независимость, я - чтобы очертить круг своих неприкасаемых полномочий. Но
это не мешало нам при общении.
- Вы часто общались?
- Нет. У него была своя сфера, у меня - своя. Да и нужда, признаться,
возникала редко. Я целиком, как и мои предшественники, доверял ему. Так
повелось. Я не стал нарушать это, дабы не создавать конфликтную ситуацию.
- А как он был с коллективом?
- Тут сложнее. Никак. Он был самостоятельной планетой со своей
орбитой. Все остальные - другая планета. Их гравитации
взаимоотталкивались.
- Слишком научно, но понятно: он к коллективу относился
снисходительно, коллектив к нему - настороженно-враждебно. Я точно
определила?
- Пожалуй, если все упростить. Он был человеком деспотичным. Но это
не значит, что его надо было убивать.
- Разумеется... Так что искать кого-либо одного, кто во всем
коллективе был его единственным врагом, сложно?
- Вероятно, так.
- Как часто вы бывали в его кабинете, в отделе рукописей, спецфонде?
- Бывал, но не часто. Видите ли, в этом не было необходимости.
Во-первых, я доверял ему. Все-таки он проработал там свыше сорока лет.
Кроме того был еще один нюанс, инерция так сказать, это во-вторых. И
заключалась она в том, что при Советской власти и в первые годы
перестройки для спецхрана был особый режим, осуществлялся он КГБ. К этому
все привыкли за десятилетия. Потом это перешло в инерцию, своеобразную
роль КГБ взял на себя Гилевский.
- Он никогда не изъявлял желания уйти на пенсию?
- Одно время заговаривал об этом со мной. Я не собирался отправлять
его на пенсию. Затем разговоры эти вдруг прекратились. Потом возникли
опять.
- Когда?
- С момента приближения 100-летия со дня рождения Диомиди и истечения
срока запрета вскрывать пакет с личными бумагами Диомиди.
- Да, но пакет этот как бы не существует?
- И тем не менее. Дата-то существует.
- А вы заглядывали в сейф, где он хранился?
- Естественно. Открывал сейф вместе с Гилевским. У него свой ключ, у
меня свой, открыть сейф можно только одновременно двумя ключами. Когда
открыли, все драгоценности, числящиеся по описи, оказались на месте.
Пакета же не было.
- Вы бывали дома у Гилевского?
- Никогда.
- Там много ценных вещей: фарфор, иконы, портреты.
- Это все собрано им. Я понял вас. Гилевский никогда не позволил бы
себе даже спичку унести из музея домой.
- А на стороне, скажем, из числа людей, прежде работавших тут, а
затем перешедших в Фонд имени Драгоманова, у него не было врагов?
- Возможно, были. Но враг не объявит, что он враг. Тем более объявить
себя врагом Гилевского, это выглядело бы и нелепым и в какой-то мере
опасным.
- Матвей Данилович, а кто-нибудь незаметно мог пройти в музей около
пяти вечера и позже?
- Разве что в толпе. Но, увы, толп у нас не бывает. Много посетителей
только в школьные каникулы. Появляется народ в субботу, в воскресенье. А в
будние дни пустовато, человек двадцать пять-тридцать за день. Людям нынче
не до музеев. Бесплатно лишь для членов Союза художников. А так каждый
покупает билет. При входе указатели, где начинаются экспозиции, как
расположены. В служебные помещения пройти постороннему почти невозможно -
дежурная остановит.
- Что ж, Матвей Данилович, кое-что вы мне прояснили. Возможно, нам
еще придется встретиться...
Он любезно проводил ее до самого холла внизу, где знакомая уже ей
дежурная Настасья Фоминична поднялась со стула при виде начальства и его
важной, как она посчитала, гостьи...
