хлеб.
Когда они уж почти весь луг вскопали, попалась им в земле ступа из
чистого золота. "Слушай, - сказал старик дочери, - так как король к нам
был так милостив, что даже подарил нам это поле, то мы ему за это должны
отдать ступу".
Дочка же не хотела на это согласиться и говорила: "Батюшка, коли сту-
па у нас есть, а песта нет, так, пожалуй, от нас еще песта потребуют,
так уж лучше нам помолчать о нашей находке".
Но отец не захотел ее послушать, взял ступу, снес ее к королю и зая-
вил, что он ее нашел на своем лугу, так не угодно ли будет тому принять
ее в дар.
Король взял ступу и спросил поселянина, не нашел ли он еще чего-ни-
будь? "Нет", - отвечал тот. Тогда король приказал ему доставить к ступе
и пестик.
Простак-поселянин отвечал, - что они пестика не находили; но это ни к
чему не привело - слова остались словами, а простака посадили в тюрьму и
велели ему там сидеть до тех пор, пока он не принесет песта от ступы.
Тюремщики, которые должны были ему ежедневно приносить хлеб и воду,
обычную тюремную пищу, слышали не раз, как он восклицал: "Ах, зачем я
своей дочери не послушал! Зачем я своей дочери не послушал!"
Тогда пошли тюремщики к королю и доложили ему, что вот, мол, заклю-
ченный постоянно одно и то же восклицает, и ни пить, ни есть не хочет.
Король приказал им позвать к нему заключенного и спросил его, почему
он так постоянно восклицает: "Ах, зачем я своей дочери не послушал!.." -
"Что же такое тебе дочь твоя говорила?" - добавил король. "А то и гово-
рила, чтобы я не носил ступы, а то и песта от меня потребуют". - "Ну,
коли дочь у тебя такая умница, то пусть она сюда ко мне явится".
Так и должна была умница явиться к королю, и тот спросил ее, точно ли
она так умна, и предложил ей разгадать загадку, которую он ей задаст; а
коли разгадает, он на ней и женится. Та тотчас согласилась и сказала,
что она готова отгадать загадку.
Тогда и сказал ей король: "Приди ко мне ни одетая, ни нагая, ни вер-
хом, ни в повозке, ни по дороге, ни без дороги, и если ты это сможешь,
то я готов на тебе жениться".
Вот она и пошла, и скинула с себя всю одежду, следовательно, была не
одета; взяла большую рыболовную сеть и обернулась ею - значит, была не
нагая; и наняла за деньги осла, привязала сеть к его хвосту так, что он
должен был тащить ее за собою - следовательно, она ни верхом ехала, ни в
повозке; осел должен был тащить ее по колее так, чтобы она только
большим пальцем земли касалась - и выходило, что она двигалась ни по до-
роге, ни без дороги.
И когда она так явилась пред королем, король сказал, что она его за-
гадку угадала и все по его замыслу исполнила. Тогда он выпустил ее отца
из темницы, взял ее себе в супруги и поручил ей всю королевскую казну.
Так минуло несколько лет, и случилось однажды королю ехать на смотр
своего войска.
Как раз на пути его скопилось перед замком несколько мужицких пово-
зок, на которых дрова были привезены на продажу; некоторые из них были
запряжены лошадьми, а другие - волами.
У одного мужика в повозку была впряжена тройка лошадей, одна из них
ожеребилась; а жеребенок от нее отбежал и прилег между двумя волами,
запряженными в другую повозку.
Когда мужики сошлись у повозок, они начали кричать, ругаться и шу-
меть, и мужик, которому принадлежали волы, хотел непременно удержать за
собой жеребенка и утверждал, что он родился от его волов; другой же,
напротив, доказывал, что жеребенок родился от его лошади и потому при-
надлежит ему.
Спор дошел до короля, и тот решил, что где жеребенок лежит, там он и
остаться должен; и таким образом жеребенка получил мужик, владевший во-
лами, которому он вовсе не принадлежал. Настоящий владелец жеребенка по-
шел домой в слезах, сокрушаясь о своем жеребенке.
