В пятницу вечером Кузькин вернулся домой как стеклышко.
Мужики сидели полдня в будке и чесали языки о выборы. Партий
оказалось чуть ли не полсотни, и как за них голосовать,
никто не знал. Каждый долдонил свое, а общий вывод был
таков: "На хрена нам такие выборы, но сходить надо, а то
хрен их знает..."
---
С утра субботы настроение у Кузькина было дрянное, жена
тоже помалкивала, а хуже всего то, что делать было нечего.
То есть все старое он уже переделал, даже утюг починил, а
новое и начинать не хотелось. Кузькин помыкался по квартире,
от нечего делать почистил картошку, дал сыну по шее за
двойку, лег - не лежится, встал - не стоится. Ну, все, туши
свет!.. Кончилось тем, что Кузькин опять уперся в тот же
телевизор. А ближе к вечеру...
Нет, ничего особенного не случилось.
Просто на кухне перестала закрываться горячая вода.
Кузькин закрыл вентиль под раковиной, вывернул кран и
констатировал, что тот приказал долго жить - сорвалась
резьба.
Двумя этажами ниже жил знакомый - дядя Коля, он же
Петрович, он же заведующий мастерской при ЖЭКе, он же токарь
- универсал, он же слесарь и консультант по любым
коммунально-водопроводным аспектам бытия. Кузькин решил
сходить к нему.
Дверь открыл сам Петрович. Это был жилистый пожилой
мужчина, несколько, правда, лысоватый, но в полной силе.
Весьма, впрочем, добродушный и всегда готовый помочь в любой
беде, будь то хоть засорение стояка, хоть протечка батареи.
Если,конечно, и человек хороший.
- Вот, Петрович, кран у меня накрылся, - сказал Кузькин,
пожимая лопатообразную ладонь и протягивая деталь.
- А, - буркнул тот, - резьба слезла. Латунь - чего ты
хочешь... Вы как сговорились. Еле успел поужинать, а ты уже
второй.
"Первый" оказался мужчиной из соседнего подъезда. Кузькин
с ним сталкивался, но лично знаком не был. Сложения тот был
хлипкого, лицо бледное, очки - явно не пролетарий. Кузькин,
впрочем, априори ничего против интеллигенции не имел. Его
родной брат, оставаясь нормальным человеком, имел высшее
образование и работал аж главным инженером какого-то
замысловатого предприятия в другом городе. Последний раз
Кузькин встречался с ним пять лет назад и имел разногласия
из-за перестройки с ускорением. Где сейчас та перестройка и
где те разногласия...
Он пожал вялую ладонь "первого", который представился
Константином. Петрович удалился в лоджию и долго гремел там
какими-то железками, матерясь при этом без использования
собственно матерных слов. Супруга его - полная добродушная
женщина - выглянула на минутку из кухни, улыбнулась и опять
загремела плошками.
Кузькин с Константином топтались в прихожей, стараясь не
глядеть друг на друга. У каждого была своя беда, а разные
беды не сближают.
Петрович, наконец, покинул лоджию и явился просителям с
разведенными руками.
- Нету, мужики, - сказал он. - Все раздал. Завтра
приходите, с работы припру.
Константин горестно вздохнул:
- А до завтра что делать? Может тряпкой заткнуть?
- Нет, ты лучше полиэтиленовый мешок на колено надень и
резинкой стяни, - посоветовал Петрович.
- Отец, - послышалось из кухни, - а мне ты когда воду
сделаешь?
- Во! - Петрович хлопнул себя по карманам. - Опять
прокладки забыл. Сапожник без сапог.
Кузькин понял, что пора уходить, но Петрович вдруг
схватил с вешалки свой кожан и сказал безапелляционным тоном:
- Пошли.
- Куда? - хором спросили Кузькин и Константин.
- В слесарку. Пошарим там, все ценное растащим. Завтра-то
выборы, стало быть, гуляем. А после выборов неизвестно что
будет. Может и тащить запретят, - Петрович подмигнул
Кузькину.
Тот пожал плечами. На его памяти такого не было и в
перспективе не маячило. Ташили, тащат и тащить будут. Что
охраняли на том и стоим!