По дороге она думала о том, что Щерба, возможно, не одобрит ее
пространных рассуждений, ухмыльнется, скажет: "Кира Федоровна, ваши
размышления, конечно, изысканы, но для нас они, как скольжение но наждаку
- слишком большое трение, а, значит, и торможение. А у нас нет времени на
изящные построения. Версия всегда проста, их существует не так много. В
какую-нибудь из них укладывается и ваш случай. Жизнеописание же Диомиди -
река, где вы можете утонуть". Но не было у Киры версии, она ее только
искала, она не считала себя, разумеется, мудрее и опытнее Щербы, но иногда
думала, что может быть слишком большой опыт своими стереотипами
зашоривает, а у менее опытного взгляд свежее. И потому после разговора с
директором музея она упрямо вывела для себя формулу: возможно, убийца был
чем-то спровоцирован самим Гилевским, что-то такое Гилевский должен был
совершить, чтоб довести потенциального убийцу до реального исполнения либо
задуманного, либо возникшего спонтанно намерения...
10
"Итак, - думала Кира, - Пестерева Джума нашел и выяснил, что в отпуск
Пестерев ушел за две недели до убийства Гилевского, а вот когда уехал
путешествовать на байдарке, это еще надо уточнить, день ухода в отпуск и
день отъезда могут и не совпадать". Она сидела за столом напротив Скорика,
тот листал дело Лаптева, что-то сверял и делал какие-то выписки, видимо,
готовился писать обвинительное заключение. Но оба ждали вызванного Вадима
Никитича Пестерева.
Оказался он человеком маленького росточка, даже тщедушным,
узкокостным, но жилистым. Кира сразу заметила, что он прихрамывает на
правую ногу, на которой был ортопедический ботинок. На вид было ему лет
тридцать пять-тридцать восемь.
- Вадим Никитич? - поднял голову от бумаг Скорик.
- Я.
- Садитесь. У меня к вам несколько вопросов. Вы хорошо знали Лаптева?
- Знал. Мы вместе когда-то работали.
- Где?
- Я ведь тоже в аэропорту работал. В отделе перевозок.
- А почему ушли оттуда?
- Так. Случилась маленькая неприятность, пришлось.
- Влип ваш Лаптев.
- Знаю. Дурак. Что ж теперь будет?
- Это уж суд решит. Вы с ним часто на бильярде играли?
- Случалось.
- А почему в тот день вы отказались?
- У меня срочная встреча получалась, неожиданно.
- С кем?
- С моим родственником.
- Не с Гилевским ли?
- С ним.
Кира встала из-за стола, подошла сбоку, спросила:
- Какое у вас родство с Гилевским?
- Он троюродный брат моей покойной матери.
- А еще родственники у него есть? - спросил Скорик.
- Нет, я единственный.
- Когда вы видели его в последний раз?
- В апреле.
- А когда узнали, что он убит?
- Только сейчас, когда вернулся. Я ведь даже и на похоронах не был.
- От кого узнали? - спросил Скорик.
- Я выписываю местную газету из-за телепрограммы. За то время, что
отсутствовал, мне на почте сохранили несколько штук. Вечером я их
просматривал и некролог увидел.
- Как получилось, что Гилевский назначил вам встречу?
- Однажды мы столкнулись на улице. Он сказал, что я ему могу
понадобиться, попросил телефон. У меня только служебный, домашнего нет. Я
ему дал. Вот он и позвонил, сказал, что хочет со мной поговорить.
- И вы встретились? - спросила Кира.
- Да.
- Какого числа?
- Я ж говорю: в апреле, числа не помню.
- Когда вы уехали на байдарке?
- Двадцать третьего июня.
"Через два дня после убийства", - отметила про себя Кира и спросила:
- Сколько человек вас ушло на байдарках?
- Трое. Я и еще двое ребят, - Пестерев на все вопросы отвечал быстро,
лаконично, словно и не заметил, что разговор, начавшийся с Лаптева,
незаметно соскользнул к теме Гилевского.
- Эти двое где живут?
- Я отсюда еду к ним в Белоруссию, а оттуда уже вниз по Днепру
уходим.
- Значит они постоянно живут в Белоруссии?
- Да.
Скорик и Кира переглянулись.
- Где вы встретились с Гилевским? - спросил Скорик.
- У него.
- В связи с чем он вас вызвал? - спросила Кира.
- Странный разговор был. Мы ведь отношений почти не поддерживали.
Раз-два в год я забегал к нему поздравить с днем рождения, под Новый год
тоже, на Рождество. Вот и все наши отношения. Что я ему - шофер. Он ведь
профессор, ученый.
