вы попытались связаться со мной немедленно после появления, я мог
бы предотвратить сцену в конференц-холле этим утром. - Он
прочистил горло, потом позволил себе еще одну зловещую улыбку. -
С другой стороны, есть множество людей, чувствующих в точности,
что и вы, и кто с большим удовольствием сделал бы то же самое -
за исключением того, что они знают причины, по которым не должны
этого делать.
- О.
Валлачстейн и японская леди пошептались немного, Лизард и
смуглый парень прислушивались. Смуглый парень на что-то покачал
головой, но Лизард покачала своей тверже, не соглашаясь с ним. Я
уловил фразу: - ... не можем позволить тратить попусту
персонал ..., - а потом они заметили, что говорят слишком громко.
Валлачстейн сказал: - Думаю, мне надо согласиться с оценкой
майора Тирелли. - Он повернулся ко мне: - Маккарти, позвольте
быть с вами честным. Я не проклинаю того, что случилось этим
утром. Я не убежден, что вы нанесли нам сколько-нибудь серьезный
ущерб, и вы, возможно, сделали нечто доброе, добавив немного жара
в доклад доктора Цимпф. Мы ожидали, что вокруг него будут
фейерверки, потому что присутствовали люди, чьей единственной
целью присутствия было устроить фейерверк и затруднение
Соединенным Штатам. Мы знали о них заранее. Вы, похоже, украли их
ярость и устроили затруднение одному из их наиболее уважаемых
докладчиков.
- Я затруднил его?
- Вы знали предмет. Он нет. Более важно, вы увели его от нити
выступления. Он пытался преуменьшить проблему кторров в пользу
плана глобальной реконструкции - это тоже должен быть весьма
привлекательный план и кончилось бы тем, что Соединенные Штаты
оплатили бы его большую часть. Мы должны были бы вывести каждую
неиспользуюмую машину в стране, каждый двигатель, компьютер,
самолет, телевизор и тостер. И если бы мы не сделали это
достаточно быстро, они послали бы помочь нам добровольческие
части. Если быть честным, Маккарти, я не смог бы устроить
диверсию лучше, если бы захотел. А поверьте мне, я хочу. Я не
сделал, потому что думал, это будет слишком очевидно. И здесь
проблема. Вы привлекли к себе внимание, как к члену агенства
Специальных Сил, и даже если вы не осознавали, что делали, вы
дали инспекционным властям Объединенных Наций дополнительный
повод подозревать Специальные Силы в тайных операциях. Наши враги
уже заявляют, что события сегодняшнего утра были тщательно
спланированы, чтобы дискредитировать их позицию. Они правы и
неправы в одно и то же время. Если бы мы думали, что добьемся
чего-нибудь выходкой вроде вашей, мы бы сделали ее, но мы не
думали, что получится. А вы доказали, что наша оценка ситуации
была неправильной. В вашем неведении вы сделали правильно - это
плохо, потому что оказалось верным. Вы понимаете?
- Э-э, что-то вроде, но не совсем.
Валлачстейн помрачнел: - Я не знаю, что мне делать с вами,
Маккарти. Я не могу дать вам медаль и у меня нет времени повесить
вас. У вас есть какие-нибудь предложения?
Я задумался. Они терпеливо ждали. Я заговорил, тщательно
выбирая слова: - Я интересуюсь кторрами, сэр. Мне не интересно
играть в шпионские игры. В горах мы знали, кто наш враг. Он
большой, красный и всегда рычит перед тем, как прыгнет, там не
было никого, кто спорил, чем мы должны обороняться, а чем не
должны. Мы просто делали, что надо.
Валлачстейн сказал: - В этом я вам завидую. Иногда я мечтаю
использовать огнемет здесь для решения некоторых моих проблем. -
Он открыл перед собой записную книжку и что-то записал на
странице. Он вырвал страничку и передал мне: - Вот. Я хочу,
чтобы вы зашли туда сегодня.
Я взял бумажку и взглянул: - Врач?
- Психиатр.
- Я не понимаю.
- Вы слышали о синдроме выжившего?
Я покачал головой.
Он тихо сказал: - Когда стерто три четверти человеческой
расы, все оставшиеся - сироты. Нет ни одного человеческого
существа на планете, кто не был бы весьма глубоко поражен.
