действенным попечением.
У двоих эсесовцев под плащами были спрятаны автоматы.
- Вы - Вогенер, - сказал один из них, когда они все прошли в здание.
Он ничего не ответил.
- У нас здесь автомобиль, - продолжил эсесовец. - Нам велено встретить
вашу ракету, связаться с вами и немедленно отвезти к генералу СС Гейдриху,
который в настоящее время вместе с Зеппом Дитрихом находится в штабе одной
из дивизий СС. В Особенности нас предупредили, чтобы мы не позволили вам
подойти к каким-либо лицам из Вермахта или партийного руководства.
"Значит меня не пристрелят, - сказал себе Вегенер. - Рейдрих жив,
находится в безопасном месте и пытается усилить свои позиции в борьбе
против правительства Геббельса. Может быть, правительство Геббельса все-
таки падет".
Его затолкнули в ожидавший их эсесовский штабной лимузин фирмы
"Даймлер".
"Отряда флотских эсесовцев, неожиданно ночью сменивших охрану
рейхсканцелярии вполне достаточно. Тотчас же все полицейские участки
Берлина выплюнут вооруженных людей из СД во всех направлениях - прежде
всего, чтобы захватить радиостанцию, отключить электропитание, закрыть
Темпельхоф. Грохот тяжелых орудий во тьме на главных улицах. Но какое все
это имеет значение. Даже если доктор Геббельс свергнут и операция
"Одуванчик" отменена? Они все еще будут существовать эти чернорубашечники,
нацистская партия, проекты, если не на востоке, то где-то в другом месте,
на Марсе или на Венере. Не удивительно, что мистер Тагоми не смог этого
вынести, - подумал он, - ужасной дилеммы нашей жизни. Что бы ни случилось,
все будет злом, не имеющим нравных. Для чего же тогда бороться? Зачем
выбирать, если все альтернативы одинаковы? Очевидно, мы все-таки будем
продолжать в том же духе, как и прежде, изо дня в день. В данный момент мы
действуем против операции "Одуванчик". Потом, мы будем бороться за то6
чтобы одолеть полицию. Но мы не можем сделать все сразу, должна быть
определенная последовательность, непрекращающийся процесс. Мы сможем
воздействовать на исход, только делая выбор перед каждым очередным шагом.
Мы можем только надеяться, - подумал он, - и стараться изо всех сил. Где-
нибудь, в каком-нибудь другом мире, все совершенно иначе. Дело обстоит
лучше: есть ясный выбор между добром и злом. А не эта туманная путаница,
которая затрудняет возможность выбора, особенно, когда нет соответственного
орудия, с помощью которого можно было бы отделить переплетенные между собой
составляющие. У нас совсем не идеальный мир, который нам бы нравился, где
легко было бы соблюдать моральные принципы, потому что было бы легко
распознать нарушение их. Где каждый мир мог бы безо всяких усилий поступать
правильно, так как мог бы легко обнаруживать очевидное".
"Даймлер" рванулся вперед.
Капитана Вегенера поместили на заднее сидение, где с каждой стороны
были чернорубашечники, держа на коленях автоматы.
"Предположим, что даже сейчас это какая-то хитрость, - думал Вегенер,
ощущая, как лимузин на высокой скорости проносится по берлинским улицам, -
что меня везут не к генералу СС Гейдриху, находящемуся в штабе одной из
дивизий, а везут меня в какую-нибудь их партийных тюрем, где меня изувечат
и в конце концов убьют. Но я сделал выбор: я предпочел вернуться в
Германию, избрал рискованный путь, связанный с тем, что меня могут схватить
до того, как я доберусь до людей Абвера и окажусь под их защитой. Смерть в
любое мгновение - вот единственная дорога, открытая для нас в любой точке.
И тем не менее, мы выбираем ее, несмотря на смертельную опасность, либо же
мы сдаемся и отступаем на нее умышленно".
Он смотрел на проносившиеся мимо берлинские здания.
"Мой родной "фольд", родной народ: мы и я, снова мы вместе".
