все свои вещи, очевидно намереваясь оставить господина Голядкина и
переехать от него к переманившей его Каролине Ивановне, чтоб заменить ей
Евстафия.
ГЛАВА XII
Петрушка вошел, покачиваясь, держась как-то странно-небрежно и с
какой-то холопски-торжественной миной в лице. Видно было, что он что-то
задумал, чувствовал себя вполне в своем праве и смотрел совершенно
посторонним человеком, то есть чьим-то другим служителем, но только никак
не прежним служителем господина Голядкина.
- Ну, вот видишь, мой милый, - начал, задыхаясь, герой наш, - который
теперь час, милый мой?
Петрушка молча отправился за перегородку, потом воротился и довольно
независимым тоном объявил, что уж скоро половина восьмого.
- Ну, хорошо, мой милый, хорошо. Ну, видишь, мой милый... позволь тебе
сказать, милый мой, что между нами, кажется, теперь кончено все.
Петрушка молчал.
- Ну, теперь, как уж все между нами кончилось, скажи ты мне теперь
откровенно, как другу скажи, где ты был, братец?
- Где был? Между добрых людей-с.
- Знаю, мой друг, знаю. Я тобою был постоянно доволен, мой милый, и
аттестат тебе дам... Ну, что же ты у них теперь?
- Что же, сударь! сами изволите знать-с. Известно-с, добрый человек
худому тебя не научит.
- Знаю, мой милый, знаю. Нынче добрые люди редки, мой друг; цени их,
мой друг. Ну, как же они?
- Известно-с, как-с... Только я у вас, сударь, больше служить теперь
не могу-с; сами изволите знать-с.
- Знаю, милый мой, знаю; твою ревность и усердие знаю; я видел все
это, друг мой, я замечал. Я, мой друг, тебя уважаю. Я доброго и честного
человека, будь он и лакей, уважаю.
- Что ж, известно-с! Наш брат, конечно, сами изволите знать-с, где
лучше. Уж так оно-с. Что мне! Известно, сударь, что уж без доброго человека
нельзя-с.
- Ну, хорошо, братец, хорошо; я это чувствую... Ну, вот твои деньги и
вот твой аттестат. Теперь поцелуемся, братец, простимся с тобою... Ну,
теперь, милый мой, я у тебя попрошу одной услуги, последней услуги, -
сказал господин Голядкин торжественным тоном. - Видишь ли, милый мой,
всякое бывает. Горе, друг мой, кроется и в позлащенных палатах, и от него
никуда не уйдешь. Ты знаешь, мой друг, я, кажется, с тобою всегда ласков
был...
Петрушка молчал.
- Я, кажется, с тобой всегда ласков был, милый мой... Ну, сколько у
нас теперь белья, милый мой?
- Да все налицо-с. Рубашек холстинковых шесть-с, карпеток три пары;
четыре манишки-с; фуфайка фланелевая; из нижнего платья две штуки-с. Сами
знаете, все-с. Я, сударь, вашего ничего-с... Я, сударь, барское добро
берегу-с. Я вами, сударь, того-с... известно-с... а греха какого за мной -
никогда, сударь; уж это сами знаете, сударь...
- Верю, друг мой, верю. Я не про то, мой друг, не про то; видишь ли,
вот что, мой друг...
- Известно, сударь-с; уж это мы знаем-с. Я вот когда еще у генерала
Столбнякова служил-с, так отпускали меня, уезжали сами в Саратов... вотчина
там у них...
- Нет, мой друг, не про то; я ничего... ты не думай чего, милый друг
мой...
- Известно-с. Что уж нашего брата-с, сами изволите знать-с, долго ли
поклепать человека-с. А мною были довольны везде-с. Были министры,
генералы, сенаторы, графы-с. Бывал у всех-с, у князя Свинчаткина-с, у
Переборкина полковника-с, у Недобарова генерала, тоже ходили-с, в вотчину
ездили к нашим-с. Известно-с...
- Да, мой друг, да; хорошо, мой друг, хорошо. Вот и я теперь, мой друг
уезжаю... Путь всякому разный лежит, милый мой, и неизвестно, на какую
дорогу каждый человек попасть может. Ну, мой друг, дай же ты мне одеться
теперь; да, ты вицмундир мой тоже положишь... брюки другие, простыни,
одеяла, подушки...
- В узел прикажете все завязать-с?
- Да, мой друг, да; пожалуй, и в узел... Кто знает, что может с нами
случиться. Ну, теперь, милый мой, сходишь и приищешь карету...
- Карету-с?..
