- А теперь не хочу ничего знать! Эта проклятая бумажка еще наделает
нам неприятностей.
Я повисла у него на шее и еле слышно прошептала ему на ухо:
- Давай от сюда убежим, Ред! А?... Вместе... Я ведь тебя так люблю.
Денег у меня много, ты сам это говорил и мы заживем с тобой тихой,
спокойной, счастливой жизнью, убежим, милый...
Ред очень долго молчал и мне стало страшно. Наконец он сказал:
- Я сам об этом думаю... Все время думаю. Но это очень сложно. У
босса длинные руки и куча долларов. Он нас достанет из-под земли... А
хорошо бы уйти... - мечтательно добавил он, - с моей маленькой мадмуазель.
Я плотно прижалась к нему и зашептала:
- Я знаю, куда нам уйти и там нас спрячут, хорошо спрячут... Слушай,
вот что было на этой бумажке...
И я слово в слово рассказала ему содержане записки. Задумавшись Ред
начал размышлять:
- Несомненно то, что "Хр" - это Хиросима, что "ИКГ" - это Иокогама,
но это дает очень мало. То, что существует сильная, тайная организация
"Мирные люди" я тоже знаю. А Ришар был членом этой организации... Что ж
может быть, ниточка в наших руках. Посмотрим, попытаемся. Но расшифровать
эту записку вряд ли нам удастся легко. Я это чувствую. Не исключено, что
это пароль, а может быть девиз, а может быть указание кому-то на что-то.
Сложно, очень сложно!
Остаток ночи мы с Редом обсуждали всевозможные планы побега, но
ничего реального не могли придумать.
- Давай спать! - предложил Ред, - утром что-нибудь сообразим.
Несколько дней подряд мы ни о чем, кроме планов побега не могли
думать и говорить. В конце концов Ред решил связаться с "Мирными людьми" о
которых говорилось в записке.
К великому нашему несчастью, мы незнали и даже не догадывались, что
каждое утро, когда я уходила завтракать, проклятый Хаяси прослушивал у
себя магнитофонную запись наших с Редом разоворов!
Однажды ночью, когда усталые от любви мы с Редом крепко заснули, меня
разбудил какой-то шум. Открыв глаза я не сразу поняла, что происходит, а
затем просто окаменела от ужаса. Передо мной было злобное, ухмыляющееся
лицо Хаяси и направленный на меня пистолет.
- Один звук и ты умрешь! - прошипел он.
А на полу... Боже мой!... лежал крепко связанный, с тряпкой, во рту
Ред. Вокруг него, тяжело дыша, стояло несколько японцев, а еще два
натягивали ему на голову грубый мешок. Хаяси, не отводя от меня пистолета,
снял с вешалки мой старый халат и бросил его мне.
- Одевайся, быстрее!
Он подошел к двери и распахнул ее. Японцы с трудом подняли Реда. Он
глухо застонал. Один из японцев коротким, но сильным ударом по тому месту
мешка, где находилась голова, заставил Реда умолкнуть. В дверях мелькнуло
и тот час скрылось красивое, искаженное гримассой злорадства, лицо Мари
и...
Ах Кэт, Кэт! Какой ужас! И это все! Все, что рассказала Элли. Я ее
конечно упрашивала сказать хотя бы в двух словах, что же дальше было, но
продолжение она обещала только после каникул. Во время рассказа она все
вновь переживала и очень устала. Она говорит, что ей нужно время собраться
с мыслями. Я ее понимаю. Я тоже немного устала. Сколько же вечеров она
рассказывала свою историю! И сколько уже было переживаний! Представляешь!
Да твое письмо я получила. Тебе я послала телеграмму, в которой Элли
приглашает тебя с Джоном на каникулы, на ферму к своим знакомым. Получила.
Значит встретимся на днях. как я рада!
Мне мучительно захотелось узнать, как тебе в первый раз делал Джон...
Ты так скупо сообщаешь, что он тебя взял, что ты сперва была возбуждена, и
лишь в следующин разы начала кончать под ним и, что вставляет он тебе не
только ночью...