А он слыхал, что госпожа королева ко всем милостива, так как она тоже
по происхождению была из простых поселян; вот и пошел он к ней, и просил
помочь ему возвратить его собственность. "Помогу, - сказала она, - если
ты мне обещаешь не выдавать меня. Тогда научу, пожалуй... Завтра рано
утром, когда король будет на смотру, стань среди улицы, по которой ему
проезжать придется, возьми большую рыболовную сеть и сделай вид, будто
рыбу ловишь; и лови, и сеть вытряхивай, как будто она у тебя рыбой на-
полнена".
Да при этом сказала ему, что он и ответить должен, если король его
спрашивать станет.
Так мужик и сделал: стал на другое утро ловить рыбу сетью на суше.
Когда король мимоездом это увидел, он послал своего скорохода спросить,
что этот дурак там делает.
Тот и отвечал: "Разве не видишь - рыбу ловлю". Скороход спросил его
"Как же ты ловить можешь, когда тут и воды нет?" Мужик ответил ему: "Ко-
ли от двух волов может родиться жеребенок, так и на суше рыбу ловить
можно".
Скороход побежал к королю и передал ответ мужика; а тот призвал его к
себе и сказал: "Ты это не сам придумал! Кто тебя научил этому, сейчас
сознавайся".
Мужик ни за что не хотел сознаться и говорил: "Боже сохрани! Сам от
себя я сказал".
Тогда король приказал разложить его на вязке соломы и бить и мучить
до тех пор, пока тот не сознался, что научила его королева.
Воротясь домой, король сказал своей жене: "Зачем ты со мной лукавишь?
Не хочу я больше иметь тебя женою: миновало твое время, уходи опять туда
же, где ты была прежде, в твою мужицкую избу!" Однако же он ей дозволил
взять с собою из дворца то, что ей было всего дороже и всего милее - с
тем и уйти.
Она покорно отвечала: "Милый супруг, коли ты так приказываешь, то я
исполню твою волю", - и обняв его, стала целовать и сказала, что она хо-
чет с ним проститься как следует.
Затем она приказала принести крепкого сонного питья, чтобы выпить с
ним на прощанье: король и выпил его залпом, а она только немного отпила.
Вскоре после этого он впал в глубокий сон, и когда она это заметила,
то позвала слугу, обернула короля чистою белою простынею и приказала вы-
нести и положить его в повозку, в которой и отвезла его в свою хижину.
Там уложила она его в постель, и он проспал целые сутки, и когда
проснулся, стал оглядываться и сказал: "Ах, Боже мой, где же я?" Стал
звать своих слуг, но ни один из них не явился на зов.
Наконец пришла к его постели жена и сказала: "Дорогой супруг, вы при-
казали мне, чтобы я взяла с собою из вашего дворца самое дорогое и милое
для меня - я и взяла оттуда вас".
У короля слезы навернулись на глаза, и он сказал: "Милая жена, ты
должна быть навеки моею, а я - твоим", - и взял ее опять с собою в коро-
левский замок и приказал вторично себя с нею обвенчать, и с тех пор за-
жили они припеваючи, да, чай, еще и поныне так же живут.
Лис и гуси
Пришел однажды лис на лужок, где паслось стадо славных жирных гусей,
посмеялся и сказал: "Прихожу я словно званый гость, и сидите вы все так
славно, рядочком - так я одного за другим могу и перебрать по очереди".
Гуси загоготали от страха, повскакали с мест своих и начали стонать и
жалобно молить о том, чтобы лис их помиловал. Но тот ничего и слушать не
хотел и говорил: "Нет вам помилованья, все вы должны умереть!"
Наконец один гусь собрался с духом и сказал: "Уж если точно суждено
нам, бедным гусям, расстаться с нашею молодою жизнью, то уж окажи нам
единственную милость и дозволь нам только прочесть одну молитву, дабы мы
не умерли во грехе: а прочитав молитву, мы уж сами станем в ряд, чтобы
тебе легче было выбирать из нас того, который пожирнее". - "Ладно, -
сказал лис, - просьба ваша вполне основательна и притом свидетельствует
о вашем благочестии; помолитесь, а я до тех пор подожду". Вот и начал
первый гусь длинную-предлинную молитву, и все повторял: "Га-га-га!
