в Покровское, откуда 20-го, поутру, пошел в село Городище как для
доставления покоя моей партии, так и для личного осмотра поголовного
ополчения в Знаменском. К тому же я был отягчен добычею. Поиск сей мне
доставил девятьсот восемь рядовых, пятнадцать офицеров, тридцать шесть
артиллерийских палубов и сорок провиантских фур, сто сорок четыре вола,
которых определил я на порцию, и около двухсот лошадей, из коих, выбрав
лучшие для худоконных казаков, остальные роздал крестьянам. Так как
Городище в пятидесяти верстах от столбовой Смоленской дороги и,
следственно, вне опасности от внезапного неприятельского нападения, то
партия моя разделилась надвое. Бугский полк занял деревню Луги, в трех
верстах от Городища, где я остался с другою частью моей команды. Пикеты
были выставлены на двух главных дорогах, и разъезды посылаемы не далее как
за три и четыре версты, каждый день по два раза.
Между тем из четырехсот отбитых наших пленных я выбрал двести пятьдесят
человек и присоединил к ним остаток моей пехоты, которую назвал "Геройским
полувзводом"[26] . В полувзвод сей я переводил только за отличие и, таким
образом, мало-помалу умножил его до двух взводов. Остальных сто пятьдесят
человек я отправил в Знаменское и, наименовав их "Почетною полуротою",
брать с них пример предписал всему поголовному ополчению.
Двадцать первого, рано, я ездил в Знаменское, где нашел уже до пятисот
человек под ружьем. Вольский мне объявил, что прочие тысяча пятьсот,
вооруженные также неприятельскими ружьями, находятся по деревням и в
готовности при первой повестке собраться в Знаменское. Он уверял, что
рвение поселян так велико, что, в случае нужды, можно набрать в весьма
короткое время до шести тысяч народа; но те уже будут вооружены копьями и
топорами, а не ружьями. Потрясение в умах возымело действие, направление
было показано... Ежели бы мы угрожаемы были миром! Я желал бы более; но
тогда и тем был доволен.
К славе нашего народа, во всей той стороне известными изменниками были одни
дворовые люди отставного маиора Семена Вишнева и крестьяне Ефим Никифоров и
Сергей Мартынов. Первые, соединясь с французскими мародерами, убили
господина своего; Ефим Никифоров с ними же убил отставного поручика Данилу
Иванова, а Сергей Мартынов наводил их на известных ему богатых поселян,
убил управителя села Городища, разграбил церковь, вырыл из гробов прах
помещицы села сего и стрелял по казакам. При появлении партии моей в ту
сторону все первые разбежались и скрылись, но последнего мы захватили 14-го
числа. Эта добыча была для меня важнее двухсот французов! Я немедленно
рапортовал о том начальнику ополчения и приготовил примерное наказание.
Двадцать первого пришло мне повеление расстрелять преступника, и тот же час
разослано от меня объявление по всем деревням на расстоянии десяти верст,
чтобы крестьяне собирались в Городище. Четыре священника ближних сел туда
же приглашены были. 22-го, поутру, преступника исповедали, надели на него
белую рубашку и привели под караулом к самой той церкви, которую он грабил
с врагами отечества. Священники стояли перед нею лицом в поле; на одной
черте с ними - взвод пехоты. Преступник был поставлен на колена, лицом к
священникам, за ним народ, а за народом вся партия - полукружием. Его
отпевали... живого. Надеялся ли он на прощение? До верхней ли степени
вкоренилось в нем безбожие? Или отчаяние овладело им до бесчувственности?
Но вовремя богослужения он ни разу не перекрестился. Когда служба
кончилась, я велел ему поклониться на четыре стороны. Он поклонился. Я
велел народу и отряду расступиться. Он глядел на меня глазами неведения;
наконец, когда я велел отвести его далее и завязать глаза, он затрепетал...
Взвод подвинулся и выстрелил разом. Тогда партия моя окружила зрителей, из
коих хотя не было ни одного изменника и грабителя, но были ослушники
начальства. Я имел им список, стал выкликать виновных поодиночке и
наказывать нагайками.
