лжи. Я почти не сомневаюсь, что это он убил девушку.
- А мотивы?
- Она была беременна. Плел мне, что довез ее до райцентра, там она
осталась, а он поспешил сюда, якобы по каким-то делам в авиаотряде, а
затем должен был встретиться с приятелем, неким Пестеревым, условились
поиграть на бильярде.
- Хорошо, дожимайте его, шеф торопит... Что у вас, Кира Федоровна? -
спросил Щерба.
- Хотелось бы подвести скромный итог, - сказала Кира.
- Заходите через час ко мне, позовем Войцеховского, послушаем ваши
новости, - Щерба вышел.
Едва он вышел, Кира обратилась к Скорику:
- Виктор Борисович, вы только что упомянули фамилию, которая меня
заинтересовала, - взволнованно сказала Кира.
- Какая, чья?
- Приятель вашего подследственного - Пестерев?
- Чем этот Пестерев заинтересовал вас?
- Не знаю, этот ли, но в моем тоже возник Пестерев Вадим.
- Забавно... Кто же он, ваш Пестерев?
- Знаю, что работает в банке.
- Тогда это одно и то же лицо. Мой - шофер на инкассаторской машине.
В связи с чем у вас возник Пестерев?
- В кармане пальто Гилевского Джума обнаружил обрывок от календаря,
там было написано "Вадим" и номер телефона. Войцеховский установил, что
это телефон банка. Я позвонила, мне сказали, что у них есть Вадим по
фамилии Пестерев. Сейчас в отпуске.
- Надо подумать: кому он нужнее: вам или мне...
Сидели вчетвером в кабинете Щербы: он, Войцеховский, Паскалова, Джума
и Скорик.
Докладывала Кира. Она немного нервничала, лицо пошло красными
пятнами, время от времени убирала падавшую на глаза прядь волос, утирала
пот со лба. Когда закончила, Щерба спросил у Скорика:
- Этот Пестерев вам очень нужен, Виктор Борисович?
- Допрошу, но не думаю, что это изменит ситуацию.
- Тогда отдадим его Кире Федоровне... Вы можете идти, Виктор
Борисович, - и Кире: - Вы попытались связаться с Пестеревым?
- Он в отпуске.
- Джума, - обратился Щерба к Агрбе, - надо найти Долматову, которой
все завещано. Это очень важный пункт. И тогда уже Кира Федоровна
встретится с нею для обстоятельного разговора.
- Кира Федоровна, - подал голос Войцеховский. - Непременно задайте ей
вопрос, знала ли она, что Гилевский собирался в Америку и почему не
поехал. Человек, к которому наследователь так щедр, судя по завещанию,
должен состоять в очень близких отношениях с ним.
Кира согласно кивнула.
- Теперь дальше. Письмо Гилевскому из США от какого-то Кевина Шобба.
Прочтите-ка его нам, Кира Федоровна.
Кира взяла перевод, сделанный в "Интуристе":
"Уважаемый мистер Гилевский! Во-первых, посылаю приглашение. Рад буду
встретить вас. Во-вторых, то, о чем мы договорились, остается в силе. Все
теперь будет зависеть от вас. Я предвижу большой успех, готов вложить в
это дело необходимые средства. Форма вашего вклада вам известна. С
уважением Кевин Шобб. Филадельфия. 15 января". - Кира умолкла.
- Тут, что ни фраза - загадка. Кто такой Кевин Шобб? В какое "дело"
он готов вложить "необходимые средства"? Смотрите: "необходимые"! Это
можно понимать, как "любые". Форма же вклада Гилевского, надо понимать, в
то же "дело" была Гилевскому известна.
Анкету в ОВИР он сдал почти через месяц после того, как Шобб написал
письмо. Шло оно сюда допустим недели три, как минимум. Гилевский сдал
документы в ОВИР немедленно, едва получил письмо, - произнес Джума.
Затем почему-то оказался от поездки и вновь согласился после того,
как Кевин Шобб выдвинул его в качестве официального эксперта в связи со
скандалом на аукционе, - сказала Кира. - Почему? Кто этот Шобб?.. - она
развела руками. - Может быть теперь к этому письму логически
подверстывается и запись Гилевского на формулярной карточке: "Затея проста
по замыслу, сложна по исполнению. Его надо убедить, что мое согласие
лишено любых меркантильных помыслов"? - сказала Кира. - Не Шобба ли он
собирался убеждать в простоте какой-то их общей затеи, но в сложности ее
исполнения?