- Да, мой друг, карету, просторнее и на известное время. А ты, мой
друг, не думай чего-нибудь...
- А далеко уезжать хотите-с?
- Не знаю, мой друг, этого тоже не знаю. Перину тоже, я думаю, туда же
положить нужно будет. Как ты сам думаешь, друг мой? я на тебя полагаюсь,
мой милый...
- Нешто сейчас изволите уезжать-с?
- Да, мой друг, да! Обстоятельство вышло такое... вот оно как, милый
мой, вот оно как...
- Известно, сударь; вот у нас в полку с поручиком то же самое было-с;
там у помещика-с... увезли-с...
- Увез?.. Как! милый мой, ты...
- Да-с, увезли-с и в другой усадьбе венчались. Все было заранее
готово-с. Погоня была-с; князь тут только-с вступились, покойник-с, - ну, и
уладили дело-с...
- Венчались, да... ты как же, мой милый? ты-то каким же образом, милый
мой, знаешь?
- Да уж известно-с, что-с! Слухом земля, сударь, полнится. Знаем,
сударь, мы все-с... конечно, с кем же греха не бывало. Только я вам скажу
теперь, сударь, позвольте мне попросту, сударь, по-холопски сказать; уж
коль теперь на то пошло, так уж я вам скажу, сударь: есть у вас враг, -
суперника вы, сударь, имеете, сильный суперник, вот-с...
- Знаю, мой друг, знаю; сам ты, милый мой, знаешь... Ну, так вот я на
тебя полагаюсь. Как же нам теперь делать, мой друг? как ты мне посоветуешь?
- А вот, сударь, если вы так теперь, таким, примерно сказать, манером
пошли, сударь, так вот вам понадобится там что покупать-с, - ну, там
простыни, подушки, перину-другую-с, двуспальную-с, одеяло хорошее-с, - так
вот здесь у соседки-с, внизу-с: мещанка, сударь, она; лисий салоп есть
хороший; так можно его посмотреть и купить, можно сейчас сходить
посмотреть-с. Оно же вам надобно, сударь, теперь-с; хороший салоп-с,
атласом крытый-с, на лисьем меху-с...
- Ну, хорошо, мой друг, хорошо; я согласен, мой друг, я на тебя
полагаюсь, вполне полагаюсь; пожалуй, хоть и салоп, милый мой... Только
поскорей, поскорей! ради бога, поскорей! Я и салоп куплю, только,
пожалуйста, поскорей! Скоро восемь часов, скорей, ради бога, мой друг!
поторопись поскорее, мой друг!..
Петрушка бросил недовязанный узел белья, подушек, одеяла, простынь и
всякого дрязгу, что стал было вместе сбирать и увязывать, и стремглав
бросился вон из комнаты. Господин Голядкин между тем схватился еще раз за
письмо - но читать его не мог. Схватив в обе руки свою победную голову, он
в изумлении прислонился к стене. Думать ни о чем он не мог, делать
что-нибудь тоже не мог; он и сам не знал, что с ним делается. Наконец,
видя, что время проходит, а ни Петрушки, ни салопа еще не являлось,
господин Голядкин решился пойти сам. Растворив двери в сени, он услышал
внизу шум, говор, спор и толки... Несколько соседок болтали, кричали,
судили, рядили о чем-то, - уж это господин Голядкин знал, о чем именно.
Слышался голос Петрушки; потом послышались чьи-то шаги. "Боже ты мой! Они
сюда весь свет созовут!" - простонал господин Голядкин, ломая руки в
отчаянии и бросаясь назад в свою комнату. Прибежав в свою комнату, он упал,
почти не помня себя, на диван, лицом в подушку. С минутку полежав таким
образом, он вскочил и, не дожидаясь Петрушки, надел свои калоши, шляпу,
шинель, захватил свой бумажник и побежал стремглав с лестницы. "Ничего не
нужно, ничего, милый мой! я сам, я все сам. Тебя покамест не нужно, а между
тем дело, может быть, и уладится к лучшему", - пробормотал господин
Голядкин Петрушке, встретив его на лестнице; потом выбежал на двор и вон из
дому; сердце его замирало; он еще не решался... Как ему быть, что ему
делать, как ему в настоящем и критическом случае поступить...
