кто это был? Кто разделался с моей старухой? - Он намеревался спросить
совсем другое, но вопрос выскочил сам собой, как пузырек болотного газа.
Лукас доброжелательно оглядел его с головы до ног. Черное длинное лицо
негра осталось совершенно невозмутимым. Его великолепно сшитый черный костюм
выглядел так, как будто его только что выгладили. В руке Лукас держал
тяжелую трость из блестящего полированного дерева в красных и черных
завитках прожилок с массивным латунным набалдашником. Вниз от набалдашника
сбегали латунные накладки в палец длиной, утопленные в дерево трости.
- Мы этого не знаем, - широкий рот сжался в прямую и очень серьезную
складку. - Но нам очень хотелось бы знать...
Бобби неуверенно переступил с ноги на ногу - ему было очень не по себе.
Уже сам лифт заставлял его робеть и чувствовать себя неловким. Размерами он
напоминал небольшой автобус - и, хотя кабина не была переполнена, Бобби
оставался в ней единственным белым. Черные, заметил он, когда его взгляд
беспокойно скользнул по кабине, во флюоресцентном свете вовсе не выглядят
полутрупами, как это происходит с белыми.
Трижды за время их спуска лифт останавливался на каком-нибудь этаже и
подолгу застревал там, один раз - минут на пятнадцать. Когда такое случилось
в первый раз, Бобби вопросительно глянул на Лукаса.
- Что-то в шахте, - ответил тот на невысказанный вопрос.
- Что?
- Другой лифт.
Лифты располагались в сердцевине "улья", шахты были оплетены шлангами
водоснабжения и канализации, огромными кабелями электропроводки и еще
какими-то обмотанными изоляцией трубами. Бобби решил, что это часть
геотермальной системы, о которой рассказывал Бовуа. "Внутренности" Проекта
вылезали наружу, стоило только раздвинуться дверям кабины: все грубо,
оголено, как будто те, кто строил "улей", хотели, чтобы последующие жильцы
точно знали, как именно работает вся эта механика и что куда ведет. И все
вокруг, каждую видимую поверхность покрывала вязь наползающих друг на друга
граффити, настолько плотная, что почти невозможно было различить хоть
какую-нибудь отдельную надпись или символ.
- Ты ведь никогда раньше не бывал тут, Бобби? - спросил Лукас, когда
двери в очередной раз захлопнулись и кабина опять стала опускаться.
Бобби покачал головой.
- А жаль, - продолжал Лукас. - Конечно, это вполне понятно, но все
равно - стыд и срам. Дважды-в-День говорил мне, что ты не испытываешь
особого желания засиживаться в Барритауне. Это правда?
- Разумеется, - согласился Бобби.
- Ну, на мой взгляд, это вполне понятно. Ты кажешься мне молодым
человеком с богатым воображением и, что еще важнее, - достаточно
инициативным. Согласен? - Уткнув латунный набалдашник в широкую ладонь,
Лукас пригвоздил Бобби испытующим взглядом.
- Наверное, да. Терпеть не могу это захолустье. В последнее время я
стал замечать, что... ну... здесь никогда ничего не происходит, понимаешь? Я
хочу сказать, что-то случается, но это всегда чертов раз за чертовым разом
одно и то же, как повторный показ, каждое лето похоже на предыдущее. - Бобби
смешался, не уверенный в том, что Лукас о нем подумает.
- Да, - отозвался тот. - Знакомое чувство. В отношении Барритауна это,
быть может, чуть более верно, чем в отношении прочих мест. Но с тем же
успехом такое можно сказать и про Нью-Йорк, и про Токио.
Не может этого быть, подумал Бобби, но все равно кивнул.
Предостережение Pea крепко засело у него в голове. Лукас, казалось, таил в
себе не больше угрозы, чем Бовуа, но уже одни его габариты служили
предостережением. Бобби в последнее время всерьез обдумывал новую теорию ~
насчет того, как держат себя некоторые представители рода человеческого; он
еще не додумал ее до конца, но отчасти она основывалась на следующем
постулате: тем, кто может быть по-настоящему опасен, вовсе не обязательно
выставлять это напоказ, а способность скрывать угрозу делает их еще опаснее.
