от "Гильдеборг", она останется во мне, а я в ней. Отличное настроение,
воодушевление и восторг куда-то улетучились. Действие алкоголя прошло.
Широко открытыми глазами я глядел в пустоту.
Сомнения!
Хорошо ли мы сделали, что отправились в Преторию? Не ошибочный ли это
шаг, неверный расчет, западня в виде проторенной дороги? Двести тонн урана
выгружено. Организаторам уже ясно, что они оставили свидетелей. Сколько
приблизительно людей занимается теперь нами? Стараются прощупать наш мозг и
отгадать, как мы будем реагировать, как рассуждать. Сколько часов пройдет,
прежде чем они придут к правильному решению, к единственно возможному
решению. Капитан Фаррина уже описал нас совершенно точно. Смена из машинного
отделения...
Сердце у меня дрогнуло. Нам сядет на пятки не только полиция, а еще и
разведка. Дело идет об успехе или неудаче их акции. Они не могут нас
оставить, не позволят нам обо всем рассказать. Тревога уже объявлена. Я
попытался представить себе, сколько было телефонных переговоров и
телетайпных депеш между Порт-Элизабетом и Преторией с того момента, когда
завыли сирены на "Гильдеборг". Не лучше ли нам было сидеть под зонтиком Тони
и Фреда в уютном бунгало и ждать самолет? Как мы могли рассчитывать, что все
кончится побегом с судна, что нам позволят убежать? Ничего не кончилось,
наоборот, для нас все только началось. Мы поддались дурману голубого
небосклона, солнца и призрака свободы.
Я вытер лицо холодной влажной ладонью. Громоздим ошибку на ошибке.
Против нас - государственный аппарат, секретность такой акции никто не
должен нарушить. Завтра нас арестуют в Претории на вокзале, а может, еще
сегодня ночью, в поезде. В этой спешке нам даже не пришло в голову изменить
свои имена. С каждым оборотом колес мы приближаемся к своей судьбе.
Я стал трясти Гута.
- Проснись!
- Что случилось? - спросил он недовольно.
Локомотив просигналил несколько раз, голос его гудка был похож на
пароходную сирену "Гильдеборг"! Океан!
- Гут, - сказал я, весь дрожа от вновь напавшего на меня страха. - Я
боюсь, что мы делаем ошибку. В Претории нас будут ждать. Им наверняка пришло
в голову, что мы будем искать помощь в посольстве. Они не могут позволить
нам убежать, они сделают все, чтобы нас схватить.
- Оставь меня хоть сейчас в покое, для беспокойства у нас будет
достаточно времени, - вздохнул он раздраженно и снова откинулся на сиденье.
- Можешь быть спокоен, до Претории мы обязательно доедем, у меня на это
хорошее чутье. Этого плавания я боялся с самого начала, не знаю почему, но
боялся. А теперь я ничего не чувствую, поэтому спи.
Мне показалось, что он усмехнулся, он, наверное, принял меня за
сумасшедшего.
- Я опасаюсь кое-чего другого, - добавил он после минуты молчания,
когда я уже решил, что он дремлет. - Что, если в посольстве нам не поверят?
Что, если нас будут принимать за аферистов? У нас нет документов, бог его
знает кто мы такие. Это может выглядеть как провокация. Господа наверху
очень осторожны,
- Но ведь могут же они выяснить у судовой компании имена членов
экипажа.
Он пожал плечами.
- И могут, и не могут. Если капитан кого-то наймет по пути, компания об
этом узнает не сразу. В любом случае на выяснение потребуется время, а кто,
по-твоему, будет его тратить в посольстве? Ты ведь даже не имеешь немецкого
гражданства, так что ты хочешь? Что ты им хочешь сказать?
- Правду, - выпалил я с отвращением. - Только правду!
В полумраке он покачал головой:
- Правду... А если ей не поверят? В любом случае мы не должны упоминать
о том, что завербовались в корпус этого проклятого Гофмана. Мы должны
держать язык за зубами. Если в посольстве нам не поверят, они могут
проинформировать соответствующие органы. Не хватало нам только залететь в
полицию или местную контрразведку. Тогда уж Гофман будет единственным нашим
спасением, единственной возможностью побыстрее исчезнуть отсюда.