- Ведь вот: как поступить, господи бог мой? И нужно же было быть всему
этому! - вскричал он наконец в отчаянии, куда глаза глядят, наудачу ковыляя
по улице, - нужно же было быть всему этому! Ведь вот не будь этого, вот
именно этого, так все бы уладилось; разом, одним ударом, одним ловким,
энергическим, твердым ударом уладилось бы. Палец даю на отсечение, что
уладилось бы! И даже знаю, каким именно образом уладилось бы. Оно бы вот
как все сделалось: я бы тут и того - дескать, так и так, а мне, сударь мой,
с позволения сказать, ни туда ни сюда; дескать, дела так не делаются;
дескать, сударь вы мой, милостивый мой государь, дела так не делаются и
самозванством у нас не возьмешь; самозванец, сударь вы мой, человек, того -
бесполезный и пользы отечеству не приносящий. Понимаете ли вы это? Дескать,
понимаете ли вы это, милостивый мой государь?! Вот бы как оно и того... Да
нет, впрочем, что же... оно вовсе ведь не того, совсем не того... Я-то что
вру, дурак дураком! я-то, самоубийца я этакой! Оно, дескать, самоубийца ты
этакой, совсем не того... Вот, однако развращенный ты человек, вот оно как
теперь делается!... Ну, куда я денусь теперь? ну, что я, например, буду
делать теперь над собой? ну, куда я гожусь теперь? ну, куда ты, примером
сказать, годишься теперь, Голядкин ты этакой, недостойный ты этакой! Ну,
что теперь? карету брать нужно; возьми, дескать, да подай ей карету сюда;
дескать, ножки замочим, если кареты не будет... И вот, кто бы подумать мог?
Ай да барышня, ай, сударыня вы моя! ай да благонравного поведения девица!
ай да хваленая наша. Отличилась, сударыня, нечего сказать, отличилась!.. А
это все происходит от безнравственности воспитания; а я, как теперь
порассмотрел да пораскусил это все, так и вижу, что это не от иного чего
происходит, как от безнравственности. Чем бы смолоду ее, того... да и
розгой подчас, а они ее конфетами, а они ее сластями разными пичкают, и сам
старикашка нюнит над ней: дескать, ты такая моя да сякая моя, ты хорошая,
дескать, за графа отдам тебя!.. А вот она и вышла у них и показала нам
теперь свои карты; дескать, вот у нас игра какова! чем бы дома держать ее
смолоду, а они ее в пансион, к мадам француженке, к эмигрантке Фальбала'
там какой-нибудь; а там она добру всякому учится у эмигрантки-то Фальбала',
- вот оно и выходит таким-то все образом. Дескать, подите, порадуйтесь!
Дескать, будьте в карете вот в таком-то часу перед окнами и романс
чувствительный по-испански пропойте; жду вас, и знаю, что любите, и убежим
с вами вместе, и будем жить в хижине. Да, наконец, оно и нельзя; оно,
сударыня вы моя, - если на то уж пошло, - так оно и нельзя, так оно и
законами запрещено честную и невинную девицу из родительского дома увозить
без согласия родителей! Да, наконец, и зачем, почему и какая тут
надобность? Ну, вышла бы там себе за кого следует, за кого судьбой
предназначено, так и дело с концом. А я человек служащий; а я место мое
могу потерять из-за этого; я, сударыня вы моя, под суд могу попасть из-за
этого! вот оно что! коль не знали. Это немка работает. Это от нее, ведьмы,
все происходит, все сыры-боры от нее загораются. Потому что оклеветали
человека, потому что выдумали на него сплетню бабью, небылицу в лицах, по
совету Андрея Филипповича, оттого и происходит. Иначе почему же Петрушке
тут вмешиваться? ему-то тут что? шельмецу-то какая тут надобность? Нет, я
не могу, сударыня, никак не могу, ни за что не могу... А вы меня, сударыня,
на этот раз уж как-нибудь извините. Это от вас, сударыня, все происходит,
это не от немки все происходит, вовсе не от ведьмы, а чисто от вас, потому
что ведьма добрая женщина, потому что ведьма не виновата ни в чем, а вы,
сударыня вы моя, виноваты, - вот оно как! Вы, сударыня, вы меня в
напраслину вводите... Тут человек пропадает, тут сам от себя человек
исчезает и самого себя не может сдержать, - какая тут свадьба! И как это
кончится все? и как это теперь устроится? Дорого бы я дал, чтоб узнать это
все!..
Так рассуждал в отчаянии своем наш герой. Очнувшись вдруг, заметил он,
что где-то стоит на Литейной. Погода была ужасная: была оттепель, валил
снег, шел дождь, - ну точь-в-точь как в то незабвенное время, когда, в
страшный полночный час начались все несчастия господина Голядкина. "Какой
тут вояж! - думал господин Голядкин, смотря на погоду, - тут всеобщая