---
На улице уже стемнело и было прохладно - градусов десять
мороза. Кузькин не оделся и, вспомнив испытанный армейский
способ, трусил "гусем", то есть выгнув спину и отведя назад
плечи, чтобы между спиной и курткой сохранялась спасительная
воздушная прослойка. Именно так шагали строем в столовую по
морозцу. Причем, задние старались нежно погладить передних
по спине, а передние - лягнуть задних в колено. Это вседа
забавляло личный состав, потому что наиболее ловкие
умудрялись попасть гораздо выше...
В слесарке было тепло, а потом стало и светло. Кузькин
здесь бывал не однажды. Он с удовлетворением отметил, что
бардак за время его отсутствия нисколько не уменьшился, и
даже наоборот. В левом углу возвышался замасленный токарный
станок, заваленный стружкой, напротив двери - верстак с
тисами, затоваренный разным хламом, справа наковальня на
пне, трубогнувка и сварочная бижутерия. Имел место стеллаж,
затаренный железками, трубами и бог весть чем еще, но это
были жалкие проценты. Основная масса металла лежала на полу
там и сям, оптом и в розницу. Что же касается обычного
мусора и пустых бутылок, все это имелось в умеренном
избытке, то есть не препятствовало движению, но и не
позволяло взору упереться во что-либо иное.
Выяснилось, что у Константина лопнуло пластмассовое
колено под раковиной и замена нашлась быстро. Деталь крана с
приемлемой резьбой искали дольше, перерыли два ящика и
некоторое подобие таки нашли. А вот прокладок не оказалось
ни одной. Занялись поисками подходящей резины, вырубкой, но,
в общем, тоже справились.
Покончив с этим, Петрович уселся на одну из имевшихся
табуреток и предложил перекурить. Кузькин согласился, а
Константин, как выяснилось, Юрьевич не курил, но тоже
присел. Помявшись немного, он сунул руку за отворот пальто и
вытащил бутылку. Повертев эту бутылку в руках он протянул ее
Петровичу. Петрович, однако бутылку не взял, но ухмыльнулся,
крепко затянулся папиросой и выпустил клуб дыма в потолок.
- Спряч обратно, - коротко приказал он.
- Да нет, - Константин Юрьевич стушевался, - я так... Не
в том смысле, что...
- Понятно, что не в том, а в этом, - строго сказал
Петрович. - Я тебе, Константин Юрьевич, не барыга. У меня
водка отдельно, а человек отдельно. Мы с тобой знакомцы, что
же ты мне ее припер?
Константин Юрьевич поежился и пожал плечами.
- Черт его знает... Должником не хочу быть, так не деньги
же тебе совать... Полгода стоит в серванте, ну я и...
"Интеллигенция, - подумал Кузькин, - бутылка у него
полгода стоит без дела..."
- Ясно, - сказал Петрович. - А вот представь, у меня
телевизор сломался. Мне что, бутылку тебе тащить? Выборы на
носу, за кого голосовать - не знаю, иду к тебе. А?
Константин Юрьевич развел руками, мол, ну, что сделаешь,
ну, дурак, извини.
- Ну так оно и то-то, - констатировал Петрович.
Кузькин вдруг развеселился.
- А ты, Петрович, за сына юриста тогда голосни, -
посоветовал он. - За него и без ящика можно.
- Это почему же?
- Ну как... Обещает красиво. А нынче голосуют за тех, кто
обещает. У меня жена теперь за коммунистов встала.
- А сам-то ты за кого? - Петрович сощурился.
- Я-то? А хрен его знает! Их там в списке сорок штук -
поди, разберись.
- Балбес ты, Генка, - неодобрительно произнес Петрович. -
Под сорок уже, а умом вроде как и не затарился.
- Ну так ты научи, - ощерился Кузькин, поскольку Генкой
звали именно его. - Я всю жизнь был беспартийный дурак, а
ты, дядя Коля, мне мозги прочисть. Я, глядишь, и в
президенты сунусь.
- Нет, не пойдет. Каши мало ел. - Петрович смял окурок о
ногу табуретки и не глядя бросил в угол. - Раньше не
спрашивали, чего тебе надо - сами знали. Теперь спросили, а
ты и не знаешь, что крякнуть.
- Мне вон кран надо.
