очень жаль, что он не простился со мною".
С этими словами он принялся за еду и сказал дочке: "Что ты плачешь?
Ведь братец-то твой вернется же! - потом, обратясь к жене, добавил: -
Жена! Какое ты мне подала вкусное блюдо! Подбавь-ка мне еще!" И чем бо-
лее он ел, тем более хотелось ему еще и еще, и он все приговаривал:
"Подкладывай больше, пусть ничего на блюде не останется!" И все-то ел,
ел, а косточки все под стол метал - и наконец съел все дочиста.
А дочка его достала из комода свой лучший шелковый платочек, сложила
в него из-под стола все косточки и хрящики и понесла вон из дома, обли-
ваясь горькими слезами.
Выйдя на средину двора, она положила косточки в платочек под дерево,
что там росло, на зеленую травочку, и у ней стало легко на сердце, и
слезы ее иссякли.
И увидела она, что дерево вдруг зашевелилось - ветви его стали расхо-
диться и сходиться, словно руки у человека, когда он от радости начинает
размахивать руками и хлопать в ладоши.
Затем от дерева отделился как бы легкий туман, а среди тумана блистал
и огонь, и из этого-то огня вылетела чудная птица и запела чудную песен-
ку, и высоко-высоко поднялась в воздух.
Когда же она совсем исчезла из виду, тогда и ветви на дереве переста-
ли двигаться, и платок с косточками, что лежал под деревом, пропал бесс-
ледно.
А у сестрицы на душе стало так легко и приятно, как если бы братец ее
был еще в живых. И она вернулась домой веселая, села за стол и стала
есть.
Птица полетела и села на дом золотых дел мастера, и стала петь свою
песенку:
Меня мачеха убила,
Мой отец меня же съел.
Моя милая сестричка
Мои косточки собрала,
Во платочек их связала
И под деревцем сложила.
Чивик, чивик! Что я за славная птичка!
Мастер сидел в своей мастерской и делал золотую цепь, когда услышал
птичку, которая пела на крыше дома, и песенка показалась ему очень прив-
лекательной.
Он поднялся со своего места, и когда сошел сверху вниз, то потерял
одну туфлю. Так он и на середину улицы вышел в одной туфле и в одном
носке, опоясанный фартуком, с золотой цепью в одной руке, с клещами в
другой...
А солнце-то так и светило на улице! Вот он и стал как вкопанный, и
давай смотреть на птичку. "Птичка, - сказал он, - как ты славно поешь!
Спой-ка мне еще раз свою песенку!" - "Нет, - сказала птичка, - я дважды
даром петь не стану. Дай мне эту золотую цепочку, тогда я тебе и еще раз
спою мою песенку". - "Вот, на тебе золотую цепь; только спой мне еще
раз".
Тогда подлетела птичка, взяла золотую цепь в правую лапку, села про-
тив мастера и запела:
Меня мачеха убила,
Мой отец меня же съел.
Моя милая сестричка
Мои косточки собрала,
Во платочек их связала
И под деревцем сложила.
Чивик, чивик! Что я за славная птичка!
Оттуда полетела птичка к башмачнику, присела к нему на крышу и запе-
ла:
Меня мачеха убила;
Мой отец меня же съел.
Моя милая сестричка
Мои косточки собрала,
Во платочек их связала
И под деревцем сложила.
Чивик, чивик! Что я за славная птичка!
Башмачник услышал песенку, выбежал из дому в одном жилете и стал
смотреть на крышу, прикрывая ладонью глаза от солнца. "Птичка, - сказал
он, - да как же ты славно поешь! - И жену башмачник вызвал из дома: -
Поди-ка сюда, глянь-ка на птичку! Вот так птичка, как отлично распева-
ет!" Потом позвал он и дочь свою, и детей, и подмастерьев, и работников,
и служанку, и все вышли на улицу и смотрели на птицу, и любовались ею.
А птичка была и точно красивая: перышки на ней красные и зеленые, а
около шейки - словно чистое золото, а глазки у ней блистали как звездоч-
ки.
"Птичка, - сказал башмачник, - спой ты мне свою песенку еще раз". -
"Нет, - сказала птичка, - дважды я не пою даром. Подари мне что-нибудь".
- "Жена, - приказал башмачник, - ступай ко мне в мастерскую; там стоит у
меня пара совсем готовых красных башмаков, принеси их мне сюда".