Я молчал. Мое положение было сложнее вдвойне, но я надеялся, что в
посольстве сидят разумные люди.
- Если они хотят по-настоящему избежать неприятностей, посадят нас в
самолет и отошлют.
- Гм... - сказал неопределенно Гут. Возможно, будем надеяться. У меня
нет особого доверия к посольству. Знаешь сколько бегает по свету бездомных и
людей без гражданства? Ими полны порты, но на порядочных кораблях с ними
никто не разговаривает, а на тех, других, - махнул он рукой, - бедняги не
имеют и представления, что их там ждет. Я не люблю возлагать надежды на
кого-то другого. Человек должен надеяться всегда только на себя. Так было
тогда, когда мы бежали с "Гильдеборг" и должны были выбраться сами и
показать себя. А это мне не нравится.
Я начинал понимать его. Он был недоверчив, не верил даже мне, поэтому
мы и не сблизились с ним за все это время. Мы только шли одной дорогой. Но
не делал ли я то же самое, не был ли я таким же, как он? Меня снова охватила
тоска. Отчего так устроено, что люди даже в самые критические мгновения не
могут найти дорогу друг к другу? Неужто мир состоит только из одиноко
блуждающих "я"?
ГЛАВА IV
Сумрак и рассвет!
Потоп!
Удары волн.
Побережья не было видно, лишь бесконечная, залитая дождем равнина. Не
равнина, нет! У меня перехватило дух. Я почувствовал легкие колебания судна,
оно ускользало из-под ног.
В двухстах метрах по правому борту вздыбился пятнистый серо-зеленый
вал. Ракетометы на баке, на самой высокой мачте - вращающийся радар. Стая
белых безмоторных шлюпок летела от борта "Гильдеборг". Я посмотрел на
капитанский мостик.
Пусто!
- Гут! - заорал я испуганно вниз, в стальной шахтный ствол. - Гут!
Пространство разлетелось в клочья! Взорвалось! Рухнуло перед глазами,
сбило меня с ног. Ракетометы взметнули огненную стену. Фильм ужасов в
четырех измерениях. Вздыбилось море, поднялось к небосклону и разорвало
серое полотно рассвета обломками шлюпок. Они беззвучно падали обратно. Я не
мог ничего понять...
Сквозь открытое настежь окно в кабинет проникал особый незнакомый
аромат. Мне казалось, что все погружено в лиловую дымку. Белая роскошная
улица снаружи за окном и величественный кабинет секретаря посольства - или
как там его... Я вытер рукавом рубашки мокрый лоб. Галлюцинации! Никогда от
этого не избавиться.
Я говорил уже более часа. Рассказывал обо всем с того момента, когда мы
вступили на судно. Однако мне казалось, что весь этот разговор был пустым и
неубедительным. Поверят ли? Не звучит ли это как вымысел? Захотят ли они
поверить этому?
Гут сидел неподвижно и безучастно смотрел перед собой. Почему он ничего
не скажет? Мой немецкий не такой правильный, как у него. Я вздохнул и
посмотрел в вежливое, ничего не выра- жающее лицо секретаря. Второй мужчина,
удобно усевшийся в плетеное кресло, дружески мне улыбнулся.
- Вы продолжайте, только продолжайте...
На обоих были отлично сидящие серые вечерние костюмы и превосходно
завязанные галстуки. Мне пришло в голову, что прозрачная сине-фиолетовая
дымка может исходить только от цветов якаранды, которой были обсажены
проспекты и улицы Претории. Город лежал в живописной долине реки Апиес, и
отсюда, с первого этажа посольства, можно было видеть почти весь его деловой
центр.
- Вы продолжайте, продолжайте, пожалуйста, - повторил и секретарь. -
Это вообще первая информация о судьбе судна "Гильдеборг" и его груза. Я
считаю ваше сообщение чрезвычайно важным. Можно вам предложить чаю, господа?
Я опомнился. Гут уже говорил быстрым хрипловатым голосом, и я даже не
заметил, когда он разговорился. Меня охватило чувство безмерного облегчения.