Обратившись к троим эсесовцам, он сказал:
- Как дела в Германии? Есть что-нибудь свеженькое в политической
ситуации? Я не был здесь несколько недель, уехал еще до смерти Бормана.
Естественно, истерические толпы поддерживают маленького доктора, -
ответил сидевший справа он него эсесовец. - Именно толпа и вознесла его на
пост канцлера. Однако, не очень-то похоже на то, что когда возобладают
более трезвомыслящие, они захотят поддерживать ничтожество и демагога,
который и держится- то только тем, что разжигает массы своим враньем и
заклинаниями.
- Понимаю, - сказал Вегенер.
"Все продолжается, - подумал он, - междоусобица. Вероятно, именно в
этом - семена будущего. Они в конце концов пожрут друг друга, оставив
остальных здесь и там в этом мире, все еще в живых. Нас достаточно, что бы
еще раз отстроиться, надеяться и жить своими немногочисленными, маленькими
стремлениями".
В час дня Юлиана Фринк наконец добралась до Шайенна.
в центре города, напротив огромного здания старого паровозного депо
она остановилась у табачной лавки и купила две утренних газеты.
Остановив машину у бордюра, она принялась просматривать газеты, пока
не нашла наконец-то, что искала:
"Отпуск заканчивается смертельным ранением".
Разыскивается для допроса относительно смертельной раны, нанесенной
мужу в роскошном номере отеля "Президент Гарнер" в Денвере, миссис Джо
Чинанделла из Канон-Сити, уехавшая по показаниям служащего отеля,
немедленно после того, что, должно быть, послужило трагической развязкой
супружеской ссоры. В номере были найдены лезвия бритвы, которыми, как на
зло, снабжаются постояльцы отеля в виде дополнительно услуги. Ими-то, по
всей видимости, и воспользовалась миссис Чинанделла, которую описывают как
смуглую, стройную, хорошо одетую женщину в возрасте около тридцати лет, для
того, чтобы перерезать горло своему мужу, чье тело было найдено Теодором
Феррисом, служащим гостиницы, получасом раньше забравшим сорочки у
Чинанделла и, как ему было велено, пришедшим, чтобы вернуть их владельцу
выглаженными. Он стал первым свидетелем вызывающий ужас сцены. Как сообщает
полиция, в номере отеля найдены следы борьбы, указывающие на то, что
окончательным аргументом..."
"Значит он мертв", - подумала Юлиана.
Она сложила газету.
И не только это узнала она - у них не было ее настоящего имени, они не
знали, кто она, и вообще ничего о ней.
Теперь уже не такая взволнованная, она поехала дальше, пока не нашла
подходящую гостиницу. Здесь она получила номер и занесла туда багаж, вынув
его из автомобиля.
"Теперь мне не нужно спешить, - сказала она себе. - Я могу даже
подождать до вечера и только тогда пойти к Абендсену. В этом случае мне
представиться возможность надеть мое новое платье. В нем просто не
полагается показываться днем - такие платья надевают только в сумерки. И я
могу спокойно закончить чтение книги".
Она расположилась поудобнее в номере, включила радио, принесла из
буфета кофе, взобралась на тщательно застеленную кровать со своим новым,
нечитанным, чистеньким экземпляром "Саранчи", купленным в книжном киоске
отеля в Денвере.
Не выходя из номера, она дочитала книгу к четверти седьмого.
"Интересно, добрался ли до ее конца Джо? В ней так много такого, что
он вряд ли понял, что хотел сказать Абендсен этой книгой? Ничего о своем
выдуманном мире. Разве я единственная, кто понимает это? Держу пари, что я
права: никто больше не понимает "Саранчу" чем я - они только все
воображают, что понимают по-настоящему".
Все еще слегка потрясенная, она уложила книгу в саквояж, надела
пальто, вышла из мотеля, чтобы где-нибудь пообедать.
Воздух был очень чист, а вывести и рекламы Шайенна как-то по-
особенному волновали ее.
Перед входом в один из баров ссорились две хорошенькие черноглазые
проститутки-индианки.
