где пожелают сами. Лучшие воины прибудут во Францию только потому, что они
действительно лучшие и не могут упустить возможности занять среди прочих
подобающее им место.
- Я знаю, всегда были люди, которые жили за счет войны и грабежа, -
заговорил Дэффид, - но я не знаю ни одного человека - рыцари тут не в
счет, - кто бы захотел заниматься этой кровавой работой только из
удовольствия.
- Это не удовольствие, это - рыцарское и мужское достоинство, -
пояснил Брайен. - Неужели лучший арбалетчик Генуи будет спокойно сидеть
дома, когда тот, кто куда менее искушен, чем он, будет совершать великие
подвиги и заслужит таким образом славу лучшего? Как я уже говорил, там
соберутся многие. Не сомневаюсь, не все будут хороши. Но тем не менее
лучшие будут именно во Франции.
- Ты думаешь? - спросил Дэффид, играя ножом для мяса, лежавшим возле
его тарелки.
- Я видел это собственными глазами, - ответил Брайен. - Правда, таких
войн, как эта, на моей памяти еще не случалось. Но, как ты и сам мог бы
увидеть, лучшие из лучших лучники со всех концов страны придут во Францию.
- Мне доводилось участвовать в кое-каких состязаниях стрелков из
лука, - сообщил Дэффид, так и не выпуская нож. - Ты говоришь, что там
будут стрелки и из луков, и из арбалетов, да еще и самые достойные и
искусные?
- Да что ты уши развесил? - сердито сказала Даниель Дэффиду. - Он же
просто подначивает тебя! Ты вбил себе в голову, что лучше тебя лучника на
свете нет, и мгновенно заводишься, как только заходит речь о том, что есть
кто-то искуснее тебя.
Дэффид отшвырнул нож, поднял голову и улыбнулся Даниель.
- Поистине, моя золотая птичка, ты знаешь меня слишком хорошо. Меня и
в самом деле легко соблазнить такими вещами.
Он протянул здоровую руку и принялся перебирать мягкие светлые
завитки на ее затылке.
- Не беспокойся, я сама за тебя устою перед любым искушением, -
сказала она. - И заруби себе на носу: так будет всегда.
- Простите меня, госпожа, - смиренно произнес Брайен. - Я
действительно пытался ввести вашего мужа в искушение. Но признаюсь,
попытка оказалась неудачной, и я молю вас о прощении.
- Право, не стоит, сэр Брайен, - быстро сказал Дэффид. - Не так ли,
Даниель?
- Конечно, так, - ответила Даниель, но интонация не слишком
соответствовала словам.
Больше за столом не было сказано ни слова о войне. Люди отяжелели от
обильного угощения, да и солнце клонилось к закату, - словом, празднику
пришел конец. Джим и Энджи уже привыкли к тому, что в этом мире было
принято укладываться спать, как только заходит солнце, а на рассвете
вскакивать, как по тревоге. Вяло обмениваясь репликами, лорд и леди де
Маленконтри-и-Ривероук поднялись в спальню, и тут Энджи сообщила такое,
что с Джима сон как рукой сняло.
- Ты знаешь, она беременна, - сказала Энджи.
Джим как раз стягивал через голову нижнюю рубаху. Он так и замер.
- Что? - переспросил он.
- Я же сказала: Даниель беременна, - повторила Энджи, четко
выговаривая каждое слово.
Джим вернулся к своему туалету.
- Тогда не думаю, что Брайен имеет хоть один шанс заполучить его, -
сказал Джим. - Ну конечно, он не собирается покинуть жену, которая ждет
ребенка.
Энджи выдала и вторую, столь же неожиданную новость:
- Он не знает.
Джим ошарашенно уставился на жену.
Затем он переспросил:
- Дэффид не знает, что его жена беременна?
- Да, именно это я и сказала, - ответила Энджи.
- А почему она ничего не сказала ему? - задумался Джим. - Разве так
дела делаются?
- И так тоже, - ответила Энджи.
Джим уже разделся и залез под горку шкур, осторожно наблюдая за своей
женой. Он хорошо знал ее. Сейчас она то ли была крайне недовольна чем-то,
то ли переживала о ком-то или о чем-то. Чутье подсказывало Джиму, что
Энджи разгневана.
