- Превосходная декорация для пятого акта трагедии, -
заметила Серафина, оглядываясь по сторонам, меж тем как
Изабелла, очутившись в этой промозглой тьме, невольно
вздрогнула не то от холода, не то от страха.
Все три женщины, не раздеваясь, нырнули под одеяло.
Изабелла улеглась посередине на тот случай, если из-под кровати
высунется мохнатая лапа какого-нибудь призрака или оборотня;
так пусть ему попадется сперва Дуэнья или Серафина. Обе ее
храбрые товарки вскоре заснули, а пугливая девушка долго
лежала, устремив открытые глаза на заколоченную дверь, словно
подозревая, что за ней таятся целые сонмы привидений и ночных
ужасов. Однако дверь не отворилась, никакой призрак в саване не
появился оттуда, потрясая цепями, хотя непонятные звуки и
доносились порой из пустынных покоев; но под конец сон посыпал
золотым песком веки боязливой Изабеллы, и ее ровное дыхание
вторило теперь похрапыванию ее товарок.
Педант спал крепчайшим сном, уткнувшись носом в стол,
напротив Тирана, который оглушительно храпел и во сне бубнил
обрывки александрийских стихов. Матамор оперся головой о спинку
кресла, положил вытянутые ноги на каминную решетку, завернулся
в свой серый плащ и стал похож на селедку в бумаге. Боясь
помять свою куафюру, Леандр держал голову прямо, однако спал
очень сладко. Сигоньяк прикорнул в оставшемся свободным кресле,
но события этой ночи взволновали его, и ему не спалось.
Две молодые женщины не могут вторгнуться в жизнь юноши, не
возмутив ее, особенно если этот юноша до той поры жил без
радостей, лишенный всех утех юных лет по милости злой мачехи,
которую зовут нищетой.
Пожалуй, покажется неправдоподобным, что молодой человек
дожил до двадцати с лишним годов без единой интрижки; но
Сигоньяк был горд, и, не имея возможности появляться в свете
так, как приличествовало его имени и положению, он предпочитал
сидеть дома. Родители его умерли, а кроме них, ему не у кого
было просить помощи, и он с каждым днем все более погружался в
уединение и тоску. Правда, не раз во время своих одиноких
прогулок он встречал Иоланту де Фуа, скакавшую на белом
иноходце в погоне за оленем, в сопровождении отца и молодых
вельмож. Это лучезарное видение часто мелькало в его снах; но
что общего могло быть между богатой знатной красавицей и им -
захудалым, обнищавшим, убогим на вид дворянчиком? Он, отнюдь не
желая быть замеченным ею, наоборот, при встречах старался
стушеваться, из боязни вызвать смех своей помятой линялой
шляпой с изъеденным крысами пером, поношенной мешковатой
одеждой и старой смирной клячей, более подходящей для сельского
священника, нежели для дворянина, ибо нет ничего обиднее для
благородного сердца, чем показаться смешным предмету своей
любви; стремясь заглушить зарождающееся чувство, Сигоньяк
приводил себе все трезвые и суровые доводы, какие может внушить
бедность. Успел ли он в этом? Нам судить трудно. Сам он считал,
что ему удалось отогнать от себя эту мысль, как несбыточную
мечту, полагая, что ему и без того довольно несчастий и незачем
к ним добавлять муки неразделенной любви.
Ночь прошла без особых приключений, если не считать
испуга, причиненного Изабелле Вельзевулом, который пристроился
на ее груди и не желал уходить с такой мягкой подушки.
Сигоньяк же всю ночь не сомкнул глаз оттого ли, что не
привык спать иначе как в постели, оттого ли, что его
взбудоражило соседство хорошеньких женщин. Мы скорее склонны
думать, что у него в голове зародились смутные планы, тревожа
его и гоня сон. Появление комедиантов представлялось ему
счастливым случаем, зовом самой судьбы, побуждающей его
покинуть родовую лачугу, где его молодые годы увядали бесславно
и бесцельно.
