мне - налево, вам - направо, Покровкою и, дале, Гороховым
полем... А мне-то все эти места знакомые... Там невдали, куда
едете, мой дядя; у него завод в Немецкой слободе...
- Извините, - произнес в сильном волнении Перовский, - минуты
дороги... одно слово... У меня в Москве невеста - в Бронной, у
Патриарших прудов... Вам, хоть обратно, будет по пути - с
Дмитровки или с Тверской... Там недалеко... дом с бельведером,
зеленою крышей и львами на воротах.
- Приказывайте, - произнес, вспыхнув и поглядывая на своего
вестового, Квашнин, - чей дом?
Перовский назвал фамилию княгини.
- Боле ничего, - сказал он, помолчав, - прошу об одном только -
предупредите; если же хозяйки уже выехали, там дворник Карп или
кто-нибудь, - узнайте, куда и все ли благополучно?.. У вас,
кажется, вы говорили, матушка была тоже в Москве; не по пути ли
мне? был бы счастлив...
- Помилуйте, - восторженно воскликнул Квашнин, пожимая с седла
влажною, мягкою рукой руку Базиля, - да я готов, ваш слуга...
Матушка ж моя жила на Пятницкой у Климента - знаете, папы
римского? - на углу Климентовского переулка, дом с красною крышей
и вверху хоть не бельведер, как у княгини, но тоже антресоли...
Она уже оставила Москву, а не будь этого, мы с вами сегодня же
там пили бы чай и наливку. А какая наливка! Уже была бы рада моя
старушка... До свидания!
- Счастливого пути! Если ранее меня доберетесь до обоза, найдите
моего денщика, - не растерял бы он моих вещей.
Квашнину удалось, исполнив у Бутырской заставы приказание
Милорадовича, завернуть в Бронную, к Патриаршим прудам. Он
отыскал дом княгини, узнал, что все благополучно, за два дня
перед тем уехали, и, узнав от дворника о записке Авроры на имя
Перовского, в волнении от невероятной, радостной находки, взял
эту записку с собой для передачи ее Перовскому. Сев на
отдохнувшего коня, он весело поскакал к Рогожской заставе, но на
Тверской наткнулся на входивших уже в город французов и попал в
плен, из которого, впрочем, в наступившую ночь счастливо бежал.
Найдя в обозе денщика Перовского, он узнал, что вещи последнего
были целы, но о судьбе самого Перовского никто ничего не знал.
[Иллюстрация] Расставшись с Квашниным, Базиль приказал вестовому
не отставать и поскакал Покровкою к Басманной. У
Иоанна Предтечи его задержал двигавшийся с Басманной казачий
полк. Передав командиру полка приказание Милорадовича, Базиль
никак не мог проехать в Гороховскую улицу. Оттуда шла пехота.
Теснимый рядами молча и сумрачно двигавшихся солдат, он было
своротил сквозь их шеренги в узкий и кривой переулок, но
запутался здесь в неогороженных пустырях между огородами и попал
к какой-то роще у речки Чечеры. Издали была видна знакомая ему
колокольня Никиты Мученика. Перовский сообразил, что через Чечеру
и далее через Яузу он мог в Лефортово удобно попасть только по
Басманной, и направился туда. На Басманной встретился какой-то
отсталый обоз, завязавший ссору с егерями Демидова, которые на
дюжине фур везли мебель и уводили лошадей, борзых и гончих собак
своего хозяина. К Лефортовскому мосту через Яузу Перовский
добрался уже в пятом часу. Здесь оказалась новая преграда. Через
мост, навстречу Базилю, тесня и сбивая друг друга, непрерывно
двигались ряды отставшей русской колонны. То были опять казаки и
драгуны.
- Вы откуда? - окликнул Базиль солдат.
- От Сокольников...
- Кто ваш дивизионный?
- Генерал-майор Сикорский.
- Где он? Солдаты указали за мост, на видневшийся невдали лес.
- Живее, ребята, поздно! - крикнул Базиль. - Сбор за Рогожскою
заставой; поспешайте!