На этот случай у Джима была припасена одна хитрость: говорить с женой
следовало так, чтобы она по крайней мере не могла понять, на чьей он
стороне. Ну и, конечно, ему следовало как можно быстрее установить, что
именно в этой запутанной ситуации вызвало ее гнев. Тут как нельзя лучше
было бы спокойно, но осторожно расспросить ее, однако даже самая невинная
беседа сейчас была подобна прогулке по минному полю. Любой вопрос мог
выйти Джиму боком.
- Так почему же он не знает? - спросил Джим.
- Потому что она не сказала ему! - огрызнулась Энджи.
Она, похоже, ничуть не спешит лечь спать; ей вдруг пришла в голову
мысль расчесать волосы. Прежний барон де Маленконтри владел множеством
предметов роскоши; одним из них было зеркало. Супруги перетащили его в
спальню и поставили перед ним кресло, в которое и уселась сейчас Энджи.
Она не отрывала глаз от своего отражения, резкими и злыми движениями
расчесывая свои волосы.
- Да нет, - улыбнулся Джим. - Почему она ничего не сказала ему?
- По-моему, это и так ясно, - ответила Энджи зеркалу.
- Ну, ты же знаешь, что я не наблюдательный, - с усмешкой сказал
Джим. - Я не заметил в ней никаких изменений, и, конечно же, мне никогда
не пришло бы в голову, что она беременна. Она что, сама рассказала тебе?
- Откуда бы еще я узнала это? - ответила Энджи. - У Даниель нет
близких подруг, а к тому же я - старая и мудрая замужняя дама.
- Старая? - переспросил искренне удивленный Джим, Он мог подумать все
что угодно, но стариком он себя не считал никогда, а Энджи на три года
моложе его. - Ты? Старая?
- В этом мире, да еще по сравнению с Даниель, - да, я стара! -
ответила Энджи. - Замужняя женщина средних лет!
- Ясно, - протянул Джим, хотя решительно ничего не понял. Однако
похоже, что ничто не мешало ему задать вопрос прямо.
- Так почему Даниель не рассказала Дэффиду? - спросил он.
- Потому что считает, что он разлюбит ее! - выпалила Энджи.
- Почему?
- Потому что она растолстеет из-за ребенка и станет безобразной, а
Дэффид утратит любовь к ней. Вот и все!
- Дэффид? - спросил Джим, совершенно сбитый с толку. - Знаешь, мы
знакомы не так давно, но я могу сказать, что он не может так поступить. С
чего это Даниель взяла, что он разлюбит ее только потому, что она носит
его ребенка?
- О Господи! - взмолилась Энджи к зеркалу. - Да потому, что Даниель
думает, только ее внешность заставила Дэффида полюбить ее. Если она
утратит свою привлекательность, то потеряет мужа.
- Но это же нелепо! - воскликнул Джим.
- Почему же? - возразила Энджи. - Ты же сам видел, как все это
случилось. Как только мы вошли на постоялый двор, Дэффид взглянул на
Даниель и сказал: "Я женюсь на тебе".
- Ну, не так же быстро, - запротестовал Джим.
- Ну да, сперва трактирщик принес факел, так что он смог разглядеть
ее хорошо.
- Да не так это все было, - настаивал Джим. - Если я правильно помню,
то весь первый день Дэффид никак не выказывал свою любовь к Даниель.
- Какая разница? - сказала Энджи. - Даниель знает, что она прекрасна.
Она нравится мужчинам, разве не так?
Энджи повернулась в кресле и внимательно посмотрела на своего мужа.
Опасный вопрос.
- Ну да, пусть так, - вяло ответил Джим.
- Ну и... - Энджи опять повернулась к зеркалу. - Раз она знает, что
благодаря ее внешности все влюбляются в нее с первого взгляда, то что же
еще она может подумать о Дэффиде?
- Но как же она до сих пор не задумывалась о нем? - спросил Джим. -
Ведь они женаты почти год. За такой срок она могла бы получше узнать его.
- Она и узнала, - ответила Энджи, - но как же ей справиться со своими
чувствами?