Но миленькая Кэт, меня безусловно интересует, "как". Понимаешь. Сама
видешь, как подробно я тебе описываю первые переживания Элли, не пропуская
ни одного слова. Ну, и я хочу, очень хочу, чтобы ты так подробно описала
все свои переживания и ощущения с Джоном, и особенно в первый раз.
Понимаешь. Все! В какой позе ты лежала, как он лег на тебя, что говорил,
какой он у него был, трогала ли ты его рукой, как он начал его вставлять,
что ты чувствовала, что говорила... Ну все, все! И с мельчайшими
подробностями! И не заботься о том, что мой клитор при чтении твоего
письма будет стоять как маленький кол. Пусть! Зато клянусь, опишу тебе с
микроскопическими деталями и мое первое совокупление, которое, возможно,
будет с Бобом или с кем-нибудь другим.
Опиши все подробно, а письмо вручишь мне на ферме. Хорошо. То что не
успеешь написать, дополнишь словами.
За эти дни я несколько раз встречалась с Диком в моем укромном
уголке, в саду. Не думай! Ничего особенного не было. Целовались сильно и
несколько раз дала потрогать у меня между ног, но только чуть-чуть и,
конечно, с ним я не кончила. А после этого, да. Но подробнее раскажу при
встрече.
Ну смотри же, приезжайте! Элли очень просит!
Дочитав до конца это, пятое по счету письмо, инспектор Ридер глубоко
задумался. Потом, достав объемистую записную книжку, сделал в ней
кое-какие пометки.
"Интересно, - подумал он, - здесь замешана Си-Ай-Си. Надо срочно
доложить об этом деле. Ребята из военно разведки разберуться, что к чему."
Ридер начал писать какое-то отношение, но тот час, оттолкнув от себя
бумагу вновь задумался.
"А жаль передавать это дело в чужие руки... Ведь это сенсация,
которая затмит все! А какую карьеру можно сделать на этом."
Так думал инспектор и в его голове мелькали уже сенсационные
заголовки в печати:
"Инспектор Ридер раскрыл величайшее преступление века!"
"Убийство на сексуальной почве!"
"Американская девушка в сетях французской проститутки!"
"Шпионы из японского публичного дома!"
"Разведки тех континентов в поисках тайны инженера Ришара!"
Осторожный стук в дверь прервал мысли инспектора.
- Эй, кто там, - крикнул инспектор.
На пороге появился агент.
- Что нового, - спросил Ридер недовольно.
- Сэр, она жива... - пробормотал полицейский.
- Кто? - инспектор вскочил с кресла. - Что ты мелешь?
- Доктор говорит, что сделал ей какой-то укол, что жизненные органы у
нее не повреждены, что очень глубокий обморок, что потрясение, что она
будет жить, что...
Все это агент выпалил одним духом. Лицо инспектора налилось кровью и,
казалось его хватит удар.
- Почему не доложили, - прогремел он, прерывая агента. Агент
попытался что-то сказать, но инспектор оттолкнул его в сторону и
стремительно вышел из кабинета, бросив нв ходу:
- Будь здесь и никого не впускай сюда без меня!
Полицейский с облегчением вздохнул, закрыл дверь за инспектором, с
интересом взглянул на груду писем в разноцветных конвертах, лежавших двумя
стопками на столе и, подойдя к окну, стал глядеть на улицу, что-то напевая
себе под нос и барабаня пальцами в такт по стеклу. Он не слышал как с зади
него раздвинулась портьера, закрывавшая нишу с небольшой дверью, и от туда
появилась девушка с очень бледным, с желтоватым оттенком, но необычайно
красивым лицом. В ее руках был небольшой пистолет, который она направила в
спину агента, продолжавшего барабанить пальцами по стеклу и напевать
какую-то песенку игривую и нисколько не подозревавшего о смертельной
опастности. Девушка неслышными шагами подошла к столу и, не отрывая
взгляда из-под мохнатых ресниц от полицейского, спокойно и ловко сложила
обе стопки писем в сумочку, висевшую на кожанном ремешке у нее на плече.
Стоило полицейскому обернуться и он в ту же минуту упал бы бездыханный.
