Всеволода.
Вряд ли еврейская партия в Тьмутаракани была довольна греческим засильем,
осуществляемым через русского воеводу Ратибора, но она выжидала, ибо время
работало на нее. В Константинополе борьба бюрократов против стратиотов
(воинов) считалась делом куда более важным, чем оборона границ. В
результате в 1078 г. без сопротивления сдалась сельджукам Никея; в 1079 г.
они взяли Хрисополь, на берегу Босфора. В эти же годы печенеги перешли
Балканы и громили Фракию, а итальянские владения Византии были захвачены
французскими норманнами.
И на этом мрачном фоне произошел инцидент, который имел большое значение
для взаимоотношений между Киевом и Константинополем, а тем самым и для
Тьмутаракани. На рубеже 1079 и 1080 гг. русские варанги без видимых причин
ворвались в императорские покои, ломились в двери, стреляли в императора из
луков. Все они были пьяны. Греческие воины задержали их, сбили с лестниц и
заблокировали в какой-то крепостице. Опьянение варангов прошло, и они стали
просить прощения, которое и получили, но инициаторы беспорядков были
разосланы по гарнизонам разных крепостей, т.е. в ссылку*13. В это же время
был выслан из столицы Олег Святославич на остров Родос.
Эта глупая история оказала воздействие на, казалось бы, стойкий
русско-греческий контакт. Русские перестали стремиться на службу в
Константинополь, а греки предпочли заменить их англосаксами, во множестве
покидавшими родину, захваченную французскими норманнами*14. Позиции
Всеволода в Причерноморье оказались неподкрепленными, и на этом немедленно
сыграли тьмутараканские евреи.
Необходимо отметить, что в XI в. наиболее боеспособными войсками в
Восточной Европе были княжеские дружины, так как они состояли из
профессиональных воинов. Поэтому даже князья-изгои находили себе
применение, если они имели средства оплатить известное число воинов,
достаточное для проведения нужных операций. Так вот, в 1081 г. такие
средства появились у двух изгоев: Володаря Ростиславича, сына отравленного
князя (см. выше), и Давыда Игоревича. Оба они бежали с Руси в Тьмутаракань,
выгнали Ратибора и сели на княжение. Очевидно, они были готовы на союз хоть
с чертом, лишь бы добыть себе место под солнцем.
Всеволод не принял против этих князей никаких мер, ибо его руки были
связаны войной с Полоцком. Кроме того, действовать на юге без поддержки
греков было трудно, а император Алексей Комнин сам нуждался в помощи против
печенегов и сельджуков. Эту помощь он обрел у половецких ханов Тугоркана и
Боняка, с помощью которых он спас Византию и обеспечил ей век блеска (хотя
и не процветания). А поскольку половцы продолжали пограничную войну с
Русью, то союз Алексея и Всеволода стал фикцией, и наступило время
князя-пленника Олега Святославича.
84. ПРИКЛЮЧЕНИЯ ОЛЕГА СВЯТОСЛАВИЧА
Четыре года томился князь Олег в Константинополе и в ссылке на острове
Родос, но очередной переворот вернул ему свободу. В марте 1081 г. император
Никифор III Вотаниат был свергнут с престола. Алексей Комнин провел много
реформ, но в 1082 г. натолкнулся на сопротивление "манихеев", т.е.
болгарских богумилов и павликиан, старых друзей иудейской Хазарии. Тогда в
1083 г. император выпустил Олега в Тьмутаракань вместе с женой,
византийской патрицианкой Феофанией Музалон. Вернувшись, Олег "иссече"
хазар, причастных к убийству его брата и умышлявших против него самого.
Мотивы мести понятны, но как он сумел этого достичь?
Представим себе такую картину: князь Олег с женой сходят с византийского
корабля на берег у стен города, где правят соперники Олега: Давыд Игоревич
и Володарь Ростиславич, а наиболее влиятельная часть населения - хазары -
имеет все основания ненавидеть вернувшегося изгнанника. У того же нет ни
войска, ни денег. Его так просто убить, но вдруг этот человек один
истребляет своих врагов и берет в плен двух князей! Каким образом он мог
совершить такой государственный переворот?
