персоны. Достал свой. Близнецы, словно из одного принтера вылезли. Эге, да
и номерочки-то!.. У Виктора 217, а у Месропа 218. Что же получается:
проводив Виктора, доктор Уля жал руку Месропу и с тем же выражением лица
хрустел чонами? Молодец доктор, в две лузы кладет!
3
Широкие ступени-скамьи из серого бетона спускались к воде, к серым же
волнам. На том берегу, слева, возвышался императорский замок, а рядом
нависал трилистник моста Маргит.
По набережной прошла веселая компания, крик, смех, пластиковая бутыль
закувыркалась по ступеням и мягко легла на воду.
Виктор проводил ее глазами, но головы вверх не поднял. Там еще
немного пошумели, что-то непонятно проскандировали, и все стихло. Месроп
лежал на теплом бетоне и даже не шелохнулся, когда бутыль пролетела над
ним.
- А в девяносто девятом... Нет, вру, в девяносто шестом, в девятом
уже из-за мора все перекрыли, в шестом мы здесь славно погуляли...
"Сколько же ему лет? - задумался Виктор. - Сейчас уже двадцать
четвертый".
- Молодой я был, - продолжал Месроп, - лихой. А выпить мог, страшно
вспомнить! Ох, и попили мы тогда... - он раскрыл глаза и даже сел. - Ты
вообразить не можешь, сколько мы через печень свою пропустили! Гуляли по
улицам днем и ночью; красивейший город, а тогда вообще - феерия. Неделю
ходили, смотрели, а потом сорвались. Из всей делегации только один был
сухой, и то потому, что он еще в поезде до сердечного спазма нарубился. И
вот тут, помню, ходили. Весь проспект святого Иштвана истоптали, сюда
освежиться спустились. Плюс два ящика пива. До полного хамства дошли,
представляешь: встали здесь в ряд и отлили прямо в реку, а я распевал -
"Дунай, Дунай, а ну узнай, где чей подарок". Песня такая была, народная...
Он хихикнул и сладко зажмурился. Виктор вежливо улыбнулся. Вот уже
вторая неделя, как они в Будапеште. Город поразил его. В первые дни он не
понимал, в чем дело. Видывал он старые ухоженные города, встречал веселых
довольных людей, правда, не часто. Видел и сумасшедшую сутолоку на
перекрестках миграционных путей. Здесь было другое. Сначала показалось,
что нет еле заметного, но неистребимого духа распада, тления, который
преследовал его последние годы, исчезло ощущение зыбкости, неустойчивости
мира. Нет, не то. Он знал, что и эти дома, площади и мосты в считанные
месяцы, если не дни, могут превратиться в загон ревущих от ужаса,
затаптывающих друг друга насмерть людей, стоит только не выдержать дамбам
в верховьях.
Потом сообразил - уютный город, и все тут. В таких городах еще не
бывал, и даже Саратов, где, казалось, он нашел свою судьбу, или, если быть
точным, судьба нашла его, даже Саратов казался временным пристанищем. А
здесь вдруг нестерпимо захотелось плюнуть на все, остаться и жить в старом
каменном доме с осыпавшейся местами штукатуркой, на узкой прохладной улице
с непонятным названием, и ничего, что никогда не станешь своим, даже если
выучишь язык, похожий на песню. Люди не интересовали его. Он вдруг понял,
что вписывается в этот город. Странное чувство - светлое настороженное
узнавание забытых снов-видений.
Петро так и не пришел в точку на площади Кальвина, это даже радовало
- доктор просил ждать, сколько можно и нельзя, вот он и ждет, а там видно
будет.
Каждую ночь снилась Ксения. Он просыпался с непонятной досадой на
себя, на нее, на всех. Потом выходил в город и досада испарялась.
Они добрались сюда без приключений и устроились быстро. Месроп
сориентировался по раскладной карте, да и память не подвела. Тут же
выяснилось, что он неплохо владеет немецким, по крайней мере достаточно
для того, чтобы, вставляя несколько известных ему венгерских слов,
договориться с владелицей дома и снять квартиру с окнами на Дунай.
