пустыми людьми, ради удовлетворения нездорового любопытства
собиравшимися на этом же пляжике под тем предлогом, что тут-де
можно замечательно повеселиться и вообще увидеть одну из
достопримечательностей Непенте. То есть, это она теперь не
снисходила. Так было далеко не всегда. Многое переменилось с
тех пор, как на острове объявился Петр Великий. В те
невозвратные времена воспитанная в правилах лютеранства госпожа
Стейнлин, не скупясь на выражения, кляла столь откровенные
проявления животного начала. Ныне же душевная дружба с
красавцем-апостолом открыла ей мистический смысл происходящего.
Земная любовь чем-то неземным овеяла ее душу. Завеса пала,
теперь за внешним обличием она прозревала Символическую
Потусторонность. Глубоко проникнув в ее сокровенный смысл,
госпожа Стейнлин говорила теперь, что зрелище это вызывает в
сознании картины Века Невинности, в который мир был еще юн...
Внезапно в поле зрения епископа оказалась щегольская
гребная лодка, направлявшаяся к нему со стороны маленькой
бухточки и находившаяся уже в нескольких ярдах, когда он ее
заметил. Епископ умело нырнул, а вынырнув, обнаружил прямо над
собой мистера Кита, улыбавшегося ему, с глуповатым
благоволением взирая сквозь очки.
-- Прекрасно выглядите, -- сказал мистер Кит. -- Совсем
как русалка, только без хвоста.
-- Вы мне льстите.
-- Нисколько. Забирайтесь в лодку, я вас покатаю.
-- Может быть, все же прихватить с собой одежду?
-- Как вам будет угодно. Если хотите одеться, мы можем
снять вас вон с того валуна.
-- Вы очень любезны.
Еще бы не любезен. Пригласить кого-либо из друзей на борт
одной из своих яхт или гребных лодок означало для мистера Кита
совершить акт редкостного самоотречения, ибо он говорил, что
нет на свете судна, будь то даже океанский лайнер, достаточно
просторного, чтобы вместить более одного пассажира.
-- А вы не без удобства устроились, -- заметил епископ,
ступив на борт и оглядевшись. -- Полагаю, барка Клеопатры
выглядела примерно так же.
-- Ветерка, заслуживающего такого названия, сегодня не
предвидится. Вот и приходится грести.
Красного шелка навес преграждал дорогу солнечным лучам;
убранство крохотного судна -- редкого сорта полированное
дерево, сафьяновые сиденья и разного рода замысловатые
приспособления -- свидетельствовало о вкусе или по меньшей мере
доходе сибарита. Веслами орудовали седоватый, загорелый моряк и
его курчавый сын; на корме восседали двое слуг Кита, которых
мистер Херд мог бы принять за чету древнегреческих
гениев-покровителей, если б стоявший между ними огромный,
современной работы плетеный короб не портил впечатления. Короб
беспокоил епископа как своим несоответствием общему антуражу,
так и тем, что он никак не мог понять его назначения, но мистер
Кит в конце концов разрешил эту загадку, сказав:
-- Я подумал, что стоит самому взглянуть на источник
Святого Илии, а заодно и позавтракать на берегу. Не знаю
только, хватит ли нам двоим содержимого корзинки?
-- Вот этой? Подумать только. Я уж решил, что вы в ней
небольшое пианино везете. А что за источник?
-- Так вы ничего не слыхали? Совсем ничего?
И он рассказал о событиях предыдущего дня.
-- Как? -- продолжал он. -- Вам даже про мисс Уилберфорс
ничего не рассказывали? Не знаю, то ли она решила, что у нее
опять день рождения, то ли дурные знамения подействовали ей на
нервы... Обычная, в общем, история, хотя и с несколько большим
размахом. С гораздо большим. Видите ли, была уже поздняя ночь,
а ей непременно хотелось спеть "Доброе старое время", да она
еще пыталась перевести слова на свой собственный, не вполне
обычный итальянский арестовавшему ее полицейскому. Короче
говоря, шум стоял изрядный, пока кто-то не выбросил из окна
одеяло. Полицейский оказался новичком, еще не знакомым с ее
повадками, так что они его потрясли до глубины души. К тому же
его жена пожаловалась Судье, а тот поутру дал мне знать, что
она сидит в кутузке.
