опытного распорядителя - меня, и если понадобится, я тут же вмешаюсь. Я
согласен, что у меня больше опыта в принятии решений, особенно в
чрезвычайных обстоятельствах, но у тебя здесь больше информации. К тому же
ты очень умен. И у тебя хватает здравого смысла: это значит, что тебе не
мешают принимать решение всякие посторонние помехи - обрывки идей, мыслей
и верований, которые к этому делу не относятся.
Я рассмеялся. Папа смотрел на меня, прижмурив один глаз.
- После всего того, что я наговорил, принимая это решение, странно,
что ты не изменил своего, - сказал я. - Хорошо, я попробую. Вообще-то
когда тебя не было, мне нравилось быть старшим. Но я все время думал, что
рано или поздно ты вступишь в свои права, а я опять стану ребенком.
- Но было бы хорошо поиграть просто из удовольствия или
расплачиваться только отжиманиями.
После этого мы перешли к обсуждению частностей. Арно рассказал нам,
что Нормандия равнинная страна, поэтому там нелегко отыскать укрытие.
Рыцари там проводят много времени в охоте верхом, объезжают все леса и
пустоши. Мне не хотелось бы собрать толпу, которую могут заметить сверху.
Я не хотел, чтобы местные жители вообще знали о нас, за исключением тех,
кого постарается привлечь Арно.
Я спросил папу, можно ли безопасно ждать в нескольких милях вверху.
Мне казалось, что Нормандия достаточно далеко от Прованса и политическая
полиция не будет там искать нас. Мы будем небольшим стационарным объектом,
только изредка будем садиться и взлетать.
Но папа это не одобрил.
Я вспомнил тогда, что на полицейском корвете настроено оборудование
на поиск улетающего корабля, и спросил, а не засекут ли они наш полет
здесь.
- Сомневаюсь, - ответил папа, - мы слишком близко к поверхности. Их
оборудование основано на определении локальных возмущений в Q-матрице.
Он понял, что я его не понимаю.
- Кажется, я мало внимания уделял тому, как вас учат физике на
Эвдаше, - сказал он. - Q-матрица это в сущности энергетическое поле,
которое мы осознаем как пространство-время...
- Ага, - сказал я. - В школе мы называли ее матрицей
пространства-времени.
- Прекрасно. Тогда ты должен знать, что действие корабельного
двигателя искажает эту матрицу.
Теперь я начал понимать.
- Даже в фазе полета вблизи массы корабельный двигатель легко засечь
на значительном расстоянии, даже вблизи центра матрицы, то есть около
планеты, потому что своим движением корабль эту матрицу изменяет.
- Но ведь в этой фазе искажение очень слабое, - возразил я.
- Верно. Но если мы достаточно далеко от поверхности, их инструменты
все равно это засекут. К счастью в поверхностном слое вблизи твердой коры
планеты, там где она соприкасается с атмосферой, матрица сама по себе
носит иррегулярный характер. Матрица искажается над любыми неровностями
поверхности, особенно над горами и океанскими впадинами.
Я кивнул. Теперь я понял, к чему он ведет.
- Поэтому, - продолжал он, - близко от поверхности нас могут засечь
только другими инструментами типа радара или человеческого глаза. Я думаю,
именно так они нашли Денин - при помощи радара или визуально. И так как
они не знают, что у нас есть второй катер, будем надеяться, они перестанут
искать тщательно. На это можно надеяться, но все же чем меньше и ниже мы
будем летать, тем спокойнее.
- Вообще-то я думаю, что их поисковая система лишь часть
астронавигационного оборудования. А это оборудование сейчас занято
удержанием корвета в одной позиции. Поэтому нас засекут, только если мы
удалимся достаточно далеко или слишком сильно исказим матрицу вблизи
поверхности.
- Искажения, вызванные неровностью поверхности, быстро ослабевают с
удалением от планеты. Например, я уверен, что на высоте в
пятнадцать-двадцать миль нас засекли бы немедленно. Не уверен, что даже на
пяти милях безопасно, и я решительно против подъема на десять миль. Но на
высоте в две-три мили главная опасность - в истребителях, наблюдающих за
поверхностью.