Это означает, что за Олегом стояла мощная партия, очевидно, та, которую
М.И. Артамонов окрестил "туземной". Черкесы, осетины и половцы стеклись к
Олегу, обрели в нем вождя и "иссекли" торгашей и предателей. Приезд Олега
был тем квантом энергии, который вызвал взрыв "перегретого пара". Нет
оснований утверждать, что этот "взрыв" был исторически предрешен. Накал
страстей мог ослабеть, если бы деятельность их носителей потекла по другому
руслу, иначе говоря, если бы кавказские пассионарии нашли своим силам
другое применение. Например, половцы пошли бы воевать с болгарами, а
черкесы схватились с осетинами. Но этого не произошло. Вспышка ударила по
стыку двух суперэтносов: местного - тюркско-яфетичсского - и пришлого,
причем последний сгорел. И никто о нем не пожалел - ни былые союзники, ни
соседи. Так закончилась история иудейской Хазарии.
А могло ли быть иначе? Могло, но это маловероятно. Контакты на уровне
суперэтносов, как правило, ведут к аннигиляции. Исключением являются только
краткие периоды пассионарных взрывов, но и тогда старые этносы исчезают,
сливаясь в новый. В XI в. в Восточной Европе шли процессы этнокультурной
кристаллизации на фоне спадающего пассионарного напряжения. Следовательно,
шансов на творческое слияние суперэтносов было мало, на гибель одного из
двух - много; и вот теория вероятности в этнической истории получила еще
одно подтверждение. Жаль только, что лаконичность летописца,
недолюбливавшего князя Олега Святославича, лишила потомков любопытных и
наверняка драматических подробностей этом незаурядного события.
Оказавшись независимым государем Тьмутаракани, Олег проявил великодушие,
которому не изменял до конца своей трудной жизни. Он отпустил на Русь своих
соперников - Давыда Игоревича и Володаря Ростиславича. Давыд тут же занялся
грабежом: отнял товары у купцов, торговавших с греками в городе Олешье,
перевалочном торговом пункте в устье Днепра*15. Этим поступком он лишил
себя поддержки великого князя Всеволода Ярославича, который посадил его
княжить в маленьком Дорогобуже.
Всеволод лишился союзника в борьбе с Олегом. А последний, будучи союзником
Алексея Комнина, постепенно занял ведущее положение в рядах "русского"
направления, ранее принадлежавшее его отцу, а затем постепенно утраченное
его дядей. Несмотря на то, что Всеволод правил всей Русской землей, на
Тьмутаракань, прикрытую половецкими кочевьями, его власть не
распространялась, ибо мир с половцами 15 лет не нарушался.
Поддержка, оказанная императором Алексеем Олегу, не могла не огорчить
великого князя Всеволода. Он ответил на происшедшее тем, что
переориентировался на Запад. Это выразилось в том, что Всеволод выдал свою
дочь Евпраксию за маркграфа Генриха Длинного Штаденского. В 1083 г. юная
княжна прибыла в Германию "с пышным посольством и верблюдами, нагруженными
роскошными одеждами, драгоценными камнями и вообще несметным
богатством"*16.
До 1086 г. Евпраксия воспитывалась в монастыре. Достигнув брачного
возраста, она обвенчалась с маркграфом, вскоре овдовела и вернулась в
монастырь. В 1088 г. в молодую вдову влюбился император Генрих IV и женился
на ней. Княжна Евпраксия превратилась в императрицу Адельгейду, но брак
этот не был счастливым: Генрих IV принадлежал к сатанинской секте
николаитов, мистерии которой, как у всех сатанистов, заключались в
надругательстве над церковными обрядами и таинствами. Он вовлек свою жену в
участие в мистериях: на ее обнаженном теле служили кощунственную мессу.
Евпраксия была женщина русская. Она не выдержала немецких безобразий и
сбежала от мужа к его врагам: графине Матильде и папе Урбану II. В 1094 г.
она выступала на Констанцском соборе, а через год на соборе в Пьяченце с
разоблачением мужа, получила отпущение в невольном грехе и была отправлена
через Венгрию на Русь, где кончила свои дни 9 июля 1109 г.
