Франции на континенте, тем самым является нашей естественной
союзницей. Любой путь к союзу с такой державой для нас
приемлем. Любое самоограничение не может показаться нам
чрезмерным, если только оно в последнем счете приведет к
поражению нашего злейшего врага и ненавистника.
Конечно у нас останутся еще и более мелкие раны. Исцеление
этих ран мы можем спокойно предоставить смягчающему воздействию
времени, раз только нам удастся выжечь самые большие из них и
излечить самую тяжелую болезнь.
Выступая с таким предложением, мы ныне, разумеется,
рискуем подвергнуться самым бешеным нападкам со стороны врагов
нашего народа. Пусть лают. Нас, национал-социалистов, это не
остановит и мы по-прежнему будем провозглашать то, что по
нашему глубочайшему убеждению безусловно необходимо с точки
зрения интересов отечества. Конечно сейчас нам приходится еще
плыть против течения. Так называемое общественное мнение
формируется лукавством евреев, превосходно использующих
безыдейность громадного количества немцев. Волны вокруг нас
вздымаются иногда очень высоко, угрожая нам бедой. Ничего! Кто
плывет против течения, тот будет замечен легче, чем тот, кто
плывет по течению. Сейчас мы представляем собою только
маленький утес, но пройдет немного лет, и мы превратимся в ту
незыблемую твердыню, о которую разобьется волна - с тем, чтобы
направиться потом в новое русло.
Нам необходимо добиться того, чтобы в глазах всего
остального мира именно национал-социалистическое движение
рассматривалось, как носитель вполне определенной политической
программы. Что бы ни ожидало нас в будущем, пусть весь мир
сразу узнает нас по тому знамени, которое мы подымаем!
Нам прежде всего необходимо самим до конца понять, какова
должна быть наша программа внешней политики. Познав это до
конца, мы найдем в себе достаточно силы и устойчивости, чтобы
бороться за свои взгляды до последнего. Это очень и очень
необходимо нам. Враждебная пресса набрасывается на нас с такой
яростью, что иным из наших иногда становится не по себе, и
тогда возникают колебания: не сделать ли ту или другую уступку
в этой области, не начать ли вместе с волками выть по-волчьи
хотя бы в отдельных вопросах иностранной политики. Выработав в
себе прочные взгляды на этот счет, мы забронируем себя от этой
опасности.
ГЛАВА XV. ТЯЖЕСТЬ ПОЛОЖЕНИЯ И ВЫТЕКАЮЩИЕ ОТСЮДА ПРАВА
Сдавшись на милость победителя в ноябре 1918 г., Германия
вступила на путь политики, которая по всякому человеческому
разумению неизбежно должна была привести к полному подчинению
врагу. Все исторические примеры говорят за то, что если данный
народ без самого крайнего принуждения сложил оружие, то он в
дальнейшем предпочтет уже претерпеть какие угодно оскорбления и
вымогательства, чем снова вверить свою судьбу силе оружия.
По человечеству это можно понять. Если победитель умен, он
сумеет предъявлять свои требования побежденному по частям.
Победитель правильно рассчитает, что раз он имеет дело с
народом, потерявшим мужество, а таким является всякий народ,
добровольно покорившийся победителю, то народ этот из-за того
или другого нового частичного требования не решится прибегнуть
к силе оружия. А чем большему количеству вымогательств
побежденный народ по частям уже подчинился, тем больше будет он
убеждать себя в том, что из-за отдельного нового вымогательства
восставать не стоит, раз он молча принял на себя уже гораздо
большие несчастья.
Гибель Карфагена - классический образец такой медленной
казни целого народа, такой гибели, в которой, однако, виноват
сам этот народ. Пример этот не может не отпугивать всякий
народ, который попадает в аналогичное положение.
Эту мысль несравненным образом разработал в своей книге
"Три принципа" Клаузевиц, который навеки запечатлел ее в
следующих словах:
"Позорного пятна трусливого подчинения не отмыть никогда,
- говорит Клаузевиц, - эта капля яда отравит кровь и будущих
поколений данного народа, она подорвет силы и парализует волю
ряда поколений". "Другое дело, - говорит Клаузевиц, - если
данный народ потерял свою независимость и свободу после
кровавой, но почетной борьбы. Сама эта борьба обеспечит тогда
возрождение данного народа. Подвиг борьбы сам по себе послужит
тем зернышком, которое даст в свое время новые богатые ростки".
Бесчестная и бесхарактерная нация конечно не сочтет нужным
усвоить себе такие уроки. Те народы, которые помнят такие
уроки, вообще не могут так сильно пасть. Лишь те, кто
позабывает о них или не хочет их знать, - терпят полный крах.
Вот почему от защитников такой безвольной покорности нельзя и
ожидать, что они внезапно прозреют и решатся действовать
по-иному. Напротив, именно эти люди всегда будут руками и
ногами отбиваться от нового учения, до тех пор пока данный
народ окончательно привыкнет к рабскому игу или на поверхности
появятся новые лучшие силы, которые сумеют покончить с
проклятым угнетателем. В первом случае люди, привыкая,
перестают даже чувствовать себя особенно плохо. Умный
победитель нередко даже удостоит таких лишенных характера людей
должности надсмотрщиков за рабами, которую они охотно возьмут
на себя, выполняя эту должность в отношении собственного народа
еще более безжалостно, чем это сделала бы чужая бестия,
поставленная победителем.
Ход событий с 1918 г. показывает, насколько в Германии
распространена та тщетная надежда, будто, добровольно
подчинившись милости победителя, мы добьемся известной пощады.