-- В тюрьме? Английская леди?
-- Ну, вообще-то далеко не впервые. Однако, моя реакция
ничем не отличалась от вашей. Я выкупил ее и заткнул Судье рот
пятидесятифранковым билетом. Только пожалуйста -- строго между
нами.
Услышанное не порадовало мистера Херда. Как-то оно
выбивалось из царившей на Непенте гармонии. Он заметил:
-- Судя по всему, в том, что касается скандальных
развлечений для общества, на мисс Уилберфорс вполне можно
положиться. Я был бы рад чем-нибудь помочь этой несчастной.
-- Милейшая женщина! Не представляю, что бы мы без нее
делали. Кстати, вы Дениса в последнее время не видели? Нам
следует быть поласковее с этим молодым человеком, Херд.
По-моему, здешний ясный языческий свет не сделал его
счастливее. Что-то его гнетет. Какое вы о нем составили мнение?
-- О Денисе? Никакого.
-- Вы меня заинтриговали.
-- Чем же?
-- Тем что шкала ваших ценностей кажется мне перевернутой
с ног на голову. Ваше сердце остается глухим к Денису, но
открывается навстречу никчемной и неизлечимой пьянчужке. Одна
счастлива сверх всякой меры, у другого явно неспокойно на душе.
Но последнее оставляет вас безразличным. Как бы вы это
объяснили?
Мистер Херд задумался. Может быть, его ценности
действительно извращены? Не совершил ли он чего-то такого, за
что ему следует себя укорить? Он вспомнил о недавней встрече с
Денисом, похоже, и впрямь пребывавшем в унынии; они обменялись
несколькими приветственными словами и разошлись. Пожалуй, ему
следовало проявить несколько большее дружелюбие. Нужно будет
при первой же возможности искупить свою вину. Он спросил:
-- Какие-нибудь родственники у него есть?
-- Мать, она сейчас во Флоренции. Они, сколько я понимаю,
в размолвке. Вероятно, он видит ее насквозь, как видит насквозь
Герцогиню, как видел бы и нас с вами, если бы мы ему позволили.
Пока же он блуждает в мечтательных потемках, пытаясь нащупать
собственный путь в жизни и научиться от всех нас чему-либо
полезному. Что общего может иметь такой человек с матерью,
какой бы та ни была?
-- Все, -- с энтузиазмом откликнулся мистер Херд.
-- Решительно ничего. Вы думаете о собственной матери.
Забывая, что вы с ней совершенно не видитесь. На таких условиях
любой сын может сосуществовать с какой угодно матерью. Но факт
остается фактом: никто не понимает юношу так мало, как его
мать. Оглянитесь вокруг и вы поймете, что это правда! Почитай
отца и мать твоих. Пожалуй. Но прежде чем ожидать возникновения
сколько-нибудь разумных отношений между сыновьями и матерями,
следует привить последним хотя бы начатки цивилизованности.
Дочери дело иное. Они циничнее, не такие идеалистки, они
способны ладить с матерями, потому что способны над ними
смеяться. Я говорю об общем положении дел. Разумеется,
существуют блистательные исключения. В настоящее время мать
приносит дитя в мир, но, похоже, этим деянием ее возможности и
исчерпываются. Ни одна из них не в состоянии удовлетворить даже
элементарные животные потребности своего ребенка. Просто
поразительно, какое количество детей ухитряется выжить вопреки
усилиям их матерей. Спросите любого врача.
-- Если это так, значит, что-то неправильно в нашем
общественном устройстве. Будьте уверены, самка канарейки
настолько же толково исполняет свои обязанности, насколько
самец -- свои. Но если судить по опыту, приобретенному мной
среди лондонской бедноты, то отец зачастую просто паразитирует
на жене и детях...
-- Возможно, мы оба правы. Но я все же хотел бы, чтобы вы
немного занялись Денисом. Ладно? Возможно, вы не разобрались в
его характере. А может, он вас побаивается.
