вещь, упрямствуя в своем забавном нежелании делать выводы из теории,
которое Шеф уже считал характерным для всей арабской культуры: опыты с
полетом человека ли, мальчика ли, будут гораздо безопаснее в спокойном море,
а не на каменистых берегах Гвадалквивира. Шеф уже сбился со счета, сколько
легковесов из команды Орд-лава не прочь искупаться.
Змей коснулся воды, что вызвало общий стон разочарования. Ладья, одна из
тех пяти, что поднимались вверх по Гвадалквивиру к Кордове, развернулась,
викинги неторопливо подошли на веслах к змею и начали извлекать из воды его
и ведущий к нему трос.
У двухмачтовых кораблей имелся один недостаток: он не был заметен в
Атлантике, для плавания по которой их и сконструировали. Это были
настоящие парусники, быстрые, остойчивые, приспособленные нести онагры и
арбалеты, а также десятки тонн запасов провизии и воды. В британских и
скандинавских водах, где ветер буквально никогда не стихал и чаще был слиш-
ком сильным, чем слишком слабым, они с успехом очищали моря от кораблей
франков и викингов - первые были слишком тихоходными, а вторые слишком
хрупкими, чтобы противостоять им.
Но никто не пытался провести их на веслах дальше нескольких сотен ярдов до
выхода из гавани, и делалось это с помощью гигантских гребных бревен,
рассчитанных на четырех человек, при этом скорость была черепашьей. А во
Внутреннем море нередко - как и сегодня - стоял мертвый штиль. Распустив
оба паруса и ловя малейшее дуновение ветра с моря, "Победитель Фафнира" и
другие корабли класса "герой" - "Победитель Грендаля", "Зигмунд", "Вада",
"Теодрик", "Хагена" и "Гильдебранд" - едва плелись. В отличие от них суда
викингов выдерживали походную скорость эскадры при самой ленивой гребле,
и их команды были счастливы израсходовать избыток энергии, гоняясь за
упавшим в море змеем. А галерный флот после нескольких взрывов негодова-
ния кордовского адмирала, по-видимому, смирился с таким положением дел.
Теперь установился следующий порядок: утром галеры уходили на веслах
вперед, днем предавались долгой сиесте, а на заходе солнца снова неслись
вперед, чтобы найти питьевую воду и разбить лагерь на ночь. Неверные за
время сиесты наверстывали упущенное, и в конце концов все встречались
вечером. Связь между главными силами флота и отставшими парусниками
поддерживалась благодаря нахолившимся в промежутке между ними кораблям.
Из вежливости - а скорее потому, что не доверял majus, - сам адмирал на
зеленой галере держался поблизости, вместе с четырьмя десятками больших
кораблей, что было вполне достаточно, чтобы при необходимости окружить и
взять на абордаж флот Шефа. И не имелось другого способа защититься от
арабов, как только держать их на расстоянии, чтобы было время пустить в ход
онагры. Поразмыслив, Шеф смирился с таким положением. Раз уж арабы не
напали на него на улицах Кордовы, вряд ли они сделают это здесь, во время
похода на грозного общего врага.
Хагбарт готовился к полуденной церемонии, во время которой измерял
высоту солнца над горизонтом с помощью своих инструментов, чтобы сверить
результат с составленными им таблицами. Практического значения это почти не
имело. По результату можно было судить - если Шеф правильно ухватил суть
идеи, - как далеко на север или на юг они заплыли, но фактически Хагбарт мог
лишь сказать, какому месту на атлантическом побережье это соответствует по
широте. Вот если бы у них была хорошая карта... Шеф отлично понимал, от
скольких неприятностей подобная информация могла бы избавить его с това-
рищами во время их перехода через гористый норвежский Киль от берегов
Атлантики до Ярнбераланда.
Шеф развернул подаренную арабами карту, которая, надо признать, была
лучше всех, что он видел за свою жизнь. Этой ночью они набрали воды в порту
Дения , хорошо защищенной гавани с пологими берегами, на которые легко
было вытащить корабли с малой осадкой. Командир местного гарнизона
сообщил, что христиане, и в частности грозный Красный флот греков, за
последнюю пару недель высаживались на берег уже меньше чем в ста милях к
северу. Значит, они в любой момент могут появиться на горизонте.
