также традиционными приемами, за одним исключением - они были написаны не
академическим языком, а "забавным русским слогом", что повысило усвояемость
текста и расширило круг читателей.
Однако главная цель достигнута не была, ибо был оставлен без ответа вопрос:
где "начала и концы", т.е. границы, историко-географических феноменов?
Поэтому пришлось специально разобрать теорию происхождения и исчезновения
этносов на фоне изменяющейся природной среды*1. Только после этого
появилась возможность перейти от описания истории к пониманию ее как ряда
закономерных процессов биосферы и социосферы. Но поскольку биосфера, как и
вся поверхность Земли, мозаична, то столкновения этногенезов друг с другом
неизбежны. Тогда явилась необходимость в еще одной книге, а именно в этой
самой, ныне предлагаемой читателю. Но стоит ли задача такого труда, который
необходим для ее решения? Стоит, и вот почему.
В истории человечества не все эпохи освещены равно. Там, где процессы
социогенеза, этногенеза и ноогенеза (развития культуры) протекали без
нарушений со стороны враждебных соседей, историкам было легко. При
столкновениях этносов или государств трагические последствия просто
фиксировались и одна из сторон объявлялась виновной в бедствиях другой. Но
там, где вся канва истории проходила в зоне антагонистического контакта,
уловить закономерность очень трудно; поэтому эти разделы истории остались
либо ненаписанными, либо написанными крайне бегло и поверхностно. А жаль,
ибо именно эти эпохи имели важное значение не только для их участников, но
и для всемирной истории.
К числу таковых относится период IX-XII вв. в Юго-Восточной Европе. Здесь
происходили контакты славян с русами, кочевников с оседлыми, христиан с
язычниками, хазар с евреями. Все было перемешено и перепутано до тех пор,
пока Владимир Мономах не внес вооруженной рукой ясность, после чего стало
наконец понятно, где свои, а где чужие.
И тут постоянно возникает обывательский вопрос: а зачем изучать процессы,
которыми мы не можем управлять? Есть ли в этом практический смысл,
оправдывающий затраты труда и материальные потери? Ответим примерами!
Управлять землетрясениями или путями циклонов люди не умеют, но
сейсмография и метеорология помогают спастись от стихийных бедствий и,
наоборот, использовать благоприятные условия с наибольшим эффектом. Ведь не
все равно при цунами, предотвратить которого мы не можем, уйти на ближнюю
гору или дать океанской волне смыть себя на дно. Ради собственного спасения
необходимо изучать вулканическую деятельность, такую же стихийную, как
этногенез.
Постановка проблемы
ТЕЗИС
Принцип этногенеза - угасание импульса вследствие энтропии*2, или что то
же, утрата пассионарности системы из-за сопротивления окружающей среды,
этнической и природной, - не исчерпывает разнообразия
историко-географических коллизий. Конечно, если этносы, а тем более их
усложненные конструкции - суперэтносы живут в своих экологических нишах -
вмещающих ландшафтах, то кривая этногенеза отражает их развитие достаточно
полно. Но если происходят крупные миграции, сопряженные с социальными,
экономическими, политическими и идеологическими феноменами, да еще при
различном пассионарном напряжении этносов, участвующих в событиях, то
возникает особая проблема - обрыв или смещение прямых (ортогенных)
направлений этногенезов, что всегда чревато неожиданностями, как правило
неприятными, а иногда трагичными.
Если при таких коллизиях этнос не исчезает, то процесс восстанавливается,
но экзогенное воздействие всегда оставляет на теле этноса рубцы и память об
утратах, часто невосполнимых. Суперэтнические контакты порождают нарушения
закономерности. Их следует всегда учитывать как зигзаги, само наличие коих
является необходимой составной частью этногенеза, ибо никто не живет
одиноко, а отношения между соседями бывают разнообразными.
