года.
Через пару месяцев всей семьей поехали в Испанию. Все отдыхали, я долечивалась.
"С РУЖЬЕМ СПОКОЙНЕЙ"
СЕРГЕЙ РОЛДУГИН:
Однажды Володя приехал ко мне на дачу со своим шофером. Мы посидели, поговорили.
Пошли спать. И тут я вижу, что он кладет помповое ружье рядом с собой. Видимо,
какие-то проблемы возникли. Я говорю: "Вовка, ты чего? Думаешь, помповое ружье
тебя спасет?" Он отвечает: "Спасти не спасет, но так спокойнее".
Это было в последний год его работы в мэрии, когда началась предвыборная
кампания Анатолия Собчака.
С самого начала было ясно, что выборы мэра в 1996 году будут сложными для нас. Я
чувствовал, что происходит, и сразу сказал Анатолию Александровичу, что эти
выборы будут очень тяжелыми.
В 1992 году в том, что Собчак стал первым всенародно избранным мэром города,
определенную роль сыграл я. Убедил многих депутатов ввести в Петербурге, так же
как в Москве, должность мэра. Собчака, как председателя Ленсовета, в любую
секунду могли снять те же депутаты.
В конце концов Собчак согласился с тем, что пост мэра вводить надо, но у него не
было уверенности в том, что это предложение пройдет, потому что у него были
достаточно конфликтные отношения с подавляющим большинством депутатов Ленсовета.
При этом популярность среди населения была очень высокой, и депутатский корпус
понимал, что если они проголосуют за введение должности мэра, то Собчака точно
выберут. А этого не хотели. Депутатов устраивало, что они всегда как бы держали
Собчака на крючке.
Но мне все-таки удалось часть депутатов убедить в том, что это будет
целесообразно для города. Кроме того, удалось мобилизовать руководителей районов
города, которые придерживались такого же мнения. Они не имели права голоса, но
могли повлиять на своих депутатов.
В итоге решение о введении поста мэра было принято Ленсоветом с перевесом в один
голос.
Спустя четыре года стало ясно, что для победы нужны профессионалы, технологи для
работы по предвыборной кампании, а не успешные переговорщики с депутатами. Это
совершенно разные вещи.
- Вы давали Собчаку какие-то советы по тому, как вести кампанию?
- В принципе я ему сразу сказал: "Знаете, теперь совсем другой уровень, здесь
нужны специалисты". Он согласился, но потом решил, что сам будет руководить
предвыборной кампанией.
- Самонадеянно?
- Трудно сказать. Ведь знаете, кампания, специалисты - все это требовало больших
денег. У нас их не было. Вот Собчака полтора года преследовали неизвестно за
что, якобы за квартиру, которую он купил за счет города. Но на самом деле у него
не было денег ни на квартиру, ни на предвыборную кампанию, потому что мы не
занимались извлечением средств из бюджета города. Нам даже в голову не
приходило, что можно найти таким путем нужные суммы.
Вот Яковлеву эти суммы были предоставлены. За счет Москвы. Потому что его
поддерживали как раз те люди, которые организовали работу против Собчака.
- Там тогда активно Коржаков играл против...
- По имевшейся у нас тогда информации - и Сосковец тоже. Потом подключились и
правоохранительные органы. Играли они очень грязно.
Где-то за полтора года до выборов приехала комиссия, назначенная руководителями
трех ведомств - ФСБ, МВД и прокуратуры. Завели несколько уголовных дел. Собчака
сделали свидетелем по двум из них. А в ходе предвыборной кампании послали запрос
в Генеральную прокуратуру: проходит Собчак по уголовным делам или нет. В тот же
день получили ответ: да, проходит по двум уголовным делам, - но, естественно, не
написали, что свидетелем. Размножили ответ в виде листовок и разбросали с
вертолета над городом. Вот это прямое вмешательство правоохранительных органов в
политическую борьбу.
Собчак решил сам руководить штабом. Потом подключилась Людмила Борисовна, его
супруга. И он объявил, что она будет возглавлять штаб. Мы переубедили его и ее,
потому что не были уверены, что ей станут подчиняться все, кто нужен для работы
в штабе.
Пока решали, кто будет руководить кампанией, упустили массу времени.
