плохого коня, и так поехали они далее, до самых ворот королевского зам-
ка.
Там очень обрадовались их прибытию, королевич выбежал им навстречу,
помог камеристке слезть с коня и вообразил себе, что она-то и предназна-
чена ему в супруги.
Он повел ее вверх по лестнице в замок, а настоящая-то королевна долж-
на была внизу дожидаться. Старый король тем временем смотрел из окошка
во двор и заметил, какая она была тонкая, нежная и красивая; тотчас по-
шел он к невесте и спросил ее, что за особа с ней приехала и там во дво-
ре осталась и кто она такова. "Я ее с собой на дороге прихватила, чтобы
не одной мне ехать; дайте ей какуюнибудь работу, чтобы она не оставалась
без дела".
Но у старого короля не было для нее работы, и он сказал только: "Есть
у меня маленький мальчишечка, что гусей пасет, вот пусть тому помогает".
Мальчика того звали Кюрдхен, ему-то и должна была настоящая невеста
помочь гусей пасти.
Вскоре после того ложная невеста стала говорить, молодому королю:
"Милый мой супруг, прошу вас сделать мне маленькое одолжение". - "С удо-
вольствием", - отвечал он. "Так вот, прикажите позвать живодера и отру-
бить голову тому коню, на котором я сюда ехала, потому что он мне очень
досадил по пути сюда".
Так говорила она нарочно, а собственно-то говоря, опасалась того, что
эта лошадь могла бы рассказать, как она обращалась в дороге с королев-
ной.
Дошел и до настоящей королевны слух о том, что верный Фалада должен
умереть, и вот она тайно обещала живодеру дать червонец, если тот ей
окажет маленькую услугу.
В королевском городе были большие мрачные ворота, через которые она
ввечеру и поутру должна была прогонять гусей. Вот под этими воротами она
и просила живодера прибить голову Фалады ей на память. Так и пообещал ей
живодеров помощник, отрубил верному коню голову и прибил гвоздем под
мрачными воротами.
Рано утром, когда она с Кюрдхеном прогоняла гусей под воротами, она
сказала мимоходом:
Висишь ты здесь, мой верный Фалада! - а голова ей отвечала:
А тебе, королевна, гусей гнать надо...
Если б твоя матушка про то дозналась,
Сердце бы ее тогда разорвалось!
Так и прошли они далее за город, и пригнали гусей на пастбище. Придя
на лужок, присела она на травку, распустила свою косу, а коса у ней
блестела как золото, и Кюрдхен это увидел, и очень ему понравился блеск
ее волос, и он захотел парочку их у королевны из косы вырвать.
Тогда она проговорила:
Дуй, подуй-ка, ветерок,
Сдуй с Кюрдхена колпачок;
Вдаль гони его, прошу,
Пока косу расчешу!
И налетел вдруг такой сильный ветер, что сдул с Кюрдхена его колпа-
чок, погнал его вдаль, и мальчик вынужден был за тем колпачком бежать.
Пока он вернулся, королевна расчесала и прибрала свои волосы, и
мальчику не досталось ни одного ее волоска. Тогда мальчик рассердился на
нее и не стал с нею говорить; и так пасли они гусей до самого вечера, а
затем отправились домой.
На другое утро, проходя под мрачными воротами, королевна сказала:
Висишь ты здесь, мой верный Фалада! - а Фалада отвечал ей:
А тебе, королевна, гусей гнать надо...
Если б твоя матушка про то дозналась,
Сердце бы ее тогда разорвалось!
А придя на пастбище, села она опять на лужок и опять стала расчесы-
вать свои волосы, и Кюрдхен стал опять за нею бегать и хотел ее ухватить
за волосы; но она проговорила:
Дуй, подуй-ка, ветерок,
Сдуй с Кюрдхена колпачок;
Вдаль гони его, прошу,
Пока косу расчешу!
И налетел ветер, и сорвал с головы у мальчика его колпачок, и приш-
лось ему долго за ним бегать, а когда он вернулся, она уж давно прибрала
свои волосы, и он ни одного волоска от нее добыть не мог; и опять они
пасли своих гусей до вечера.
Под вечер, однако же, когда они гусей пригнали, Кюрдхен пошел к ста-
рому королю и сказал: "С этой девушкой я не хочу больше гусей пасти". -
"А почему бы так?" - спросил король. "Да она мне целый день досаждает".