- Врешь, тебе не кран надо - кран мы нашли. Тебе охота
передо мной выпендриться, а самому себе доказать, что ты не
шпынек в государстве, а деталь, - серьезно и сурово сказал
Петрович. - Все хиханьки да хаханьки. А того не понимаешь,
что за всю историю еще ни разу нас не спрашивали, кого мы
желаем над собой поставить.
- А народ никогда и не знает, кого надо ставить у руля
государства, - встрял в разговор Константин Юрьевич. - Вся
эта демократия никому не нужна.
- Это - как посмотреть, - не согласился Петрович. -
По-твоему, Константин Юрьевич, демократия, когда каждый
орет, что ему вздумается. А по-моему, демократия - это
другое.
- Что же именно, позвольте осведомиться?
- Я так думаю, что это способ отставлять дураков от
власти. Тут можно, конечно, и без народа обойтись, если он
не народ, а так, население. Но толковый народ это умеет
лучше всяких КПССов и профсоюзов. Но это - толковый. Вот
если сумеем теперь - мы народ. А нет, придется опять идти по
ленинскому пути.
Константин Юрьевич с интересом уставился на Петровича,
потом взглянул на бутылку и прочитал:
- "Коньячный напиток"...
- Что - напиток?
- Молдавский. Может все-таки... Вот именно, отставлять!
Когда ставят, еще неизвестно, что получится. А потом надо
отставить, а как? Он уже при власти!.. Эта мысль мне в
голову как-то не...
- Хочешь сказать, надо обмыть?
- Разбавить, - подсказал Кузькин. - Крутая очень, без
поллитры не полезет.
- Не нести же мне ее обратно.., - сконфузился Константин
Юрьевич.
- Давай, Петрович, по маленькой, за знакомство, -
поддержал Кузькин потирая руки.
Петрович вздохнул и поднялся.
- Не хотел я сегодня,- сказал он, - да видно теперь уже
деваться некуда. Боюсь, как бы Константин Юрьевич ее под эту
мысль один не выдул. А мысль заспиртованная есть ложь - еще
греки говорили.
Он без суеты добыл откуда-то три стакана, Кузькин оказал
Константину Юрьевичу первую помощь в откупоривании - с
разливанием тот справился сам.
Выпили. Помолчали. В желудке стало тепло. И Кузькин
почувствовал, что переходит в активную фазу. Так всегда
случалось. Первые сто грамм его организм перерабатывал
исключительно в адреналин. Наличие же адреналина в крови
Кузькина приводило к тому, что он немедленно занимал
активную жизненную позицию и затевал разговоры на актуальные
темы. В данном случае тема валялась под ногами:
- Раз так, Петрович, тогда говори за кого голосовать,
чтоб мы с тобой стали народом.
- Отвянь...
- Нет, ты скажи, кого надо отставить - мы его враз
отставим! Кто дураки? В алфавитном порядке.
- Все, дураки.
- А за кого тогда голосовать?
- За марсиан.
- За кого? - изумился Кузькин.
- Ты глухой? За марсиан, говорю, - невозмутимо
ответствовал Петрович и продул папиросу.
Кузькин немного подумал и сказал:
- Х-ха! А разве они тоже.., - он поискал в голове
подходящее слово, и слово вдруг нашлось: - Баллотируются?
- А как же. По федеральному округу, - важно произнес
Петрович, аккуратно сбивая пепел себе на штаны.
- Иди ты!.. А какая у них партия?
- Какая, какая... Ясно, какая. Партия марсиан.
Петрович говорил совершенно серьезно. Лицо Константина
Юрьевича вытянулось.
- Марсиан..,- пробормотал он. - Каких марсиан?
- Неважно каких,- Кузькин стукнул кулаком по колену. Он
понял, что это, видно, шутка и решил ее поддержать. -
Обыкновенных. Надо это дело обмыть. Наливай.
Константин Юрьевич настолько ошалел, что воспринял
указание буквально.
"И немедленно выпил",- констатировал Кузькин содеянное
известной цитатой. После чего вытер губы и поставил стакан
на верстак.
- А какая у них программа? - поинтересовался он.
- У марсиан-то? - Петрович поднял взор к потолку. -
Известно какая - марсианская.
- Ясно. Чтобы и у нас все было, как на Марсе. Песок,