Когда кончилась экзекуция, Степан Храповицкий читал: "Так карают
богоотступников, изменников отечеству и ослушников начальству! Ведайте, что
войско может удалиться на время, но государь, наш православный царь, знает,
где зло творится, и при малейшем ослушании или беспорядке мы снова явимся и
накажем предателей и безбожников, как наказали разбойника, перед вами
лежащего: ему и места нет с православными на кладбище; заройте его в
Разбойничьей долине"[27].
Тогда священник Иоанн, подняв крест, сказал: "Да будет проклят всякий
ослушник начальства! Враг бога и предатель царя и отечества! Да будет
проклят!"
После сего я читал народу наставление, данное мною токаревским крестьянам,
и распустил всех по домам, а вечером послал курьера с донесением как об
успехе моих поисков, так и о наказании помянутого преступника.
Двадцать третьего, поутру, известился я о кончине благодетеля моего, героя
князя Петра Ивановича Багратиона. Судьба, осчастливя меня особою его
благосклонностью, определила мне и то счастие, чтобы отдать первую почесть
его праху поражением врагов в минуту сего горестного известия. Один пикет,
стоявший на проселочной дороге, которая ведет из Городища к Дорогобужу, дал
знать, что две большие неприятельские колонны идут к Городищу. Я приказал
кавалерии поспешнее седлать и садиться на коней, послал с тем же к
Чеченскому в Луги, а сам бросился с пехотою к выезду из села на
Дорогобужскую дорогу. Намерение мое состояло в том, чтобы удержать пехотою
вход неприятеля в деревню и тем дать время кавалерии изготовиться,
собраться и, объехав деревню, ударить неприятелю в тыл.
До выезда - более версты расстояния. Я ехал рысью, и клянусь честью, что
пехотинцы мои не только от меня не отставали, но несколько человек из них
даже опередили меня. Такова была алчность их к битвам. Подъехав к дальним
избам, я остановил мою команду, рассыпал между избами и огородами пятьдесят
стрелков, а остальных двести двадцать пять человек, построя в две колонны,
показал головы колонн и скрыл хвосты оных за строением. По учреждении всего
касательно до защиты села, я поехал вперед увериться сам собою, достоин ли
неприятель столь великолепного приема. Вскоре мне открылась толпа пехоты
человек в четыреста. Вначале она направлялась к Городищу, но, получа
несколько выстрелов от стрелков и увидя колонны мои, потянулась мимо. Тогда
я уверился, что эта толпа никакого против меня дерзкого намерения не имеет.
И подлинно, она была не что иное, как сильная шайка мародеров. Я велел
стрелкам напирать на отступающих, а всей пехоте - следовать за стрелками. В
это время мы увидели маиора Храповицкого, несущегося вихрем с кавалериею.
Неприятель бросился в ближнюю рощу; пехота моя - за ним. Гул выстрелов и
крик "ура!" загремели и слились вместе. Роща примыкала к реке Угре, на
которой есть броды; за рекою же тянулся сплошной лес почти до Масальска;
добыча вырывалась. Храповицкий, уроженец и житель Городища [28] , с
отличнейшими военными дарованиями соединял на этот случай и вернейшее
местное познание. Он немедленно обскакал рощу и стал между нею и рекою, в
одно время как пехота ворвалась в рощу.
Неприятель, видя неминуемую гибель, стал бросать оружие и сдаваться; я
велел щадить, уверенный, что приличнейшая почесть праху великодушного -
есть великодушное мщение. Тут мы увидели Чеченского, скачущего с полком
своим к нам на помощь. Ему донесли, что мы разбиты и приперты к реке.
Удивление его было наравне с радостью, найдя нас победителями. Неожиданное
дело сие доставило нам триста тридцать рядовых и пять офицеров. Отставной
мичман Николай Храповицкий, командовавший пехотою, в этом деле отличился.