Старый король стал расспрашивать его, чем она ему досаждает. На это
Кюрдхен сказал: "Утром, когда мы с гусями проходим под мрачными ворота-
ми, а там лошадиная голова на стене повешена, она той голове говорит:
Висишь ты здесь, мой верный Фалада! - а голова ей отвечает:
А тебе, королевна, гусей гнать надо...
Если б твоя матушка про то дозналась,
Сердце бы ее тогда разорвалось!
А затем он рассказал королю, что каждое утро происходит на гусином
пастбище и как он должен по ветру гоняться за своей шляпенкой.
Старый король приказал ему на следующий день опять гнать гусей с ко-
ролевной, а сам спозаранок засел позади мрачных ворот и слышал своими
ушами, как она говорила с головой своего Фалады; затем пошел он за нею
следом на пастбище и спрятался за куст на лужайке.
Тут вскоре он своими собственными глазами увидел, как Кюрдхен и гу-
сятница пригнали стадо гусей и как она потом села и распустила свои во-
лосы, блестевшие как золото. Вслед за тем она опять-таки сказала:
Дуй, подуй-ка, ветерок,
Сдуй с Кюрдхена колпачок;
Вдаль гони его, прошу,
Пока косу расчешу!
И опять налетел порыв ветра и унесся с колпачком Кюрдхена вдаль, так
что тот должен был за ним долго бегать, а гусятница тем временем преспо-
койно расчесывала и плела свои косы, и старый король все это наблюдал из
своей засады.
Никем не замеченный, вернулся он домой, и когда вечером гусятница
пригнала гусей с пастбища, он отозвал ее в сторону и спросил, почему она
все это делает.
"Этого не смею я вам сказать, - отвечала гусятница, - не смею я нико-
му на свое горе пожаловаться, потому что я поклялась об этом молчать, не
то придется мне жизнь потерять".
Но король настаивал и продолжал допрашивать, и все же ничего от нее
не мог добиться. "Ну, - сказал он, - если уж ты мне ничего сказать не
хочешь, так вот поделись своим горем с этою железною печкой", - да на
том и ушел.
Тогда влезла королевна в железную печь, стала плакать и жаловаться,
облегчила свое наболевшее сердце и сказала: "Вот сижу я здесь, бедная,
всеми покинутая! Хотя я королевна по рождению, а коварная камеристка си-
лой заставила меня скинуть мое королевское платье и заняла мое место у
жениха, между тем как я стала гусятницей и теперь вынуждена справлять
всякую черную работу. Кабы знала то моя матушка, у ней сердце с горя ра-
зорвалось бы!"
А старый-то король тем временем стоял наверху у самого устья трубы,
прислушивался и слышал все, что она говорила.
Выслушав ее, он вернулся опять в ту же комнату и велел ей выйти из
печки.
Он приказал одеть ее в королевское платье - и надивиться не мог ее
красоте.
Затем позвал король своего сына и открыл ему, что приехала к нему не
его невеста, а ее камеристка, и что девушка-гусятница есть его настоящая
невеста.
Молодой король был радешенек, увидев, какая у него невеста красавица
и умница, и по поводу этого открытия затеял большой пир, на который
пригласил всех своих друзей и близких.
На первом месте за столом сидел жених, и королевна сидела по одну его
руку, а камеристка - по другую и настолько была ослеплена, что не могла
узнать королевну в ее блестящем наряде.
Когда все попили и поели, и повеселели, старый король задал камерист-
ке загадку: "Чего бы достойна была служанка, которая так-то и так-то об-
манула свою госпожу?" - и затем, изложив перед всеми историю королевны,
потребовал, чтобы камеристка сказала, какой приговор следует произнести
над такой обманщицей.
Выслушав короля, камеристка сказала: "Такая обманщица достойна была
бы того, чтобы раздеть ее донага, посадить в бочку, убитую гвоздями; а в
ту бочку впрячь двух белых коней и на тех конях катить ее по улицам в
бочке до самого места казни".
Король же сказал: "Эта обманщица - ты сама, и произнесла ты свой
собственный приговор: над тобой его и исполним".
И когда этот приговор был исполнен, молодой король женился на настоя-
щей королевне, и правили они своим королевством долго и мирно.