- Так о чем был разговор? - спросила Кира.
- Он мне говорит: "Я стар, Вадим, мало ли что может случиться. Денег
и бриллиантов у меня нет. Но есть приватизированная квартира, а в ней
библиотека с уникальными изданиями, которые купит любой музей. Есть
коллекция старых икон, им цены нет. Но ты должен будешь мне услужить". -
"Каким образом?" - спрашиваю. Он говорит: "Ты мне как-то сказал, что у
тебя есть в аэропорту приятель-летчик". - "Есть". - "Куда он летает?" - "У
него загранрейсы: Канада, Штаты". - "Ты сможешь меня с ним свести?" -
"Конечно. Но зачем он вам?" - "Когда придет время, узнаешь". Потом он
сказал: "Как видишь, я в долгу не останусь, напишу завещание, все тебе
оставлю". Вот так поговорили и на этом расстались.
- Он написал завещание? - спросила Кира.
- Не знаю.
- Вы женщину по фамилии Долматова Людмила Леонидовна знаете?
- Нет, первый раз слышу.
- Больше Гилевский вам не звонил? - спросила Кира.
- Позвонил перед тем, как я ушел в отпуск, сказал, что Лаптев ему уже
не нужен, но в отношении завещания все остается в силе. Я не стал ему
говорить, что Лаптев уже в тюрьме.
- Вас, видимо, вызовут в суд, - сказал Скорик.
- Меня? За что? - не понял Пестерев.
- По делу Лаптева.
- А что от меня толку? Что я знаю?
- В качестве свидетеля.
Пестерев пожал худенькими плечами...
Когда он ушел, Скорик спросил у Киры:
- Вы удовлетворены, Кира Федоровна?
- Да, вполне, спасибо.
- Какое впечатление?
- Очень все гладко. Правда, есть место, где споткнусь. Легко
проверить, когда он ушел в отпуск, а вот, когда ушел плавать, - тут дело
почти безнадежное: Белоруссия - уже заграница, попробуй разыщи там да
допроси его сотоварищей по байдарочному походу.
- На этом поставьте крест, - сказал Скорик. - Я уезжаю в район, если
позвонит адвокат Лаптева, скажите, что буду после четырех, - сложив бумаги
в сейф, Скорик вышел...
Кира мысленно прокручивала в голове весь рассказ Пестерева. Два
обстоятельства просились под вопросительный знак: если Пестерев не врет,
то зачем Гилевскому понадобился бортмеханик Лаптев, летающий в
загранрейсы? И второе: Лаптев, видимо, был настолько необходим Гилевскому,
что он пообещал оставить завещание Пестереву. Оставил ли? Если да, то где
оно? Имеется только одно завещание Гилевского - Долматовой. Оно приобщено
к делу, и насколько Кира помнит, составлено и оформлено у нотариуса еще в
прошлом году. По нему Долматовой завещано то же, что Гилевский обещал и
Пестереву. Поскольку оно не аннулировано наследодателем, то получается,
что Гилевский врал Пестереву относительно завещания. И тут, сопоставляя
даты, Кира подумала, что от знакомства с Лаптевым Гилевский отказался,
когда узнал, что приглашен в Америку в качестве официального эксперта. Не
должен ли был Лаптев выполнить роль некоего "почтальона"?..
Миновала неделя. Скорик сидел у Щербы.
- Я закончил дело Лаптева, Михаил Михайлович, - сказал Скорик.
- Обвинительное сочинили?
- Почти готово.
- Хорошо закрепили доказательства? - толстым пальцем Щерба почесал в
ухе, где кустились рыжеватые волосы. - Смотрите, чтоб нам опять не вернули
его из суда.
- Нет, я подчистил все хвосты.
- Как там у Паскаловой?
- Копает.
- Не слишком ли она ограничила круг поисков? - спросил Щерба.
- Метаться ей тоже ни к чему, совсем заблудится. Пусть обойдет весь
этот круг, а выйти из него еще успеет. Я ей помог немножко с Пестеревым.
- Есть что-нибудь?
- Мне трудно сказать, я ведь деталей не знаю.
