пообедали в уличном кафе: съели прекрасное блюдо под винным соусом - такой
радости мы были лишены уже два месяца. Решили так: Гала поедет в Париж, чтобы
попробовать, пусть и с опозданием, получить деньги, которые была нам должна
Галерея, а я нанесу визит виконту в его замке Сен-Бернар в Иере. Я пообещаю
ему написать для него большую работу и получу заранее аванс в 29000 франков.
Эти деньги и сбережения Гала позволят нам уехать в Кадакес, построить там
маленький домик для двоих, где я мог бы работать и время от времени наезжать
в Париж. Я любил лишь Кадакес и не желал видеть никакого другого пейзажа.
И вот мы встретились: она с небольшой суммой от Галереи, я с чеком, выдан-
ным виконтом Ноайе. Я помню, как полдня разглядывал этот чек, и в первый раз
понял, какая важная вещь - деньги.
Мы уехали в Испанию. И там начался самый романтический, самый трудный и
самый интенсивный период моей жизни. Все благоприятные случайности, которые я
воспринимал как должное, внезапно прекратились. Началась борьба, в которой я
надеялся победить. Теперь я боялся лишь препятствий своего воображения. Мне
везло во всем, начиная с любви, которой я отдавался как сумасшедший. Но вдруг
в Кадакесе я оказался не сыном нотариуса Дали, а лишь опозоренным блудным сы-
ном, изгнанным из семьи и вне брака живущем с русской женщиной! Как сложится
наша жизнь в Кадакесе? Мы могли рассчитывать лишь на одного человека - Лидию
Ла Бен Плантада. Лидия была деревенской вдовой моряка Нандо, отважного и
голубоглазого. В двадцать лет Эухенио д'0рс провел лето в доме Лидии. Его
поэтический дух был поражен простыми беседами каталонских мыслителей. Когда
д'0рс уходил в море вместе с Нандо, он иногда кричал Лидии, принесшей ему
стакан воды:
- Взгляните на эту Лидию, как она дивно сложена!
Следующей зимой он опубликовал свою известную книгу "La Ben Plantada"
("Дивно сложенная"), и Лидия вскоре сказала: "Это я!" Она выучила книгу
наизусть и стала писать д'Oрсу письма, в изобилии насыщая их странными
символами. Разумеется, он никогда не отвечал. В это время он вел рубрику в
ежедневной газете "Ветер Каталонии" - и Лидия решила, что статьи Эухенио
д'0рса содержат подробные, пусть и воображаемые, ответы на ее письма. Она
утверждала, что это экстравагантный, но единственный способ переписки, иначе
одна из ее соперниц, которую она называла "матушкой августовского Бога",
перехватила бы письма. Очевидно, объясняла она, д'0рс вынужден был отвечать
ей скрыто и фигурально. Я никогда не знал более утвердительного, более
паранойального мозга (не считая моего), чем у Лидии, способного все
максимально связывать с преследующим ее бредом. Конечно, это омрачило всю ее
оставшуюся жизнь, которую она посвятила этим играм в безумном упоении и
полном убеждении, даже заведомо зная о полной абсурдности своих бредней. Она
была способна истолковать критическую статью так последовательно, так точно и
остроумно, что можно было только удивляться вечному ее помешательству.
Как-то д'0рс написал статью под названием "Курсант авиационной школы и Эль
Греко". В тот же вечер к нам пришла Лидия, размахивая журналом. Приподняв
юбки,.она церемонно села, что означало - у нее есть что сказать, и это надол-
го.
- Начало его статьи - это окончание моего письма, - тихо сказала она мне
на ухо.
Действительно, случайно получилось так, что в своем последнем письме она
упомянула двух простаков из Кадакеса. Прозвище одного было "Пуза", а другого,
грека по происхождению, "Эль Греко". Аналогия была очевидной. Пуза и Эль Гре-
ко, курсант авиашколы и Эль Греко! И это еще не все: Лидия уловила эстетичес-
кие и философические параллели, проведенные д'0рсом между двумя художниками.
Это было на грани гениальности!
