- У нас еще есть час времени.
Солнце стояло над горизонтом. В бесконечной дали переливался
карминово-пылающий океан. Конец света! В тот момент, когда я покину
побережье, для меня настанет конец све- та. Никогда я не вернусь домой.
Здесь - дорога, по которой я приплыл, отсюда я и должен возвращаться
обратно. Палитра красок потускнела. Меня охватила ужасная тоска; исчезну в
глубинах континента, и никто не узнает, как я кончил. Никому это неважно,
мое существование перестало иметь смысл, меня уже нет. Как бы я сейчас хотел
идти по Либеньскому мосту и смотреть на мутную Влтаву!
Фред накрывал на стол. Холодная закуска из сыра и консервированной
ветчины. Все, что было в доме. На скорую руку. Потом он принес бутылку
южноафриканского виски, и, не говоря ни слова, мы начали напиваться.
Возможно, они хотели придать мне храбрости, вероятно, знали, как я
расстроен. Мы выпили бутылку еще раньше, чем закончился ужин, но настроение
не улучшилось. Нам не о чем было говорить. Виски было плохое.
Потом Фред проводил нас к машине, Тони сел за руль,
- Ладно, всего хорошего, - сказал Фред и подал свою единственную руку.
- Там лучше, чем в каталажке.
У меня было такое чувство, будто я покидаю родной дом и уже никогда
сюда не вернусь. Море, по которому я приплыл, растаяло. И Гут не сел со мной
в машину. Он покинул меня окончательно. Я остался один.
В половине восьмого вечера на самой отдаленной посадочной полосе
порт-элизабетского аэродрома приземлился транспортный "Висконт" без
опознавательных знаков. Тони подвез меня в машине с погашенными фарами к
самому его фюзеляжу. Из самолета спустили металлическую лесенку. Тони подал
кому-то вверх мои документы и с облегчением сказал:
- Присмотрите за ним, это еще тот бандит.
Беспомощно я смотрел на незнакомый небосвод, на котором сверкали
большие чужие звезды. Бежать! Но бежать было некуда. Вместо этого я полез по
лесенке вверх.
На полу между ящиков и объемистых бесформенных мешков развалилось
несколько парней, которые при свете матового плафона на потолке без интереса
рассматривали меня. Потом двери захлопнулись, свет погас, и "Висконт"
двинулся на старт.
- Давай, парни, давай! - горланил без устали из открытого
бронетранспортера сержант Маретти, - Не халтурьте, поднажмите!
Задыхаясь, мы неслись в высокой траве и стреляли короткими частыми
очередями. Где-то справа сопели Кюллов, Джоел и Вердинг, слева - Пальмер с
Тенсером. Но я никого не видел. Трава саванны была высотой не менее двух
метров, и только Маретти, стоящий у пулемета на транспортере, возвышался
перед нами, как маяк.
- Вперед, вперед! Вы должны успевать за машиной, иначе вас укокошат!
В глазах у меня рябило, солнце хлестало по спине, и изо всех пор лил
пот. Нестерпимая жара саванны накаляла автомат, как утюг. Я продирался через
травянистые джунгли, облепленный мухами и насекомыми. Они чуяли пот и кровь
и тучами стлались за нами. Холмистое плоскогорье трескалось от жары. Вдалеке
колебалась и трепетала в мареве вершина Иньянгани. Прочесывание саванны. Уже
три недели мы ежедневно тренировались. На ходу спрыгнуть с транспортера и
развернуться в цепь. Стрелять очередями веером, не целясь. Без устали бежать
и гнать "неприятеля". С утра до вечера, целый день и снова до упаду.
Я был размолот, помят и ободран. На мне не осталось, живого места, но,
несмотря на это, я пробирался через траву и густые заросли. Маретти орал,
горланил и подгонял нас бешеными очередями из пулемета. Я не мог о чем-то
думать. Не мог ничего соображать. Наконец, когда транспортер остановился в
тени акаций или брахистеций, мы упали на растрескавшуюся землю и лежали как
убитые.
- "Противник" прострелил бак с питьевой водой, - хохотал Маретти, до
вечера вы должны выдержать, так что пить будете на базе.