При этой мысли Шеф поднял голову и позвал впередсмотрящего:
- Видно что-нибудь?
- Ничего, государь. На флагмане натянули навес и перестали грести, сейчас
мы их обгоняем. В море несколько рыбацких лодок. На всех эти забавные
треугольные паруса. Горизонт чист, как у шлюхи...
Окрик Хагбарта прервал это изысканное сравнение. По какой-то причине
Хагбарт решил, что следует оберегать единственную на борту женщину от
непристойностей. Все викинги, заметил Шеф, хотя и не любили Свандис, не
могли полностью избавиться от благоговейного трепета, который вызывала у
них кровь Рагнарссонов.
Хагбарт плюхнулся, скрестив ноги, прямо на палубу около Шефа с картой, а
рядышком удобно устроились на раскладных холщовых табуретках Ханд и
Торвин. Шеф осмотрелся, соображая, кого еще позвать на импровизированный
военный совет. Бранда на борту не было, он заявил, что вернется на свой
корабль "Нарвал", построенный им взамен долго оплакиваемого "Моржа". Он
объяснял, что неуютно себя чувствует на величественном "Победителе
Фафнира", предпочитая ему свое маневренное судно. Шеф подозревал, что
Бранд просто не мог выносить присутствия Свандис - не то из-за ее отца, не то
из-за нее самой. Скальдфинн стоял неподалеку у борта. Почему он не подходит?
Шеф догадался, что Скальдфинн не хочет оставлять в одиночестве еврея
Сулеймана, но не уверен, что остальные будут рады присутствию Сулеймана,
ведь теперь тот прекрасно научился понимать их разговоры.
Сулейман был личностью странной, гордой и неприступной. На протяжении
многих недель Шеф и подумать не мог о нем иначе, как о машине для перевода,
однако во время уроков языка постепенно стал кое о чем догадываться. Шеф на-
чал подозревать, что, несмотря на всю показную преданность Абд эр-Рахману и
арабским хозяевам, Сулейман... не заслуживает доверия? Может поддаться
нажиму? Помимо всего прочего, выяснилось, что в мире ислама иудеи и
христиане платили налоги, а мусульмане - нет. Это не могло не стать
причиной обид и недовольства. Шеф помахал рукой Скальдфинну, показывая,
что Сулейман тоже может к ним присоединиться.
- Итак, - сказал Хагбарт, - объясни нам еще раз, государь, каков твой
замысел. Мы запускаем в воздух змеев, крадем у христиан греческий огонь и
кидаем его с неба.
Шеф улыбнулся:
- Только не говори Мухатьяху. Он скажет, что его наставник первый до
этого додумался. Ладно. Мы находимся где-то здесь. - Он ткнул в карту
корявым пальцем с обломанными ногтями. - Христиане не могут быть далеко,
и все кругом твердят, что они ищут нас точно так же, как мы ищем их. Следует
ожидать столкновения лоб в лоб. Значит, именно его мы и постараемся избе-
жать. Они знают то, чего не знаем мы, а мы знаем то, чего не знают они.
- Начни с самого легкого, - посоветовал Хагбарт, самый молодой и
беззаботный из жрецов Пути. - Скажи, что знаем мы.
Шеф снова улыбнулся:
- Первое, что мы знаем, - никто из них, ни христиане, ни арабы не умеют
сражаться на море.
Молчание и обмен взглядами. Наконец Сулейман, предварительно
убедившись, что никто из сподвижников короля не жаждет попасться на эту его
удочку, решил сам задать напрашивающийся вопрос:
- Простите, государь? Но ведь андалузский флот выиграл много битв на
море. Как и греческий. Вы хотите сказать - они сражаются не совсем
правильно?
- Нет. Я хочу сказать, что это не были морские сражения. И это видно по
тому, как ведет себя старик, адмирал как-его-там. - Шеф ткнул пальцем за
плечо в сторону укрытых навесами галер, застывших в послеобеденной сиесте
на морской глади в двух милях от них. - Его основная идея - дать сухопутное
сражение, в котором на одном из флангов будет действовать флот. С тех пор как
мы встретились с их сухопутной армией, идущей вдоль берега - где это было, в
Аликанте? - он все время старается не разлучаться с ней. Конечно, наши
парусники их задерживают, но мы могли бы двигаться быстрее, если бы шли
под парусами всю ночь, нам это нетрудно. Но адмирал каждый вечер встает на
стоянку рядом со своей сухопутной армией. Они собираются драться на берегу,
армия на армию и флот на флот. Они никогда не уходят далеко от своей пресной
воды -дайне могут, имея на борту столько гребцов, при такой-то жаре, - и
никогда не уходят далеко от своих сухопутных войск, пеших и конных.