Молодой великан
У одного крестьянина был сын, ростом с мизинчик. Он нисколько не рос
и за много лет ни на волосок не вырос. Задумал однажды крестьянин в поле
выехать пахать, а малютка-сын и говорит ему: "Батюшка, я хочу с тобою в
поле". - "В поле? - сказал отец. - Нет, уж лучше дома оставайся; ты там
ни на что не пригоден; того и гляди, еще потеряешься".
Тут начал малютка плакать, и, чтобы унять его плач, отец сунул его в
карман и захватил с собою.
Выехав в поле, отец вынул его из кармана и посадил в свежевзрытую бо-
розду.
В это время из-за горы вышла громадная великанша. "Видишь ли ты эту
громадину? - спросил отец сына, и, желая на всякий случай пристращать
ребенка, добавил: - Вот она придет, да и возьмет тебя".
А великанша лишь переступила два шага, уж и очутилась рядом с бороз-
дою.
Осторожно подняла великанша малютку двумя пальцами из борозды, внима-
тельно его осмотрела и, ни слова не сказавши отцу, унесла его с собою.
Отец был при этом, но от страха не мог произнести ни звука; он счел
своего сына погибшим и навек для себя утраченным.
Великанша унесла малютку домой и стала кормить его своею грудью; и
вот малютка стал расти и крепнуть, как все великаны.
По истечении двух лет великанша пошла со своим воспитанником в лес,
желая испытать его силу, и сказала ему: "Вытащи-ка себе из земли дубин-
ку".
Мальчик оказался уже настолько крепким, что вырвал молодое деревце из
земли с корнями.
Но великанша подумала, что это надо лучше делать, вернула его домой и
еще два года кормила грудью.
При вторичном испытании силы мальчика возросли уже настолько, что он
мог вытащить из земли старое дерево.
И это показалось великанше еще недостаточным, и она кормила его еще
два года грудью.
Через два года великанша вместе с повзрослевшим мальчиком пришла в
лес и сказала: "Ну-ка, вырви теперь себе порядочную дубину".
Тот шутя вырвал толстейший дуб из земли, так что треск кругом пошел.
"Ну, теперь довольно с тебя, - сказала великанша, - теперь ты выучился!"
И повела его обратно на то поле, с которого его унесла. Отец юноши
стоял на том поле за плугом.
Молодой великан подошел к нему и сказал: "Видишь, отец, каким твой
сын молодцом стал?"
Крестьянин перепугался и стал отнекиваться: "Нет, ты мне не сын, не
надо мне тебя - ступай себе". - "Ну, конечно же, я твой сын; пусти меня
поработать, ведь я могу пахать так же, как ты, и даже, пожалуй, еще луч-
ше тебя". - "Да нет же, нет, ты мне не сын, и пахать ты тоже не можешь,
пойди ты от меня".
А между тем, испугавшись этого великана, он бросил плуг, отошел от
него и присел в сторонке.
Тогда юноша принялся за плуг и надавил на него одною рукою, но напор
был так силен, что плуг глубоко ушел в землю.
Крестьянин не мог на такую работу смотреть хладнокровно и крикнул
ему: "Коли хочешь пахать, не напирай так сильно, не то испортишь все де-
ло".
Юноша же, чтобы исправить свой промах, отпряг лошадей, сам впрягся в
плуг и сказал: "Ступай себе домой, батюшка, да прикажи матушке пригото-
вить какой-нибудь еды побольше, а я тем временем вспашу все поле".
Пошел отец домой и заказал жене приготовить сыну поесть. А юноша
вспахал на себе все поле в две десятины величиною, а затем впрягся в две
бороны и взборонил все поле.
Окончив эту работу, он пошел в лес, вырвал два дуба с корнями, поло-
жил их на плечи, да привесил на них спереди и сзади по бороне и по лоша-
ди, и понес все это, словно охапку соломы, к родительскому дому.
Когда он пришел во двор, мать не узнала его и спросила: "Кто этот
страшный, громадный человек?" Муж сказал ей: "Да это сын наш". - "Нет,
уж никак не сын - такого большого у нас не было; наш был маленький". И
давай кричать сыну: "Ступай прочь, нам тебя не надобно".
Юноша на это ничего не сказал, поставил лошадей в стойло, задал им
