от времени светлоглазый поглядывал на Перрина. Опустив на мгновение молоток,
кузнец подобрал короткую, толстую прямоугольную заготовку и толкнул ее в
руку юноши, затем опять поднял молоток и возобновил работу.
- Погляди, что из этого можно сделать, - сказал он Перрину.
Даже не раздумывая, Перрин шагнул к наковальне по другую сторону горна и
постучал заготовкой по ее краю. Раздался тонкий звон. Эту сталь не держали
долго в вагранке для медленного обжига, и она не набрала большого количества
углерода из угля. Перрин кинул заготовку на горячие угли почти во всю длину,
попробовал воду из двух бочек, чтобы проверить, в какой из них она
подсолена, третья бочка была с оливковым маслом. Затем юноша снял куртку и
рубашку, выбрал подходящий по размеру кожаный жилет. По сравнению с ним
большинство этих тайренских парней были мелковаты, но Перрин все же отыскал
жилет по своим плечам. Найти фартук оказалось проще.
Переодевшись, он повернулся и посмотрел на кузнеца, который продолжал
колдовать над своей работой, кивая и улыбаясь самому себе. Но одно лишь то,
что Перрин знал, что и как делать в кузнице, еще не свидетельствовало о его
умении. Он понимал: ему надо еще доказать мастеру владение кузнечным
ремеслом.
Когда Перрин подошел к наковальне с двумя молотами, набором плоских
клещей с длинными ручками и с остроконечным зубилом, стальной стержень
раскалился до темно-красного цвета, за исключением торчащего из углей
краешка. Юноша заработал мехами, следя за тем, как светлеет металл, пока он
не стал светло-желтым, почти белым. Затем клещами вытянул из огня заготовку,
положил ее на наковальню и взял тот из двух молотов, который был потяжелее.
Весом он был, по прикидке Перрина, около десяти фунтов и с большей рукоятью,
чем считают необходимым те, кто несведущ в работе с металлом.
Перрин держал рукоять молота почти за самый конец - раскаленный металл
временами сыплет в отместку за удар искрами, и юноша видел шрамы на руках
кузнеца из Круглохолмья, малого весьма беспечного.
Перрин не хотел делать что-то сложное и причудливое. Простая вещь
представлялась наиболее уместной. Он начал с того, что сплющил, закруглил
концы стержня, затем выковал середину в широкое лезвие, почти такое же
толстое, как и сам оригинал, лежащий у бочонка, но подлиннее - в полторы
ладони. Когда требовалось, юноша прикладывал металл к углям, поддерживая его
бледно-желтый цвет, и вскоре поменял молот на другой, легче первого раза в
два. Часть за лезвием Перрин утончил, потом согнул этот кусок на роге
наковальни. В полученное кольцо к готовому инструменту прикрепят деревянную
ручку. Установив в отверстие наковальни широкое зубило, Перрин положил на
него сверху сияющий металл. Один резкий удар молота отрубил готовое изделие.
Или почти готовое. Из него получится бондарный струг для подрезания и
зачистки верха бочарных клепок после того, как их собьют в бочку. Когда
юноша его доделает. Скребок для бочки, над которым работал кузнец, натолкнул
Перрина на эту мысль.
Обрубив по горячему, юноша бросил раскаленный металл в бочку с
подсоленной водой - для закалки. Неподсоленная вода давала более сильную
закалку, для более твердого металла; масло предназначалось для самого
мягкого закаливания, это - для хороших ножей. И для мечей. О последнем
Перрин слышал, но сам никогда не участвовал в изготовлении чего-либо
подобного.
Когда металл достаточно остыл - до тускло-серого цвета, - Перрин вынул
его из воды и понес к точильным кругам. Неторопливая и недолгая работа с
педальными колесами отточила острие до блеска. Юноша снова осторожно нагрел
режущую кромку. На этот раз металл стал темнее - соломенно-палевый,
бронзовый. Когда бронзовый тон волнами побежал по лезвию, Перрин отложил
свое изделие в сторону - охладиться. Потом можно будет заточить режущую
кромку. Повторное охлаждение в воде разрушило бы закалку, сделанную Перрином
только что.