- И какое это дает нам преимущество? - осторожно осведомился Торвин.
То, что говорил его бывший подопечный, нередко звучало как бред одержимого,
но никто не осмелился бы назвать так победителя в битвах при Гастингсе и
Бретраборге.
- Я бы хотел сделать так: обнаружить противника, потом, воспользовавшись
легким бризом, который каждое утро дует с суши, отойти подальше от берега, а
днем напасть на противника с фланга и тыла со стороны открытого моря. Тогда
мы сможем использовать катапульты при дневном свете, а флот противника
будет зажат между нами и берегом.
- Но у вас только семь кораблей с... как вы их называете? с мулами, -
деликатно напомнил Сулейман. - Достаточно ли будет семи для такой великой
битвы?
- У адмирала сотни галер, - ответил Шеф. - Столько же, как нам сказали,
было у адмиралов тех двух флотов, которые греки уже уничтожили. Эти галеры
были беспомощны против греческого огня. Мы надеемся, что флот христиан
окажется беспомощен против наших камнекидалок.
- Чтобы расстрелять несколько сотен кораблей, потребуется много времени,
- скептически заметил Торвин.
- Вот именно. Я хочу уничтожить только корабли с греческим огнем.
Говорят, что это красные галеры. Их всего штук двадцать. В этой битве
значение будут иметь только двадцать галер с огнем и семь наших кораблей с
мулами. И те, что начнут первыми, победят. Все остальные суда, как только этот
.вопрос решится, будут просто свиньями на убой. Ягнятами на заклание, я хотел
сказать, - торопливо поправился Шеф, вспомнив странные диетические
ограничения, существующие как у мусульман, так и у евреев.
- Понимаю, - сказал Скальдфинн. - Но еще один вопрос: что же знают
они, чего не знаем мы?
- Вот я и не знаю, - вставил Шеф, пока никто не успел дать очевидный
ответ. Все северяне рассмеялись, а Сулейман бесстрастно поглядывал на них и
оглаживал бороду. Они как дети, подумал он, правильно сказал Абд эр-Рахман.
Они могут смеяться над чем угодно. У них все время шуточки, подначки,
перепрятывают чужую еду, связывают вместе шнурки обуви. Сам король весь
день запускает воздушных змеев и ничуть не смущается, что они то и дело
падают в море. У них нет чувства собственного достоинства. Или, наоборот, они
считают, что их достоинство невозможно умалить такими пустяками? Мухатьях
до хрипоты доказывал, что они глупы и необразованны. Однако они учатся с
устрашающей скоростью, а Мухатьях никогда не был способен научиться тому,
что не освящено авторитетом наставника или, еще лучше, авторитетом книги.
Интересно, недоумевал Сулейман, что же на самом деле думает одноглазый?
- Как я надеюсь, они не знают, что мы уже здесь, - в завершение сказал
Шеф. - В этих южных морях еще никто не сталкивался с установленными на
кораблях катапультами. Они, видимо, ожидают встретить еще один излишне са-
моуверенный мусульманский флот, многочисленный и отчаянно храбрый. В
этом случае мы должны с ними справиться. Но если они знают, что мы здесь,
думаю, что они попытаются атаковать нас ночью. В полной противоположности
тому, чего хотим мы. Чтобы расстрелять их на расстоянии, нам нужен свет и
нам удобней было бы разойтись в линию. Они хотят подобраться скрытно и
напасть на скученный флот с близкого расстояния, когда неважно - есть свет
или нету. В любом случае они своего добьются.
- Ответ на это напрашивается сам собой.
- Точно, - согласился Хагбарт. - Мы встанем у берега под прикрытием
остальных кораблей флота. Если враги их подожгут, у нас будет достаточно
времени, чтобы взвести пружины онагров, и достаточно света, чтобы стрелять.