Мы здесь, нам удалось. На вокзале мы наняли такси "Только для европейцев!" и
без трудностей доехали до посольства. Примерно через час ожидания и
переговоров нас все-таки приняли. Все заботы и сомнения рассеялись. Теперь с
нами ничего не может случиться.
Тяжелая мебель и старинные картины дышали Европой. Немного неуклюжая,
но солидная и корректная Европа. Очаровательная секретарша накрывала стол
для чая. Ее кожа имела тот же сине-фиолетовый оттенок, что и все вокруг.
Оба мужчины смотрели на нас с возрастающим интересом. Гут сжатыми
лаконичными фразами резал дальнейшие подробности. И ругался!
- Как можно позволять, чтобы прикончили такую массу людей, это же
просто пиратство! Почему вы с ними поддерживаете дипломатические отношения?
Ведь дело идет о немецком судне и о немецких моряках. Мы настаиваем на том,
чтобы о нас позаботились и отправили обратно в Европу! Я двадцать лет плаваю
механиком и ни о чем подобном никогда не слышал! - Он ворчал и фыркал, время
от времени ударяя ладонью по столу сек- ретаря. - Посольство здесь или не
посольство, мне наплевать на этикет.
- Конечно, это само собой разумеется, - сказал успокаивающе мужчина в
плетеном кресле и встал. - Понимаю ваши чувства. Это беспрецедентный случай,
я немедленно проинформирую господина посла. Потерпите немного и извините
меня.
Он вышел энергичным шагом.
Секретарь неопределенно усмехнулся и пожал плечами.
- Мы в Африке, господа. - Он поднял рюмку с коньяком. - Ситуацию ни в
коем случае нельзя оценивать с европейской точки зрения. Это абсолютно
невозможно. Думаю, что ваше заявление вызовет чрезвычайный интерес. Если
позволите, дам вам совет: с информацией для прессы подождите до возвращения
домой.
- Никаких заявлений мы делать не будем, - решительно сказал Гут, - мы
требуем, чтобы вы нас отправили в Германию! У нас нет желания давать им
возможность нас укокошить. Остальное - это ваше дело!
- Само собой, мы уже сегодня информируем правительство. Федеративная
Республика Германии принципиально против вооружения африканских государств
атомным оружием...
На столе тихо зажужжал телефон.
- Слушаю... - Лицо секретаря стало непроницаемым. - Да... да,
разумеется, устроим. - Он повесил трубку. - Господин посол примет вас
завтра, в первой половине дня, в девять тридцать, господа, - сказал он
торжественно. - До этого времени вы будете поселены в отеле "Треккер". О
ваших удобствах позаботится фрейлейн Виселер. "Треккер" - это первоклассное
немецкое заведение, вы наверняка будете довольны. Завтра в девять я пришлю
за вами машину.
Он встал и подал нам тонкую нежную руку дипломатического бездельника.
- Когда вы нас отошлете домой? - спросил деловито Гут.
- Как только решим вопрос о временных документах. Думаю, что в конце
недели, регулярным рейсом "Люфтганзы". В отеле, разумеется, у вас будет
открытый счет. Фрейлейн Виселер все устроит.
И он снова пожал нам руки. Чего еще мы могли желать?
Стройная длинноногая блондинка непринужденно влетела в кабинет
секретаря, взяла нас и погрузила в открытый "мерседес" с дипломатическим
номером. Она обрушила на нас водопад смеха, дружеских расспросов и
кокетливых взглядов. Лихо проскользнула в небольшую щель в потоке автомашин,
и по длинному, затянутому сине-фиолетовым полумраком проспекту мы
направились вокруг правительственного квартала к центру города.
Все заботы с нас свалились. Теперь мы могли, наконец, свободно
вздохнуть. Фрейлейн Виселер с неутомимостью профессионального гида говорила,
говорила и говорила. Обращала наше внимание на достопримечательности города
и, ловко пробираясь сквозь страшную толчею, даже на минуту не переставала
говорить и жестикулировать обеими руками. Но ее разговорчивость нас ничуть
не раздражала. После долгого перерыва мы были снова в обществе