- Очень аккуратно работаешь, - похвалил кузнец. - Ни одного лишнего
движения. Ты ищешь работу? Мои подмастерья бросили учебу, все трое сразу,
недоумки бестолковые, а у меня много работы, ты мог бы мне помочь.
- Я не знаю, долго ли пробуду в Тире, - покачал головой Перрин. - Я бы
поработал еще немного, если вы не возражаете. Давно уже не работал в кузнице
и скучаю по этому делу. Может быть, я успею докончить кое-что из того, что
не доделали ваши ученики.
Кузнец громко фыркнул:
- Ты умеешь больше любого из этих увальней; только и могут, что толкаться
да глаза таращить, бормоча о своих ночных кошмарах. Как будто у людей не
бывает иногда ночных кошмаров. Да, можешь работать здесь сколько захочешь.
Да озарит нас Свет, у меня заказы на дюжину тесел, и на три бондарных
струга, и соседу-плотнику необходимо долото... И вообще перечислять
устанешь. Начни с тесел, посмотрим, сколько успеем сделать до темноты.
Перрин окунулся в работу, на время забыв обо всем, кроме жара металла,
звона молота и запаха горна. Но наступил момент, когда он поднял голову и
увидел кузнеца - тот сказал, что его зовут Дермид Аджала, - снимающим свой
жилет, а двор кузницы уже погруженным в темноту. Весь свет исходил от горна
и пары ламп. А на наковальне у одного из холодных горнов сидела Заринэ и
наблюдала за Перрином.
- Так ты, кузнец, и вправду кузнец, - сказала она.
- Именно так, госпожа, - одобрительно вставил Аджала. - Говорит, что
подмастерье, но работа, которую он проделал сегодня, не всякому мастеру по
плечу, вот мое мнение. Прекрасные удары и более чем уверенные и ровные.
Слушая эти похвалы, Перрин переминался с ноги на ногу, и кузнец подбодрил
его усмешкой. Заринэ смотрела на обоих с непонимающим видом.
Перрин пошел повесить жилет и фартук на место, но, снимая их, внезапно
почувствовал спиной взгляд Заринэ. У него было такое ощущение, словно она
прикасалась к нему; на мгновение исходящий от нее травяной запах обдал
Перрина волной. Он быстро натянул через голову рубашку, торопливо, кое-как
заправил в штаны и рывком надел куртку. Обернувшись, он поймал взглядом одну
из тех загадочных улыбок, которые всегда заставляли его нервничать.
- И этим ты собираешься теперь заниматься? - спросила она. - Ты проделал
весь этот путь, чтобы снова стать кузнецом?
Аджала помедлил, закрывая двери во двор, и прислушался.
Юноша подобрал тяжелый молот, которым работал. Боек инструмента весил
фунтов десять, а ручка была длиной с предплечье Перрина. Минуту он держал
этот молот в руках, и его рукам было очень хорошо. В них молот был на своем
месте. Кузнец глянул один раз в глаза своего помощника и больше не обращал
на них внимания. Какая разница, какого цвета глаза, главное - работа, умение
обращаться с металлом, мастерство.
- Нет, - печально проговорил Перрин. - Когда-нибудь, я надеюсь, придет
день. Но еще рано. - Он собрался повесить молот в предназначенное для него
гнездо на стене.
- Возьми его себе, - сказал Аджала, кашлянув. - Не в обычае у меня
раздавать хорошие молоты, но... Сегодня ты переделал работу, которая стоит
намного больше, чем этот молот, и, может быть, он поможет тебе
"когда-нибудь". Знаешь, парень, если я и видел кого, кто рожден для
кузнечного молота в руках, так это ты. Так бери его. Бери, он твой!
Перрин сжал ручку молота. В руке инструмент чувствовался как нельзя
лучше.
- Спасибо, - сказал он. - Я даже не могу выразить, как много это для меня
значит!
- Только не забывай про свое "когда-нибудь", парень. Помни об этом.
Когда они вдвоем вышли из кузницы. Заринэ посмотрела на Перрина и
спросила:
- Кузнец, а ты представляешь, какие все вы, мужчины, странные? Нет, я и
не надеялась, что ты это понимаешь. - Она бросилась вперед, оставив его
почесывать затылок одной рукой и сжимать молот - другой.
