- Назад, к ферме! - приказал Тенсер. Шофер повернул машину. Пальба на
другом берегу утихла. Противник исчез, улетучился, растворился. Только
хозяйственные постройки освещали окрестности ослепительным пламенем. Мы
вынесли сержанта из машины и положили его к ногам поручика Беневенто.
Пятидесятилетний мускулистый итальянец с римским профилем. Казалось, что
униформа трещит на нем от каждого движения.
Он только показал на стену дома.
- Белых - направо, черных - налево. А где Додес?
- Завязли с транспортером на дороге, атака ручными гранатами, - сказал
Тенсер и закурил сигарету. - По всей вероятности, удержится.
- Все осмотреть, не удаляться вне пределов освещения, - приказал
поручик.
Остаток ночи мы свозили мертвых. Черные рабочие, трудившиеся на ферме.
Мужчины и женщины из селения.
Семья белых, жившая в доме, спаслась. Старый англичанин с
девяностолетней матерью и взрослой дочерью.
Перед рассветом машины, возвращающиеся с другого берега, привезли
команду транспортера Додеса и сложили ее на правую сторону к стене дома.
Несмотря на то, что, собственно, даже не было боевых действий, потери были
чрезвычайно тяжелыми.
Утром прилетел капитан Гофман с белым районным комиссаром и черными
представителями Аfrican Council* и African Advisory Board**. В их
сопровождении фермер Хармер со своей матерью опознавали мертвых. Среди них
не было никого из чужих, все работали на ферме. Ни одного незнакомого из
нападавших.
------------ * Африканский комитет (англ.). **Африканский
консультативный совет (англ.). ------------
- Черные, работающие на фермах белых, для партизан - враги, - сказал
мне Тенсер, когда мы стояли над длинным рядом убитых. - Хотят их запугать и
принудить не работать на белых. Хозяйство от этого быстрее бы обанкротилось.
Застрелить представителя Африканского комитета или Африканского
консультативного совета для них важнее, чем застрелить белого комиссара. Я
живу в Африке двадцать лет и служил в самых разных местах. Расизм - не
главная преграда, здесь проходит социальная революция в самой явной форме.
Она, как стихийное бедствие, всюду начинается одинаково.
Старая госпожа Хармер, тощая, костлявая, со сморщенным лицом, громко
плакала.
- Что с нами будет, что теперь с нами будет, - причитала она над рядом
тел, поразительно однообразных в утреннем сиянии солнца.
- Что будет? - оборвала ее раздраженно взрослая, такая же некрасивая
внучка. - Первым самолетом летим в Европу. Я сыта по горло! Мы должны были
давно это сделать, но это уже зашло слишком далеко. Или ты еще надеешься на
правительственные обещания? Ты не в своем уме, живешь как во времена
королевы Виктории, и отец тоже сумасшедший! - Теперь она уже кричала.
- Не забудь, что тут похоронены твои мать и дедушка! - прикрикнул на
нее строго Цецил Хармер из группки людей, стоящей около капитана Гофмана. -
Извините, она все еще в шоке, но ночью была великолепна, стреляла как ваши
парни, капитан.
Тенсер неопределенно мне улыбнулся, и мы пошли садиться в машину. Нас
это не касалось. На стальном полу чернело темное пятно. Сержант Маретти.
- Он один тут отличается здравым смыслом, - сказал тихо бывший
телохранитель. Или кто он там, собственно говоря, был на самом деле. - Здесь
не удастся ничему воспрепятствовать, мы только делаем вид, что поддерживаем
жизнь трупа. Нам за это платят, но диагноз мы знаем. - И он снова улыбнулся
слабой, ничего не говорящей улыбкой. - Гофман спасает золото с тонущего
корабля. Это опасно, но если он способен угадать момент и, прежде чем
корабль пойдет ко дну, выбраться из него с тем, что выловил, - почему бы и
нет?
Он оскалил зубы и сдвинул широкую шляпу на затылок.