Каждый второй день "противник простреливал" бак с питьевой водой. Мы
сходили с ума от жажды. Все те новички, которых сборный самолет высыпал
среди ночи на аэродроме в Умтали. Немцы, англичане, французы, швед Кейт
Пальмер. У него была та- кая же белая, обесцвеченная кожа, как у меня, и
теперь мы оба обгорели одинаково. Клочки кожи висели у нас на лице и руках.
Мы не решались даже на минуту снять рубашки.
- Давай, парни, давай! - орал снова сержант. - Конец отдыха! Кто
выбьется из темпа - тот списан, я ничего не хочу слышать! Закройте рты,
тренировка считается боевой акцией, получите доплату. Все в машину! Атака на
"противника" в густых зарослях!
Мы двинулись. Стальная обшивка транспортера была как раскаленная печь,
тени деревьев исчезли, саванна выдыхала, душный, пряный аромат,
- Давай, парни, давай!
Один за другим мы покидали кузов транспортера. Прыжок, падение, и тут
же на ноги! Автоматы веером разбрызгивали огонь. Только не отклоняться от
цели, не попадать в сектор обстрела. Окровавленные, мы пробивались через
непроходимую саванну. Над гористой полосой накапливались тяжелые дождевые
тучи.
...Августа даже не успела открыть зонтик. Ливень налетел неожиданно,
затопил нас. Мы бежали по лесу, через кусты, и потом увидели кормушку под
навесом с остатками прошлогоднего сена...
Густые заросли кончились, в глазах у меня были слезы. Ноги и руки -
сплошной кровавый шрам. Транспортер врубался в стену сожженных солнцем трав.
- Все в машину! Кто опоздает, того прикончат!
Выхлопной газ бил мне в лицо. Я прыгнул на ступеньку и упал в открытый
кузов. Сержант пнул меня ногой:
- На место! Займи свое место, болван!
Тучи над Иньянгани как невероятный сон.
...Мы с Августой упали на сено. Тогда она впервые овладела мной, не я
ею, а она мной. Перед этим у меня никогда не было девушки. Под губами я
чувствовал упругость ее кожи. Какой я был в то время глупец!..
- Назад, на базу! Возвращаемся! - горланил Маретти.
Дождь рассеялся, клубы пыли закрывали обзор. Мы ехали по песчаной
калахарской полосе, тянущейся, как свежий шрам, вдоль подножия холмов до
самого лагеря. Эрозия подтачивала саванну и превращала ее в пустыню. В
двадцати километрах к востоку лежала граница с Мозамбиком. Там был
расположен наш корпус. Отборная армия Гофмана, пятьсот готовых на что угодно
парней с самым современным оружием. Транспортеры и вертолеты "Алоетте".
Суровая служба! Но и плата тоже соответствующая. Я не слышал, чтобы кто-то
из парней жаловался. Разговор шел на немецком, английском, польском и
сербском, но более всего на африкаанс. Расовые преграды не существовали.
Здесь были и цветные американцы с опытом войны во Вьетнаме, французы,
прошедшие Алжир, но костяк составляли англичане и голландцы.
После интенсивной месячной тренировки нас должны были распределить по
отдельным отрядам. Капитан знал каждого наемника лично и знал, кто на что
способен.
Политическая и военная ситуация обострялась не только на границах с
Замбией и Ботсваной, куда проникали партизанские отряды ZAPU* и ZANU**,
против которых вводились в бой регулярные воинские части, все чаще инциденты
происходили и на вроде бы спокойной границе с Мозамбиком. Белые фермеры
толпами покидали богатые усадьбы, продавали их, когда находился покупатель -
даже если он был черный или цветной. Или просто бросали их и уезжали в
Европу.
------------ * ZAPU (ЗАПУ) - Союз Африканского народа Зимбабве. **ZANU
(ЗАНУ) - Африканский Национальный союз Зимбабве. ------------
Задачей корпуса Гофмана являлась охрана пограничных областей, ферм и
боевые действия против партизанских отрядов и тех, кто оказывал им помощь.