Никто в общем зале гостиницы не обратил особого внимания на парня с
золотистыми глазами, который нес в руке кузнечный молот. Перрин поднялся в
свою комнату, напомнив себе обязательно зажечь сальную свечу. Его колчан и
топор висели на том же деревянном колышке, вбитом в оштукатуренную стену.
Юноша взвесил топор в одной руке и молот - в другой. По весу топор с лезвием
в виде полумесяца и толстым шипом был фунтов на пять-шесть легче молота, но
Перрину казалось, что он в десять раз тяжелее. Переложив топор в петлю у
себя на поясе, он поставил молот на пол под деревянным колышком, прислонив
его ручку к стене. Рукоять топора и ручка молота почти соприкасались - два
куска дерева одинаковой толщины. Два куска металла, почти одного веса.
Перрин долго сидел на табуретке, пристально глядя на них. Он все еще не
отрывал взгляда от молота и секиры, когда в дверь просунул голову Лан:
- Идем, кузнец! Надо кое-что обсудить.
- Я и есть кузнец, - ответил Перрин, и Страж нахмурился:
- Что, тоже зима на мозги подействовала? Нечего косо смотреть на меня,
кузнец. Если ты не в силах больше нести свою ношу, то рискуешь стянуть с
горы всех нас.
- Я в силах нести все, что надо, - проворчал Перрин. - Все, что нужно, я
сделаю. Чего тебе нужно?
- Ты, кузнец. Ты мне нужен. Разве не слышал? Пойдем, фермерский сынок.
Прозвище, которым так часто называла его Заринэ, заставило юношу сейчас
же сердито вскочить с места, но Лан уже отвернулся. Перрин выскочил за ним в
коридор и быстро пошел в ту часть здания, которая выходила окнами на улицу.
Он намеревался заявить Стражу, что уже вдосталь наслушался и "кузнеца", и
"фермерского сынка" и что его имя - Перрин Айбара. Страж нырнул в отдельную,
единственную в гостинице столовую. Окна этой небольшой комнаты смотрели на
улицу. Перрин поспешил за ним.
- А теперь слушай, Страж, я...
- Слушать будешь ты, Перрин, - прервала его Морейн. - Помолчи и слушай. -
Лицо женщины было спокойным, но ее глаза казались такими же мрачными, как и
голос.
Перрин сразу и не заметил, что в комнате были и другие, кроме него самого
и Стража, который теперь стоял, опершись рукой о полку неразожженного
камина. Посреди комнаты за столом из цельного черного дуба сидела Морейн. Ни
один из стульев с высокими резными спинками не был занят. В другом конце
комнаты, напротив Лана, с угрюмым видом прислонилась к стене Заринэ, а Лойал
просто уселся на полу, поскольку ни один из стульев ему не подходил.
- Я рада, что ты решил присоединиться к нам, фермерский сынок, -
саркастически заметила Заринэ. - Морейн ничего не хотела говорить, пока ты
не придешь. Только смотрит на нас, будто решает, кому из нас вскоре придется
умереть. Я...
- Замолчи, - резко сказала Морейн. - Один из Отрекшихся в Тире.
Благородный Лорд Самон - это Бе'лал.
Перрин задрожал. Лойал зажмурился и простонал:
- Я мог бы оставаться в стеддинге. Наверное, я был бы вполне счастлив.
Женат, кого бы мать для меня ни выбрала. Она прекрасная женщина, моя мать, и
плохой жены для меня не нашла бы! - Казалось, уши совсем потерялись в его
лохматой шевелюре.
- Ты можешь вернуться в Стеддинг Шангтай, - ответила Лойалу Морейн. -
Сейчас же уезжай, если хочешь. Задерживать тебя я не стану.
Лойал открыл один глаз.
- Я могу ехать?
- Если желаешь, - подтвердила она.
- О! - Он открыл второй глаз и почесал щеку толстыми пальцами, похожими
на колбаски. - Я полагаю... полагаю... если у меня есть выбор... я останусь
со всеми вами. Я уже сделал очень много записей, но не достаточно, чтобы
закончить мою книгу, и я не хочу покидать Перрина и Ранда...
Морейн прервала его холодным тоном:
- Хорошо, Лойал. Я рада, что ты остаешься с нами. Я с удовольствием
воспользуюсь любыми знаниями, которыми ты обладаешь. Но пока дело не