Владелица, пожилая осанистая дама, с достоинством пересчитала пачку
форинтов и вручила ключи. Провожая ее до дверей, Месроп спросил, как дойти
до улицы Занаду. Владелица окаменела, словно Месроп сказал вопиющую
неприличность или нагадил в супружеское ложе. Возможно, так оно и было,
потому что она холодно вздела плечо, фыркнула и молча удалилась.
Месроп задумчиво походил по комнатам, сел на плюшевый диван и заявил,
что старая кошка могла быть вежливее с постояльцами. Дом стоит пустой, как
и почти все в квартале. Виктор спросил, причем здесь дом и владелица, если
час назад они были на улице Занаду?
Хитро улыбнувшись, Месроп объяснил, что плавать в незнакомых водах
надо осторожно, особенно в тумане. Лучший способ не налететь на айсберг
или иное судно - подавать гудки. Чем громче, тем лучше. И если повезет, на
них выплывут другие мореходы.
Виктор не понял резона. Ну выплывут, что тут хорошего? Но уточнять не
стал. В последнее время он был весьма осторожен в разговорах с Месропом.
Тот ни словом не обмолвился, откуда у него пасс. На тонкие вопросы не
отвечал или отшучивался. И тогда Виктор припрятал свой проходной документ.
После того, как они устроились, Месроп поводил его немного по городу,
а через день извинился и исчез. Вернулся только вечером. Виктора это
устраивало. Он быстро сориентировался. Плох гонец, если за день не
просечет город. Виктор просек за четыре часа и понял, что безнадежно влип.
Город покорил его.
Пару раз он прошелся по улице Занаду. Улица как улица. Старые дома.
Но очень мало прохожих, да и те жались к стенам, обходя выставленный вдоль
тротуара невысокий барьерчик. Несколько впритык стоящих домов словно были
мечены - Виктор замечал взгляды, брошенные на цветные непрозрачные стекла.
Прохожие со страхом и любопытством смотрели на них. Хотя это могло ему
показаться.
Он знал, что здесь резиденция неодеистов, и там происходит нечто,
вызывающее болезненный интерес Месропа, Мартына и, как выяснилось, доктора
Мальстрема. Месроп намекал, что соберутся и другие любопытствующие.
Немногочисленные обитатели квартала шарахались от этих домов, как от
зачумленных. Многие съехали. Местные власти ходили кругами, но найти
достойный предлог и выселить на законном основании сектантов не удавалось
- показания напуганных обывателей сводились в основном к невнятному
описанию всякой чертовщины, которая не то возникла в их распаленном
воображении, не то и впрямь была наведена лихими нововратцами.
Месроп рассказывал об этом устало, лениво ковыряясь в ужине.
Возвращался он разбитый, с утра до вечера где-то бродил, наконец на прямой
вопрос ответил, что время идет и надо ему хоть убейся войти туда, в дом на
улице Ксанаду.
"Занаду" - поправил Виктор, на что Месроп отмахнулся, какая, мол,
разница. Виктор буркнул, что пробраться туда пшиково: по крышам соседних
домов и через окно на чердаке. Там нет решеток. Месроп рассмеялся, сказал,
что Виктор - молодец и орел, но дело еще пшиковей, чем ему кажется. Войти
можно через дверь, она всегда открыта, нет никакой охраны, хоть сейчас
можно заскочить на огонек...
- Откуда ты знаешь? - спросил Виктор, а Месроп, скорбно опустив
уголки губ, поведал, что хаживал не раз и не два, но толку мало, и что
войти в этот дом еще не означает находиться в этом доме.
На следующий день Виктор пришел на улицу Занаду, перешагнул через
барьер, и, сопровождаемый сдавленным шепотом грозящей ему кулаком с
противоположного тротуара старухи с бородавкой на щеке, подошел к резной
деревянной двери. Толкнул ее. Дверь торжественно распахнулась, и он увидел
самый заурядный подъезд, выложенный керамической плиткой пол, лифт и ряды
почтовых ящиков. Эти жестяные сооружения с белыми цифрами смутили его.
Пахнуло такой обыденностью, что захотелось немедленно бежать прочь, пока
не вышел занюханный клерк и любезно не вопросил: "Теши-ик?"