Га-га-га!" - и так как той молитве и конца не было, то второй гусь не
стал ожидать, пока до него дойдет очередь, и сам завел ту же песню:
"Га-га-га!"
Третий и четвертый последовали его примеру, и скоро все разом стали
гоготать, и когда их молитва окончится, тогда и сказка продолжится, да
только в том и беда, что они и теперь все еще гогочут!
Гусятница
Давно уж это было: жила-была на свете старая королева, у которой муж
уже умер и осталась одна дочка-красавица. Когда та выросла, то была по-
молвлена с одним королевичем на чужбине.
Настало время вступать им в супружество; королевна должна была отпра-
виться в иноземное государство, и ее мать-королева дала ей в приданое
очень много ценной утвари и украшений, серебра и золота, кубков и всякой
казны - одним словом, все, что принадлежало к ее приданому, потому что
она очень любила свою дочку.
Кроме всего этого старая королева отдала своей дочери и такую служан-
ку в провожатые, которая должна была с нею вместе ехать и передать ее в
руки жениха; каждой из них - и невесте, и камеристке - королева дала по
коню.
Конь королевны звался Фалада и умел говорить.
Когда настал час разлуки, мать-королева пошла в свою опочивальню,
взяла ножичек и порезала им пальцы, так что кровь из них закапала; на
пальцы она наложила тряпочку, накапала на нее три капли крови, отдала
дочке и сказала: "Милое дитятко, прибереги эти капли моей крови; они те-
бе в дороге пригодятся".
Так и распрощались они со слезами; тряпочку королевна спрятала к себе
за пазуху, села на коня и пустилась в путь к своему жениху.
После часового переезда королевне очень захотелось пить, и она сказа-
ла своей камеристке: "Сойди с коня и зачерпни мне воды из ручья в тот
кубок, который ты для меня захватила, мне очень пить хочется". - "Коли
вам пить хочется, - отвечала камеристка, - так вы можете сами сойти с
коня, приклониться к воде и пить, а я вам служанкой не намерена быть".
Королевну так мучила жажда, что она сошла с коня, приклонилась к воде
ручья и стала пить, и не смела золотым кубком воды зачерпнуть.
Невольно вырвалось у нее восклицание: "Ах, Боже мой!" - а три ка-
пельки крови отвечали ей: "Кабы знала это твоя матушка, у ней сердце в
груди разорвалось бы!"
Но королевна только запечалилась, не сказала ни слова и снова села на
коня.
Так проехали они еще много верст; а день был жаркий, солнце палило, и
вскоре жажда стала снова мучить королевну. Проезжая мимо реки, она еще
раз позвала камеристку и сказала: "Сойди с коня и дай мне напиться из
моего золотого кубка". Она уж на нее сердиться и не думала.
Но камеристка отвечала ей еще горделивее: "Коли хотите пить, ступайте
и пейте, а я вашей служанкой быть не намерена".
Тогда сошла королевна с коня от великой жажды, приникла к текучей во-
де, заплакала и сказала: "Ах, Боже мой!" - а три капельки крови ей опять
отвечали: "Кабы знала твоя матушка, у ней сердце в груди разорвалось
бы!"
И между тем, как она жадно пила и к воде наклонялась, выпала у нее
из-за пазухи в воду тряпочка с тремя капельками крови и понесло ее водою
по течению, и она того в волнении своем не приметила...
А камеристка-то это видела и радовалась тому, что она теперь получила
власть над королевной: лишившись трех капелек материнской крови, та ста-
новилась совсем слабою и беспомощною.
Когда она, вернувшись от реки, хотела опять сесть на своего коня, ко-
торый звался Фалада, камеристка сказала ей: "На Фаладе следует мне
ехать, а тебе на моей кляче", - и королевна должна была на это согла-
ситься.
Затем камеристка приказала ей очень грубо, чтобы она сняла с себя ко-
ролевское платье и надела ее, простое, и сверх того под открытым небом
должна была поклясться, что она никому при королевском дворе ни слова не
скажет о том, что они платьями обменялись; а если бы она не дала этой
клятвы, то камеристка грозилась ее на месте убить. Но Фалада все это ви-
дел и все примечал.
И вот камеристка села верхом на Фаладу, а настоящая невеста на ее
