зрелых лет, способная при благоприятных атмосферных условиях
(зимой, например, когда пудра, как правило, не стекает
струйками по лицу) сойти, во всяком случае в профиль, за
поблекшую французскую красавицу былых времен, -- Герцогиня не
составляла исключения из правила.
Это было древнее правило. Никто не знал, когда оно впервые
вошло в силу. Мистер Эймз, непентинский библиограф, проследил
его вплоть до второго финикийского периода, но не нашел
причины, по которой именно финикийцы, а не кто-то иной, должны
были установить прецедент. Напротив, он склонен был полагать,
что правило датируется более ранней эпохой, в которую
троглодиты, манигоны, септокарды, мердоны, антропофаги и прочие
волосатые аборигены приплывали в своих несусветных лодчонках по
морю, обменивать то, что они собирали в ущельях варварской
Африки, -- змеиные шкуры и камедь, газельи рога и страусиные
яйца, -- на сверхъестественно вкусных лангустов и деревенских
девушек, которыми Непенте славился с незапамятных времен. В
основе ученых выводов мистера Эймза лежало то обстоятельство,
что на острове был обнаружен рог газели, принадлежавшей, как
установили ученые, к ныне вымершему триполитанскому виду, тогда
как во время проводимых в Бенгази раскопок удалось извлечь на
свет череп взрослой женщины гипо-долицефалического
(непентинского) типа.
Это было приятное правило. Сводилось оно к тому, что в
первой половине дня всем непентинцам, независимо от возраста,
пола и состояния здоровья, следовало непременно попасть на
рыночную площадь, называемую также "пьяцца", -- площадь
очаровательную, три стороны которой занимали главные здания
города, а с четвертой открывался прелестный вид на сам остров и
на море. Здесь непентинцам полагалось сходиться, обмениваться
сплетнями, договариваться о вечерних встречах и разглядывать
тех, кто только что прибыл на остров. Восхитительное правило!
Ибо оно по существу предохраняло каждого от каких-либо утренних
трудов, а после дневного завтрака все, натурально, ложились
вздремнуть. Как приятно, подчиняясь железной необходимости,
прогуливаться под ярким солнцем, приветствовать друзей,
потягивать ледяные напитки, не мешая взгляду медленно
опускаться к нижним отрогам острова с их увитыми в виноград
крестьянскими домами; или пересекать блистающий водный простор,
устремляясь к далекой линии материкового берега с его вулканом;
или взбираться вверх, к остриям гор, у чьих грубых бастионов
почти неизменно стоял на приколе целый флот белоснежных,
принесенных сирокко облаков. Ибо Непенте славился не только
девушками и лангустами, но и дующим на нем южным ветром.
Как и всегда в этот час, рыночную площадь заполняла толпа.
Дневная толпа. Священники, курчавые дети, рыбаки, крестьяне,
просто граждане, парочка городских полицейских, крикливо одетые
женщины всех возрастов, множество иностранцев, -- все они
прохаживались взад-вперед, разговаривая, смеясь, жестикулируя.
Каких-то особых дел ни у кого не имелось, ибо таково было
правило.
В изрядной полноте была здесь представлена и русская
секта. То были энтузиасты новой веры, все увеличивающиеся в
числе и возглавляемые Учителем, боговдохновенным Бажакуловым,
который в ту пору жил на острове почти полным затворником. Они
именовали себя "Белыми Коровками", указывая этим названием на
свою отрешенность от дел мира сего, их алые рубахи, светлые
волосы и удивленные голубые глаза составляли местную
достопримечательность. Над площадью трепетали флажки,
колыхались гирлянды из разноцветной бумаги и гирлянды
цветочные, развевались знамена -- оргия красок, учиненная по
случаю завтрашнего праздника, дня местного святого.
Герцогиня, одетая в черное, с черно-белым солнечным
зонтиком в руке и дурацким аметистовым ожерельем, покоящимся
среди поддельных валансьенских кружев у нее на груди, опиралась
на руку нелепо миловидного юноши, которого она называла
Денисом. Его все называли Денисом или мистером Денисом. Фамилию
юноши старались не произносить. Фамилия его была -- Фиппс.
