спали они в одежде, вернее в рясах.
- Спи здесь, - сказал мне проводник. - Аббат встретится с тобой после
обедни. - И, прихватив с собой факел, он вышел, оставив меня в темноте.
"После обедни". Понятия не имею, что такое обедня. Может, синоним
"восхода". Почему-то мне показалось, что я им интересен. Дело не в том,
что сказал проводник: он почти ничего не сказал. Но то, как он осматривал
меня, открыв дверь... Может, дело в моем комбинезоне. Вероятно, папа тоже
пришел в комбинезоне.
Ну, ладно, подумал я, во сне время проходит быстрее. Спать лучше, чем
стоять тут, пытаясь что-то угадать и не имея для этого достаточных данных.
Я пошел по комнате, стараясь не наступить на спящих, пока не нашел в углу
незанятое место и немного соломы. Я сбил солому в небольшую кучку -
каменной пол - не мой идеал постели, - покрыл ее спальным мешком, лег и
закрыл глаза. Я думал, что мне трудно будет заснуть, особенно когда кругом
громко храпят и фыркают, но через несколько минут я уже спал.
Мне показалось, что я только что уснул, когда громко прозвенел
колокол и разбудил меня. Сквозь грязные окна пробивался свет. Соседи
начали со стонами и зевками вставать, и я подумал, нужно ли мне тоже
вставать. Но мне хотелось еще поспать, и я решил, что останусь тут, пока
кто-нибудь не скажет, что мне делать.
Постели заправлять монахам не нужно было. Спали они в одежде, и уже
через минуту большинство вышло из комнаты. Некоторые посматривали на меня,
выходя, будто думали, не поднять ли меня. Но они тоже вышли, и я снова
уснул.
Кто-то тряс меня за плечи.
- Пора завтракать, - сказал этот человек. Он с любопытством смотрел,
как я сворачиваю спальный мешок и укладываю его в рюкзак. Как и монахам,
мне не нужно было одеваться, потому что я не раздевался и даже не снял с
пояса станнер, коммуникатор и нож в ножнах. Я не хотел потерять их.
Когда мы вошли в столовую, там сидело примерно восемьдесят монахов.
Столы из досок, скамьи тоже. Когда мы подошли к котлу, мне дали ложку
грубой каши в деревянной тарелке, ломоть темного, странно пахнущего хлеба
и кусок сыра на квадратной деревянной дощечке. Ничего сладкого, никаких
соусов или молока.
Но я на это не обращал внимания. Дело в том, что за одним столом я
увидел папу. Он меня не видел, потому что сидел спиной ко мне, но узнать
его было легко. В этой комнате, где все были с бритыми головами и в серых
рясах, он сидел в комбинезоне и со всей шевелюрой. Идя к котлу, я не
отрывал от него взгляда и решил, что сяду поближе к нему, когда мне дадут
пищу.
Остановят ли меня? Не остановили. Как только мне дали еду, проводник
отвел меня как раз к тому столу, за которым сидел папа. Я сел в нескольких
местах от него. К этому времени я заметил, что в комнате все молчат.
Очевидно, за едой здесь не полагается разговаривать.
Но мне не нужно было говорить, чтобы привлечь папино внимание. Он
увидел меня, как только я подошел к столу, и вздрогнул. Он не просто
удивился; похоже, он не поверил своим глазам. Я не мог сдержать улыбку,
кивнул ему и сел. Я хотел, чтобы он понял, что я владею местным языком,
поэтому негромко спросил у своего проводника:
- Можно ли разговаривать за едой?
Тот резко покачал головой.
Я проголодался и ел быстро, хотя пища мне не очень понравилась. Но
папа начал задолго до меня и кончил раньше. У него тоже был проводник или,
скорее, стражник, и как только папа кончил есть, они встали. Я тоже встал.
Мой проводник крепко взял меня за руку, как будто хотел остановить меня.
Папа, увидев это, покачал головой, предупреждая, что мне лучше сесть. И
ушел. И станнер, и бластер висели у него на поясе.
Когда мы с проводником кончили есть, он привел меня снова в коридор.
- Где вы нашли этого человека? - спросил я. - Одетого, как я.
- Ты его знаешь? - спросил он.