Перед первым туром мы с Алексеем Кудриным, который тоже был заместителем
Собчака, решили все-таки включиться. Но Собчак сказал, чтобы я продолжал
заниматься городом. Надо же было, чтобы кто-то занимался хозяйственной
деятельностью пятимиллионного Петербурга в тот период.
Тем не менее в последний момент, между первым и вторым турами, мы с Кудриным еще
раз все же попытались включиться, но это было уже бессмысленно.
Выборы мы благополучно продули.
"КОРОЧЕ, Я РЕШИЛ УЙТИ"
Еще некоторое время после поражения я сидел в кабинете в Смольном. Шел второй
тур президентских выборов, а я был в санкт-петербургском отделении штаба Ельцина
и активно там работал. Новый губернатор Владимир Яковлев сразу не стал выгонять
меня из кабинета, но как только президентские выборы закончились, меня довольно
жестко попросили освободить помещение. К тому времени я уже отказался от
предложения Яковлева сохранить за мной пост заместителя мэра. Он сделал его
через своих людей.
Я считал для себя работу с Яковлевым невозможной, о чем ему и сообщил.
Тем более в процессе предвыборной борьбы я был инициатором заявления, в котором
все чиновники мэрии подтвердили, что в случае поражения Собчака они покинут
Смольный. Было очень важно высказать консолидированное мнение, чтобы все люди,
которые работали с Анатолием Александровичем, с его администрацией, поняли, что
его проигрыш - это крушение и для них. Хороший стимул, чтобы все включились в
борьбу.
Мы тогда собрали журналистов и сделали открытое заявление для прессы, которое я
озвучил. Так что после этого мне оставаться в мэрии было просто неприлично.
К тому же в ходе предвыборной кампании я несколько раз прошелся по Яковлеву. Уже
не помню, в каком контексте, но в одном из телевизионных интервью я назвал его
иудой. Как-то так к слову пришлось, и я его приложил.
Хотя отношения с Яковлевым у нас от этого лучше не стали, но, как ни странно,
все-таки сохранились.
Но все равно остаться я не мог. Впрочем, как и многие другие сотрудники.
Помню, как пришел ко мне Миша Маневич и говорит: "Слушай, я хочу с тобой
посоветоваться. Мне Яковлев предлагает остаться на посту вице-мэра". Я говорю:
"Миша, конечно, оставайся". А он говорит: "Ну как же, мы же договорились, что
все уйдем". Я ему: "Миш, ты что? Это же предвыборная борьба была, мы были
вынуждены это сделать. Но теперь-то на кого все это оставлять, кто будет
работать? Городу нужны профессионалы". Я уговорил его остаться.
Миша был потрясающий парень. Мне так жалко, что его убили, такая
несправедливость! Кому он помешал?.. Просто поразительно. Очень мягкий,
интеллигентный, гибкий в хорошем смысле слова. Он принципиальный был человек,
под всех не подстраивался, но никогда не лез на рожон, всегда искал выход,
приемлемые решения. Я до сих пор не понимаю, как такое могло случиться. Не
понимаю.
Кроме Миши, я еще нескольких сотрудников уговорил остаться. Дима Козак, который
был руководителем юридического управления, уже написал заявление, уволился. И я
его уговорил вернуться - он вернулся. Но вообще, тогда довольно много народа
ушло из Смольного, не только из руководства.
МАРИНА ЕНТАЛЬЦЕВА:
Заявление об уходе я написала в последний день работы Владимира Владимировича в
Смольном. Уходила я в никуда, никакого запасного аэродрома у меня не было.
Работать с Путиным было сложно, но очень интересно. Работать с умными людьми
вообще интересно. И я себе не представляла, что смогу работать с кем-то другим.
Владимир Владимирович догадывался о моих настроениях еще до того, как я пришла к
нему с заявлением. Он меня стал отговаривать: "Марина, почему вы решили уйти?
Подождите, не уходите". Он сказал, что не знает, где будет работать дальше, и не
уверен, что сможет в будущем предложить мне какую-то работу. Я ответила:
"Независимо от того, сможете вы мне предложить что-то или нет, я все равно
работать здесь не буду".
