чувствовал спокойствия в душе, которое я знал, должно рано или поздно
охватить меня. Ведь я по сути заложник этих денег - ни поговорить, ни
обсудить ни с кем на свете я не мог. А фактически только мертвые члены моей
банды могли действительно оценить то, что я сделал.
Прошло еще какое-то время. Однажды вечером я покупал в киоске у станции
надземки газеты. Подъехала машина, из нее вышли люди, окружили меня,
одновременно вышли из сигаретной лавки еще двое, у всех на лице столь
знакомое выражение безучастности. Им не пришлось задавать вопросов, один из
них кивнул в сторону машины, я свернул газету и быстро залез внутрь. Они
отвезли меня в Ист-Сайд. Я знал, как важно в таких ситуациях не паниковать,
не воображать в деталях, что меня ждет на месте. Пока мы ехали, я прокрутил
в голове все происшедшее со мной за год и так и не смог понять, как он меня
вычислил. Ведь даже тогда, у стен церкви, он не смотрел на меня. Я понял,
что сделал одну, но большую ошибку, не написав заранее письмо маме, что ей
делать, если я внезапно не явлюсь домой, не явлюсь и умру, не вернувшись к
маме.
Мы приехали на узенькую улочку, но они не дали мне осмотреться. Я помню
лишь какие-то пожарные лестницы на стене. Мы поднялись по ступеням на
крыльцо. Прошли после входа в здание пять ступеней.
Оказались в кухне. За столом, под светом тусклой лампы, положив руки на
белую скатерть, как пришедший в гости богатый родственник, сидел человек,
который выиграл войну бандитских группировок. Прямо перед моими глазами
возникли два других глаза, мягких, неподвижных, не очень умных, один был
слегка прикрыт пленкой и косил. У него действительно была плохая кожа,
сейчас я это увидел с близкого расстояния, а шрам на подбородке ощутимо и
заметно белел. У него был взгляд ящерицы. Единственной красивой частью его
лица были волосы: черные, густые. Одет он был серо и неприметно. В обычный
плащ и обычный костюм. Шляпа лежала на столе. Ногти наманикюрены. Я пах
одеколоном. Его запах чем-то смахивал на запах отчужденности и враждебности,
который в свое время исходил от мистера Шульца. Я чувствовал себя на
совершенно другой территории, как в детстве, вроде недалеко от твоего
квартала, но уже все чужое. Он мягко махнул рукой, приглашая меня сесть
перед ним.
- Во-первых, Билли, - начал он проникновенно, будто он сожалеет о
необходимости вести такой разговор вообще, - ты знаешь, как мы скорбим по
поводу кончины Голландца.
- Да, сэр, - ответил я. Я был шокирован тем, что он знает как меня
зовут, я бы не хотел значиться в его списке знакомых.
- Снимаем шляпу в знак уважения. Помним их всех. Я ведь их знал...
сколько там лет? Такой человек, как Ирвинг... ему замены не отыскать!
- Да, сэр.
- Мы ищем причину того, что произошло. Пытаемся собрать оставшихся
ребят вместе, ну, ты понимаешь, остались ведь вдовы и дети.
- Да, сэр.
- Но у нас появились трудности.
Маленькая комната заполнилась людьми. Одни стояли у меня за спиной,
другие - у него. И только сейчас я заметил сбоку Дикси Дэвиса, стукачка,
вдавленного страхом в сиденье деревянного стула, зажимающего дрожащие руки
между ног. Подмышки мистера Дэвиса вспотели до неприличия, лицо покрывала
водяная маска. Я знаю, что это значит - высшую степень благоговения. Я едва
оглядел его, ничем не показав своих эмоций, но логично рассудив, что сдал
меня им именно он. Из этого выходило, что что бы я дальше ни сказал, им это
уже известно и что надо быть круглым идиотом, если попробовать им что-нибудь
соврать.
Я повернулся лицом к лицу к моему следователю. Мне показалось важным
смотреть ему прямо в лицо и прямо в глаза. О человеке говорят не только его
слова, но и его выражение лица и способность глядеть, не опуская взгляда.
- Ты неплохо проявил себя у них в организации. Так я слышал?
