве имеет значение, у кого больше волос на
голове? Не имеет. Мы друзья! А потому -- выпьем...
...Средь друзей хожу печальный, Я, Симона, эх, долидзе...
затянул я песню.
-- Как это -- "печальный"? Что тебя печалит, дорогой? В
школе обижают, да? Так вот, запомни мое слово -- спалю я вашу
проклятую школу! Или, может, враг у тебя завелся? Ты только
скажи мне, кто он!
И Илларион потряс ружьем.
-- Давай, пли, Илларион! Пусть узнает весь мир, арго мы --
это мы! Ау-у-у!..
Илларион спустил оба курка, ружье громыхнуло. эхо, словно
пташка в клетке, долго бросалось от горы к горе, потом, найдя
выход, выпорхнуло и умчалось куда-то...
...Я проснулся от холода, протер глаза и огляделся.
По-видимому, Мурада давно закончил завтрак, убрал все со стола
и куда-то ушел...
Я разбудил Иллариона.
-- Не стой над головой, точно стражник! -- огрызнулся он.-
И убери, ради бога, ружье, еще выстрелишь, чего доброго, тогда
берегись, расквашу твой дурацкий нос!
-- Пройдусь немного, может, зайца встречу...
-- Иди, иди... будешь стрелять -- не забудь закрыть левый
глаз! -- крикнул мне вдогонку Илларион.
Не успел я сделать и десятка шагов, как услышал отчаянную
ругань Иллариона:
-- Вай, чтоб ты околела, паршивая! Дерьмо ты, а не собака!
Лаять, что ли, тебе лень, ублюдок несчастный?!
-- Что случилось, Илларион? -- подбежал я с ружьем
наготове.
-- Вот, полюбуйся, пожалуйста,- сказал он, протягивая
ладонь. На ней чернело несколько зернышек заячьего помета.
-- Совсем еще теплые, понимаешь? -- простонал Илларион и
стал яростно давить пальцем зернышки.- Заяц только.что был
здесь, а твой проклятый пес и не учуял его!
-- Где ты их подобрал?
-- Да говорю же тебе, вот тут, рядом, в двух шагах! Ну-ка,
живо, заходи сверху, а я подкараулю здесь! Заяц не мог уйти
далеко!
Я взвел курок и медленно двинулся вверх по косоropy Bcкope
я увидел общипанные побеги сои и заячьи середы. Они вели к
большому кусту орешника. Я несколько раз обошел куст, потом
сильно пнул его нои Вдруг из куста выскочил заяц -- настоящий
заяц длинноухий, косой, с белой полоской на спине.
-- Держи! -- взвизгнул я, словно ошпаренный, и выстрелил.
Заяц, смешно пригнув уши, стрелой помчался вниз.
-- Илларион, не упускай его! -- орал я.
-- Я здесь, не бойся!
На минуту воцарилась гробовая тишина. Затем я услышал
щелканье курка, потом Илларион громко сплюнул, потом что-то
плюхнулось, раздались проклятия, стоны, вздохи и потом вдруг:
-- Держи, держи, Зурикела, он бежит к тебе!
Я присел и вскинул ружье... Неожиданно где-то внизу
бабахнул выстрел, другой, и в тот же миг раздался
душераздирающий собачий визг. В глазах у меня потемнело, ноги
подкосились, и я без звука опустился на землю...
-- Мурада, дорогой, взгляни на меня! -- Я поцеловал своего
верного пса и горько зарыдал.
-- Не плачь, сынок, возьми себя в руки,- сказал Илларион,
смахивая слезу.
Мурада приоткрыл глаза и взглянул на нас. Плакали все трое
-- я, Илларион и Мурада.
-- Тебе больно, Мурада?
"Очень", -- вздохнул бедный пес.
-- Эх, почему у меня не отсохнут руки и не ослепнут глаза!
-- воскликнул Илларион.
"Ладно уж, Илларион, не убивайся... Не нарочно ведь --
спьяна... Кроме того, знаю же я нрав твоего ружья -- из него
выстрелишь во врага, угодишь в друга... Помнишь, точно так же
ты подстрелил свою собаку... Так что не стоит сокрушаться... Я
на тебя не в обиде... Одно досадно: Ефросинэ будет рада! А
впрочем, бог с ней, пусть радуется..." Сказав все это про себя,
Мурада ласково потерся мордой о колено Иллариона.
-- И он должен псом называться, а Илико -- человеком! Где
же тут справедливость~! -- вздохнул Илларион.
-- Мурада, крепись, дружище! Потерпи немного! -- нагнулся
я к Мураде.
"Ну, нет, брат, плохи мои дела... Как это у вас говорится?
"Заживет, как на собаке"! А я вот умираю... Умираю,
Зурикела..."
-- Крепись, крепись, Мурада. Будь до конца мужественной