При взаимодействии двух систем задача легко решается противопоставлением
"мы - наши враги", но при трех и более получить решение трудно. А именно
три этнокультурные традиции столкнулись в Восточной Европе в IX-XI вв., и
только в XII в. зигзаг истории был преодолен, после чего начался культурный
расцвет при пассионарном спаде, т.е. инерционная фаза этногенеза. Это
уникальный вариант этнической истории, и тем-то он представляет интерес в
ряде аспектов, о которых речь пойдет ниже.
Эволюционная теория Дарвина и Ламарка была предложена для объяснения
видообразования, а этногенез - процесс внутривидовой и специфичный. Уже
потому применение принципов эволюции к этническим феноменам неправомерно.
Этнические процессы дискретны (прерывисты), а исключения из этого правила -
персистенты (твердые, устойчивые) - не продлевают свою жизнь, а
останавливают ее, как Фауст остановил мгновение; но ведь тут-то его и
зацапал Мефистофель! Значит, для динамичного этноса такое решение проблемы
бессмертия противопоказано.
Для реликтового этноса-персистента возможны, кроме полной изоляции, три
пути: 1) ждать, пока истребят соседи (элиминация); 2) включиться в живущий
суперэтнос во время смены фаз и укрепиться в нем (инкорпорация); 3)
рассыпаться розно (дисперсия). Все три варианта можно проследить всего за
один век - XII. Этот век как бы антракт между надломом мира ислама,
реанимацией Византии и детским буйством "христианской" Европы, пышно
названным "крестовыми походами". Здесь легко проследить вариации
соотношения Руси и Степи. Этим занимались самые замечательные историки
XVIII-XIX вв., вследствие чего следует ознакомиться с их представлениями,
но, конечно, под углом зрения этнологии, ибо эта новая наука уже показала,
на что она способна. А основной тезис этнологии диалектичен: новый этнос,
молодой и творческий, возникает внезапно, ломая обветшалую культуру и
обездушенный, т.е. утративший способность к творчеству, быт старых этносов,
будь то реликты или просто обскуранты; в грозе и буре он утверждает свое
право на место под солнцем, в крови и муках он находит своей идеал красоты
и мудрости, а потом, старея, он собирает остатки древностей, им же некогда
разрушенных. Это называется возрождением, хотя правильнее сказать
"вырождение". И если новый толчок не встряхнет дряхлые этносы, то им грозит
превращение в реликты. Но толчки повторяются, хотя и беспорядочно, и
человечество существует в своем разнообразии. Об этом и пойдет наша беседа
с читателем.
И автору, и, вероятно, читателю интересна история Древней Руси, которая, по
мнению летописца, возникла как определенная целостность только в середине
IX в.*3. А что было до этого? Кто окружал эту новорожденную этническую
систему? Кто был ей другом, а кто врагом? Почему об этом негде прочесть,
хотя источники повествуют о хазарах и варягах и даже о западных славянах,
тюрках и монголах? В книгах есть простое перечисление событий, в том числе
недостоверных. Они сведены в синхронистическую таблицу, предлагаемую ниже,
но связи между этими событиями потребовали дополнительного критического
анализа и выбора точки отсчета.
Наиболее выгодным пунктом для широкого обозрения оказались низовья Волги, а
проблема свелась к вопросу: почему Киевская Русь, испытавшая бесчисленные
беды, не погибла, а победила, оставив потомкам роскошное искусство и
блестящую литературу? Для того чтобы найти ответ, стоит постараться. Но не
надо забывать, что в большую цель легче попасть, чем в маленькую. Поэтому
рассмотрим наш сюжет на фоне обширного региона между Западной Европой и
Китаем, ибо только такой подход поможет нам справиться с поставленной
задачей.
ХАЗАРИЯ И ОЙКУМЕНА ДО 800 г.
Начнем с краткого напоминания об исходной ситуации, на фоне которой начался
изучаемый процесс. Самое легкое для восприятия - это обзор ойкумены на
уровне суперэтносов с учетом возрастных фаз ненарушенных этногенезов*4. За
исключением многочисленных реликтов, в том числе самих хазар, наиболее
старыми были кочевники Великой степи, потомки хуннов и сарматов, этнические
системы коих сложились в III в. до н.э. В 800 г. они имели три каганата:
Уйгурский - на востоке Степи, Аварский - на западе и Хазарский на Волге и
Северном Кавказе. Только в этом последнем правила тюркютская династия
Ашина, прочие уже вступили в фазу обскурации, заменяя оригинальную степную
культуру заимствованными мировоззрениями, и оба каганата, несмотря на
внешний блеск, находились на пороге гибели.
