расшнуровала забрызганные грязью ботинки. Пожалуй, она действительно была пьяна,
ее заметно мотало из стороны в сторону.
Бросила ботинки в угол, подняв подол платья, принялась стягивать с незагорелых
ног чулки. Скомкала, подержала в руке, словно не зная, что с ними делать, тоже
отшвырнула в сторону. Замерла на стуле, прикрыв глаза и оперившись руками о
широко раздвинутые колени.
Потом встала, подняла с пола свой саквояж, начала в нем рыться, выбрасывая на
полукруглую кушетку всякую женскую мелочь и что-то недовольно бормоча.
Я осторожно покинул наблюдательный пункт. Вряд ли можно надеяться увидеть
что-то кроме непрофессионального стриптиза.
Покурил перед форточкой, приводя мысли в порядок и планируя дальнейшие
действия. Потом вышел в коридор и постучал к Людмиле.
Она, кажется, начала понемногу приходить в себя. Глаза прояснились, и речь
стала отчетливее.
- А знаете, Игорь, у меня ведь нет того, что вам нужно... – сообщила она,
смущенно улыбаясь.
- Как это нет?
- Обыкновенно. Я ведь дело знаю, не то что вы... Раз никто ко мне не подошел с
паролем, я передачку спрятала. Там, в "Мотыльке", когда в вальтерклозет зашла.
Мало ли что могло случиться. Та шумная компания меня напугала...
- Едем!
- Куда ехать милый? Там давно закрылось. Час ночи уже. Теперь только утром...
- Спрятала хоть надежно? – перешел я на "ты".
- Будь спокоен. Кроме меня, никто не найдет.
- Припомни, на словах ничего не велели передать?
Она опустилась на кушетку, небрежно сдвинув к краю разбросанное небогатое
бельишко, хлопнула себя по лбу.
- Напоил меня, противный, а теперь спрашиваешь. Велели, велели, только те
слова без посылочки ничего не значат. Я должна про-ком-ментировать, да. Что,
откуда и какой шифр использован... Там каждая вторая страничка – ключ для
первой. Да и то, если ты сейчас еще несколько слов припомнишь. А нет, так нет, с
другими разговаривать буду. Так что извини, теперь только спать...
Сдерживая раздражение, я подошел к окну. В черном стекле отражался красноватый
свет лапы м смутно дрожало электрическое зарево над центром города.
Пользуясь тем, что я отвернулся, Людмила прошла в совсем крошечную спаленку,
большую часть которой занимала просторная железная кровать с никелированными
шарами и кольцами на спинках, начала стягивать через голову платье.
- Эй подожди немного. Ты меня слышишь?
- А как же? – она широко улыбнулась, держа перед собой платье, как матадор
мулету. Вот почему у нее такая осиная талия – тело зашнуровано в тугой розовый
корсет, похожий на противоперегрузочный костюм. Из-под нижнего края корсета
выглядывают кружевные панталоны с оборочками, сверху выпирают круглы, как
пушечные ядра времен Полтавской битвы, груди.
- И слышу, и все понимаю. Подай мне халатик вон там, в саквояже, и принеси,
пожалуйста воды с кухни. А я пока переоденусь и еще кое-что вспомню... Велено
было слово в слово передать, а мысли путаются...
Наполняя водой кипяченой водой из большого оцинкованного бака, я продолжал
анализировать ситуацию. Мне ведь предписаны не только курьерские функции, я
должен выяснить, не двойной она агент? А то, что пьяна, - не страшно, даже
наоборот.
Не дурака ли, кстати она валяет, и не играет ли она со мной, а не я с нею? Да
непохоже, я ведь считал – полтора стакана мадеры в "Мотыльке", две рюмки конька
и четыре фужера шампанского в "Эрмитаже". А утром у нее наступит похмелье и
адреналиновая тоска, тогда откровенного разговора может и не получиться.
Уроки Шульгина и полковника Кирсанова крепко сидели у меня в голове, и перед
тем, как отнести ей воду, я зашел к себе и набрал нужный код на клавиатуре
карманного переговорного устройства с жидкокристаллическим экраном.
Шульгин называл его "пейджером".
Прибор пискнул, на экране появился знак вопроса. Я передал сообщение,
убедился, что оно принято, и спрятал пейджер под матрас. От греха...
