крестьяне из центральных районов России. Газеты писали, что эти районы после
высылки кулаков успешно справляются с коллективизацией. Местное же уральское
руководство мотало на ус: значит, и нам надо высылать тех, кто мешает. Куда
же высылать из традиционного места ссылки? А есть еще край вечной мерзлоты.
В герасимовских местах ситуация сложилась трагикомическая: привозили одних -
вывозили других, таких же. Тех и других под конвоем. Такова была картина в
стране, когда в Герасимовке, в семье Морозовых, произошла ссора.
Как жили Трофим и Татьяна Морозовы, теперь невозмохно установить. У них
родилось пятеро детей, один вскоре умер. Примерно десять лет супруги прожили
вместе. Потом Трофим ушел к молодой жене Соньке Амосовой (по рассказу
Соломеина), Лушке Амосовой (по рассказу учительницы Кабиной), или Нинке
Амосовой (по свидетельству Морозовой). Путаница имен объясняется тем, что у
Амосовых было четыре дочери и все красивые. Нина (именно ее, как выяснилось,
выбрал Трофим) была из них самая симпатичная, нрава веселого, вспоминает
Королькова, и, возможно, это потянуло к ней Трофима.
Татьяна Морозова нам рассказала: "Трофим вещи забрал в мешок и ушел.
Приносил нам сперва сало, а потом стал пить, гулять. Нинка, шлюха продажная,
до него сто раз замуж сбегала. Ее все бабы ненавидели за то, что отбивала
мужиков. После войны я в Тавду за документами поехала и там в милиции
увидела Нинку, она тоже за чем-то пришла. Я при полковнике-женщине говорю
ей: "Ах, дрянь ты продажная, немецкая. У тебя детки - от кого ручка, от кого
ножка, от кого лапка, от кого жопка. А у меня все законные. Ты - гадина
подлячья, из-за тебя мои дети порастерялись, сучка!" И полковник-женщина
молчала, не вмешивалась".
Так или иначе, Трофим ушел от Татьяны перед ссорой со старшим сыном и
имел две семьи [5]. Жил он то у сестер, то у новой тещи и домой возвращался
все реже. Факт, что Трофим ушел из семьи - невероятный. Крестьяне от жен не
уходили. И если он это сделал - поступок такой говорит о многом и не в
пользу его первой жены. Соломеин, который не раз останавливался в доме
Татьяны Морозовой, вспоминает (запись осталась в его блокноте и не вошла ни
в книгу, ни в статьи): "Неряха. В комнате грязно. Не подбирает. Это
результат российской некультурности. За это не любил ее Трофим, бил".
Когда читаешь книги о драме в деревне Герасимовке, остается непонятной
причина, побудившая мальчика донести на отца. "Отец из семьи ушел, -
вспоминает одноклассник Павлика Дмитрий Прокопенко. - Лошадь и корову надо
было кормить, убирать навоз, заготовлять дрова - все это легло на старшего.
Мать - плохая помощница, братья малы. Павлику было физически тяжело без
отца. И когда возник шанс вернуть его страхом наказания, они с матерью
попробовали это сделать".
"Мать толкала сына предать отца, - сказала нам 50 лет спустя учительница
Кабина. - Она темная женщина, досаждала мужу, как могла, когда он ее бросил.
Она Павлика подучила донести, думала, Трофим испугается и вернется в семью".
Родственники Морозова тоже считают, что так оно и было. Сама же Татьяна
Морозова, отвечая на наш вопрос, отрицала свое участие в доносе: "Павлик
надумал, я не знала, он со мной не советовался". Между тем на суде, как
утверждают очевидцы, Трофим Морозов заявил, что это Татьяна подучила сына
донести. "Скажу так, - резюмировал Прокопенко. - Не уйди Трофим из семьи -
ни доноса бы не было, ни убийства, и героизм Павлика неоткуда взять. Но
этого печатать нельзя!"
Советские писатели, игнорируя реальные факты, подменили конфликт между
супругами Морозовыми политической борьбой. Это важно иметь в виду, переходя
к подробностям первого героического поступка Павлика - доноса на отца.