Вечером Лидия добралась домой, надела очки, села рядом с сыновьями, скром-
ными рыбаками мыса Креус, которые чинили сети, и погрузила перо в
чернильницу, чтобы на лучшей линованной бумаге, какая только продавалась в
Кадакесе, писать новое письмо тому, кого она называла "мастером". Обычно она
начинала следующим образом:
"Семь войн и семь мартирологов, да иссякнут оба колодца селения Кадакес!
Дивно сложенная умерла! Она убита Пуза, Эль Греко, а также недавно созданным
обществом коз и анархистов. Когда вы решите приехать, дайте мне ясный знак в
своей газетной статье. Мне надо знать на день раньше, чтобы купить в Фигерасе
мясо. В это время летом у здешних людей невозможно ничего "хорошего" найти в
последний момент" и т.д.
Однажды она появилась и таинственно сказала мне:
- Д'0рс позавчера в Фигерасе был приглашен на банкет!
Этого не могло быть, и я спросил, как она узнала об этом.
- Да это написано в газете, - ответила она. И показала мне статью, в кото-
рой было опубликовано меню и написано: "Закуска".
- Мне, конечно, очень хотелось бы, чтобы речь шла о нем, но как это связа-
но?
Лидия немного подумала и ответила:
- Это как бы сказали "инкогнито". Д'0рс здесь инкогнито. Он не хочет, что-
бы о нем знали.
Так она существовала в высшем мире, отбрехиваясь от остального селения.
Она витала в облаках, но те, кто подсмеивался над историями господина д'0рса
и "дивно сложенной", добавляли:
- Лидия не сумасшедшая. Попробуйте всучить ей пуд плохой рыбы. Ей пальца в
рот не клади!
Она как никто готовила лангусты с рисом и дентос (дентос - очень сочная
рыба, которую рыбаки считали морской свиньей) под маринадом, поистине божест-
венные блюда. Для дентоса она придумала формулу, поистине достойную Аристофа-
на.
- Чтобы дентос в маринаде удался, - говорила она, - нужны три разных типа:
сумасшедший, скупердяй, и транжира. Сумасшедший занимается огнем, скупердяй
наливает воду, а транжира - масло.
Если Лидия еще время от времени спускалась на землю, ее два сына,
наоборот, были настоящими сумасшедшими и позже их поместили в больницу. Им
казалось, что они обнаружили на просторах Креуса залежи полезных ископаемых,
и все лунные ночи они проводили, роя в земле ямы. Я был единственный, кому
они доверились, и однажды они поделились со мной, что отыскали радий.
У сыновей Лидии был жалкий домишко с разрушенной крышей в маленькой бухте
под названием Порт-Льигат, в четверти часа ходьбы от Кадакеса, по дороге
через кладбище. Порт-Льигат - одно из самых засушливых мест на земле. По
утрам здесь царит дикая и жестокая красота, на закате восток становится
свинцовым. Морской ветер, который на рассвете играет маленькими, веселыми,
как улыбки, волнами, потом стихает, и море, как зеркало, с эпическим
спокойствием отражает небо.
За два месяца, проведенные в Карри-ле-Руэ, единственная почта, которую я
получал, были письма от Лидии. Я классифицировал и анализировал их как
паронойальные документы важнейшего значения. Получив деньги от виконта Ноайе,
я первым делом решил купить домишко сыновей Лидии, обставить его и жить там,
где мне хотелось больше всего в мире. Гала желала лишь того, чего желал я, и
мы написали Лидии. В ответном письме она подтвердила, что мы договорились и
что она ждет нас. Сыновья готовы были передать нам главные залежи радия.
Мы приехали в Кадакес зимой. Отель "Мирамар" был на стороне моего отца и
выдумывал предлоги, чтобы не принять нас. Мы расположились в крошечном панси-
оне, где пожилая домовитая горничная делала все, чтобы наше пребывание было
приятным. Все, кто что-либо значил для меня и с кем я хотел быть в хороших
отношениях, - это двенадцать рыбаков Порт-Льигата. Они держались независимо
от общего мнения Кадакеса. Если поначалу у них и были кое-какие сомнения, то
потом они поддались симпатии к Гала и моему влиянию. Рыбаки знали, что пишут
обо мне в газетах, и сказали: "Он молод. Ему не нужны деньги отца и он волен
жить своей жизнью, как он ее понимает".