- И мы не знаем, насколько велика эта опасность, - сказал я.
Папа кивнул, задумчиво поджав губы. Если они считают, что мы
передвигаемся пешком или верхом и одеты в местную одежду, они должны
понимать, что шансы найти нас близки к нулю. Поэтому они ищут без особой
надежды. А это значит, что они не очень внимательны.
- Но все же у них в постоянных поисках три истребителя, и мы не можем
рисковать. Поэтому как твой консультант и помощник я рекомендую, чтобы мы
при всех условиях поднимались не выше трех миль, передвигались
преимущественно по ночам и со скоростью не больше пятисот миль в час. Наш
полет лучше скрывается неровностями поверхности на меньшей скорости.
После того как мы обсудили еще несколько вопросов, мама настроила
лингвистическую обучающую программу в спальне родителей, а мы с Арно
отправились разговаривать и дремать под деревья. Бабба тоже был снаружи.
Он лежал в тени, положив голову на лапы и закрыв глаза: если кто-то
приблизится по земле или вверху, Бабба предупредит нас.
Итак, днем мы отдыхали; ночью предстоял перелет в Нормандию. Лежа на
солнце, я подумал, что у нас есть детектор, которого нет у политической
полиции. В нашей семье есть сверхволк. Сверхволк никогда не вступил бы в
политическую полицию.
Я спал недолго, когда Бабба разбудил меня. Как только он дыхнул мне в
ухо, я вскочил, но Бабба сообщал не о чьем-то приближении, а просто об
изменении погоды. Я услышал не очень далекий раскат грома. Бабба сказал,
что не просто приближается туча, а множество туч. По-видимому, погода
меняется основательно. Откуда он это знает, я не мог понять.
Вначале я подумал, что он предупреждает, чтобы я не промок. На самом
деле вовсе нет. Мы иногда забываем, насколько умен сверхволк, потому что
он обычно молчит. Ему трудно разговаривать. К тому же он выглядит совсем
как обычная собака, только очень большая.
Ему пришлось сказать мне, что он имеет в виду.
- Очень толстые тучи, - сказал он, - и очень близко к поверхности.
Полетим над землей или в облаках, враг нас не увидит глазами. А в грозу их
инструменты не действуют, верно?
Кто знает, что еще понял Бабба, слушая наши мысли, пока мы делали
уроки или читали?
Я разбудил Арно и велел ему подготовить лошадей к погрузке, потом
открыл в катер и крикнул папе и маме, что нужно готовиться к полету, что,
по словам Баббы, приближается грозовой фронт. Потом вышел и помог Арно.
Когда мы с Арно заводили лошадей, вышла мама и посмотрела в небо. Оно
оставалось голубым, но вне катера и она услышала гром. Бабба объяснил ей,
что погода меняется.
Маму потрясло зрелище лошадей в контрольной рубке. То есть она и
раньше чувствовала их запах здесь, но теперь они были, так сказать, во
плоти. На этот раз заводить их было нетрудно, потому что мы им сразу
завязали глаза.
Потом мы с Арно вышли и сели на трапе, слушая приближающийся гром.
Минут через пять мы увидели тучи, темные, синевато-серые и какие-то
кипящие.
Еще две минуты, и упали первые капли, большие, жесткие и холодные.
Небо теперь все гремело, и мы заторопились в катер и закрыли его. Папа
включил наружные приемники звуков, и нас оглушил раскат грома. В это время
папа поднял катер над деревьями.
Мы двинулись в Нормандию, почти ничего не видя из-за дождя. Нашим
проводником был Арно: мы с папой знали только, что Нормандия где-то на
северо-западе на берегу моря. Вскоре мы увидели реку, которую Арно назвал
Роной, и повернули на север. И почти сразу же у нас вообще не стало
проводника: местность сверху выглядит по-иному. С воздуха Арно не мог
понять, где пролегает дорога на Нормандию. Он был в этой местности только
раз, а сверху все дороги кажутся одинаковыми - грязные, разбитые, с
тележными колеями и такие узкие, что вряд ли разойдутся две телеги.