Улыбавшаяся каждому встречному, Герцогиня передвигалась с
несколько большей обдуманностью, нежели все остальные, и веером
обмахивалась несколько чаще. Она сознавала, что сирокко
потихоньку прорезает бороздки на ее тщательно напудренных
щеках, а ей хотелось как можно лучше выглядеть при появлении
дона Франческо, который должен был привезти с материка, от
церковных властей, некие важные вести, касавшиеся ее скорого
перехода в католичество. Дон Франческо был ее другом. Вскоре он
мог стать ее исповедником.
В качестве священнослужителя, дон Франческо, умудренный в
мирских делах, празднолюбивый и, подобно большинству южан,
закоренелый в язычестве, пользовался заслуженной популярностью.
Женщины его обожали; он отвечал им взаимностью. Как
проповедник, он почитался не имеющим себе равных; золотое
красноречие его причащало истинной вере все больше людей, -- к
большому неудовольствию "parroco" -- приходского священника,
несомненно более твердого в почитании Троицы, но оратора
попросту жуткого, не страдавшего к тому же человеколюбием, --
поговаривали, будто его едва удар не хватил, когда дона
Франческо произвели в монсиньоры. Дон Франческо был завзятым
ловцом душ, мужских и женских. Он уловлял их ad maiorem Dei
gloriam(*), а также удовольствия ради. Как он признался однажды
своему другу, мистеру Киту, то был единственный доступный ему
вид спорта: заниматься бегом, как другие, он по причине
дородности не мог -- все, что он мог, это краснобайствовать.
Вот он и уловлял -- как местные души, так и души приезжих.
---------------------------------------------------------------------------
*) "к вящей славе Божией" (лат.) -- девиз ордена иезуитов
---------------------------------------------------------------------------
Уловлять иностранцев было на Непенте задачей не из
простых. Они объявлялись и исчезали так быстро, что не
удавалось и дух перевести. Из живших здесь постоянно лишь
Герцогиня, принадлежавшая изначально к Высокой англиканской
церкви, поддалась на его уговоры. Ее он крепко держал на
крючке. Госпожа Стейнлин, голландского происхождения дама, чьи
шляпы вошли в пословицу, была твердокаменной лютеранкой.
Мужчины, за вычетом Консула, надежд на спасение не имели, да и
Консул находился под дурным влиянием и вообще был безнадежным
оппортунистом. Эймза, как человека ученого, интересовали
исключительно книги. А богатый чудак Кит, владевший на острове
одной из лучших вилл и одним из лучших парков, каждый год
приезжал сюда всего на несколько недель. К тому же он слишком
много знал и слишком поездил по свету, чтобы оказаться кем-либо
кроме безнадежного безбожника; не говоря уж о том, что дон
Франческо, связанный с мистером Китом теснейшей дружбой, в
сокровенных глубинах души соглашался с ним по любому вопросу.
Что же до завсегдатаев Клуба, то эти были все сплошь
пьянчугами, отщепенцами, мошенниками или чокнутыми -- таких и
уловлять-то не стоило.
На сцене начали появляться повозки. Первой прикатила та,
которую нанял дон Франческо. Выбравшись из нее, он пронесся по
"пьяцца", словно влекомая ветром шхуна. Впрочем, произнесенная
им речь, обыкновенно пространная и цветистая, как то и подобало
его особе и ремеслу, отличалась на этот раз тацитовой
кратостью.
-- Прибыл какой-то странный тип, Герцогиня, -- сообщил он.
-- Называет себя епископом страны Бим-Бам-Бом, но внешне -- ни
дать ни взять промотавшийся брачный агент. Такой тощий! Такой
желтый! Лицо все в морщинах. Вид человека, всю жизнь
предававшегося пороку. Возможно, он помешанный. Во всяком
случае, приглядывайте за вашим бумажником, мистер Денис. Он
будет здесь с минуты на минуту.