- Да, сэр.
- У нас тоже найдется работа для смышленых ребят. Ты, наверно, не с
пустыми руками оказался? - сказал он это таким тоном, будто моя жизнь не
висела в данный момент на волоске.
- Не совсем, - сказал я, - на самом деле меня только поставили на
зарплату. Всего за неделю перед их гибелью. Он дал мне аванс за месяц
вперед, потому что моя мама больна. Две сотни долларов. Сейчас их с собой
нет, но я возьму их из банка завтра утром, как только он откроется.
Он улыбнулся, уголки губ на мгновение поднялись вверх. Затем поднял
руку.
- Нам не нужна твоя зарплата, малыш. Я говорю о бизнесе. Ты понимаешь,
что в нашем деле, не всегда получается вести все дела как положено. Я хочу
попросить тебя помочь нам разобраться с его делами.
- Ну, сэр, это не по адресу! - сказал я, присвистнув, - Это, наверно, к
мистеру Дэвису. Я бегал за кофе, за сигаретами. А на важных встречах не
присутствовал, меня просто выгоняли. А иногда даже не говорили, где они
будут идти, эти встречи.
Он покачивал головой. Я чувствовал глаза Дикси Дэвиса на своей шее.
- И ты никогда не видел денег?
Я сделал вид, что задумался.
- Видел. Один раз на 149-ой улице. - ответил я, - Я тогда мыл полы и
они считали прибыль за день. Что говорить, там было никак не меньше
нескольких тысяч долларов!
- Вот как?
- Да. О такой сумме я не смею и мечтать.
- А ты мечтаешь?
- Каждую ночь, - сказал я честно глядя ему в глаза, - Мистер Берман
говорил мне, что бизнес меняется. Что в скором времени в бизнесе потребуются
тихие, спокойные люди с приличными манерами. Которые окончили школу. Я
решил, что я вернусь в школу, а потом пойду в колледж. Ну, а потом
посмотрим!
Он кивнул и замолк на время, смотря мне в глаза и что-то решая про
себя. Затем видно, решил.
- Школа - это хорошая идея, - сказал он, - Мы не забудем тебя.
Посмотрим, как ты растешь. Как успехи.
Он махнул мне рукой, я поднялся со стула. Дикси Дэвис спрятал лицо в
ладонях.
- Спасибо, сэр, - сказал я человеку, который отдал приказ убить мистера
Шульца, мистера Бермана, Ирвинга, Микки и Лулу, - Было большой честью
познакомиться с вами.
Я был доставлен обратно на Третью авеню на машине и высажен перед
сигаретной лавкой. И только тогда я действительно ужаснулся. Я сел на
обочину. Мои руки стали черными, я не выпускал из рук газету. Пережитое
увлажнило мои руки и на ладонях я мог прочитать заголовки и начало статьи.
Наступала новая череда дней, в течение которых я снова должен был ждать и
думать, что может случиться. Свободен или дни мои сочтены? Я не знал. Затем
я встал и пошел по улицам. Я дрожал, но не от страха, а от гнева на себя,
что смею бояться. Лучше уж убьют меня! Но звук машины исчез, машины моих
новых бандитов. Я попробовал подумать, с какой стати они могут убить меня.
Наверно, только если я буду вести себя определенным образом. А до этого они
будут просто следить за мной. Поэтому, если я не знаю, где деньги, то я
должен себя вести, будто не знаю.
Газеты-побрехушки сболтнули, что условно состояние мистера Шульца
оценивается в размере между шестью и девятью миллионами долларов. В банках,
на счетах осталась ничтожно малая сумма. "Союзники", прибравшие к рукам все
дела Шульца, их не нашли. Кроме самого дела они хотели еще и наличности.
Странно, но меня снова начали одолевать мысли. Но уже про другого
великого человека, не менее опасного... Я прикинул, что коль дни мои могут
быть сочтены, то... во мне снова проснулся азарт сопротивления и выживания.