-- У вас есть конкретная причина для...
-- Мне не нравится как он выглядит. В последние дни в нем
появилось нечто трагическое.
Мистер Херд почувствовал некоторую досаду. В конце концов,
он приехал на Непенте не для того, чтобы утешать впавших в
меланхолию студентов.
-- Прискорбно думать, что юноша выделил именно меня в
качестве объекта недоверия, -- сказал он. -- Хотя с другой
стороны, я не замечал, чтобы у него и для других находилось
много слов -- для Консула, например, или для мистера Мулена.
-- Для Мулена? Он совершенно прав, не желая связываться с
Муленом. Совершенно прав. Это доказывает, что у него есть
интуиция. Я выяснил, кто такой Мулен. Мерзкий тип. У него много
чего на совести. Живет за счет женщин и шантажа. Его настоящая
фамилия Ретлоу.
И словно желая оставить эту тему, мистер Кит раскурил
сигару.
-- Вы сказали Ретлоу? Странно.
Фамилия показалась епископу знакомой. Где он ее слышал
прежде? Он порылся в памяти. Где же это могло быть? Ретлоу...
Фамилия не очень распространенная. Видимо, какая-то давняя
история. Но где?
В Африке, или может быть раньше?
Его размышления прервал голос старого лодочника, который,
выпустив весло, указал на темневший неподалеку утес и произнес
на сносном английском (все представители старшего поколения
туземцев говорили по-английски, -- их дети осваивали русский):
-- Скала самоубийц, джентльмены. Ах! Много бедного христианина
я здесь подобрал. Бросился вниз. И умер. Иногда на кусочки.
Здесь кровь. Здесь мозги. Здесь нога и ботинок. Здесь палец.
Ах! Бедный христианин. Это так, джентльмены.
Епископ, поеживаясь, оглядел мрачную базальтовую стену и
обернулся к своему спутнику.
-- Отсюда действительно кто-нибудь бросается вниз?
-- Довольно редко. Не больше трех-четырех человек за
сезон, так мне говорили. Местные жители, если и кончают с
собой, то как правило без эффектов, которых позволяет ожидать
окрестный пейзаж. Стреляются или травятся, проявляя тем самым
заботу о ближних. Мало, знаете ли, приятного тащиться в такую
даль на веслах и с риском сломать себе шею лезть на скалы, по
кускам собирая в мешок из-под картошки человеческие останки.
-- Да уж, приятного мало!
-- По сравнению с Англией, -- завелся Кит, -- жизнь здесь
представляется более напряженной, пульсирующей, драматичной --
своего рода леденящим кровь фарсом, полным дурацких
преступлений и невероятных совпадений. Здешняя почва пропитана
кровью. Люди то и дело убивают друг друга или самих себя,
исходя из мотивов, для англичанина совершенно непостижимых.
Хотите, я расскажу вам об одном интереснейшем случае? Я в то
время как раз был на острове. Жил тут один молодой человек --
приятнейший молодой человек -- художник; он был богат, владел
виллой, писал. Мы все его любили. И вот понемногу в нем начали
проступать угрюмость и замкнутость. Он уверял, что изучает
механику. Он мне сам говорил, что как бы ему ни нравилась
ландшафтная живопись, но он считает художника -- настоящего
художника, сказал он -- обязанным владеть дополнительными
научными знаниями, разбираться в фортификации, в резьбе по
дереву, в архитектуре и так далее. Знаете, как Леонардо да
Винчи. Так вот, в один прекрасный день обнаружилось, что он
заперся у себя в спальне и не выходит. А когда выломали дверь,
то увидели, что он соорудил очень красивую гильотину; нож упал;
он лежал по одну сторону от нее, а голова по другую.
Удивительная история, верно? Я тщательно изучил все
обстоятельства. Здоровье у него было отменное, его высоко
ценили как живописца. И никаких неприятностей, ни денежных, ни
семейных.
-- Но что же в таком случае?..
-- Атмосфера Непенте. Она его допекла, расшатала нервы.