-- Все правильно, -- сказал молодой человек. -- Епископ
Бампопо. О нем писали в "Нью-Йорк Геральд". Приплыл на
"Мозамбике". Там, правда, не говорилось, что он посетит остров.
Интересно, что ему здесь понадобилось?
Дон Франческо пришел в ужас.
-- Нет, правда? -- спросил он. -- Епископ, и такой желтый?
И добавил:
-- Он, должно быть, счел меня грубияном.
-- Грубияна из вас не получится, даже если вы
постараетесь, -- произнесла Герцогиня, игриво шлепнув его
веером.
Ей не терпелось первой познакомиться с новым львом
местного общества. Но, боясь совершить faux pas(*), она сказала:
-- Ступайте, поговорите с ним, Денис. Выясните, он ли это
-- я хочу сказать, тот ли, о ком вы читали в газете. Потом
вернетесь и все мне расскажете.
---------------------------------------------------------------------------
*) промах (фр.)
---------------------------------------------------------------------------
-- Боже милостивый, Герцогиня, даже не просите меня об
этом! Не могу же я приставать к епископу. Тем более
африканскому. И уж во всяком случае не к тому, на котором нет
этого их фартука.
-- Будьте мужчиной, Денис. Он не укусит такого красивого
мальчика.
-- Какие приятные комплименты отпускает вам леди, --
заметил дон Франческо.
-- Она их всегда отпускает, если ей от меня что-нибудь
нужно, -- рассмеялся молодой человек. -- Я на острове недавно,
но в характере Герцогини уже разобрался! Поговорите с ним сами,
дон Франческо. Это наверняка тот самый. Оттуда все возвращаются
желтыми. Некоторые даже зелеными.
Добродушный священник перехватил направлявшегося к
гостинице мистера Херда и официально представил его Герцогине.
Герцогиня повела себя по отношению к этому суровому мужчине с
усталым лицом более чем снисходительно, -- она повела себя
благосклонно. Она задала ему множество вежливых вопросов и
указала множество небезынтересных мест и лиц; да и дон
Франческо, как обнаружил мистер Херд, непостижимым образом
оправился от постигшей его на пароходе хандры.
-- А живу я вон там, -- сказала Герцогиня, указав на
обширное, сурового вида строение, стены которого явно не знали
побелки в течение многих лет. -- В старом заброшенном
монастыре, построенном Добрым Герцогом Альфредом. Я не
ошиблась, Денис?
-- Право же, ничего не могу вам сказать, Герцогиня.
Никогда об этом джентльмене не слышал.
-- Добрый Герцог был отъявленным негодяем, -- сообщил дон
Франческо.
-- Ах, зачем вы так говорите! Вспомните, сколько хорошего
он сделал для острова. Вспомните хоть о церковном фризе! У меня
целые акры комнат, которые не обойдешь и за несколько дней, --
продолжала она, обращаясь к епископу. -- Я там совсем одна!
Совершенная отшельница. Вы, может быть, выкроите сегодня время,
чтобы выпить со мной чашку чаю?
-- Не такая уж вы и отшельница, -- вставил Денис.
-- Чай у Герцогини незабываемый, не чай, а почти
откровение, -- тоном знатока сказал дон Франческо. -- Мне
доводилось пробовать этот напиток в разных уголках света,
однако нигде и никому не удавалось придать чаепитию подобного
очарования. У нее настоящий талант. Вы будете потчевать нас
чаем в раю, дорогая леди. Что касается завтрака, мистер Херд,
то позвольте вам доверительным образом сообщить, что у моего
друга мистера Кита, с которым вы рано или поздно познакомитесь,
совершенно восхитительный повар. Блюда, которого он не способен
приготовить, не стоит и пробовать.
-- Какая прелесть, -- ответил слегка смущенный епископ и
добавил со смехом: -- А где же у вас обедают?
-- Я вообще не обедаю. Госпожа Стейнлин устраивала одно