Когда я принесла ему на подпись заявление о своем уходе, глаза у меня были на
мокром месте. Он заметил это, попытался меня успокоить: "Мариночка, не надо так
расстраиваться". Я постаралась взять себя в руки: "Все, извините, пожалуйста,
больше не буду". Он опять: "Не расстраивайтесь так, пожалуйста".
Конечно, я довольно тяжело все это переживала. Было жаль, что заканчивается
такой интересный и довольно значимый период в моей жизни.
И все-таки я была абсолютно уверена, что у Владимира Владимировича все должно
быть хорошо, и понимала, что такой умный человек не может остаться
невостребованным.
В июле мы с семьей переехали на дачу, которую я строил несколько лет, и стали
жить там в ожидании, - ведь я "такой нужный всем" и меня обязательно куда-нибудь
позовут. Анатолий Александрович твердо так сказал, что меня непременно сделают
послом. Он тогда переговорил с Примаковым и сказал мне: "Я с министром говорил -
будешь послом". Я, конечно, сомневался, что меня послом куда-то отправят, но мне
было неловко Собчаку говорить: "Анатолий Александрович, это чушь несусветная! Не
только мне, но и вам не видать никакого посла как своих ушей!" Так и случилось.
"СОБЧАК БЫЛ НАСТОЯЩИМ"
Анатолий Александрович Собчак был человеком эмоциональным. Он всегда любил быть
в центре внимания, чтобы о нем говорили. При этом ему, как мне казалось, было
отчасти все равно, ругают ли его или хвалят.
В начале своей работы в Ленсовете он несколько раз позволил себе резко
высказаться об армии. Назвал генералов тупоголовыми, хотя на самом деле не
считал, что они тупоголовые. Я это знаю. Собчак нормально относился к армии.
Пришлось к красному словцу, в запале, вот и сказал. Ему казалось, что широкая
общественность поддерживает такое мнение, вот и лепил. Ошибка.
А генералы его на дух не переносили. Как-то было заседание военного корпуса или
что-то в этом роде. Сам он член военного совета Ленинградского военного округа,
и это заседание у него в плане стояло. А тут Алла Борисовна Пугачева в город
приезжает. Он мне говорит: "Слушай, позвони генералам и скажи, что я не приеду".
Он на самом деле хотел Пугачеву встретить. А генералы и так уже из-за него
перенесли заседание, неудобно, обидятся. "Надо, - говорю, - ехать". - "Ну скажи,
что я заболел!" И все-таки уехал в аэропорт встречать Пугачеву.
Я звоню командующему: "Вы знаете, Анатолий Александрович не приедет. Он
заболел". - "Да? Ну ладно, спасибо, что сказали". Недели через две мы с
командующим встречаемся, и он мне с обидой говорит: "Значит, заболел, да?"
Оказывается, видел по телевизору, как Собчак встречал Пугачеву и потом поехал на
ее концерт. И тут же нехорошо отозвался об Алле Борисовне, хотя она была здесь
совершенно ни при чем: "Вот этих... значит, встречать у него время есть? Даже
болезнь превозмог. А заняться государственными делами времени нет?"
- Когда Собчак улетал в Париж, вы где были?
- В Петербурге, хотя работал уже в Москве.
- Расскажите.
- А что рассказывать?
- А там какая-то хитрая история была с его отъездом...
- Ничего хитрого. Я был в Питере, встречался с ним, в больницу к нему приходил,
навещал.
- Вы просто прилетели попрощаться?
- Нет, я не прощался, я навестил его в больнице, и все. Он лежал в
кардиологической больнице, а потом начальник Военно-медицинской академии Юра
Шевченко перевел его к себе.
И 7 ноября его друзья, по-моему, из Финляндии прислали санитарный самолет, и он
на нем улетел во Францию, в госпиталь.
- То есть вот так, ничего никто не организовывал, просто прислали самолет?
- Да, друзья прислали самолет. Поскольку это было 7 ноября, когда страна начала
праздновать, то его отсутствие в Санкт-Петербурге обнаружилось только 10.
- Внешне это все выглядит как спецоперация, хорошо организованная
профессионалом.
- Да ну? Ничего здесь не было особенно специального. В газетах писали, что его
провезли без досмотра. Ничего подобного, он прошел и таможенный, и пограничный
контроль. Все как положено. Штампы поставили. Положили в самолете. Все.