- Рады стараться, - отозвались голоса. Тысячи стоптанных сапогов
гулко и бодро стучали по мостовым доскам. Мост опустел. Перовский
с вестовым проехал за Яузу. Лес, который он видел с того берега,
оказался далее, чем он того ожидал. Изрытая, болотистая дорога
шла непрерывными огородами; потом потянулось поле. Начало
смеркаться. Удивленный, что так скоро наступил вечер, Базиль,
отирая пот, пришпорил лошадь к лесу, проехал еще с версту и
вправо, между деревьями и каким-то прудом или озером, увидел в
колоннах большой военный отряд. В сумерках он разглядел, что тут,
кроме русских, были и неприятели. Он замялся. Подъехав еще ближе,
Перовский увидел генерала Сикорского и, к своему удивлению, рядом
с ним начальника французских аванпостов. То был, как он потом
узнал, генерал Себастьяни. Базиль велел вестовому подождать себя
у леса, а сам, взяв под козырек, направился к Сикорскому и
передал ему приказ Милорадовича.
- Да что, батюшка, - с неудовольствием крикнул кругленький и
живой, с быстрыми движениями и точно испуганными,
раскрасневшимися глазами Сикорский, - мы, видит бог, не медлили,
вовремя узнали о перемирии и шли, как все. Было сказано: через
Яузу - на Яузе же не один мост, а эти господа (он указал на
сердито молчавшего Себастьяни) отрезали нашу крайнюю бригаду и
вздумали ее не пропускать. Теперь вот с ним кое-как, впрочем,
объяснились: несговорчивый, собака, насилу его уломал. Так
передайте его превосходительству, сами видите, безостановочно
идем вслед за ним...
Раздалась французская команда. Задержанные неприятельским
авангардом, донской казачий и драгунский полки прошли в интервалы
между развернутым по полю французским отрядом. Перовский дождался
их прохода и поспешил к лесной опушке, у которой он оставил
вестового; но последнего там уже не было. Базиль возвратился на
дорогу и стал кликать казака; никто не отзывался. В темноте
только слышался топот подходившей к мосту русской бригады. Базиль
поскакал туда. Но французы, между мостом и лесом, уже протянули
свою сторожевую ночную цепь.
- Qui vive? (Кто идет?) - раздался оклик часового.
- Парламентер, - отвечал Перовский. Часовой не пропустил его.
Подъехал офицер, расставлявший пикеты, и пригласил Базиля к
генералу. Себастьяни, видевший, как Перовский, за несколько
минут, говорил с своим дивизионным, велел было пропустить его
через цепь. Но едва Перовский отъехал за пикет, он послал
вестового возвратить его.
- Здесь невдали неаполитанский король, - сказал он, - вы говорите
по-французски, образованны - королю будет приятно с вами
поговорить... Ваш кордон за мостом, вблизи... еще успеете...
Прошу вас на минуту повременить...
Перовский нехотя последовал за Себастьяни, окруженным
адъютантами. Они ехали шагом. Лес кончился, потянулось поле.
Вдали виднелись огоньки. Переехав через канаву, все приблизились
к обширной избе, стоявшей за лесом, среди огородов. У двери
толпились офицеры. Солдаты, с горевшими факелами в руках,
встретили подъехавшего генерала.
XVIII
Себастьяни спустился с седла, велел принять лошадь Перовского и
предложил ему подождать, пока он снесется с Мюратом. Базиль вошел
в пустую и едва освещенную с надворья избу. За окнами слышался
говор, шум. Подъезжали и отъезжали верховые. Какой-то высокий, с
конским хвостом на каске, француз сунулся было в избу, торопливо
ища на ее полках и в шкафу, очевидно, чего-либо съестного, и с
ругательством удалился. Через полчаса в избу вошел Себастьяни.
- Неаполитанский король занят, - сказал он, - ранее утра он не
может вас принять. Переночуйте здесь...
- Не могу, - ответил, теряя терпение, Базиль, - меня ждут; я сюда
привез приказания высшего начальства и обязан немедленно
возвратиться с отчетом... Не задерживайте меня...
- Понимаю вас... Только ночью, в такой темноте и при неясности
нашего обоюдного положения, вряд ли вы безопасно попадете к
своим.
- Но разве я - пленный? - спросил, поборая досаду, Базиль, - Вы,
генерал, лучше других можете решить; вы видели, что я был прислан
к начальнику прошедшей здесь бригады.
- Полноте, молодой человек, успокойтесь! - улыбнулся Себастьяни,
садясь на скамью за стол, - даю вам честное слово старого
служаки, что рано утром вы увидите короля Мюрата и вслед за тем
вас бережно проведут на ваши аванпосты. А теперь закусим и
отдохнем; мы все, не правда ли, наморились, надо в том
сознаться...