Умирание затронуло всех. Я уверен, вы видели некоторые реакции,
толпы ходячих раненых, маньяков, зомби, самоубийц, сексуально
озабоченных, тех, кто так отчаялся по стабильности, что стал
трутнем, и так далее. Я не знаю, однако, видели ли вы много на
другой стороне монеты. Как любая беда, чума разрушила слабых и
умерила сильных. Есть множество людей, которые сегодня остаются
живыми только потому, что у них есть некое стоящее дело. Прежде
чем вы сможете стать настоящим членом Специальных Сил, мы хотим
знать, к какому типу выживших вы относитесь.
У меня вырвалось: - Я не знаю. Я не думал об этом. Я имею в
виду, что просто пришел в себя и продолжал двигаться. Мне
казалось это единственно логичным...
Валлачстейн поднял руку: - Не рассказывайте мне. Расскажите
доктору. Мы откладываем это слушание до ... - Он посмотрел на
часы, нахмурился, - ... до последующего сообщения. Возьмите
мотороллер из транспортного пула, Маккарти. Майор Тирелли покажет
вам, куда идти. Не разговаривайте ни с кем. Возвращайтесь прямо
на базу и подключитесь к доктору Дэвидсону. Получите что-нибудь
поесть у интенданта базы. Лучше там же сменить одежду, а потом
немедленно возвращайтесь.
- Э-э, сэр?
Он поднял глаза: - Что?
- Я думал, что был... под арестом. Я имею в виду, что
удерживает меня от того, чтобы взять мотороллер и направиться на
запад?
- Ничего, - ответил он. - В действительности, это наверное
решило бы массу проблем. Это знают немногие, но сегодня через
Горы движение небольшое. Что-то останавливает машины и бросает их
вскрытыми, словно банки из-под сардин. Кроме того, - он посмотрел
мне прямо в глаза с напряженным выражением, - вы не из тех, кто
удирает. Вы бы вернулись. Мы получим отчет доктора Дэвидсона и
будем знать, что делать с вами. Майор Тирелли, вы проводите
Маккарти к транспортному пулу? Мы здесь кое-что обсудим.
28
Комната была пуста.
Коврик. Кресло. Стол с кувшином воды и стаканом. Ничего
больше. Никаких дверей, кроме той, что за мной.
- Садитесь, пожалуйста, - сказал бестелесный женский голос. Я
поглядел, но не обнаружил громкоговорящей системы. Я сел. Кресло
скрипело, но было удобным, обшитым темно-коричневой кожей, и
вращалось на колесиках. Оно успокаивало.
- Ваше имя, пожалуйста?
- Маккарти, Джеймс Эдвард.
- А, да. Мы ожидали вас. Доктор Дэвидсон скоро будет у вас.
Пока вы ждете, я поставлю вам короткий фильм.
- Э-э... - Но в комнате уже темнело. Стена предо мной
осветилась и образы начали возникать из воздуха. Я замолчал,
решив расслабиться и посмотреть.
Фильм был монтажом. Это называют поэмой тонов. Музыка и
образы вились друг за другом, сексуальные, жестокие, забавные,
счастливые - два голеньких ребенка, плещущихся в каменистом
потоке, превратились в крошечного золотого паука, висящего в
алмазной паутине на голубом фоне, это перешло в орла, высоко
парящего над пустынным ландшафтом, высматривая убежище сусликов,
орел стал серебряным парусником, неподвижно высящего в
пространстве над изумрудно-яркой Эемлей, а потом пара
мужчин-танцоров, одетых лишь в шорты, вились друг перед другом,
их тела блестели от пота, они перешли в леопарда, мчащегося по
вельду и валящего зебру, страшного, в туче поднятой пыли.
Так продолжалось десять-пятнадцать минут, беспорядочный набор
картинок, одна за другой, быстрее, чем я мог усвоить. Пару раз я
был напуган, не знаю, почему. Один раз я почувствовал гнев. Мне
не понравился фильм. Я удивлялся, зачем мне его показывают. Он
мне надоел. А когда, наконец, я заинтересовался, он кончился.
Когда свет снова зажегся, тихий голос сказал: - "Добрый
день". - Голос мужской. Спокойный. Очень зрелый. Дедушкин.
Я снова очистил горло и обрел голос: - Где вы?, - спросил я.
- Атланта.
- Кто вы?