Солнце раскаляло обшивку. Все было опустошено: и цветочные клумбы, и
заборы, и декоративные кусты. Хозяйственные строения еще тлели, а от круглых
хижин остались кучки горячего пепла.
- Ничего не будем ждать, отец! - кричала мисс Хармер. - Уедем на
транспортере капитана. За то, что осталось, нам все равно никто ничего не
даст. Я не останусь тут, чтобы меня прирезали, ни за что не останусь даже на
одну ночь!
Я оперся о броню в том месте, которое оставалось еще в тени, и устало
закрыл глаза. Прочь! Я должен отсюда уйти! Ни в чем не хочу принимать
участие. Все, что тут разыгрывается, - это ужасно, но насколько ужаснее
судьба миллионов черных, которые то же самое испытывают целые столетия. Одна
трагедия настигает другую, и так без конца. Вечно одинаковые судьбы людей.
В одиннадцать мы дали прощальный залп салюта. Здесь с похоронами
торопятся. Могилы белых остались в саду дома, а черных - на берегу реки.
Районный комиссар и представители Аф- риканского комитета и Африканского
консультативного совета вежливо помогали мисс Хармер грузить багаж в
командирский вертолет. Потом в него сели расстроенный фермер и его мать.
Неожиданно все для них потеряло цену, смысл; всей их прошлой жизни словно и
не было. Они возвращали все до последнего клочка земли, оставляя тут свои
души. Однажды так уйдут все.
Винты вертолета гнали волны горячего воздуха.
- Занять места в машинах! - приказал поручик Баневенто, стоявший у
пулемета нашего транспортера, и мы двинулись во главе колонны обратно на
базу.
ТОЛЬКО ДЛЯ БАНТУ! Из белых уже никто не вернется.
- Краус! - крикнул в окно через москитную, сетку сержант Грааб. - К
шефу!
Я вскочил с казарменной койки. Наш отряд отдыхал, остальные прочесывали
границу с Мозамбиком. Все вертолеты и бронетранспортеры были в деле. Ночное
нападение на ферму, во время которого мы понесли более чем
двадцатипроцентные потери, пробудило командование от летаргии. Откуда
нападающие пришли и куда исчезли? Никто не сомневался в том, что нападение
совершено Патриотическим фронтом Зимбабве. Если они пришли из Мозамбика, то
для них должна быть закрыта дорога обратно. Они не смогут достичь границы
раньше, чем вертолеты корпуса.
А мы пока подремывали в послеполуденной жаре на казарменных койках под
разноцветными картинками голых красоток. Я натянул брюки, набросил рубашку и
направился к командирскому зданию на другую сторону лагеря. Тяжелое солнце
давило мне в спину. Вдалеке дрожала Иньянгани, и горячий ветер из Мозамбика
доносил отчетливое гудение вертолетов. Капитан сидел в плетеном кресле за
письменным столом и в упор смотрел на большую специальную карту границы,
висевшую на противоположной стене. Он дремал с открытыми глазами. Когда я
вошел, он потянулся и кивнул головой на другое кресло.
- Послушай, Ганс, - сказал он и снова вернулся взглядом к карте.
Каждому, кого он вызывал по каким-либо причинам, он "тыкал" и называл по
имени.
- Послушайте, - поправил я его медленно, и только тогда он
действительно вернулся откуда-то с границы.
- Вы на самом деле - инженер-механик?
Из бумаг на столе он вытащил анкету, которую тогда, в порту, под визг
полицейских сирен заполнял Тони Шефер. Мне показалось, что это было
невероятно давно. Тогда нам даже не пришло в голову сказать неправду,
изменить свое имя, национальность или профессию. Для нас это было
несущественно, для нас дело шло о том, чтобы сбежать, не попасться в руки
полиции. Но теперь капитан пристально смотрел на меня своими светлыми
глазами и вертел в руке этот документ.
- Конечно, - сказал я, потому что все-таки временами думал, что мое
прошлое что-то значит, хотя хорошо знал, что оно не значит ничего,
- Вы чех?
- Да.
- Так мы с вами почти земляки. - Губы, окаймленные императорскими
усами, растянулись в улыбке,
- Почти...