Местность по крайней мере на семьдесят процентов лесистая, изредка
лоскутные одеяла полей. Через несколько минут полета вверх по течению Роны
мы миновали городок, который Арно узнал и назвал Лионом. Вообще-то для
этой части Фанглита Лион - солидный город с большим внушительным зданием,
которое Арно назвал церковью. Он сказал, что церковь - это жилище Бога на
Фанглите. Когда я стал расспрашивать, он объяснил, что Бог не живет там
физически и что каждая церковь - его жилище. Я решил, что у меня недостает
общих сведений, чтобы понять это, и сменил тему.
У Лиона река раздваивается, и после этого мы не встретили ни одного
города, на который можно было бы посмотреть сверху и сказать: "О, так вот
это что!" Я сел за управление, потому что из наших предшествующих облетов
планеты имел примерное представление о расположении континентов. Арно
сказал, что Нормандия расположена на северном берегу Франции. Я не знал,
где границы Франции, но знал, что если поверну на запад, то прилечу к
океану. После чего можно будет лететь вдоль берега.
Нам потребовалось два часа, чтобы долететь до океана - Арно назвал
его Атлантическим, - и я все беспокоился, что мы окажемся на солнечном
свету и нас можно будет увидеть сверху. Но до самого океана мы летели под
сплошным облачным слоем. Временами дождь ослабевал, но тут же мы попадали
под новый участок сильного дождя. Гроза была прекрасна, местность тоже;
жаль, что нельзя лететь еще медленнее и просто любоваться местностью. Она
была даже еще более лесистой, чем в районе Роны.
Когда мы долетели до океана, он оказался южнее нас, а не западнее. Мы
летели над полуостровом. Потом я опустился ниже и полетел вдоль берега на
северо-запад, пока мы не достигли конца полуострова. Оттуда вдоль берега
мы направились вначале на север, а потом на северо-восток. Арно смотрел
сквозь прозрачный иллюминатор, лицо его оставалось бесстрастным. С того
момента, как он признал, что заблудился, он не произнес ни слова.
- Тебе что-нибудь знакомо? - спросил я.
Он покачал головой, и я подумал, а узнает ли он свой дом, если увидит
его сверху. Никаких подходящих ориентиров, вроде больших городов или гор.
Повсюду лес и лес, влажный, ветреный, одинаковые холмы, одинаковые замки,
сделанные из грязи и бревен, вокруг них крохотные деревушки, окруженные
полями. Ни одного человека мы не видели: дождь загнал всех под укрытие.
Слева от нас расстилался серый океан, покрытый пенными волнами.
Может быть, подумал я, придется высадить Арно, чтобы он расспросил о
направлении.
Через некоторое время берег повернул на север, потом снова на восток,
я продолжал полет вдоль него. В лесу появилось больше открытых мест, полей
и ферм, мы пересекли болотный район с ирригационными канавами. Даже
заметили несколько каменных замков; на всем пути над Францией мы видели
только один такой замок.
- Мы близко, - сказал Арно. - Замки построены по-норманнски. - Я
уменьшил скорость, чтобы он мог лучше рассмотреть местность. Через
несколько минут мы увидели реку, в устье которой стоял каменный замок. -
Вот! - сказал Арно. - Это река Орна! Держи вверх по течению.
Я так и поступил, еще больше уменьшив скорость и опустившись на
четыреста футов. По-прежнему шел сильный дождь, вершины деревьев
раскачивались на ветру, свет больше походил на вечерний, чем на
полуденный. Молнии продолжали падать на лес, и мы слышали раскаты грома. Я
еще больше замедлил полет, не только чтобы дать Арно возможность
сориентироваться, сколько чтобы лучше рассмотреть грозу. Арно назвал
замок, деревню, еще один замок. Потом речная долина сузилась, фермы