Вошедший адъютант внес и развязал покрытый пылью кожаный чехол со
съестным и флягою вина. Не евшему с утра Перовскому предложили
белого хлеба, ломоть сыру и стакан сотерна.
- Москва пуста, Москва оставлена жителями, - произнес, закусывая,
Себастьяни, - знаете ли вы это?
- Иначе и быть не могло, - отвечал Базиль.
- Но наш император завтра входит в ваш Кремль, поселяется во
дворце царей... Этого вы не ждали?
- Наша армия не разбита, цела...
- О, если бы ваш государь протянул нам руку! Он и Наполеон стали
бы владетелями мира. Мы доказали бы коварной Англии, пошли бы на
Индию... Впрочем, пора спать, - прибавил Себастьяни, видя, что
Базиль не дотрагивается до еды и ему не отвечает. Перовского
провели через сени в другую комнату, уже наполненную лежавшими
вповалку штабными и ординарцами. Он разостлал свою шинель и,
подсунув под голову шляпу, не снимая шпаги, лег в углу. При свете
факелов, еще горевших на дворе, он увидел в избе, у окна,
молодого французского офицера замечательной красоты. Черноволосый
и бледный, с подвязанною рукою и с головой, обмотанною
окровавленным платком, этот офицер сидел, согнувшись, на скамье и
разговаривал с кем-то в разбитое окно. Он не заметил, как в
потемках вошел и лег Базиль.
- Мне, представьте, однажды удалось видеть его в красной с
золотом бархатной тоге консула! - говорил по-французски, но с
иностранным акцентом голос за окном. - Как он был хорош! Здесь
он, разумеется, явится в небывалом ореоле, в одеянии древних
царей.
- Но увидим ли мы свою родину? - возразил тихим, упавшим голосом
раненый офицер. - Отец мне пишет из Макона - налоги страшно
растут, все давят; у сестры отняли последнюю корову, а у сестры
шестеро детей...
- Великий человек, - продолжал голос за окном, - сказал недаром,
что эта дикая страна увлечена роком. Вспомните мое слово, он
здесь освободит рабов, возродит Польшу, устроит герцогства
Смоленское, Виленское, Петербургское... Будут новые герцоги,
вице-короли... Он раздаст здешние уделы генералам, а Польшу -
своему брату Жерому.
- Ох, но вы - не генерал; ваши земляки храбры, не спорю, но армия
Кутузова еще цела, а фортуна слепа, - ответил раненый, припадая
от боли плечом к окну.
- Вы намекаете на случайности, - произнес голос за окном, - а
забыли изречение нового Цезаря: "Le boulet, que me tuera, n'est
pas encore fondu" ("Бомба, которая меня убьет, еще не отлита").
Великий человек должен жить и будеть жить долго, воюя
по-рыцарски, за угнетенных... Ведь Рига уже взята, Макдональд, по
слухам, в Петербурге... Не верите? Если же и этого будет мало,
уже выпущено на миллионы фальшивых ассигнаций, найдут и выдвинут
нового самозванца... народ и без того толкует, что жив и покойный
царь Павел...
Раненый более не отвечал. В комнате стихло. Факелы за окном
погасли. "Неужели все это правда? - думал в темноте Базиль. -
Неужели просвещенный народ и этот гений, этот недавний мой кумир,
пойдут на такие меры? Быть не может! Это выдумка, бред
раздраженных бородинскою неудачею мечтателей и хвастунов".
Перовский долго не мог заснуть. Ему пришла было в голову мысль -
незаметно, впотьмах, выйти из избы, достигнуть леса и бежать; он
даже встал и начал пробираться через спавших в избе, но,
расслышав вблизи оклики часовых, снова лег на шинель и крепко
заснул. Загремел зоревой барабан. Все проснулись. Начинался
рассвет тихого и теплого, чисто летнего дня. Себастьяни сдержал
слово и с своим адъютантом послал Перовского к Мюрату.
Итальянский король провел ночь уже в Москве. Перовский и его
проводник верхом направились в Замоскворечье, где, как им
сказали, была квартира Мюрата. На Пятницкой, у церкви Климента,
Базиль стал искать глазами и узнал дом, с зелеными ставнями и с
вышкой, матери Квашнина. Возле этого дома толпились оборванные
французские солдаты, таща из ворот мебель и разный хлам. В
раскрытые окна виднелись потные и красные, в касках и