- Да. Я встречал его у себя на родине. Его зовут Клентис.
Он кивнул.
- Клентис - это все, что мы разобрали из его слов, когда он появился.
Он только начинает овладевать провансальским, не знает ни латинского, ни
французского, ни немецкого. Его прислал к нам милорд Гиньярд. Этот человек
не христианин, мы в этом уверены, но он, похоже, и не сарацин, и не еврей,
потому что с удовольствием ест свинину.
- Наша родина называется Эвдаш, - сказал я. - На Эвдаше никто и не
слыхал о Христе. Когда я смогу поговорить с Клентисом?
- Вероятно, позже. Он работает в мастерской; очень искусно владеет
инструментами. У него на поясе свои инструменты, но я не знаю, для чего
они.
Мы вышли во двор, и он указал на скамью у стены.
- Жди здесь и не уходи далеко. Нужник здесь. - Он показал на низкое
узкое здание примерно в двадцать футов длиной, в которое как раз входил
монах. Нос тут же подсказал мне, что такое нужник.
- Когда аббат пошлет за тобой, я должен тебя сразу найти, - закончил
мой проводник.
Потом он ушел, а я воспользовался нужником. К запаху придется
привыкнуть, сказал я себе. Потом сел на каменную скамью и стал ждать.
Скамья на восток от главного здания, но солнце еще не поднялось над
стеной, и камень скамьи с ночи еще холоден. Осмотревшись и никого
поблизости не увидев, я снял с пояса коммуникатор и поднес его ко рту.
- Денин, - сказал я по-эвдашски, - это Ларн. Говори тише: я не хочу,
чтобы нас услышали. Ты меня слышишь? Прием.
- Слышу, Ларн. Что случилось? Папу видел? Прием.
- Все в порядке, - ответил я. - Просто не хочу, чтобы слышали, что я
с кем-то разговариваю. Особенно с кем-то, кого не видно. Несколько минут
назад я видел папу, и он меня видел, но поговорить мы не могли. Выглядит
он неплохо. У него даже станнер и бластер, так что он не пленник.
- Теперь слушай. Следи за нами. Если увидишь, что мы рядом и я
подниму над головой руку, как можно быстрее садись с открытой дверью. Во
дворе достаточно места для посадки, и мы будем торопиться. Но если я не
дам знак, оставайся вне видимости.
- Прежде всего я хочу узнать от папы, что тут происходит. Может, ему
почему-то тут нужно оставаться. Поняла? Прием.
Она повторила услышанное, и мы кончили разговор. После этого я просто
разглядывал это место и думал, что все получается не так уж сложно.
Интересно, где мы будем через несколько часов? Зависит от того,
сколько времени понадобится на освобождение мамы. Может, завтра мы уже
будем за пределами системы и полетим туда, где нас не отыщет политическая
полиция. На какой-нибудь старый колониальный мир. Или вернемся на Эвдаш,
туда, где нас не знают. Вероятно, это последнее, чего ждет от нас
Федерация.
Солнце поднялось над стеной, стало тепло. Если бы скамья не была
такой жесткой, я бы, вероятно, лег и еще поспал. Но тут вернулся мой
проводник. С ним были двое монахов, крепких, сильных мужчин, и неожиданно
мой оптимизм развеялся. Каким-то образом я почувствовал, что не все в
порядке. Но проводник только сказал, что аббат ждет меня.
Он провел меня по нескольким коридорам, а два крепких монаха шли за
мной следом. Они все были напряжены, я тоже. Мы свернули за угол, тут
стоял папа, и с ним два больших монаха. Когда мы подошли к ним, мой
проводник постучал в дверь и сказал, что пришел брат Юстус с чужеземцами.
Низкий голос пригласил нас войти.
Мы все вошли. Комната похожа на кабинет. За столом человек в белой
рясе с мрачным лицом. Он держит перед собой серебряный крест, направив его
на меня. Рядом сидит монах с встревоженным лицом, с большим пером в одной
руке и чем-то вроде листа бумаги в другой. Тут же еще несколько монахов.
Но я на них не обратил внимания, потому что за столом в своей
кольчуге сидел Арно, положив руку на рукоять меча. Он слегка улыбался и
внимательно смотрел на меня.