Людмила лежала на своей кровати поверх покрывала, разошедшиеся полы черного
халата с японским набивным рисунком открывали левую ногу как раз до того места,
где она заканчивалась. Непривычного дизайна белье вместе с корсетом грудой
валялось у изголовья. Уснула, что ли?
- Принес воду? – спросила она слабым голосом.
Я подал ей стакан. Она привстала, осушила его в три глотка. Шумно вздохнула.
- Запри дверь. Я, правда, с непривычки слишком много выпила.
Опустила ноги на коврик. Халат совсем распахнулся. Людмила отбросила его, не
торопясь легла, прикрылась одеялом до пояса. Даже без поддержки корсета грудь у
нее почти не обвисала. Соски, маленькие и розовые, торчали пуговками. Значит не
рожала еще.
Ее губы приоткрылись не то в улыбке, не то в презрительной гримасе.
- Воспитанные мужчины в упор на женщин неглиже смотреть не должны. Неприлично.
Тем более что ничего нового ты не увидишь, а я пьяная, и когда н меня так
смотрят - за себя не отвечаю. А если нравлюсь, - она приподняла руками снизу
груди и качнула ими, - лови момент. Какая б ни была, а на спине лежать могу...
Удивляясь самому себе, я ощутил, что действительно готов на это. Да просто в
смысле этнографии интересно, какова она – женщина, рожденная в позапрошлом веке?
Тем более что выполнение оперативного задания никак нельзя трактовать в плане
супружеской измены. Я погасил лампу и, не спеша раздевшись, лег рядом с
Людмилой.
Небольшой, но много зарядный и мощный пистолет, выданный мне Шульгиным, я
незаметно положил на подоконник за портьеру. Там его и утром будет незаметно, а
схватить в случае чего, можно мгновенно, просто закинув руку за голову.
Тело у нее было мягкое и горячее, а грудь наоборот, тугая не по возрасту. Я
прикоснулся к ней губами. Духами от груди, вообще от Людмилы не пахло, только
цветочным мылом. И запах был довольно свежим. Я провел ладонью по приятно
округлому животу, пушистому "холму Венеры", по нежным, шелковистым изнутри
бедрам. Потом поднес ладонь к лицу. То же самое – запах недавно вымытого
женского тела. Это меня уже всерьез насторожило.
Дорога от Риги занимает гораздо больше суток, а душевых в поезде пока не
придумали. Даже в вагонах первого класса. Умыться можно, но и только. Вряд ли в
тесном, не слишком чистом вагонном туалете она снимала корсет и прочее, чтобы
ополоснуться холодной водой.
Так, может быть, она подсела в поезд лишь на ближайшем от Москвы полустанке?
Тогда и "полковник", передавший ее мне, не наш, а вражеский агент?
И я сам сообщил ему, что не простой курьер, а человек, имеющий право принимать
ответственные решения.
Из этого может получиться совершенно неожиданная коллизия...
Но логика логикой, а если не спал с женщиной больше двух недель и чувствуешь
ладонью все подробности рельефа ее тела, то здравые мысли отступают на задний
план, если не дальше.
Довольно долго Людмила лежала совершенно безвольно, позволяя мне делать все,
что хочется, и в этом был какой-то особый утонченный эротизм. Только постепенно
учащающееся дыхание и легкие сокращения мышц напомнили, что она жива, а не
фторвиниловый муляж.
А потом словно очнулась, сообразила, что происходит и в таком положении
следует делать.
Я часто слышал, что ни одна настоящая женщина не похожа на другую, и с каждой
постигаешь нечто совершенно новое и неизведанное. Я – то сам не мог похвастаться
богатым опытом, последние несколько лет общался только с Аллой, а еще раньше мои
случайные подружки оказывались, как на подбор, очень вялыми и флегматичными.
Похоже, что и в постель они ложились только из вежливости или потому, что в их
кругах было принято время от времени отдаваться мужчинам.
Но женщина из прошлого оказалась более чем темпераментной.
Обвив меня руками и ногами с такой яростью, словно собиралась переломать мне
кости, Людмила дергалась и билась, словно в эпилептическом припадке, стонала,
вскрикивала и рычала. Не скрою, это буйство низменных инстинктов возбуждало и
затягивало. А вдобавок молодая, образованная, изысканно воспитанная женщина,
переводя дыхание, бессвязно и грубо материлась, подстегивая меня и комментируя
происходящее словами, которые вокзальные извозчики произносили, понижая голос.