Процесс подготовки к доносу, то есть сбора сыном компрометирующих
сведений об отце, подробно описан в литературе. Отец, председатель
сельсовета, приходил домой поздно, выпивал с родственниками, иногда вечером
работал дома. По описанию журналиста Соломенна, все получилось так: когда
Трофим дома, то и Павел тут. Глянул осторожно в дверную щелку горницы, где
сидел отец, и замер. Отец пересчитывал деньги. Павлик ничего не сказал
матери. Только решил наблюдать за отцом. Но ведь в действительности такая
слежка была невозможна. Трофим не жил в доме. Чтобы "исправить историю",
Соломеин сдвигает уход отца от матери на время после доноса сына, а при
переиздании книги развод родителей убирает совсем.
Трофим работал, читаем мы в книге Соломеина "Павка-коммунист".
"Тихо-тихо, стараясь даже не дышать, Павка встал и на цыпочках подошел к
двери. Из горницы доносились приглушенные голоса. Павка прильнул к замочной
скважине". Сын хочет выяснить, откуда у отца деньги, и догадывается, что они
- "от классовых врагов". Из-за ночных бдений пионер начинает плохо учиться,
позорит свой отряд, но ему не до этого. Он весь - в шпионаже. У поэтессы
Хоринской в стихотворной биографии Морозова, когда Павлик прислоняет ухо к
замочной скважине, слушает и запоминает, ночная сцена приобретает еще более
драматический характер. Просыпается мать, осознающая государственную
важность деятельности сына. Она говорит в рифму: "Опять не спишь, сынок?
Скоро полночь ступит на порог". А сын поясняет читателям: "Врагом стал отец
мой, ребята, не мог я отца укрывать!"
В чем же, по словам писателей, вина отца Павлика? Трофим Морозов,
председатель сельсовета, давал справки ссыльным крестьянам, чтобы, пользуясь
этими документами, они могли вернуться на родину. Крестьян этих раскулачили
в основном на Кубани и привезли в ссылку на Северный Урал на лесозаготовки.
Писатель Губарев привел в газете "Пионерская правда" в 1933 году полный
текст документа.
Удостоверение
Дано сие гражданину... в том, что он действительно является жителем
Герасима в ского сельсовета Тавдинского района Уральской области и по своему
желанию уезжает с места жительства. По социальному положению бедняк.
Задолженности перед государством не имеет. Подписью и приложением печати
вышеуказанное удостоверяется.
Председатель сельсовета Т. Морозов.
Документ этот с начала и до конца - сочинение самого Губарева. Через
пятнадцать лет он переделал его в книге. В первом издании отец печатал
справки на пишущей машинке в количестве пятидесяти копий. Позже пишущая
машинка из жизнеописания Павлика исчезла. Выражение "жителем Герасимовского
сельсовета" меняется на "жителем села Герасимовки". Район тогда назывался
Верхнетавдинским. Губарев убирает фразу о задолженности и добавляет дату: 27
июля 1932 года. Эта дата вообще делает всю сцену абсурдной. Морозов-отец был
к этому времени давно осужден и отправлен в лагерь.
Между тем Губарев рассказывает, как Павлик украл у отца такое
удостоверение, чтобы отнести куда следует. Если не для себя, а для дела
коммунизма, то можно и украсть. Коллега Губарева - журналист Смирнов -
излагает эпизод иначе. Отец разорвал бракованную справку. "Не успели
затихнуть во дворе шаги, как Павлик соскочил со своей постели и подобрал
клочки разорванной бумажки у стола. Зажав их в кулаке, он быстро улегся".
Утром Павел разжал руку и стал разбирать клочки бумаги, чтобы восстановить
текст. В первых публикациях авторы писали, что Трофим брал за справки
деньги. Позже слово "деньги" заменили на "толстые пачки денег".