- Схватите его за руки, - сказал Арно, и монахи тут же схватили меня.
Арно подошел и снял с моего пояса коммуникатор и станнер. Потом снял
станнер и бластер с пояса папы.
- Зачем ты это делаешь? - спросил я.
- Молчи, демон! - выпалил аббат. Глаза на его круглом лице смотрели
жестко. - Ты во дворе разговаривал с Сатаной! Один из братьев услышал тебя
через окно над твоей головой и сообщил об этом мне. Тут оказался этот
добрый рыцарь и обещал помочь.
Он был очень доволен собой, обезоружив и захватив нас врасплох. Еще
три монаха держали обращенные к нам серебряные кресты - с обоих боков и
сзади. Я думаю, они тем самым решили, что контролируют нас. Впрочем,
другие монахи продолжали держать нас за руки.
Я не специалист в этом вопросе, но уже знал, что Сатана считается
богом зла, а ангелы - помощники доброго бога. Поэтому я ответил:
- Сэр, я не разговаривал с Сатаной! Я разговаривал с ангелом, а не с
Сатаной!
Как только я это сказал, триумфальное выражение на лице аббата
сменилось осторожным.
- С ангелом? - спросил он. - Но ты ведь даже не христианин. Ты сам
сказал об этом брату Юстусу.
- Добрый сэр, - ответил я, надеясь, что сказанное будет им понято, -
есть ангелы, которым назначено заботиться о нехристианах. Как ты думаешь,
что привело меня сюда из далекого Эвдаша? И поставило на землю ночью возле
твоих стен? Ангел Денин.
Я посмотрел на папу, лицо которого ничего не выражало, потом на Арно,
который слушал с большим интересом. Мне показалось, что Арно интересно,
как я выпутаюсь из затруднительного положения.
Аббат стоял, не зная, чему верить. У монахов на дороге я узнал, что
Сатана считается хитрым лжецом и его демоны тоже. Но потом я вспомнил
кое-что еще, о чем мне рассказывали: Сатана живет внутри планеты, как
будто она полая, а ангелы живут наверху, в месте, называемом небеса.
- Дайте мне мой амулет, - сказал я, - и я попрошу ангела спуститься с
неба, чтобы вы могли его увидеть. Вы ведь знаете, что Сатана не может
спуститься с неба.
Я надеялся, что он это знает, что я все говорю правильно.
Лицо его стало задумчивым, и я видел, что ему хочется попробовать, но
он боится. Поэтому я решил облегчить его задачу.
- Пусть рыцарь поднесет амулет к моему рту, - добавил я. - Он будет
его держать, пока я разговариваю с ангелом.
Аббат посмотрел на Арно, тот кивнул. Даже после этого аббат смотрел
на меня долгих десять секунд, потом сказал: "Сделай это", и я
почувствовал, как монахи крепче сжали мне руки.
Я не назвал Арно по имени. Очевидно, он не говорил аббату, что знает
меня, и я решил, что так и оставлю. Прежде всего я велел ему очень
осторожно обращаться с амулетом, который дан мне ангелом. Я знал, что он в
это не поверит, зато поверил аббат. Затем я объяснил Арно, как действует
переключатель. Для передачи он должен поставить его в одну позицию. Когда
я скажу "прием", он должен поставить его в другую позицию, так чтобы мы
услышали ответ ангела. Когда я скажу "конец", он должен поставить
переключатель в среднее положение.
Потом я велел ему поднести коммуникатор к моему рту. Монахи так
сжимали мне руки, что они начали болеть.
- Денин, ангел Господень, - заговорил я на провансальском, - говорит
Ларн. Можешь ли ты опуститься так, чтобы аббат увидел небесную лодку? Молю
тебя ответить. Прием.
Как только я сказал "прием", Арно переключил коммуникатор. Но
ответила не Денин. В коммуникаторе прозвучал мужской голос. И говорил он
не на провансальском и даже не на эвдашском - на стандартном языке
Федерации.
- Клентис кель Деруп, вы подлежите аресту вместе со всей вашей семьей
и теми предателями, которые могут сопровождать вас. Все дальнейшие
передачи должны вестись на стандартном, чтобы мы могли понимать вас. Я