Маленькая ручка, державшая пистолет за все время операции ни разу не
дрогнуда. Собрав письма, девушка задом попятилась к портьере и исчезла. И
все же какое-то несознательное беспокойство агента медленно заставило
обернуться. В этот момент он мог бы еще заметить легкое затухавшее
колебание портьеры, но его полный ужаса взгляд был устремлен на пустой
стол...
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Пролог повторяется, но...
- Опустите жалюзи, жжет немилосердно!
Невысокого роста, жилистый японец кивнул секретарше на окна через
которрое весеннее, яркое солнце бросало свои горячие лучи в комнату и
зажег сигарету.
- Слушаю!
Маленькая секретарша - японка быстро затемнила окна и вновь уселась
за пишущую машинку.
- Это пятое письмо так же перепечатайте без всяких изменений и
сокращений.
Японец передал машинистке пачку листов, исписанных тонким женским
подчерком.
- Остальное, полагаю придется просмотреть еще более внимательнее.
В дверь постучали.
- Войдите!
В комнату вошла изящно одетая, молодая японка, с бледным отливающимся
желтизной лицом, умными живыми глазами.
- А, это ты, Ицыда! Что в городе?
- Пока, что полиция в тупике.
- Превосходно! Ты - жемчужина моей организации, Ицыда! За одни эти
письма я тебя озолочу!
Ицыда повела своими тонкими бровями, на секунду опустила свои слегка
мохнатые ресницы и сказала:
- Вы хорошо знаете, что золота мне ненадо.
- Да, да! То к чему ты стремишься, дороже золота. Но ты будешь его
иметь! Слово Хаяси! А оно, полагаю чего-то стоит?
- Я верю, - просто сказала Ицыда.
- Времени у нас мало. Через две недели мы должны быть в Токио. А нам
еще очень много сделать надо здесь.
- Мне нравиться Филадельфия, - задумчиво произнесла Ицида, поглядывая
сквозь створки жалюзи на видневшиеся громады домов.
- Чтож можешь ею насладиться сколько хочешь. Ты много сделала
- А как письма? - Я просматрел только пять из них. Кое-какие детали и
думается попытка вербовки... Но еще не ясно. Остальные я лишь бегло
пролистал, но есть в них кое-что и наличными...
- Каким образом!
- Подумаем еще... А пока, дня на два ты свободна, поддерживай только
связь с Генри, Мацудой и остальными и сообщай обо всем мне немедленно.
Хочешь ванну?
- Пожалуй, - проговорила Ицыда, открывая дверь в другое помещение
большого трехкомнатного номера фешенебельного отеля "Эксцельсиор".
Некоторое время попыхивая сигарой хаяси задумчиво смотрел через
жалюзи на широкий, оживленный проспект, на превосходный вид запасной части
города с красивыми архитекрурными сооружениями, но, по-видимому мысли его
были далеко от этого зрелища.
Мягко по-кошачьи, повернувшись и бросив колючий взгляд на торопливо
перебиравшую клавиши машинистку-секретаршу, Хаяси взял очередную папку
исписанных листов, поудобнее умостился на широком кожанном диване и
углубился в чтение шестого по счету письма...
Письмо шестое
Бернвиль, 14 апреля 1959 года.
Дорогая Кэт!
Всего лишь несколько дней, как мы растались, а я уже успела
соскучиться по тебе. Меня переполняют воспоминания о неделе, проведенной с
тобой и Джоном у Элли на каникулах...
Ах, Кэт!... здорово. А? Сколько впечатлений.
А помнишь, когда на второй день под вечер, я стояла на страже вашего
уединения на опушке леса. А до сих пор у меня дрожат коленки при
воспоминании... Я конечно оберегала тебя с Джоном и внимательно смотрела
по сторонам, но и не менее внимательно наблюдала за вами...
Прости меня, Кэт, но ведь это первое совокупление, которое я когда
либо видела. И тысячу раз прости и не ревнуй, если я тебе признаюсь, что я
глядя на упругие, голые ягодицы Джона, ритмично танцевавшего у тебя между
бедер, безумно хотела вместо тебя быть под ним... Прости меня! А я так
кончила глядя на вас, как кажется никогда не кончала! Кончила я стоя на
коленгях позади вас, в кустах и поминутно оглядываясь по сторонам. А может