Кому же и куда донес Павлик на отца? Из многих лиц, которым мы задавали
этот вопрос, ни один не сумел вспомнить что-либо. Все приводили сведения,
взятые из опубликованных впоследствии книг. У разных авторов место это носит
разные названия. Павлик сообщил: в милицию (Бюллетень ТАСС), членам
сельсовета (писатель Коршунов в "Правде", 1962), представителю райкома
партии (Второе издание БСЭ), представителю райкома Кучину, иногда именуемому
Кочиным (буклет Свердловского музея), инспектору милиции Титову (во многих
источниках). По версии писателя Мусатова, мальчик сообщил директору школы, а
тот - уполномоченному по хлебозаготовкам (журнал "Вожатый", 1962). Возможен
также уполномоченный Тавдинского райкома партии Дымов, который немедленно
сообщил куда следует, и уполномоченный без фамилии, который "молод, плечист,
в белой рубашке с расстегнутым воротом, в скрипучих сапогах" (Губарев,
журнал "Пионер", 1940). Один и тот же следователь ОГПУ носит в разных
изданиях фамилии Железнов, Самсонов, Зимин, Жаркий и др. Можно прочитать,
что Павел сообщил в следственные органы (журнал "Пионер", 1933), в ЧК
(газета "На смену", 1972). И еще два поздних варианта: Павлик рассказал
людям ("Пионерская правда", 1982) и - рассказал всем (сборник "Подвигу жить!
"). Речь, повторяем, идет об одном-единственном доносе.
Журналист Соломеин при переизданиях книг менял место доноса трижды.
"Паша... пошел в Тавду и рассказал о проделках отца". (Первая информация с
места событий в газете "Всходы коммуны".) Его идею заимствовал поэт Боровин
в книге "Морозов Павел", причем для операции им выбрана ночь:
Он спешит. Теперь он все расскажет.
Он бежит, спешит в райком.
И тайга теперь его не свяжет:
Он без отдыха бежит бегом.
Однако от сюжетного хода с Тавдой авторам пришлось отказаться. Дорога шла
болотами, были броды через речки, а зимой дорогу заносило. К тому же туда и
обратно около 120 километров - почти три марафонские дистанции. Пробежать их
без отдыха трудно. Возможно, поэтому позже Соломеин в газете "Тавдинский
рабочий" написал туманнее: "Павлик сообщил куда следует". А в книге
Соломенна Павлик уже доносит на месте в деревне - приезжему: "Один из Тавды.
Военный. С наганом. Товарищ Кучин".
Все фамилии сборщиков доносов, перечисленные выше. оказались
вымышленными, кроме милиционера Титова. ЧК (Чрезвычайной комиссии) к тому
времени в стране уже не существовало. Что касается работников ОГПУ, то они
могли появляться в деревне под любыми названиями и чаще всего как
уполномоченные райкома или райисполкома. Не случайно еще "в 1932 году
Соломеин записал в блокнот слова матери Павлика Татьяны Морозовой: "Когда
приехал товарищ Гепеву (т, е. ОГПУ), Паша все сказал".
А может быть, мальчик сочинил письменный донос? "Писал. Писал Павлик
сообщение в ОГПУ, - считает Прокопенко. - Люди в деревне всегда найдутся,
которые подговорят: посади отца, отомсти за то, что вас бросил. Иван
Потупчик, его двоюродный брат, хотел сам стать председателем сельсовета,
вместо Трофима. Он и подучил Павлика, куда и как написать". Эту версию мы
попытались уточнить у Ивана Потупчика, когда с ним увиделись. "Помогал ли я
ему бумагу составлять, - ответил он, - не помню. Но написать это можно, если
хотите".
Губарев в "Пионерской правде" вначале тоже написал, что Павлик донес
письменно: "Дай-ка, Яша, чистую бумагу, - внезапно проговорил Павел,
поворачивая на свет лицо... - Напишем в ГПУ". А потом переделал донос на
устный. Татьяна Морозова в одной из бесед с нами сказала: "Павлик написал
письмо чекистам и вложил фотографию отца".
На наш взгляд, письменный донос не исключает устного. Встреча с
уполномоченным могла состояться для получения дополнительных улик и с целью
выяснить саму личность добровольного осведомителя для будущих отношений.
"Павел пошел в сельсовет, - пишет Соломеин в первой своей книге. - За
председательским столом сидел человек в военном. Когда все вышли, Павел
подошел к столу: "Дяденька, я расскажу тебе..." Человек все записал и пожал
Павлу руку. Писатель Яковлев дополнил Соломенна. Было учтено: кому и сколько
давал отец бланков, у кого их брал. Павел якобы донес на многих сразу.