- Вы можете звать меня доктор Дэвидсон, если хотите. Это не
настоящее имя, но его я использую на сеансах.
- Почему так?
Он пропустил вопрос. - Хотите курить, курите свободно, -
сказал доктор Дэвидсон, - я не возражаю.
- Я не курю, - сказал я.
- Я имею в виду допинг.
Я пожал плечами: - Это мне вообще не нужно.
- Почему?, - спросил он. - У вас сильное предубеждение?
- Нет. Просто не нравится. - Что-то мне было неуютно. Я
сказал: - Вы видите меня?
- Да.
- А я могу видеть вас?
- Я извиняюсь, но здесь нет двухканального ТВ. Если хотите
видеть меня лицом к лицу, вам надо приехать в Атланту. Вообще-то,
я инвалид. Это одна из причин, по которой не сделали
двухстороннего экрана. Иногда мое, э-э, состояние может смущать.
- О. - Я чувствовал замешательство. Я не знал, что сказать.
Доктор Дэвидсон сказал: - Расскажите мне о себе, пожалуйста.
- Что вы хотите знать?
- Как вы думаете, почему вы здесь?
- Меня попросили прийти.
- Почему?
- Они хотят знать, не слишком ли я безумен, чтобы мне
доверять.
- И что вы думаете?
- Я не знаю. Я слышал, что о безумных тяжелее всего судить.
- Тем не менее, что вы думаете? - Голос доктора Дэвидсона был
приятным и невероятно терпеливым. Он начинал мне нравиться.
Слегка.
Я сказал: - Мне кажется, я делал окей. Я выжил.
- Это ваша оценка успеха? Что вы выжили?
Я подумал: - Наверное, нет.
- Вы счастливы?
- Не знаю. Я больше не знаю, на что похоже счастье. Я привык.
Не думаю, что кто-нибудь счастлив после чумы.
- Вы несчастливы? Вы чувствуете депрессию?
- Иногда. Не часто.
- Боль? Смущение?
- Да. Немного.
- Гнев?
Я поколебался: - Нет.
Некоторое время было тихо. Потом доктор Дэвидсон спросил: -
Вы когда-нибудь чувствовали гнев?
- Да. Как и все.
- Это нормальный ответ на ситуацию крушения планов, - заметил
доктор Дэвидсон. - Так что вас приводит в гнев?
- Глупость, - сказал я. Даже просто говоря это, я чувствовал,
как у меня напрягаются мускулы.
Доктор Дэвидсон сказал озадаченно: - Я не уверен, что
понимаю, Джим. Ты можешь привести примеры?
- Не знаю. Люди, лгущие друг другу. Нечестность...
- А в особенности?, - настаивал он.
-Э-э, ну, например, кого я встретил на приме прошлой ночью. И
ученые этим утром. И даже полковник Ва... - люди, пославшие меня
сюда. Все говорят мне. Но пока никто не хочет слушать.
- Я слушаю, Джим.
- Вы не в счет. Вам надо слушать. Это ваша работа.
- Ты когда-нибудь думал, какие люди становятся психиатрами,
Джим?
- Нет.
- Я расскажу. Те, кто интересуются другими людьми так, что
хотят слушать их...
- Ну... это не одно и то же. Я хочу говорить с людьми,
которые могут ответить на мои вопросы о кторрах. Я хочу
рассказать им, что я видел. Я хочу спросить их, что это значит -
но, похоже, никто не хочет слушать. Или, если слушают, они не
хотят верить. Но я знаю, что видел четвертого кторра, выходящего
из гнезда!
- Это трудно доказать, не так ли?
- Да, - проворчал я, - это так.
- Почему бы тебе снова не сесть?
- Что? - Я понял, что стою. Я не помнил, как поднялся из
кресла. - Извините. Когда я гневаюсь, то хожу.
- Не надо извиняться. Как иначе тебе справиться со своим
гневом, Джим?
- Да, я догадываюсь.
- Я не спрашиваю, как ты думаешь справляться с ним. Я
спрашиваю, что ты делаешь, когда справляешься с гневом?
Я пожал плечами: - Становлюсь бешеным.
- Ты говоришь людям, когда гневаешься?
- Да. Иногда.
Доктор Дэвидсон ждал. Терпеливо.
- Ну, почти всегда.
- В самом деле?