Это шло вразрез с правилами Большой Площадки, где малыши-шестерки безо
всякого веса из кожи вон лезли, чтобы при помощи хромированных шипов и
прочей дребедени разрекламировать свою буйность. Что, вероятно, шло им на
пользу, по крайней мере, с точки зрения местной тусовки. Однако Лукас явно
был не из тех, кого хоть сколько-нибудь интересовало мнение местной тусовки.
- Ты, я вижу, сомневаешься, - продолжал Лукас. - Ну, в этом ты,
вероятно, и сам довольно скоро убедишься. Впрочем, не в ближайшем будущем.
Учитывая, какой оборот приняла твоя жизнь, вещи и события будут новыми и
увлекательными довольно долго.
Двери лифта, содрогаясь, разъехались в стороны, и Лукас шагнул из
кабины, легонько, как ребенка, подталкивая Бобби перед собой. Они вышли в
гулкий вестибюль, который, казалось, тянулся в бесконечность. Повсюду -
киоски и занавешенные тряпками прилавки, и люди, сидящие возле одеял с
разложенной на них всякой всячиной.
- Не задерживайся. - Лукас слегка подтолкнул Бобби огромной ладонью,
когда тот остановился перед лотками с подержанным софтом. - Ты на пути в
Муравейник, друг мой, и ты отправляешься туда так, как подобает Графу.
- То есть?
- В лимузине.
Машина Лукаса ошеломляла - поразительно длинный, черный в золотых
проблесках корпус, натертая до зеркального блеска латунь и целая коллекция
чудных приспособлений, о назначении которых Бобби мог только гадать. Он
решил, что одно из них - явно спутниковая антенна, хотя по форме она
напоминала скорее не блюдце, а какое-нибудь календарное колесо ацтеков. Но
тут он оказался внутри, и Лукас позволил широкой дверце, мягко щелкнув,
закрыться за ними. Окна были затемнены - пожалуй, даже слишком: изнутри
казалось, что на улице ночь, причем довольно суетливая, поскольку жители
Проекта спешили по своим утренним делам. Внутри автомобиль представлял собой
одно большое купе, заваленное пестрыми ковриками и светлыми кожаными
подушками. Никаких сидений здесь, похоже, не наблюдалось. Равно как и
рулевого колеса; на месте приборной доски - мягкая кожаная обивка без
какого-либо следа приборов. Бобби посмотрел на Лукаса, который уже успел
распустить черный галстук.
- Как ты его водишь?
- Садись где-нибудь. А водят его так: "Ахмед, отвези наши задницы в
Нью-Йорк, в восточный сектор".
Машина плавно скользнула от тротуара, а Бобби упал на колени в мягкую
горку ковриков.
- Ланч будет подан через полчаса, сэр, если только вы не пожелаете
чего-нибудь раньше. - Мягкий мелодичный голос, исходящий, казалось, из
ниоткуда.
Лукас рассмеялся.
- Действительно, в Дамаске знали, как делать подобные вещи, - сказал
он.
- Где?
- В Дамаске, - повторил Лукас, расстегивая пиджак и устраиваясь на
горке палевых подушек. - Это "Ролле". Из старых. В те времена, когда у них
еще водились деньги, арабы делали неплохие машины.
- Лукас, - спросил Бобби с полным ртом (ел холодного жареного
цыпленка), - как так выходит, что нам до Нью-Йорка ехать еще полтора часа?
Ведь нельзя сказать, что мы ползем...
- Потому что, - сказал Лукас, сделав паузу ради еще одного глотка
охлажденного белого вина, - дорога займет у нас ровно столько, сколько
нужно. Ахмеда на заводе оснастили всеми необходимыми приспособами, включая
первоклассную систему блокировки наблюдения. На трассе, пока он в движении,
Ахмед обеспечивает значительную степень секретности, намного большую, чем
та, за какую я при обычных обстоятельствах готов платить в Нью-Йорке. Ахмед,
как ты полагаешь, кто-нибудь пытается достать нас - подслушать или еще чего?
- Нет, сэр, - ответил голос. - Восемь минут назад наша
идентификационная панель была инфрасканирована с вертолета тактических сил.
Номер вертолета - "MX тире 3 тире 848", пилот - капрал Роберто...