- Гм... Вы способны привести в порядок машинный парк?
Я непонимающе посмотрел на него,
- Как это - в порядок?
Гофман встал, прошел к холодильнику, стоявшему в углу комнаты, и принес
две банки мюнхенского пива.
- Наш корпус, - сказал он и подал мне одну из них, - получает новые
машины только в обмен на машины, уничтоженные в бою. Так это определено
контрактом. Террористы, конечно, не имеют тяжелых орудий и уничтожают машины
редко и, скорее всего, случайно. Как сегодня ночью транспортер сержанта
Додеса. Однако идет усиленное изнашивание. Запасные части, правда, я могу
получить бесплатно, это тоже есть в контракте, только у меня нет никого, кто
был бы способен квалифицированно производить ремонт. Я не могу притащить
бронетранспортеры с границы и послать их в ремонтные мастерские. Этим я
нарушил бы контракт. - Он медленно открыл банку и долго пил. - Понимаете, о
чем я думаю?
Я торопливо обдумывал. Могу я сказать "да"? Справлюсь ли я с этим?
Никогда ничего подобного я не делал. Моя профессия была совсем иной, Гофман,
очевидно, думал, что инженер-механик должен справиться со всем.
- А что водители? - спросил я.
Он махнул рукой:
- Умеют только крутить баранку. Они - солдаты, а иногда даже и этого
нет. Солдат из них мы должны сделать здесь.
Это было ясно. Авантюристы со всего света имели другую квалификацию.
- Один я с этим не справлюсь, - сказал я.
- Конечно, мы создадим ремонтное отделение, а вы будете им командовать.
Людей можете отобрать себе сами. Но это не освобождает вас от участия в
боевых действиях. Будете получать доплату и время на проведение ремонтов.
- Может быть, я попытаюсь взяться за это, но не ждите чуда. Без
квалифицированных работников...
- Отлично. Вы получите звание сержанта и скомплектуете ремонтное
отделение. Просмотрите все машины, до конца недели я хочу получить список
самых необходимейших запасных частей. Мне кажется, что период спокойствия
кончился. Мы должны подготовиться к регулярным боям. Политические совещания
в Солсбери не ведут ни к чему, это делается для того, чтобы выиграть время,
а этим партизан никто не остановит. Мы будем завалены работой. И должны
выжать из командования все, что удастся.
Мне пришло в голову, что это - случай, значение которого я не могу еще
определить. У меня будет большая свобода передвижения и, может быть, даже
возможность привозить из Солсбери запасные части. И таким образом пересечь
на транспорте границу, отправиться через всю Африку... Я улыбнул- ся;
разумеется, это была бессмыслица. Фантазия.
- Это все, можете идти!
- Слушаюсь, капитан!
Я бросил пустую жестяную банку от пива в корзину и вышел на двор.
На следующий день я взялся за работу. Машинный парк был страшно изношен
и запущен. С утра до вечера я лежал под транспортерами и грузовиками и искал
неисправности. Всюду они были одинаковы. Амортизаторы, втулки и рулевое
управление. Только подшипники еще чудом не вышли из строя. Всю транспортную
технику "Анти-Террористической Унии" Гофмана можно было отправить в
металлолом. При движении по здешней пересеченной местности эти неисправности
скоро бы проявились. Капитан эту возможность, вероятно, уже давно предвидел;
мне пришло в голову, что он предвидит еще кое-что. Использует случай или у
него есть какой-то план? Вовремя передвинуться со всем корпусом и техникой,
пока это еще возможно, туда, где ситуация не будет такой горячей и где ему
охотно заменят старый металлолом на новые боевые машины? Заключить контракт
с другим правительством? Сообщения в газетах не предвещали ничего хорошего.
Если начнутся всеобщие бои черных против белых, что тогда станет он делать с
не способным к передвижению корпусом?
Ситуация в стране была для легионеров неблагоприятна. Давление
иностранных держав, направленное на то, чтобы правительство Яна Смита ушло в