Возвратясь в Городище, мы отпели панихиду по нашем герое, моем благодетеле
- князе Петре Ивановиче Багратионе, - и выступили в село Андреяны.
В то самое время я получил повеление отделить от себя Тептярский полк к
Рославлю и Брянску для содействия отряду калужского ополчения, назначенному
прикрывать Орловскую губернию. Как ни тяжко мне было исполнить сие
повеление, но, чувствуя важность Рославльского пункта, угрожаемого
отрядами, посылаемыми из Смоленска на Орловскую дорогу, я без прекословия
приказал маиору Темирову идти чрез Мутищево в Рославль.
Двадцать четвертого мы узнали, что неприятельский отряд, определенный
против нас действовать, проходя несколько дней без успеха между Вязьмою и
Гжатью, показался между Семлевым и Вязьмою, в селе Монине. Не отступая от
моего намерения, я обратился к Федоровскому и вечером прибыл в Слукино.
Двадцать пятого от Федоровского мы поворотили вправо к Вязьме столбовой
дорогой. Я хотел посредством сильной перестрелки вокруг города притянуть
снова неприятельский отряд в сию сторону и тогда обратиться к Семлеву, где
местоположение гораздо удобнее для действия слабым партиям.
Передовые мои открыли перестрелку под самой Вязьмою; а партия, разделясь на
три колонны, по обыкновению моему, показала голову и скрыла хвосты оных.
Вскоре мы услышали барабанный бой и увидели неприятельскую пехоту, которая
стала отвечать на наши выстрелы, но не смела отходить от города. Я был
доволен. Простояв на сем месте до вечера, мы зажгли бивачные огни и ночью
скрытно отступили в Лосмино, а 26-го - в Андреяны. Прибыв туда, я послал
двух крестьян в Покровское разведать о неприятельском отряде. Не прошло
четырех часов, как прискакали два парня из Лосмина с донесением, что
известный отряд тянулся между сим селом и Вязьмою и идет в направлении к
Гжати. Желание мое исполнилось. Немедленно партия поднялась и выступила к
Монину. Под вечер она подошла к селу и застала в нем сорок две провиантские
фуры и десять артиллерийских палубов под прикрытием ста двадцати шести
конных егерей и одного офицера. Сия команда принадлежала отряду, ушедшему
за мною к Гжати усиленным маршем в полном уверении найти меня в сем
направлении. Пленный офицер объявил мне, что противник мой, в исступлении
от неудачи своей, пошел к Гжати и что, в случае нового неуспеха, он намерен
сделать решительный поиск вдоль Угры, дабы отрезать меня от Юхнова и
Калуги.
Я заметил, что некоторые партизаны, командуя отдельною частию войск, думают
командовать не партиею, а армиею, и считают себя не партизанами, а
полководцами. Оттого-то господствующая их мысль состоит в том только, чтобы
отрезать противную партию от армии, к коей принадлежит она, и занимать
позиции подобно австрийским методикам. Надобно один раз навсегда знать, что
лучшая позиция для партии есть непрестанное движение оной, причиняющее
неизвестность о месте, где она находится, и неусыпная осторожность часовых
и разъездных, ее охраняющих; что партию отрезать нет возможности, - и
держаться русской пословицы: убить да уйти - вот сущность тактической
обязанности партизана. Мой противник этого не ведал, и потому мне легко
было с ним управиться. Отправя добычу в город прежде мной употребляемым
способом, мы продолжали путь к столбовой дороге, около которой проходили до
29-го числа с малою пользою.
Двадцать девятого партия прибыла в Андреяны, где встретил нас курьер мой,
возвратившийся из главной квартиры. Он привез мне разные бумаги и известил
меня о следовании, на подкрепление моей партии, казачьего Попова 13-го
полка, который и прибыл в Андреяны 31-го.
Сей полк, невзирая на усиленные переходы от самого Дона, представился мне в
отличнейшем положении и усилил партию мою пятью сотнями доброконных
казаков. Тогда я перестал опасаться нападения искавшего меня отряда и взял
