вопросам собственности формулировалась инспектором в
следующем виде: твое, мое - все мое. При капитализме они
просто становились гангстерами, а при социализме с особым
рвением ратовали за общественную собственность, поскольку в
таком виде ее удобнее всего было разворовывать. Ибо общее
- значит ничье, и можно безо всяких помех применить
известную формулу римского права, гласящую: "ничья вещь
становится собственностью первого овладевшего ею". Формулу
эту инспектор изучил заочно на втором курсе, а позже сделал
вывод, что лучше всего данную формулу сумели применить
большевики. Они сначала все сделали ничьим, опираясь на
лозунг справедливости, потом изучили римское право и уже на
законном основании все подгребли под себя...
Инспектор поймал себя на том, что совершенно ни к месту
вспомнил о большевиках. К данному эпизоду они вряд ли имели
какое либо отношение. Хотя, впрочем, как сказать... Тоже
ведь хотели до основания, а затем... То есть, идея стара,
как мир. Добавить к ней тезис: "бей своих, чтоб чужие
боялись", и можно смело приступать к переоборудованию
вселенной...
Двойник, однако, в этот момент ничем не напоминал стойких
большевиков. Он совершенно размяк и представлял из себя
жалкое зрелище. Нечто вроде холодца на солнцепеке.
Инспектор констатировал, что нашел удачный ход. Но теперь
требовалось найти продолжение.
- И каковы же результаты вашего следственного
эксперимента? - вдруг поинтересовался свидетель.
Он покосился на двойника и улыбнулся.
- Эксперимент прошел успешно, результаты будут приобщены
к делу, - бодро заявил инспектор. - А теперь ответьте мне,
пожалуйста, на один вопрос. Мне представляется очевидным,
что ваша бутылка образовалась несколько позже образования
вселенной из ничего. Во всяком случае, не раньше того, как
был изобретен шампунь польского производства. Ведь та
женщина на этикетке - сами понимаете... Где же хранилась
флуктуция до заключения в бутылку?
Ответить на вопрос свидетель не успел. Дверь в кабинет
стремительно распахнулась, и на пороге появился молодой
человек.
Описать его наружность, если бы инспектору предложили
сделать это позже, он бы не смог. Пропорции этого молодого
человека были весьма изящны, но внешность - совершенно
н е у л о в и м а.
Вместе с тем, в его облике не было ничего необычного, во
всяком случае такого, что могло бы возбудить подозрения.
Вполне естественно, что поначалу никаких подозрений у
инспектора и не возникло.
- В чем дело? - произнес он недовольно. - Я веду допрос!
- Я только на мгновение, - молодой человек приблизился к
столу, даже не посмотрев в сторону подследственных. -
Владимир Борисович Жуков, если я не ошибся дверью?
- Даже если и ошиблись, я все равно Жуков, - буркнул
инспектор. - Чем могу быть бесполезен?
- Да, собственно, пустяки. Я из комитета - вот
удостоверение. А вот постановление на арест гражданина
Горобца Сергея Кузьмича.
С этими словами молодой человек достал из внутреннего
кармана своей замевой курточки сначала красную книжицу, а
следом за тем очень ловко извлек из пухлого бумажника
свернутый вчетверо листок.
Инспектор принял документы и бегло ознакомился с
содержанием, делая особый упор на печати и подписи. Все
оказалось в полном порядке. Кроме фотографии, которая была
как бы смазана, и хотя лицо человека, на ней изображенного,
можно было при некотором воображении рассматривать как лицо
постороннее, все же не было веских оснований считать, что
лицо это не соответствует предъявителю, стоявшему рядом.
- Так, - сказал инспектор, возвращая документы. - И что?
- Мне поручено препроводить гражданина Горобца в
следственный изолятор комитета.
- Прямо сейчас?