Юлиана остановилась посмотреть.
Тучи автомобилей, огромных, сверкающих, проносились мимо нее по
улицам, все окружающее дышало атмосферой праздности, ожидания чего-то,
глядело в будущее куда охотнее, чем в прошлое, с его затхлостью и
запустением, с его обносками и выброшенным старьем.
В дорогом французском ресторане - где служащий в белом кителе заводил
на стоянке автомобили клиентов, и на каждом столе стояла зажженная свеча в
большом бокале для вина, а масло подавалось не кубиками, а набитое в
круглые белые фарфоровые масленки - она с нескрываемым наслаждением
пообедала, а затем, имея еще массу свободного времени, медленно прогулялась
к своему отелю.
Банкнот рейхсбанка у нее почти уже не осталось, но она не придала
этому значения.
Это мало ее заботило.
"Он поведал нам о нашем собственном мире", - подумала она.
Она отперла дверь своего номера.
"Об этом самом мире, который сейчас вокруг нас".
В номере она снова включила радио.
"Он хочет, чтобы мы увидели его таким, каким он является на самом
деле. Я вижу его, и с каждым мгновением многие другие начинают прозревать и
видеть его".
Вынув из коробки голубое итальянское платье, она тщательно разложила
его на кровати.
Оно ничуть не было испорчено.
Все, что нужно было сделать - это самое большее, хорошенько пройтись
щеткой, чтобы убрать приставшие ворсинки.
Но когда она открыла другие пакеты, то обнаружила, что не привезла из
Денвера ни одного из своих шикарных полубюстгальтеров.
- Ну и черт с ними, - сказал она.
Она погрузилась в кресло и закурила сигарету.
Может быть, она сможет надеть его с обычным лифчиком?
Она сбросила кофту и юбку и попробовала надеть платье.
Но бретельки от лифчика были видны, и к тому же торчали его верхние
края, поэтому она отбросила эту мысль.
"А может быть, - подумала она, - пойти вообще без лифчика?"
Такого с ней не было уже много лет.
Это напомнило ей былые дни в старших классах школы, когда у нее были
очень маленькие груди. Это даже очень беспокоило ее тогда.
Но потом, по мере взросления и занятий дзю-до, размер груди дошел у
нее до тридцатого номера.
Тем не менее, она попробовала надеть платье без бюстгальтера, встав на
стул в ванной, чтобы видеть себя в зеркале аптечки.
Платье сидело на ней потрясающе, но, боже милостивый, слишком
рискованно было его так носить.
Стоило ей только пригнуться, чтобы вынуть сигарету или отважиться на
то, чтобы выпить - и могла случиться беда.
Булавка!
Она могла бы надеть платье без лифчика, собрав переднюю часть
булавкой.
Вывалив содержимое своей коробки с украшениями на кровать, она стала
раскладывать броши и сувениры, которыми она владела долгие годы.
Некоторые подарил ей Френк, некоторые - другие мужчины еще до
замужества.
Среди них была и одна, которую купил ей Джо в Денвере.
Да, небольшая серебряная булавка в виде лошадиной головы, из Мексики.
Вполне подойдет.
Она нашла и нужное место, где следовало заколоть, так что в конце
концов она все-таки сможет надеть это платье.
"Я сейчас рада чему угодно", - подумала она.
Произошло так много плохого, так мало осталось от прежних
замечательных планов и надежд.
Она энергично расчесала волосы, так что они начали потрескивать и
блестеть, и ей осталось только выбрать туфли и серьги.
Затем она надела пальто, взяла с собой новую кожаную сумочку ручной
работы и вышла из номера.
Вместо того, чтобы самой ехать на своем старом "студебеккере", она
попросила хозяина мотеля вызвать по телефону такси.
Пока она ждала в вестибюле мотеля, ей неожиданно пришла в голову мысль
позвонить Френку.
Почему ей это стукнуло в голову, она так и не могла понять, но идея
застряла в голове.
А почему бы и нет?
Она могла бы и не платить за разговор.