Я понял, что поражение своей родной банды поставило меня в щекотливую
ситуацию: я распухал на их смертях. Я унаследовал все, не только деньги. Но
жизнь продолжалась, бизнес не останавливался, деньги - понятие вечное, к
смерти не приложимое. Страсть к овладению ими бесконечна. Я выждал несколько
дней, спустился в подвал к Арнольду - он был на охоте за барахлом -
отгородился от выхода каким-то вещами, на случай внезапного возникновения в
подвале чужих, и в плохом свете, в пыли, под перестук ног детишек с приюта,
пересчитал деньги в крокодиловом портфеле. Считал я очень долго, гораздо
дольше, чем предполагал. Считал, чтобы знать точную сумму. Вот она: триста
шестьдесят две тысячи двенадцать долларов!
Я засунул деньги обратно в портфель, и сверху сложил старые газеты и
журналы, разбитые детские игрушки, части кроваток, колясок, горшков,
кастрюль, механизмов, неведомых мне, ламп, части инструментов, коробок
из-под сигар, части саксофона, печатной машинки, барабана, бейсбольных бит,
бутылки, шляпки, флаги, штаны и коллекцию подмоченных марок в футляре.
А потом я, разумеется, вернулся домой и сел читать откровения мистера
Шульца снова. Теперь я читал их по другому; я плавал в облаке своего нового
видения, ругая себя за нетерпение, и передо мной открывались новые и новые
горизонты. Я слышал голос мистера Шульца, толковый парнишка, я искал в его
словах намеки, ниточки, путеводные и разъясняющие слова. Деньги были
спрятаны, зашифрованы в бреду - я чувствовал это. Я изучал свой почерк и
понял, что он сказал про деньги. Он оставил деньги для мисс Шульц и своих
детей, оставил там, где они знают, в каком-то знакомом для них месте, в том
месте, где и было приложение сил мистера Шульца. Чтобы проверить
предположение я отправился однажды ночью с Арнольдом - но перед этим я
несколько недель! просидел в классе, чтобы доказать тем, кто за мной следит,
что я чист - в старый пивной склад на Парк авеню, в тот самый, где он увидел
меня - жонглера. Шел дождь, мы сломали замок, зашли в темное нутро склада,
зажгли фонарь. Крысы носились у нас под ногами, валялись жестяные пивные
чаны, бочки. Одна из них была под завязку набита долларами. Мы погрузили эту
бочку на тележку Арнольда и отвезли ее домой. С той самой полуночи мы стали
с ним партнерами в нашем деле и являемся ими и поныне.
Но я не хочу даже предполагать, что все, что я нашел было именно всем
его богатством. Чем больше он имел, тем больше хотел иметь. Уж я-то знал
его! Я еще раз изучил записи и, наконец, понял, что он хотел сказать мне.
Если уж мир, сказал он, заключен в самом себе, то он будет тянуть его
богатства к себе, и чем хуже будут становиться обстоятельства его выживания
в этом мире, то тем хуже для мира - он все равно будет тянуть деньги к себе,
он все равно не остановится, он будет прибирать к рукам все, что имеет
ценность: деньги, акции, долговые обязательства, фишки из казино, он будет
хранить это увеличивающееся богатство где-нибудь недалеко от него. А в конце
концов он спрячет все это в таком месте, про которое даже никто не подумает,
что он может спрятать, и если он не придет за богатством, то секрет его
клада умрет вместе с ним. Если, конечно, не найдется ушлый, который
разгадает тайну.
Теперь я знал все, и зная все, со спокойной душой вернулся в школу. А
что? Школа - отличная идея. Испытание не из легких, после моей немного
другой учебы, но я был силен духом и сидел в классе, продолжая обучение, а
после классов работал в рыбной лавке за пять долларов в неделю, носил белый
фартук, весь в рыбьей крови и исхитрялся вести себя обычно, утешаясь мыслью,
что за мной все время следят.
Спустя год после смерти мистера Шульца, человек с плохой кожей попал в
тюрьму. Его засудил тот самый Томас Е.Дьюи. Я немного знал о правилах
мафиозных структур - когда приходило время или обстоятельства заставляли
меняться, то интересы в делах менялись тоже, проблемы вставали новые и
возникали новые дела. Про старые, нерешенные, забывали. Поэтому уже через
год можно было отправляться в провинцию не опасаясь за свою жизнь. Но я не