- Ладно, ладно, - прервал Лукас. - Прекрасно. Это не имеет значения.
Видишь? Ахмед вытащил из тактиков больше информации, чем они получили от
нас. - Вытерев руки о толстую белую льняную салфетку, он выудил из кармана
пиджака золотую зубочистку.
- Лукас, - снова начал Бобби, пока негр осторожно ковырялся ею в щелях
между большими квадратными зубами, - что произойдет, если я, скажем, попрошу
тебя отвезти меня на Таймс-Сквер и там высадить?
- Ага, - отозвался Лукас, опуская зубочистку, - самый скандальный район
города. В чем дело, Бобби, наркотики нужны?
- Да нет, просто интересно.
- Интересно что? Тебе нужно на Таймс-Сквер?
- Нет, просто это первое место, какое пришло мне в голову. Я имел в
виду, ты меня отпустишь?
- По правде сказать, нет, - сказал Лукас. - Но тебе не следует думать,
что ты заключенный. Скорее - гость. Ценный гость.
Бобби бледно улыбнулся.
- А-а. Ладно. Как это у них называется? "Задержание в целях защиты"?
- Верно, - сказал Лукас, снова принимаясь за зубочистку. - И пока мы
тут надежно экранированы славным Ахмедом, пора бы нам, Бобби, поговорить.
Думаю, брат Бовуа уже рассказал тебе кое-что о нас. Что ты думаешь о том,
что он тебе рассказал?
- Ну, - протянул Бобби, - это действительно очень интересно, но я не
уверен, что все понял.
- Чего ты не понял?
- Ну, я, например, ничего не понимаю в этих ваших вудуистских
штучках...
Лукас поднял брови.
- Это не мое дело, кто что готов проглотить, я хочу сказать - поверить,
так? Но то Бовуа говорит о бизнесе, причем на уличном техе, да так, как я
никогда раньше не слышал, а через минуту - о каких-то мамбо и привидениях, о
духах и змеях. И, и...
- И о чем?
- О лошадях, - выдавил Бобби, горло у него перехватило.
- Бобби, ты знаешь, что такое метафора?
- Что-то из "железа"? Вроде компенсатора?
- Нет. Ладно, оставим метафоры в покое. Когда Бовуа или я говорим с
тобой о лоа и их лошадях, как мы называем тех немногих, которых избирают
лоа, чтобы ездить на них, просто сделай вид, что мы говорим на двух языках
разом. Один из них тебе понятен. Это язык уличных техов, как ты его
называешь. Мы можем использовать другие слова, но говорим мы все же на техе.
Скажем, мы называем что-то Огу Ферей, а ты то же самое мог бы назвать
ледорубом, понимаешь? Но при этом теми же словами мы говорим и о других
вещах, и вот их-то ты и не понимаешь. Тебе это и не нужно. - Он убрал
зубочистку.
Бобби сделал глубокий вдох.
- Бовуа сказал, что Джекки - лошадь для змея, змея по имени Данбала.
Можешь прокрутить это для меня на уличном техе?
- Естественно. Думай о Джекки как о деке - киберпространственной деке,
очень хорошенькой и с отличными коленками. - Лукас хмыкнул, а Бобби
покраснел. - Думай о Данбале, которого некоторые называют змеем, как о
программе. Скажем, о ледорубе. Данбала входит в деку Джекки, Джекки рубит
лед. Вот и все.
- Ладно, - сказал Бобби, решив, что уже несколько освоился, - тогда что
такое матрица? Если Джекки дека, а Данбала программа, что тогда
киберпространство?
- Весь мир, - услышал он в ответ.
- Отсюда нам лучше пойти пешком, - сказал Лукас.
"Ролле" беззвучно и плавно остановился, негр встал, застегивая на две
пуговицы пиджак.
- Ахмед привлекает слишком много внимания. Он подобрал свою трость -
дверь, открываясь, издала мягкий чмокающий звук.
Бобби выбрался вслед за Лукасом в безошибочно узнаваемый запах, ставший
визитной карточкой Муравейника, - богатая амальгама затхлых выхлопов
подземки, древней копоти и едкого канцерогенного духа от свежей пластмассы,
все это замешано на углекислом привкусе запрещенного допотопного топлива для