Занимался день, и голубоватый свет, проникая сквозь окна в
частых свинцовых переплетах, придавал болезненно-желтый оттенок
огню угасающих ламп. Освещенные с двух сторон лица спящих
оказались двухцветными, наподобие средневековых костюмов.
Леандр пожелтел, как лежалая свеча, и стал смахивать на
воскового Иоанна Крестителя в парике из шелковой бахромы и с
облупившейся, несмотря на стеклянный колпак, краской. Крепко
сомкнутые веки, стиснутые челюсти, торчащие скулы и
заострившийся нос, словно защемленный костлявыми пальцами
смерти, делали Матамора похожим на собственный труп.
Багровые пятна и апоплексические. прожилки испещряли
пьяную образину Педанта; нос его из рубинового стал
аметистовым, а толстые губы были покрыты синеватым винным
налетом. Капельки пота, стекая по рытвинам и бороздам его лба,
задержались, в зарослях седоватых бровей; дряблые щеки обвисли.
В отупении тяжелого сна лицо актера было отвратительным, меж
тем как в бодрствующем состоянии оно привлекало выражением
остроты и живости ума; он сидел, привалясь к краю стола и
напоминая старого гуляку, козлоногого Сатира, после вакханалии
упавшего замертво на краю оврага.
Тиран держался вполне прилично, на его мучнистом лице,
обросшем черной щетиной, на лице незлобивого и по-отечески
добродушного палача, вообще не могло быть заметных перемен.
Субретка тоже довольно сносно выдержала нескромное вторжение
дневного света; вид у нее был не очень измученный, разве что
более густая синева вокруг глаз да фиолетовые жилки,
проступившие на щеках, говорили о дурно проведенной ночи.
Сладострастный солнечный луч, проскользнув между пустыми
бутылками, недопитыми бокалами и остатками кушаний, ласкал
подбородок и губы девушки, точно фавн, который заигрывает с
сонной нимфой. Целомудренные вдовицы на стенах пытались
покраснеть под желтым слоем лака, глядя, как их уединение
оскверняется этим табором бездомных бродяг; и в самом деле, вся
пиршественная зала представляла собой омерзительную своей
несуразностью картину.
Субретка первая проснулась от поцелуя утреннего солнца;
она вскочила, выпрямилась на своих стройных ножках, отряхнула
юбки, как птица - перья, пригладила волосы ладонью, чтобы
вернуть им глянец, и, увидев, что барон Сигоньяк сидит в кресле
и смотрит перед собой недремлющим взором, направилась к нему и
сделала реверанс по всем правилам театрального искусства.
- Мне очень жаль, - сказал Сигоньяк, отдавая поклон, - что
мое разрушенное жилище, более пригодное для призраков, чем для
живых людей, не позволило мне оказать вам лучший прием; я
предпочел бы, чтобы вы почивали здесь на простынях голландского
полотна, под узорчатым атласным балдахином, а не маялись бы в
этом обветшалом кресле.
- Полноте, сударь! - возразила Субретка. - Не будь вас, мы
провели бы ночь, дрожа от холода под проливным дождем в
повозке, завязшей в грязи, и утром чувствовали бы себя
прескверно. Вы с пренебрежением говорите об этом обиталище, на
самом же деле оно великолепно по сравнению с теми сараями,
которые продувает насквозь и где нам, тиранам и жертвам,
принцам и принцессам, Леандрам и Субреткам, нам - комедиантам,
кочующим из города в город, - частенько приходится ночевать на
охапке соломы.
Пока барон и Субретка обменивались учтивыми заверениями.
Педант с громким треском рухнул на пол. Кресло не выдержало
наконец такой ноши, подломилось под ним, и толстяк,
растянувшись во весь рост, барахтался, как перевернутая на
спину черепаха, издавая невнятные возгласы. Падая, он
машинально ухватился за край скатерти и потащил за собой
посуду, которая каскадом посыпалась на него. От грохота разом
проснулись все остальные актеры. Тиран потянулся, протер глаза,
а затем подал руку помощи старику и поставил его на ноги.
