мгновенно, а именно "выкристаллизовалась" из вакуума - стокилометровая
фигура, напоминающая ракетку для бадминтона с четырьмя ручками.
Крейсер ощутимо кинуло вперед.
- "Витязь", что там произошло? - донесся голос Нагорина, не
отходившего от экранов.
- ДМ-два взорван, - доложил Ненароков, в то время как готовые к
аварийным ситуациям экипажи и автоматы отрабатывали стандартную вводную
внезапно возникшей угрозы. - Базе тревога по форме "экстра"! Между ДМ и
крейсером появились непрошеные гости. Пытаюсь спасти экипаж модуля.
В течение последующих минут экипажи Базы и крейсера действовали в
соответствии с обстановкой.
Координатор крейсера рассчитал маневр, характеристики хода и защиты,
способ захвата горящего модуля, оптимальный выход из-под колоссальной
"ракетки" чужого корабля и начал маневр. Кибинтеллект Базы отделил от
основного спасаемого блока секции, затрудняющие маневр и защиту, и
приготовился к режиму "спасайся и беги", упрятав людей в капсулу-отсек
высшей защиты.
"Витязь" вышел точно под "ракеткой" пришельца, но модуля Руденко там
уже не было.
Вместо догорающего разведшлюпа на его месте вырос переливающийся
всеми цветами радуги километровый "мыльный пузырь", заполненный роем
ослепительных звезд.
- Щуп! - скомандовал командир крейсера. "Витязь" выстрелил
десятиметровой стрелой пробоотборной ракеты и тут же получил весомую
"оплеуху" массой в полторы тысячи тони.
Ракета успела пройти половину расстояния до "мыльного пузыря" и
превратилась в язык оранжевого пламени.
- Панцирь! - невозмутимо сказал Ненароков, на экране которого
сходились сейчас все исполнительные цепи крейсера.
"Витязь" выплюнул горбатый диск панцирного модуля, способного
противостоять ядерным взрывам, и снова тяжелый силовой шлепок настиг
крейсер, погасил защитным полем. Модуль достиг границ "мыльного пузыря" и
исчез, связь с ним оборвалась. "Пузырь" скачком съежился и вознесся к
близкой решетчатой плоскости "ракеты", метнулся в одну из ручек в
семьдесят километров, пропал.
- Они забрали ДМ, - сообразил инженер защиты.
- Сила последнего удара? - жестко отрезал Ненароков.
- Две сто.
- Запас на отражение?
- Стократный плюс столько же на поглощение, характеристики поля в
машине.
- База, иду на "абордаж"! - тяжело проговорил Ненароков. - Уходите на
параболу, как и рассчитывали, энергозапас гостей выше, чем у вас.
- Принято, - сказал Нагорин; из-за его спины выглядывали Торанц и
Доброгнев. - Только кажется мне, что это не гости, а хозяева, больно смело
себя ведут.
- Что ты хочешь сказать? - буркнул Доброгнев.
- То, что сказал. Это настоящие хозяева Энифа. Не знаю только, почему
они объявились так поздно. Боюсь, "абордаж" не получится, уводи крейсер,
Миша.
- Я все же попробую, - без улыбки сказал Ненароков. - Мы с ними на
равных, пусть поздороваются и скажут, чего хотят. Вежливость - слава
сильных.
"Витязь" начал разгон.
У Руденко внезапно сильно закололо в висках. Боль сняла нервный тик и
успокоила: он не грезил и не спал.
Псевдо-Руденко прошелся перед замершими людьми, прислушался к чему-то
в себе или в пространстве, усмехнулся.
- Вас пытаются отбить. Неоправданный риск. Вы всегда так поступаете?
Эниф - наш дом, пусть старый и полузабытый, брошенный предками много тысяч
лет назад, но дом. Той информации, которой мы располагаем к настоящему
времени, - она передана теми, кого вы называете стражами, - вполне
достаточно, чтобы уничтожить вашу экспедицию.
Но мы решили выслушать вас ради исключения ошибки. Стражи - дети
давнего эксперимента, а значит, наши дети, незаслуженно забытые, может
быть, брошенные на произвол судьбы, не имеющие возможности выбраться из
тупика механоэволюции. И вот приходите вы и, не разобравшись в ситуации,
вместо того чтобы помочь...
Руденко покачал головой, переборол спазм горла и желание выругаться,
боль Диего стала и его болью, и это было главным сейчас.
- Мы не боги, - хрипло сказал он. - Мы далеко не всемогущи и не
всегда способны предвидеть последствия своих действий, бываем жестокими и
беспощадными, часто не правы и несправедливы... Мы веками грабили и
убивали, лгали и предавали друзей! Было... Было! Но это мы создали шедевры
музыки и живописи, сражались за свободу и независимость, отдавали жизни за
друга и ради истины, ради правды и справедливости. Это мы способны на
прекрасные порывы!
Пусть мы до сих пор несовершенны, противоречивы и способны ошибаться
жестоко и больно, но не потому же мы люди, что имеем руки, и ноги, и
голову!
А потому, что находим в себе силы на доброту и любовь, на заботу о
ближнем, на вдохновение, и поиск счастья, и стремление к совершенству,
которое ничего не стоит, если только оно не от сердца!..
Пришелец, задумавшись, молчал.
- Разберитесь в себе, - продолжал Руденко шепотом, борясь с болью в
затылке. - Может быть, вы более жестоки, потому что мы своих детей не
бросаем. Вы можете нас уничтожить, но едва ли это будет мудрым решением,
достойным истинных творцов.
- Вы только что уничтожили около тысячи существ, виноватых лишь в
том, что они не поняли вас. Или месть вы считаете достаточно мудрым
решением?
- Тогда убейте меня! - Руденко медленно, с трудом встал. - Но
отпустите с миром моих друзей, тех, кто умнее и гуманнее меня и кто
испытал на себе жестокое любопытство ваших детей. Я не знаю, способны ли
вы читать в душах, но вот я стою перед вами, защищенный только броней
совести, умея ошибаться и падать, слепо и жестоко. И подниматься. И идти
дальше.
Прочтите меня, проникните во все тайники памяти убедитесь во всем,
что я уже сказал, и поймете, что не только мы, но и вы далеки от
совершенства...
Пришелец отступил на шаг, не сводя задумчивого взгляда с лица
Руденко, посмотрел на Диего Вирта, и в глазах его родилась неуверенность.
Руденко ободряюще кивнул пилоту, закрыл глаза и вспомнил:
Блеснет в глаза зеркальный свет,
И в ужасе, зажмуря очи,
Я отступлю в ту область ночи,
Откуда возвращенья нет... [А. Блок.]