Разумеется, он не ждал, что сразу же за порогом на него обрушится
сверху мрачная музыка, выйдут двумя рядами закутанные в темное фигуры и
начнется завалящая черная месса. Месс он насмотрелся в сериалах про
Кровавого Епископа. Но не лифт же и почта!..
Он осторожно прикрыл дверь и ушел, а старуха на улице, проводив его
внимательным взглядом, вдруг перекрестилась, шмыгнула через барьер и, с
трудом открыв дверь, исчезла в здании.
Месропу он не сказал о своем визите. Ну, а потом одинокое кружение по
городу вытеснило все, только временами ему хотелось, чтобы Ксения была
рядом.
4
Дело шло к вечеру. Месроп потянулся и зевнул. Бетон быстро остывал,
потянуло свежим ветром, запахло гнилыми водорослями.
- Ну что, - спросил Месроп, - пошли домой или походим немного?
- Походим, - ответил Виктор. - Помидоры кончились, хлеба надо купить.
- И колбаски прихватим. - Месроп плотоядно причмокнул. - Завтра я
никуда не пойду, возьму мяса хорошего, такое рагу сработаю, воткнешься!
- Что, плохо дело? - догадался Виктор.
- Да не то чтобы плохо, - скучно отозвался Месроп. - Дела вообще нет.
Или меня грандиозно обштопали, или я дурак, и мне это не по зубам.
Информация была достоверная, верней не бывает. На что Мартын, мужик
осторожный и недоверчивый, и то клюнул. И здесь все сходится. Боятся этих
ребят жители, муниципальные власти предпочитают не связываться, народ
всякий трется вокруг. Ну нечисто здесь, и зреет что-то! А мы, как цуцики,
ходим вслепую. Как бы фатально не опоздать...
- Куда не опоздать?
- К раздаче серег сестрам, - сердито буркнул Месроп. - Может,
действительно, сверху попытаться? - Он с надеждой посмотрел на Виктора. -
Помнишь, ты хотел через крышу...
Тут он безнадежно махнул рукой и сказал, что таких умных тоже много
совалось во все дыры. С тем же успехом. Виктор ждал, когда Месроп признает
свое бессилие и скажет: "Настал, мол, твой час!" Но слов этих так и не
дождался к великому своему облегчению. Там, в Саратове, в пьянящем воздухе
ежедневных стычек, боев, схваток все виделось иначе, и само путешествие
казалось захватывающим рейдом, состоящим из приключений и загадок. Сейчас
ему ничего не хотелось разгадывать. В конце концов, дело гонца - взять и
доставить. Но теперь он не сомневался, что все кончится пшиком. Нашли, где
искать оружие или силу - у сектантов! Пару дохлых вшей, больше ничего не
найдешь. И Саркис, наверно, понял, что связался с придурками, вот и дал
ходу. Петро же сейчас отчитывается доктору Мальстрему в растраченных
чонах.
Набрав несколько пакетов еды, они подошли к своему дому. Месроп долго
возился с замком на лестничной клетке, ругал скаредную хозяйку, экономящую
энергию. Наконец, замок щелкнул.
В прихожей горел свет. Месроп вопросительно посмотрел на Виктора, тот
отрицательно качнул головой. Беззвучно опустив пакеты на пол, Месроп
взялся было за ручку двери, но тут из кухни вышел невысокий широкоплечий
человек, строго глянул на них сквозь тонкую оправу очков и сказал
по-русски с еле заметным акцентом:
- Что же вы остановились? Прошу в апартаменты.
И, наверно, для того, чтобы просьба не была проигнорирована, из
апартаментов вышли еще двое крепких мужчин, причем стволы в их лапищах
подтверждали серьезность приглашения.
У Виктора возник соблазн мазнуть по выключателю и скинуть тяжелую
бронзовую вазу, что стояла на тумбочке в прихожей, под ноги нежданных
гостей. Потом нырок влево и, пока они будут палить в проем двери, думая,
что он уходит на лестницу, перекатиться в кухню, сбив с ног первого
незнакомца. Все это быстро возникло в голове и так же быстро исчезло.
Вкатится он на кухню, а там сидят за столом и пьют пиво еще, скажем,
человека три! Глупый у него будет вид!