Жена пошла и принесла башмаки. "Вот тебе, птичка! - сказал башмачник.
- Ну, а теперь спой мне свою песенку".
Птичка слетела, взяла у него башмаки в левую лапку, потом опять взле-
тела на крышу и запела:
Меня мачеха убила,
Мой отец меня же съел.
Моя милая сестричка
Мои косточки собрала,
Во платочек их связала
И под деревцем сложила.
Чивик, чивик! Что я за славная птичка!
А пропевши песенку, птичка полетела: цепочку держала она в когтях
правой лапки, а башмаки - в когтях левой лапки, и прилетела она прямо на
мельницу, которая работала на полном ходу и постукивала так: плики-пля-
ки, плики-пляки, плики-пляки.
Да на мельнице же сидело человек двадцать рабочих, которые обтесывали
жерновой камень и выбивали молотками: тик-так, тик-так, тик-так - и
мельница вторила их работе своим постукиваньем.
Птичка опустилась на липу, которая росла у самой мельницы, и запела:
Меня мачеха убила...
Один рабочий перестал работать.
Мой отец меня же съел.
Еще двое от работы отстали и прислушались...
Моя милая сестричка...
Еще четверо бросили работу...
Мои косточки собрала,
Во платочек их связала...
Уж только восьмеро остались при деле.
И под деревцем...
Уж только шестеро осталось...
... сложила...
Только один продолжал работу...
Чивик, чивик! Что я за славная птичка!
Тут уж и последний отстал и тоже стал слушать. "Птичка, - сказал он,
- как ты славно поешь! Дай и мне тоже послушать, спой еще раз!" - "Нет,
- отвечала птица, - дважды не стану петь даром; дай мне жернов, так я
еще раз тебе спою". - "Да, - сказал он, - если бы жернов мне одному при-
надлежал, ты бы его получила". - "Да, - сказали другие, - если она нам
еще раз споет, то мы отдадим ей жернов".
Тогда птичка слетела вниз, а все двадцать рабочих стали приподнимать
жернов и покрикивать: "У-у-ух, у-ух, ухнем! ух!"
А птичка только продела голову в отверстие жернова, вздела его на
шею, как воротник, и вместе с ним взлетела на дерево и запела:
Меня мачеха убила,
Мой отец меня же съел.
Моя милая сестричка
Мои косточки собрала,
Во платочек их связала
И под деревцем сложила.
Чивик, чивик! Что я за славная птичка!
А пропев свою песенку, она расправила крылышки и, держа в когтях пра-
вой лапки цепочку, в когтях левой - пару красных башмаков, а на шее -
жернов, полетела вдаль, к дому отца своего.
В доме за столом сидели отец, дочка и мачеха, и отец говорил им: "Что
это значит, что у меня сегодня так легко, так весело на сердце?" - "Нет,
- сказала мачеха, - мне что-то страшно, словно бы гроза большая надвига-
ется". А дочка сидела и все плакала да плакала.
Тут как раз прилетела птичка и села на крышу. "Ах, - сказал отец, -
мне так весело, и солнце так прекрасно светит, и на душе у меня так хо-
рошо, как будто мне предстоит увидеться со старым знакомцем". - "Нет, -
сказала жена, - страшно мне, страшно, так что зуб на зуб навести не мо-
гу, а жилах у меня словно огонь".
Дочка же тем временем села в угол и стала плакать еще пуще, и прикры-
вала глаза руками, и ладони рук ее были совсем мокры.
Птичка между тем уселась на дерево среди двора и стала петь:
Меня мачеха убила...
Мачеха, услышав это, заткнула уши и зажмурила глаза, не желая ничего
ни видеть, ни слышать, но в ушах ее все же был шум, как от сильнейшей
бури, а глаза жгло, и в них словно молния блистала.
Птичка продолжала петь:
Мой отец меня же съел...
"Ах, матушка, - сказал отец, - там сидит такая славная птица и поет
так прекрасно, да и солнышко так светит и греет, и благоухает тмином".
Птичка продолжала:
Моя милая сестричка...
Сестричка, как услышала это, уткнула лицо в колени и стала плакать
навзрыд, а отец, напротив того, сказал: "Я выйду, посмотрю на птичку
вблизи". - "Ах, не ходи, не ходи! - сказала жена. - Мне кажется, что
весь дом наш в пламени".