- Разумеется, - на недостоверном лице молодого человека
проступило выражение некоторого превосходства с примесью
снисходительности. - Коль скоро мною предъявлен ордер на
арест, можно предположить, что именно сейчас я его и
произведу. У вас есть возражения?
Возражения у инспектора были, и появились они в тот
момент, когда он разглядывал ордер. Но теперь наконец,
появились и сомнения, поэтому он решил вести себя
нейтрально. Пока, во всяком случае.
- Дело в том, - сказал он, - что гражданин Горобец
является главным свидетелем по делу, которым я занимммаюсь в
порядке предварительного следствия. Кроме того... А, кстати,
какое обвинение ему собраются предъявить?
- Я не совсем в курсе. И мне кажется.., - в голосе
молодого человека прозвучала металлическая нотка. - Мне, все
же, кажется, что данный вопрос выходит за рамки нашей с вами
компетенции.
- Отчего же? - металл в голосе молодого человека произвел
на инспектора действие, обратное тому, на которое, вероятно,
был рассчет. - За вас я не поручусь, а что касается меня,
то, как лицо, ведущее следствие, я просто обязан знать, что
за человек давал мне показания, и в какой мере ему можно
доверять.
- Хорошо, - раздраженно бросил молодой человек. - Если вы
настаиваете, Горобец Сергей Кузьмич подозревается в
антигосударственной деятельности. Вас устраивает подобная
формулировка?
Формулировка была стандартная. Инспектор знал, что у
гэбешников есть две формулировки: одна - хищение в особо
крупных, а другая - вот эта самая. Причем, хищение еще нужно
было доказывать, а государственная измена в доказательствах
не нуждалась и пользовалась неизменной популярностью.
Инспектор поймал себя на том, что начинает злиться, хотя
и не вполне понимал, откуда взялась эта злость, и к кому
конкретно она может быть отнесена. Ведь придумали же термин:
государственная измена! Ну, это еще туда-сюда, а то ведь
антигосударственная деятельность! Надо понимать, что человек
действует против интересов государства. А кто он такой, этот
государство? Конкретно?! И в чем состоят его интересы. И кто
определяет, в чем они состоят? То есть, при таком подходе
можно сажать за что угодно, потому что само государство не
может сказать, в чем состоит его интерес, и все зависит от
мнения выразителей, у которых оно меняется от пленума к
пленуму...
В этот момент инспектор поймал на себе взгляд свидетеля.
Свидетель смотрел строго и испытующе, словно пытаясь
взглядом подвести инспектора к правильному решению главного
вопроса: как себя вести дальше? И это решение постепенно
начало созревать в голове инспектора.
"Им нужен Горобец? Отлично! Его труп должен лежать в
морге - это зафиксировано документально. Пусть арестовывают,
если смогут! Правда, у меня в сейфе лежит паспорт, но
паспорт аресту не подлежит - про изъятие личных вещей и
документов в постановлении ни слова. Пусть шлют отдельный
запрос - канитель на неделю... Итак, формально я могу
отправить молодца в морг. Но можно поступить нестандартно,
особенно в свете последних разговоров. Например, сплавить им
этого бонапарта, жаждущего овладеть миром. Он признался, что
является Горобцом - раз. И два - я имею все основания
считать его деятельность антигосударственной, причем, в
самом широком смысле. Он хотел взорвать вселенную, а это уж
точно противоречит интересам любого государства - хоть
Либерии, хоть Папуа-Новой Гвинеи и Островам Зеленого Мыса!..
Ордер выдан на одного, стало быть, это он и есть!"
- Кто там у вас указан в ордере? - поинтересовался он.
- Мне нужен Горобец, - заявил молодой человек. - Надеюсь,
вы поможете с транспортом?
- А вы разве без машины?
- К сожалению - без. Все машины заняты. Очень напряженный
период.
Подозрения инспектора еще более усилились. Во-первых,
текущий период, с его точки зрения, не выделялся
напряженностью среди всех прочих. А во-вторых - случай
совершенно небывалый. Работник органов государственной
безопасности пешком отправляется арестовывать
государственного преступника. Причем, один. Более, чем
странно!