Именно эта распространенная надежда в сильнейшей мере влияет на
политические настроения и политические действия широких масс
нашего народа. Я подчеркиваю это, поскольку речь идет именно о
широких слоях народа, потому что вожаки-то руководятся конечно
другими соображениями. Руководство судьбами нашей страны со
времени окончания войны находится в руках евреев, которые
теперь не особенно даже стараются прикрыть свою роль. А раз это
так, то ясно, что тут перед нами совершенно сознательное
намерение погубить наш народ, а вовсе не та или другая ошибка.
Если под этим углом зрения присмотреться к руководству нашей
внешней политикой, то мы убедимся, что перед нами не просто
метание из стороны в сторону, а совершенно обдуманная,
рафинированная, хладнокровная политика, направленная к тому,
чтобы сыграть в руку мировым завоевательным идеям евреев.
Когда в начале XIX в. Германия потерпела страшнейшее
поражение, то семи лет, протекших с 1806 по 1813 г., оказалось
достаточно, чтобы Пруссия вновь стала подыматься, обнаружив
громадную энергию и решимость к борьбе. А вот теперь, после
нашего поражения в мировой войне, прошел такой же срок, и мы не
только не использовали это время, но напротив, пришли еще к
гораздо большему ослаблению нашего государства.
7 лет спустя после событий ноября 1918 г. мы подписали
Локарнский договор!
Ход вещей был именно таков, как мы это изобразили выше:
подписав однажды позорное перемирие, мы уже потом не могли
найти в себе достаточно сил и мужества противостоять все новым
и новым вымогательствам со стороны противника. Противники же
были слишком умны, чтобы потребовать от нас слишком много
сразу. Они всегда дозировали свои вымогательства так, чтобы они
не казались чрезмерными, дабы не приходилось бояться
немедленного взрыва народных страстей. И в этом отношении их
мнения всегда сходились с мнениями наших руководителей. Один
диктаторский договор следовал за другим, и каждый раз мы
утешали себя тем, что так как мы приняли уже целую кучу других
грабительских договоров, то не стоит уж слишком огорчаться по
поводу отдельного вымогательства и прибегать к сопротивлению.
Вот вам та "капля яда", о которой говорит Клаузевиц: проявив
первую бесхарактерность, мы постепенно втягиваемся и унижаемся
все дальше. Перед тем как принять какое бы то ни было новое
решение, мы систематически ссылаемся на бремя, которое мы уже
раньше взваливали на свои плечи, и на том успокаиваемся. Такое
наследие является настоящей свинцовой гирей на ногах народа,
благодаря которой народ окончательно обрекается на
существование рабской расы.
В течение ряда лет на голову Германии сыпятся все новые
приказы о разоружении, о лишении самостоятельности, о
репарациях и т. п. В конце концов в Германии родился тот дух,
который в плане Дауэса видит счастье, а в Локарнском договоре -
успех. Одно только утешение можно найти в этом несчастии: людей
обмануть можно, но бога не обманешь. Благословения божия все
эти дни не получили. С тех пор как народ наш пошел по пути
самоунижения, он не выходит из нужды и забот. Единственным
нашим надежным союзником является сейчас нужда. Судьба не
сделала и в данном случае исключения: она воздала нам по
заслугам. Мы не сумели защитить свою честь, и вот судьба учит
нас теперь тому, что без свободы и самостоятельности нет куска
хлеба. Люди научились у нас теперь кричать о том, что нам нужен
кусок хлеба, - придет пора и они научатся также кричать о том,
что нам нужна свобода и независимость. Неслыханно тягостно было
положение нашего народа после 1918 г. Но как ни горько было
положение в то время, "общественное мнение" преследовало самым
безжалостным образом всякого, кто осмеливался предсказывать то,
что затем неизбежно наступало. Наши руководители были столь же
жалки, сколь и самонадеянны. Их самомнение не знало пределов
особенно тогда, когда дело шло о развенчании неприятных
пророков. Полюбуйтесь на этих соломенных парламентских кукол,
полюбуйтесь на этих седельщиков и перчаточников (я говорю тут
не о профессии, что в данном случае не имело бы значения), ведь
эти политические лилипуты всерьез взбираются на пьедестал и
оттуда поучают всех остальных простых смертных. Нужды нет, что
этакий "государственный деятель" уже через несколько месяцев
оскандалится настолько, что за границей над ним все смеются.
Все кругом видят, что этот "деятель" совершенно запутался и
никакой дороги сам не знает; но это не мешает ему по-прежнему
оставаться на своем месте и высоко держать голову. Чем более
никудышными оказываются эти парламентские деятели современной
республики, тем бешенее преследуют они всех, кто чего-нибудь от
них еще ожидает, кто констатирует бесплодность их
"просвещенной" деятельности и в особенности тех, кто
осмеливается предсказать, что эта деятельность и в дальнейшем
ни к чему хорошему не приведет. Но когда этакий парламентский
фокусник окончательно пригвожден и когда он не может уже больше
скрывать полного фиаско своей деятельности, тогда он непременно
найдет тысячу причин, долженствующих извинить его неуспех.
Одного только никогда не признает такой "государственный
деятель" - а именно того, что главной причиной всех несчастий
является прежде всего он сам.
x x x
Зимою 1922/23 г. уж во всяком случае все должны были
понять, что Франция и после заключения мира продолжает с
железной последовательностью добиваться тех целей, которые она
поставила себе с самого начала и которых при заключении
Версальского мира полностью не добилась. Кто в самом деле
поверит, что четыре с половиной года Франция приносила
тягчайшие жертвы и не жалела своей крови только для того, чтобы
после этого взыскать соответствующие репарации за причиненный
ей ущерб. Вопрос об одной Эльзас-Лотарингии не мог пробудить
такой энергии у французов. Нет, если они воевали с таким