- В этом есть резон, - заметил Щерба. - Ищите, Кира Федоровна, тут
недостающую связку.
- Она может оказаться в самом конце расследования, - засмеялся Джума.
- Ты, пессимист, не нагоняй страхов, - сказал Щерба.
- Теперь персоналии, добытые Агрбой, - продолжала Кира. - Читать?
- Давайте, чего уж тут, пройдемся по всему фронту, - сказал Щерба.
- Это список людей, которые известны человеку Агрбы, маклеру, как
собиратели антиквариата. Разумеется, он возможно, не полный, но во всяком
случае внушительный. Много их, думаю, в городе быть не может, это не
ларешники со "Сникерсами". Итак: профессор медицины Иван Севастьянович
Бруевич, собирает только старинные шахматы; скульптор Огановский Борис
Никитич - восточная резьба по кости; художник-реставратор Манукян Давид
Ованесович - старые офорты, в основном на библейские темы; Жадан Святослав
Юрьевич, кандидат искусствоведения, сотрудник Фонда имени Драгоманова -
интересуется бронзовым литьем до XX века; пианистка, лауреат международных
конкурсов Надежда Николаевна Всесвятская - ее интересы ограничены нотами
храмовой музыки XVII-XIX веков, понятно, оригиналами; Павел Павлович
Клюев, генерал в отставке, собиратель старинной мебели; Чаусов Алексей
Ильич собирает дореволюционные и современные публикации о Фаберже и
Диомиди, кандидат искусствоведения, сотрудник Фонда имени Драгоманова. И,
наконец, Вяльцева Клавдия Васильевна, художник-модельер из Дома моделей,
увлечена собиранием старинных кружев и бисерным шитьем, - Кира отложила
бумажку.
- Солидный списочек, - покачал головой Щерба, - но отрабатывать его
надо. Как вы собираетесь это делать?
- Я бы посоветовал по возрастному цензу, по каким-то другим
признакам, чтоб просеять, кого-то отбросить, - сказал Войцеховский.
- Я тоже так думаю, - согласилась Кира. - Тут, видимо, Агрбе придется
помочь мне с минимальными анкетными данными этих людей.
"Ну да, я же совсем безработный", - Агрба усмехнулся про себя.
- Что еще у вас, Кира Федоровна? - спросил Щерба.
- Пожалуй, все... Есть, правда, копия докладной Гилевского на имя
директора музея. Но это сугубо служебный документ.
- Прочитайте-ка, - попросил Щерба.
- Я ее даже к делу не приобщала, - из отдельной папки она достала
страницу, прочитала: "...Отмечать 100-летие со дня рождения Диомиди
безусловно надо, однако издание юбилейного сборника о нем считаю нелепой
затеей. Что в нем можно опубликовать, кроме выдумок Чаусова, если у нас
н_и_ч_е_г_о _н_е _с_у_щ_е_с_т_в_у_е_т_? Ни переписки, ни дневников..."
- Думаю, эту бумажку можно похерить. Сейчас во всяком случае, -
сказал Щерба. - Она только будет путаться под ногами.
- Фамилия Чаусов есть в списке собирателей антиквариата, который
добыл Джума, - заметил Войцеховский. - Там он фигурирует, как собиратель
публикаций о Фаберже и Диомиди.
- Ладно. На этом закончим, - сказал Щерба.
Кира и Джума вернулись в ее кабинет.
- Джума, у нас восемь человек в списке, которых вам надо искать.
Кроме того, нужно установить, кто такая наследница - Людмила Леонидовна
Долматова. Поэтому я предлагаю еще раз пройтись по списку, отсеять
какие-то фамилии вообще, затем кого-то поставить в первую очередь, а
кого-то во вторую, - сказала Кира.
- Сразу же можно отодвинуть двоих - женщин: Вяльцеву и Всесвятскую, -
согласился Джума.
- В первую очередь мы поставим Жадана и Чаусова - оба кандидаты
искусствоведения, работают в Фонде имени Драгоманова. А ведь это тоже
музей, только называется Фондом. Затем скульптор Огановский,
художник-реставратор Манукян. Я иду по близости их профессий к Гилевскому.