Однако, виду инспектор не подал, а, наоборот, недовольно
произнес:
- Такое богатое ведомство, а перекладываете свои проблемы
на нас. Не знаю, где я вам сейчас машину найду...
"Странно, все же... А может позвонить в управление КГБ и
узнать? Нет, ну их к черту! Прицепятся - не отцепишь... В
конце концов, санкция подписана прокурором - пусть он и
проверяет."
Что должен делать прокурор в ситуации, когда мир вот-вот
вылетит в трубу, инспектор точно не знал, но предполагал,
что и в этом случае он должен следить за неукоснительным
соблюдением буквы и духа закона. Что касается чекиста, то он
нравился инспектору все меньше и меньше. Явился
арестовывать, так и арестовывай, а нечего тут глазами по
столу шарить!
- В общем так, - подвел черту он, - забирайте вашего
протеже и...
- Кого забирать? - брови молодого человека поползли вверх.
- Того, кто значится в ордере.
- А-а... И который из двоих - он?
- Да вот, перед вами, - инспектор сделал небрежный жест с
таким рассчетом, чтобы впоследствии не оказаться уличенным в
неточном целеуказании, и одновременно направить вектор
внимания молодого человека в нужную сторону.
Чекист повертел головой и наконец уперся взором в
двойника. Тот вдруг дернулся и вскочил - на его лице
отразился ужас. Свидетель же оставался сидеть с нейтральным
выражением. Он даже отвернулся и, казалось, перестал
интересоваться происходящим совершенно. Можно было даже
заподозрить, что он скучает.
И тут инспектор понял, что ситуация резко переменилась.
Что-то в этот момент произошло, но что именно - оставалось
непонятным. Сомнений, однако, не было: из всего немыслимого
количества вариантов развития событий во вселенной был
выбран один. Кем? Неужели?..
Да актеры на сцене кабинета инспектора теперь словно бы
поменялись ролями. И стало ясно, что финал пьесы не за
горами. Сам инспектор теперь был вовсе не инспектор, а
зритель. Двойник превратился в лицо второстепенное и
малозначащее, а на первый план выдвинулся "чекист". Он
сделался главным действующим лицом пьесы, однако все его
действия определялись сценарием, а стиль поведения -
режиссером постановки, который в данный момент отсутствовал,
либо пил чай где-то в подсобном помещении, ибо уже сыграл
сввою роль во время репетиций. Зритель мог только
догадываться, что главыный герой не мог поступать, как ему
заблагорассудится - он должен воплотить авторский замысел,
выслушать положенные аплодисменты и уйти со сцены в жизнь,
где его актерские данные будут иметь второстепенное
значение, ввиду отсутствия зрителей. Возможно, режиссер
опять пригласит его на главную роль, но это будет уже совсем
другая роль...
Инспектор тряхнул головой, пытаясь отогнать наваждение.
Но ощущение театральности происходящего не исчезало. В этот
момент "чекист" повернулся к нему и как бы через силу
произнес:
- Вот этот?.. Странно...
- Если он вас не устраивает - я настаивать не буду, -
сухо сказал инспектор.
- Нет, отчего же, - "чекист" сделал над собой усилие и,
вернувшись в роль, усмехнулся, - вполне устраивает. Однако,
мне кажется...
- А вы перекреститесь, и все пройдет.
- Что? Что вы сказали?!
"Чекист" прищурил глаза и стиснул зубы так, что скулы
побелели. Он был взбешен. Инспектор же, напротив, оставался
покоен, с интересом наблюдал за развитием сценария и стойко
выдержал надменнный взгляд противника.
- Я сказал, - произнес он, отчетливо выговаривая каждое
слово, - что пора бы вам приступить к выполнению своих
служебных обязанностей.
- Не вам определять, в чем заключаются мои обязанности!