Пассионарный толчок I в. к середине II в. породил Византию, Великое
переселение народов и Славянское единство. Эти три феномена находились в IX
в. на рубеже фазы надлома и инерционной фазы этногенеза. Византии предстоял
расцвет культуры, славянству - расширение ареала, а Франкской империи,
созданной Карлом Великим в 800 г., угрожала неотвратимая судьба - в недрах
ее, как в соседних Скандинавии и Астурии, шел инкубационный период нового
пассионарного взрыва, в следующих IX-Х вв. разорвавшего железный обруч
Каролингской империи и зачавшего феодально-папистскую Европу, гордо
назвавшую себя, и только себя, "христианским миром".
Наиболее активными были суперэтносы, возникшие около 500 г. в полосе,
тянувшейся от Аравии до Японии: мусульманский халифат, от которого уже
оторвалась мусульманская Испания, раджпутская Индия, Тибет, превратившийся
из маленького племени ботов в претендента на гегемонию в Центральной Азии,
империя Тан, уже надломленная внешними неудачами и внутренними
потрясениями, и Япония, внезапно вступившая на путь реформ, что принесло ей
много горя.
Эти суперэтносы находились в акматической фазе этногенеза. Пассионарность
разрывала их на куски, ломала культурные традиции, метала установлению
порядка и, в конце концов, прорвав оковы социальной и политической
структуры, растеклась по сектантским движениям, губительным, как степные
пожары. Но это была пока перспектива, а в 800 г. халифат Аббасидов,
Тибетской царство и империя Тан стояли столь крепко, что казались
современникам вечными. Обычная аберрация близости, характерная для
обывательского восприятия мира, - современное считается постоянным.
Но, несмотря на разнообразие возрастов, вмещающих ландшафтов, культурных
типов и при вариабельности политических форм феодализма между всеми
перечисленными этносами, да и реликтами, было нечто общее: все они
появились вследствие взрывов пассионарности в определенных географических
регионах, к которым были уже приспособлены их предки - этнические
субстраты. Следовательно, миграции их носили характер расселения в сходных
ландшафтных условиях, привычных и пригодных для ведения хозяйства
традиционными приемами. Исключение составляли некоторые германские этносы:
готы, вандалы, руги, лангобарды... Так они и погибли как этнические
системы, а их потомки слились с аборигенами Испании, Италии и Прованса.
Этносы франков и англосаксов расширялись в привычном ландшафте... и
уцелели.
Благодаря этой географической закономерности в 1-м тысячелетии н. э. почти
незаметна роль этнических химер, которые если и возникали в пограничных
районах, например в IV-V вв. в Китае*5, то были неустойчивы и недолговечны.
Но и тут было исключение из правил: этнос, освоивший антропогенный ландшафт
вместе с его аборигенами, стал независим от природных ландшафтов и получил
широкую возможность распространения. Для этого этноса ареалом стала вся
ойкумена, а контакты его с местными жителями стали не симбиотичными, а
химерными. Посмотрим (оставаясь в пределах окрестностей Каспийского моря),
как возникали такие системы и к чему это привело аборигенов и мигрантов.
Этого будет для решения поставленной задачи необходимо и достаточно.
Однако история культуры на территории Восточной Европы в 1-м тысячелетии
изучена весьма неполно. Следы ее исчезли, но это повод, чтобы поставить
проблему так: культурный ареал всегда имеет центр, как бы столицу, которой
принадлежит гегемония. Древняя Русь перехватила гегемонию у Хазарского
каганата в Х в. Следовательно, до Х в. гегемония принадлежала хазарам, а
истории Древней Руси предшествовала история Хазарии. Но история Хазарии