И в последнюю очередь можно поставить генерала в отставке Клюева и
профессора Бруевича, он доктор медицинских наук, если мне не изменяет
память, заведует кафедрой сосудистой хирургии. Полагаю и Клюев, и
профессор - люди в возрасте. А нам сперва нужны те, кто помоложе. Вы меня
понимаете?
- А что ж тут не понимать? Беготни хватит.
- Что поделать, - смутилась Кира. - Такая у нас с вами профессия.
- Дай Бог до пенсии дожить.
- Доживем, Джума. Мне ведь больше, чем вам осталось.
- Ладно, не будем подсчитывать...
7
В субботу в семье Щербы завтракали обычно поздно, он позволял себе
поспать лишний час. В эту субботу у них ночевал старший внук: у младшего
начался грипп, подхватил в садике, поэтому, чтоб уберечь старшего, дедушка
с бабушкой забрали его к себе.
- Не шуми, - все время одергивала жена Щербу, - дай ребенку
поспать...
Щерба побрился новым станком "Шик", который ему подарили сын и
невестка в день рождения. Потом завтракали втроем. Затем Щерба спустился в
подъезд вытащить из почтового ящика газеты.
- Дед, иди ко мне, - позвал внук из другой комнаты.
Щерба вышел.
- Посиди со мной, - попросил мальчик.
- Что мы будем делать? - спросил Щерба.
- Давай поговорим.
- Давай, - согласился Щерба.
Оба умолкли.
- Почему же ты не говоришь, я жду, - сказал внук.
И Щерба с тоской подумал, что не знает, о чем говорить с мальчиком.
Он готов был отвечать на вопросы, но не быть лидером в разговоре с
ребенком. "Сукин ты сын, Миня", - сказал он себе, а внуку вдруг предложил:
- А что если мы пойдем с тобой в город?
- И в магазины?
- Можем и в магазины. Иди к бабушке, пусть оденет тебя...
В центр города они пошли пешком. Мальчик останавливался у каждого
ларька с богатым ассортиментом жвачки, шоколадок, напитков. Потом пошли в
магазин игрушек. К жвачке и шоколадке "Марс" прибавилась заводная
машинка-модель. Погода была хорошая, и они проболтались по городу почти
два часа...
- Пойдем на трамвай, устал, небось, - предложил Щерба.
- Пойдем, - согласился внук.
Они ждали трамвая. Рядом находилась центральная гарантийная часовая
мастерская. Щерба прошелся вдоль больших окон-витрин, сквозь которые были
видны столы мастеров и их склоненные головы с зажатыми в одном глазу
лупами. И тут в одном из мастеров он, хотя и с трудом, узнал Арончика.
Надо сказать, что Щерба, всю жизнь проживший в этом городе, имел
постоянного сапожника, парикмахера, слесаря-сантехника и часового мастера.
Арончика он знал уже более тридцати лет. Сейчас тому было, наверное,
далеко за семьдесят, с молодых лет его все звали не по фамилии, которую,
возможно, и не ведали, ни по отчеству, а просто - Арончик. "Часы
остановились, уронил вчера", - говорил иногда кто-нибудь из сотрудников
или знакомых. "Сходи к Арончику, мастерская на углу Первомайской. Скажи,
что от меня", - советовал в таких случаях Щерба.
Он постучал в витрину, старик поднял голову, увидел, узнал, жестом
показал - зайди, мол. Вместе с внуком они вошли в мастерскую. Арончик
подошел к ним.
- Маленький прокурор, - кивнул старик на мальчика.
- Не дай Бог, - засмеялся Щерба. - А ты все еще работаешь? Глаза
поберег бы.
- Уже беречь нечего. Я на пенсии давно, но дома сидеть не могу. А тут
за столом из окна людей видишь, суету. А ты как, прокурор?
- Что я? Тоже ведь уже пенсионер, и тоже вкалываю.
- Тоже мне пенсионер! Мальчишка! Я ведь старше тебя лет на
пятнадцать. Никого из старых мастеров не осталось. Ни портных, ни
ювелиров, ни часовых мастеров, ни скорняков. Все разъехались - одни в
Америку, другие в Израиль, третьи на тот свет, - он вздохнул.
И тут мелькнула какая-то мысль, и Щерба спросил:
- А где Канторович?
- Лейба? В Израиле, в Хайфе.