- С Матамором такой неприятности не могло бы случиться, -
произнес Ирод, сопровождая слова утробным рычанием, заменявшим
ему смех. - Свались он в паутину, он и ее бы не прорвал.
- В самом деле, - подтвердил названный актер, расправляя
длинные, членистые, словно паучьи, конечности, - не каждому
посчастливилось быть Полифемом, Какусом, горой мяса и костей,
вроде тебя, или бурдюком со спиртным, бочкой о двух ногах,
вроде Блазиуса.
На шум в дверях появились Изабелла, Серафина и Дуэнья. Обе
молодые женщины, несколько утомленные и побледневшие, все же
были прелестны и при свете дня. Сигоньяку казалось, что
ослепительней их никого быть не может, хотя более придирчивый
наблюдатель отметил бы некоторые погрешности в их наряде,
примятом и поношенном; но что значат вылинявшие ленты,
протертые, залоснившиеся ткани, убожество и безвкусица в
деталях уборов, если те, кто носит их, молоды и миловидны? К
тому же барон, привыкший созерцать только пыльное, выгоревшее,
обветшалое старье, не способен был досмотреться до подобных
мелочей. На фоне мрачного разрушающегося замка Серафина и
Изабелла, на его взгляд, были разряжены как нельзя пышнее, и
сами они представлялись ему сказочными видениями.
Что касается Дуэньи, то возраст давал ей огромную
привилегию - ее уродство было недоступно переменам, ничто не
могло нанести ущерб этой физиономии, будто вырезанной из
самшита, на которой поблескивали совиные глазки. Она была все
та же и при солнце и при свечах.
В этот миг появился Пьер, чтобы привести в порядок
комнату, подбросить дров в камин, где несколько головешек
белело под пушистым покровом золы, и убрать остатки трапезы, на
которые так противно смотреть после того, как голод утолен.
Разгоревшееся пламя лизало чугунную доску с гербом
Сигоньяков, непривычную к подобным ласкам, и отбрасывало яркие
блики на труппу комедиантов, сбившуюся вокруг очага. Весело
пылающий огонь всегда приятен после ночи, проведенной если не
совсем без сна, то, во всяком случае, вполпьяна, и под его
животворным влиянием полностью улетучились следы усталости на
хмурых или помятых лицах. Изабелла протягивала к огню ладони
порозовевших от его отблесков ручек и сама, зардевшись от этих
румян, утратила недавнюю бледность. Более рослая и крепкая
донна Серафина стояла позади нее, точно старшая сестра, которая
поспешила усадить не столь выносливую младшую сестренку.
Матамор грезил в полусне, словно водяная птица на краю болота,
вытянув одну свою журавлиную ногу, поджав другую и уткнувшись
клювом в брыжи, вместо зоба. Педант-Блазиус, облизываясь,
поднимал на свет одну бутылку за другой, в чаянии найти хоть
каплю драгоценной влаги.
Молодой хозяин отозвал Пьера в сторону, желая узнать,
нельзя ли раздобыть в деревне на завтрак актерам десяток-другой
яиц или же несколько кур, годных для того, чтобы посадить их на
вертел, и старый слуга поспешил поскорее исполнить поручение,
так как труппа выразила намерение рано тронуться в путь,
проделать порядочный перегон и засветло добраться до ночлега.
- Боюсь, что завтрак ваш будет весьма скуден и вам
придется удовольствоваться самой умеренной пищей, - сказал
Сигоньяк своим гостям, - но лучше позавтракать плохо, чем
остаться совсем без завтрака, а на шесть миль в окружности нет
ни постоялого двора, ни кабачка. По виду моего замка вам ясно,
что я не богат, но причиной моей бедности - затраты предков на
войну в защиту наших королей, и мне нечего ее стыдиться.
- Конечно, конечно! - пробасил Ирод. - Ведь многие из тех,
что кичатся большим богатством, поостереглись бы указать его
источник. Откупщик рядится в парчу, а отпрыски знатных родов
ходят в дырявых плащах. Но сквозь эти дыры сверкает доблесть.
- Однако меня немало удивляет, - добавил Блазиус, - что