Но муж ее не послушался, вышел из дома и взглянул на птичку, которая
продолжала свою песню:
Мои косточки собрала,
Во платочек их связала
И под деревцем сложила.
Чивик, чивик! Что я за славная птичка!
И, закончив песенку, птичка сбросила сверху золотую цепь прямо на шею
отцу, и цепь пришлась как раз в меру.
Тогда он вернулся домой и сказал: "Посмотри, какая это чудесная пти-
ца, подарила мне прекрасную золотую цепь, да и сама-то на вид такая кра-
сивая". Жена же все попрежнему бегала в ужасе по всему дому и места не
могла себе найти.
А птица опять завела ту же песню:
Меня мачеха убила...
"Ах, если бы я хоть в самой преисподней теперь была!
Лишь бы не слыхать мне этой песни!" - проговорила мачеха в отчаянии.
Мой отец меня же съел...
Мачеха при этих словах в изнеможении упала на пол.
Моя милая сестричка...
"Ах, - сказала сестричка, - я тоже выйду и посмотрю, не подарит ли и
мне чего-нибудь птичка". И она вышла из дома.
Мои косточки собрала,
Во платочек их связала...
Тут сбросила она сестричке сверху красные башмачки.
И под деревцем сложила!
Чивик, чивик! Что я за славная птичка!
Тогда и у сестрички на сердце стало легко и весело. Она надела новые
красные башмачки и стала в них плясать и прыгать. "Ах, - сказала она, -
я была так грустна, когда выходила из дому; а теперь мне так легко и хо-
рошо! И что за славная птичка - ведь она подарила мне пару красных баш-
маков!" - "Нет! - сказала ее мать и вскочила с места в ужасе, и волосы
поднялись у нее дыбом на голове. - Мне кажется, что светопреставление
наступило! Не могу вытерпеть: я тоже выйду из дома - быть может, и мне
станет легче!"
Но чуть только она выступила за двери - тррах! Птичка скинула ей
мельничий жернов на голову и раздавила им мачеху насмерть.
Отец и сестричка услыхали этот шум и выскочили из дома: из того мес-
та, где жернов упал, повалил клубами дым, потом показался огонь, вспых-
нуло пламя, а когда все это закончилось, они увидели перед собою ма-
ленького братца, который взял отца и сестричку за руки, и все трое были
счастливы и довольны настолько, что вошли в дом, сели за стол и приня-
лись кушать.
Старый Султан
Жил у мужика старый пес, и звали его Султаном. Пес состарился, и зубы
все у него повыпадали, так что он уж ничего зубами и хватать не мог.
Однажды стоял мужик с женою на пороге дома и сказал:
"Старого Султана надо завтра пристрелить - он ни на что не годен
стал".
Жене жалко было старого верного пса, и она сказала:
"Ведь он нам уже так давно служит и всегда так хорошо себя вел, так
можно бы нам его и из милости покормить еще". - "Эк, ты еще что выдума-
ла! - отвечал муж. - У него уж ни одного зуба во рту нет, его уж ни один
вор не боится, так уж пора с ним и покончить. Ну, служил у нас, так за
то и еда была ему всегда хорошая!"
Бедный пес, невдалеке от них гревшийся на солнце, все слышал и крепко
опечалился тем, что завтра должен наступить его последний день.
Был у него один хороший приятель - волк; к нему и пошел он вечером в
лес и стал жаловаться на ожидавшую его судьбу.
"Слышь, куманек, - сказал волк, - подбодрись, я тебе в твоей беде по-
могу. Я кое-что придумал. Завтра ранехонько твой хозяин с женою пойдут
на сенокос; они и малютку своего возьмут с собою, потому что в доме не-
кого с ним оставить. Они обычно укладывают его спать около изгороди, в
тени; и ты ляжешь там же, как бы для того, чтобы его оберечь. А я-то вы-
бегу из лесу, да и похищу ребенка - ты сейчас за мною следом, как бы для
того, чтобы у меня ребенка отбить. Я его оброню, а ты принесешь родите-
лям. Они подумают, что ты ребенка спас, и из благодарности, конечно, уж
не сделают тебе никакого зла. Напротив, ты опять войдешь в милость, и
они будут стараться угодить тебе во всем".
Предложение понравилось старому псу; и все, как было задумано, так и
было выполнено.