Еще один опасный вопрос. Дело в том, что Джим всегда твердил, что
люди часто и сами могут справиться с собой, особенно когда их чувства
обманывают их. Но может, тут он неправ. Однако Энджи, похоже, вот-вот
взорвется, так что спорить с ней сейчас не слишком разумно.
- Ты видел ее лицо, когда он назвал ее золотой птичкой, - продолжала
Энджи. - Ты что, не заметил, как это подействовало на нее? У нее же все
было написано на лице!
Джим на самом деле не разглядел, что там было написано на лице
Даниель, потому что он в этот миг просто не смотрел на нее. Все свое
внимание он сосредоточил на Дэффиде.
- По правде сказать, я ничего не заметил, - признался он. - Но я так
и не понял, чего же она хотела от тебя?
- Совета, - ответила Энджи. - Она поняла, что Дэффид захочет
отправиться на войну, чтобы посмотреть, найдется ли там кто-нибудь, кто
управляется с луком искуснее, чем он сам. Ну и, с одной стороны, она не
хочет, чтобы он уезжал, а с другой - боится, что когда Дэффид увидит ее
растолстевшей, то разлюбит. Вот она и надеялась, что получит от меня
совет.
- И что же ты посоветовала? - спросил Джим.
- А ты бы что-нибудь посоветовал? - поинтересовалась в ответ Энджи.
- Нет, - ответил Джим.
Он хотел было добавить, что давать такие советы - не его дело,
поскольку он, как-никак, не женщина, но, подумав, промолчал.
- На этот вопрос может ответить только она сама! - заключила Энджи.
Она отложила гребень и погасила свечу, при свете которой расчесывала
волосы. Сквозь тяжелые шторы едва пробивались лучи заходящего солнца. Джим
скорее почувствовал, чем увидел, что она залезла в постель рядом с ним.
Энджи, однако, улеглась так, чтобы не касаться мужа.
Она больше ничего не сказала на эту тему. Да и Джим предпочел
промолчать, хотя ему было любопытно, думает ли Энджи, что Дэффид полюбил
Даниель только за ее внешность. Сам-то Джим ни на секунду не поверил в
это.
9
Три недели пролетели незаметно. Дэффид, Даниель и Жиль Волдский со
своими людьми покинули владения Джима. Брайен поселился в замке и привел с
собой несколько воинов. С его помощью Джим выбрал из числа своих подданных
шестьдесят человек, и теперь сотники Брайена усиленно обучали их. Для
дружины, впрочем, Джиму требовалось лишь пятьдесят воинов.
Однако из шестидесяти лишь двадцать два рекрута в настоящее время
могли по праву называться конными латниками. Для этого им пришлось
продемонстрировать свое умение держаться в седле и владеть оружием, но
все-таки оставалось лишь надеяться на будущее, поскольку в настоящий
момент успехи рекрутов были не слишком велики. Остальным тридцати восьми
предстояло стать кому конюхами, а кому - слугами Джима, Брайена,
оруженосца Брайена - приятного шестнадцатилетнего белокурого паренька с
открытым лицом, Джона Честера, - а также тех, кто уже стал, или еще только
станет, латниками.
Джиму надо было набрать пятьдесят "копейщиков"; технически это
означало, что нужно пятьдесят воинов, причем у каждого из них должен быть
конь, и к тому же они должны владеть искусством обращения с кинжалом,
мечом и щитом, а для латников сюда добавлялась пика или копье.
Брайен, в свою очередь, добавил к дружине двадцать шесть человек. Он
собрал их своими собственными силами - пять латников из своего замка да
еще пять человек из числа прислуги, а остальные - те опытные воины,
которые пришли из разных мест, чтобы сражаться под его началом.
Собственно говоря, Джим, как и Брайен, должен был иметь оруженосца.
Но надежды на то, что ему в ближайшие дни удастся взять в обучение и
услужение какого-нибудь отпрыска благородной фамилии из соседнего замка,
не было. Брайен посоветовал ему взять одного из стражников, с которым бы
он хорошо ладил, и сделать его своим оруженосцем, поскольку вряд ли
кто-нибудь мог придавать значение этой подмене.
В Англии, как Джим помнил из своих средневековых штудий в прежнем