Отлив поселенцев должен быть остановлен, и на восточной границе должно быть
обеспечено спокойствие.
Большинство в отряде безразлично относилось к этому сумасшедшему
политическому фейерверку. Это нас не касалось. Бесконечные совещания в
Солсбери, на которых черные объединялись с белыми против черных, а белые с
черными против белых, черные расисты против черных пацифистов и белые
расисты против белых социалистов, англичане против южноафриканцев,
американцы против англичан, никого не волновали.
Каждый из наемников Гофмана уже где-то служил, и их ничто не могло
удивить. Они выполняли свою работу, за нее им платили, а дипломатические
спектакли их не интересовали. "Анти-Террористическая Уния" всегда будет
кому-то нужна. Общее руководство осуществлял штаб "Анти-Террористической
Унии" в Солсбери, которому мы, как корпус, подчинялись.
Охранять фермы белых и нагонять страх на соседние правительства. Гофман
мог себе позволить то, что не могли позволить официальные родезийские силы.
Кто связался с армией наемников, должен знать, что его ждет.
База была расположена южнее Русамбо в предгорье Иньянгани, примерно в
ста пятидесяти километрах к северу от крупнейшего города области Умтали.
Ближе всего мы находились к Мтоко - поселку, состоящему из двух рядов
кирпичных домиков по обеим сторонам дороги, ведущей на север к Замбези, за
которыми прятались круглые хижины африканцев из бамбука и глины, крытые
травой. И уж только потом тянулись плантации кукурузы, тростника и табака.
Этот "город" имел одну-единственную досто- примечательность: здесь были
местные девушки. За пять родезийских долларов. На цвет кожи всем было
наплевать.
В три пополудни мы въехали в ворота лагеря. Сборные казарменные бараки
ограничивали квадратное пространство, служащее в качестве учебного плаца и
стартовой площадки для вертолетов. На самой дальней стороне - гаражи,
мастерские и навесы для боевой техники и машинного парка. Вся база была
обнесена высоким забором из колючей проволоки, и ее охраняло несколько
сторожевых вышек.
Покрытые красной землистой пылью, мы выбежали из транспортера и
потащились в душевые. Сыты были по горло. Ничем мы не были похожи на
самоуверенных парней с рекламных плакатов. Даже не обращали внимания на
насмешки старых вояк, бездельничающих и попивающих пиво перед лагерной
столовой. Рабочий день закончен, если не будет тревоги. Упасть на кровать и
спать.
Потоки воды смывали слои въевшейся в кожу земли. Мы в отупении
подставляли тела под напористый дождик. Поль Джоел, маленький худой француз
с птичьим лицом, удрученно скалил мне зубы из соседней кабины. Настоящий
скелет. Как он может все это выдержать?
- Как только наживу денежки, сразу уберусь отсюда. Так клюнуть на эту
удочку! Я служил десантником и насмотрелся всякого, - развел он руками, - но
такую свинью, как Маретти, я еще не видел. Как-нибудь я его прикончу, только
случай подвернется. Но прежде всего мне нужны деньги. Хочу стать
самостоятельным, открыть где-нибудь в тихом месте отель...
Он болтал и болтал, рассказывал о своих мечтах. Он был официантом. У
всех было одно и то же: каждому нужны были деньги, и каждый хотел стать
самостоятельным. На остальное всем было наплевать. О Родезии они знали еще
меньше, чем я, а о политике вообще ничего. Двадцатилетний швед Пальмер
страстно мечтал покинуть холодную Швецию и поселиться в Италии. Что он там
будет делать, он еще не знал. Что-нибудь найдется. Подписал контракт на пять
лет, шведская зима ему осточертела. Вердинг и Кюллов - тридцатилетние
отчаянные ребята. Они вынуждены были исчезнуть из Европы из-за неудавшегося
ограбления одного из франкфуртских банков. Англичанин Тенсер, долговязый
тихий паренек, работал, - как он утверждал, в личной охране императорского
двора в Аддис-Абебе. Во время военного переворота застрелил несколько
офицеров, но императору этим не помог. Едва остался цел. С того времени он