С подобным проявлением страстей я встретился впервые. Впрочем, возможно, у
здешних женщин это принято. Как знак эмансипации и равенства в борьбе полов.
Благо стены пансионата сложены в четыре кирпича, а толстые двери еще и
занавешены бархатными портьерами. А то, боюсь, на шум сбежались бы обслуга и
жильцы. Если, конечно, подобные эксцессы здесь не являются привычной прозой
жизни.
После потрясающего, как в вагнеровских операх, финала Людмила отвалилась к
стене, нескоро отдышалась, скомкав простыню, вытерла лицо, грудь и плечи.
- Дай мне папиросу...
я нашарил на столе коробку, едва сумел зажечь огонь дрожащими руками.
- Ты доволен? – наконец спросила она нормальным, даже тихим голосом.
- Угу...
- Я тоже... Молодец, умеешь, давно такого не переживала. У меня ведь, честно
сказать, с весны ни с кем ни разу не было... Разговелась. – Теперь она ничем не
походила на воспитанную тихую скромняшку из кафе. Пожившая, давно забывшая о
предрассудках женщина, как говорится – с непростой судьбой. Клеопатра с
пистолетом за подвязкой. С таким темпераментом – полгода поститься. Нельзя не
посочувствовать. Лукулл, испытывающий муки Тантала.
- Бросить бы все да закатиться с тобой на уютную дачку на недельку. Вот бы
побаловались досыта на теплой печке... – голос ее звучал мечтательно. – А для
чего ты в эти дела ввязался? Тебе не подходит... – спросила вдруг Людмила как-то
по-другому.
- Так жить-то надо. Полгода руль крутить между вокзалами или за один вечер
срубить в два раза больше, да и тебя вот, видишь встретил... С делами
разберемся, гонорар получим, может и в правду душу отведем? Я таких девушек с
роду не встречал...
Не отвечая на мое предложение и будто забыв свои прежние слова, она протянула
мне сгоревший до мундштука окурок.
- Брось в форточку. Еще будем?
- Курить?
- Нет...
- А ты хочешь?
- Хочу. Но спать еще больше. Давай утром продолжим...
Мне на первый раз тоже было достаточно, да и завтра день легким быть не
обещал. За нашими играми я не обратил внимания, что в городе начали
постреливать. Не слишком часто и где-то ближе к окраинам, но хлопали время от
времени приглушенные расстоянием винтовочные выстрелы.
Людмила отвернулась лицом к стене и очень быстро задышала так, как дышат
по-настоящему спящие люди.
Я спать (в буквальном смысле этого слова) в одной постели с женщинами с юности
не выносил. Поэтому, стараясь не задеть случайную любовницу, тихо поднялся,
собрал с пола свое имущество, с подоконника прихватил пистолет и выскользнул в
потайную, с этой стороны оклеенную обоями и лишенную ручки дверь.
В собственном помещении почувствовал себя гораздо свободнее.
Неплохо б кофейку выпить, да и рюмку коньяка, но от самовара добрейшей хозяйки
я самонадеянно отказался, а тащиться по длинному коридору к общему титану не
хотелось. Проще обойтись. Я открыл пошире форточку, погасил свет, закурил и
попытался разобраться в обстановке. Все неожиданно и резко усложнилось. К тому,
что начало происходить, я совершенно не готовился. И спрогнозировать день
завтрашний не мог. Надежда лишь на то, что мне опять подскажут и помогут. Но как
же вышло все-таки, что приключение, начавшееся два с лишним месяца тому назад на
станции московского эмбуса, привело меня пока что в постель чужой и не внушающей
доверия женщины, за окном комнаты которой – зловеще-мрачная карикатура на мой
любимый город.
А ведь еще совсем недавно воображалась мне совсем другая жизнь... Когда вот
так же, глядя в ночной потолок, я лежал в своей каютке на крейсере-разведчике
"Рюрик" и предвкушал свидание с Землей и с Аллой.
Или когда на три недели позже проснулся среди ночи...
Глава 3
"... Итак, на чем же мы остановились?" – подумал я, вставая. В комнате было