Мы наняли столяра и вместе обсудили все, от количества ступеней до
слухового окна. Ни один из дворцов Людовика II Баварского не вызывал у
монарха и половины тех забот, которыми заняла нас эта хибара. Одна комната
примерно четыре на четыре метра должна была служить столовой, мастерской,
прихожей и спальней. Несколько ступенек вели в душ, туалет и кухню, такие
крохотные, что в них можно было с трудом повернуться. Мы привезли из
парижской квартиры блестящую никелированную мебель. Ограниченные средства
позволяли нам вить гнездо лишь на двоих. Единственным украшением дома должен
был стать зуб, маленький молочный белый зуб, прозрачный, как рисовое зерно.
Он шатался у меня в десне, и я решил, когда он выпадет, просверлить его и
подвесить на ниточке к потолку. Этот зуб заставлял меня забывать все
трудности и тяготы.
- Не думай больше об этих проблемах, - сказал я Гала, - не думай о расходе
воды, электричества, о комнате для прислуги. В день, когда ты увидишь мой
зуб, подвешенный к потолку на ниточке, ты придешь в такой же восторг, как и
я, больше того, у нас никогда не будет ни цветов, ни собаки, только наша
страсть, которая нас скоро состарит. Однажды я напишу о тебе книгу, и ты ста-
нешь в один ряд с Беатриче.
Когда все детали перестройки домика были решены, мы уехали в Барселону, о
которой крестьяне толкуют так: "Хороша Барселона, коль кошель полон". Мы
оставили задаток кадакесскому столяру и у нас не осталось ни гроша. Мне нужно
было пойти в банк, чтобы получить по чеку на 29000, выданному виконтом Ноайе.
Склонившись к окошку, я удивленно услышал свое имя. Я не думал о своей
популярности в Барселоне и фамильярность служащего сделала меня недоверчивым.
- Он знает меня, - сказал я Гала, - а я его не знаю.
Она была вне себя от моего ребячества и сказала мне, что я всегда останусь
каталонской деревенщиной. Я сделал передаточную надпись на чеке, потом, в
последнею минуту, когда служащий уже протянул руку, отказался дать ему чек.
- Нет. Пусть он сначала принесет мои деньги, тогда отдам ему чек.
- Что, по-твоему, он может сделать с этим чеком? - пыталась убедить меня
Гала.
- Он может съесть его.
- Зачем ему съедать чек?
- Будь я на его месте, я непременно бы съел чек.
- Но даже если он съест чек, ты все равно не потеряешь ничего из денег.
- Знаю, но мы не сможем вечером пойти поесть "ле тордс" и "ле ровеллонс а
льянна" ("Ле тордс" - это маленькие птички, а "ле ровеллонс а льянна" -
грибы, жаренные на вертеле: два каталонских блюда, излюбленных Сальвадором
Dали. )
Мы немного отошли от окошка, и служащий банка ошеломленно смотрел на нас,
не понимая, о чем мы спорим. Наконец Гала уговорила меня отдать чек, и я со
вздохом "казал:
- Ну что ж... Идите сюда!
Всю мою жизнь мне действительно было очень трудно свыкнуться с озадачиваю-
щей "нормальностью" существ, которые населяют мир. Я всегда говорил себе:
ничто из того, что могло произойти, не происходит. Не могу понять, как это
человеческие существа могут быть так мало индивидуализированны и всегда руко-
водствуются самыми строгими законами приспосабливаемости. Возьмите такую
простейшую вещь, как крушения поездов. Сколько тысяч железных дорог покрывают
пять континентов - и так немного крушений. Тех, кто устраивают крушения, в
тысячи раз меньше, чем тех, кто любит путешествовать по рельсам. Когда в
Венгрии арестовали диверсанта Марушку, устраивавшего крушения поездов, это
был сенсационный и уникальный случай. Не верю, что человек настолько лишен
фантазии, чтобы у водителей автобусов время от времени не появлялось желание
выбить витрину Присуник, чтобы на лету не выхватить несколько подарков для
своих семей. Не понимаю, не могу понять, почему фабриканты бачков для спуска
воды не вложат в их конструкцию бомбу, которая взрывалась бы, когда потянешь