Эта история, включая брак православной княжны с католиком, который оказался
сатанистом, врагом христианства и своего народа, скомпрометировала политику
Всеволода и толкнула многих русских людей в ряды патриотической партии, что
было на руку Олегу. Митрополит Иоанн II Продром категорически осудил связи
с Римом. Сила общественного мнения, в котором кристаллизовалось этническое
самоощущение, оказалась мощнее политических расчетов и сломала их.
Не то было в Германии. Казалось бы, разоблачение императора как преступного
сатаниста должно было оттолкнуть от него всех христианских подданных, но
этого не произошло. Генрих IV продолжал бороться со своими политическими
врагами силами своих политических сторонников, а проблема совести, столь
важная для Руси, не имела для участников этих событий существенного
значения.
Казалось бы, романтическая трагедия княжны Евпраксии не могла иметь
серьезных последствий ни для международных отношений, ни тем более для
этногенеза восточных славян. Сколько подобных историй бесследно кануло в
вечность! И тут могло бы случиться то же самое, если бы не обстоятельства
времени и места.
По-видимому, несчастная княжна, став монахиней, не распространялась о своем
тяжелом прошлом, но на Западе скандал был грандиозным и при оживлении
торговых сношений Германии с Русью просто не мог не дойти до Киева, где
торгово-ростовщический квартал немецких евреев с собственной каменной
синагогой уже процветал. Евреи, конечно, влияли на общественное мнение в
Киеве. На Западе евреи поддерживали императора, феодалы - папу. Поскольку
евреи при покровительстве великих князей успешно конкурировали с русскими
купцами и ремесленниками, симпатии последних были на стороне феодалов,
которые в XI-XII вв. еще не лезли на Восток. Так началось втягивание
Древней Руси в великую европейскую борьбу партий, которые впоследствии
получили название гибеллинов и гвельфов. В начале XIII в. волынские князья
были на стороне гибеллинов, а северские - гвельфов, но начало этой розни на
Руси, поведшей к трагическим событиям, видимо, лежит в коллизии неудачного
брака Евпраксии Всеволодовны, причем сама она в будущих бедах была
неповинна.
Так или иначе, можно констатировать оживление грекофильских настроений и
угрозу немецкой ориентации великих князей, сила которых была велика, но без
симпатий широких слоев населения эфемерна.
Великий князь Всеволод правил Русью 15 лет (1078-1093), "скучал" в Киеве
из-за притязаний племянников, просивших волостей, болел и на старости
совершенно сдал. Золотой стол киевский, согласно лествице, перешел к его
старшему племяннику Святополку Изяславичу, человеку бездарному, но
лукавому*17. Сын Всеволода Владимир Мономах сидел в Чернигове, опасаясь
вызвать гнев своего двоюродного брата. Киевляне приняли нового князя с
радостью. Но события приняли неожиданный оборот.
85. ЭХО ПРОКЛЯТОГО ПРОШЛОГО
Бесспорной заслугой князя Всеволода Ярославича был прочный мир на степной
границе. Половцы не имели поводов для войны с Русью, к тому же
располагавшей превосходящими силами. Те столкновения, которые
предшествовали миру, были случайны и эпизодичны. А враги у половцев и
русичей были одни и те же: торки и печенеги. Война с печенегами поглощала
все силы половцев до боя при Лебурне в 1091 г., а торки за это время
подчинились киевскому князю.
Этот мир почти ликвидировал язву минувшего века - работорговлю. Кадры рабов
пополнялись только на войне. Победитель продавал захваченных пленников
купцам, а те везли их
по проторенным путям, где местные правители обеспечивали каравану
безопасность за долю в доходах. Такими купцами не могли быть ни русичи, ни
половцы.
Половцы дружили с Византией, не покупавшей рабов-христиан, а сельджуки,
родственники печенегов, были врагами половцев. Следовательно, южный путь
для работорговли был закрыт. Русские после церковного раскола не наладили
контактов с католическими королями. Поэтому тот, кто желал продать рабов,
нуждался в посредниках, т.е. евреях-рахдонитах*18. Затем изменился "адрес
покупателя" рабов. Испанские арабы после падения Омейядов в 1031 г. и
распадения халифата на мелкие государства не могли позволить себе такой
