и тут же закурил: смотреть на яркий свет было больно. Когда он осторожно
открыл их снова, ему пришлось сморгнуть слезы. Он посмотрел на незнакомое
лицо, низко склонившееся над ним.
- Ты меня слышишь, Брайан? - произнесла женщина. Он попытался
ответить, но почувствовал такую сухость в горле, что закашлялся.
- Воды!
Прохладная жесткая трубка просунулась ему в рот, и он с
благодарностью принялся сосать. Поперхнулся, снова закашлялся, и в голове
его прокатилась волна боли. Он застонал.
- Голову... больно, - с трудом выговорил он.
Боль не уходила, заставляя его стонать и корчиться. Боль была так
сильна, что заглушила все остальное. Он не заметил укола иглы, вонзившейся
ему в руку, но вздохнул с облечением, когда охватившая его мука начала
отступать.
Перед тем как снова открыть глаза, он долго колебался, а потом долго
пытался сморгнуть навернувшиеся слезы, которые мешали видеть.
- Что...
Голос его прозвучал как-то странно, но в чем дело, он понять не мог.
Почему? Не его голос? Слишком низкий, слишком хриплый. Он еще вслушивался,
когда откуда-то издалека донесся другой голос:
- С тобой произошел несчастный случай, Брайан. Но теперь все в
порядке - будет все в порядке. У тебя где-нибудь болит?
Болит? Боль в голове стала меньше, как будто ее что-то заглушало. Где
еще болит? Спина, да, спина, и рука тоже. Подумав об этом, он посмотрел
вниз, но не увидел своего тела. Оно чем-то покрыто. Что он чувствует?
Боль?
- Голова... И спина.
- Ты был ранен, Брайан. В голову, руку и спину. Я дала тебе кое-что,
чтобы боль прошла. Скоро тебе станет лучше, - сказала Эрин, заботливо
вглядываясь в белое лицо на подушке, окутанное белыми повязками. Открытые
глаза были красны, слезились и то и дело моргали, вокруг них лежали темные
круги. Но он вопросительно смотрел на нее, следил за ее движениями. И
говорил, довольно разборчиво. Только какой-то странный выговор - явный
ирландский акцент. За годы, прожитые в Америке, его манера говорить
изменилась. Но у того, прежнего Брайана усвоенный с детства ирландский
акцент был, конечно, заметнее. Да, это он, Брайан.
- Ты был очень болен, Брайан. Но сейчас тебе уже лучше, и дальше
будет становиться еще лучше.
Но с каким из Брайанов она говорит? Она знала, что, развиваясь,
человек постоянно усваивает что-то новое. Но он не обременяет свое
сознание, припоминая во всех подробностях то, что усвоил, - как завязывать
шнурки или держать в руке карандаш. Подробности остаются достоянием той
личности, которая их запоминала. А на эту личность в ходе развития
наслаивается новая, погребая ее под собой. Как это делается, пока
неизвестно - возможно, что на каком-то уровне сознания так и существуют
все те личности. Но тогда с какой из них она сейчас говорит?
- Послушай, Брайан. Я задам тебе один очень важный вопрос. Сколько
тебе лет? Ты меня слышишь? Можешь вспомнить, сколько тебе лет?
Это оказалось намного труднее, чем все, о чем он до сих пор
размышлял. Пора спать.
- Открой глаза, Брайан. Спать будешь немного позже. Брайан, скажи
мне, сколько тебе лет.
Какой трудный вопрос. Сколько лет. Годы. Время. Даты. Месяцы. Места.
Школа. Люди. Он не знал. Мысли его путались, и он растерялся. Лучше
заснуть. Он хотел заснуть, - но вдруг весь похолодел от страха, сердце его
бешено забилось.
- Сколько... мне лет? Я не знаю.
Он заплакал. Слезы сочились из-под плотно зажмуренных век. Она
ласково погладила его по лбу, покрытому капельками пота.
- Можешь заснуть. Ничего. Закрой глаза. Спи.
Она слишком поспешила, была слишком настойчива. Так нельзя. Она
выругала себя за нетерпеливость. Еще слишком рано пытаться включить его
личность в ход времени. Сначала его личность еще должна восстановить
собственную целостность. Но рано или поздно это случится. С каждым днем
становилось яснее, что это уже личность, а не набор слабо связанных между
собой воспоминаний. Все получится. Процесс идет медленно, но успешно.
Брайана уже удалось продвинуть вдоль его собственной линии жизни
настолько, насколько это возможно. Насколько именно, она пока не знала -
придется потерпеть. Настанет день, когда он сам сможет ей это сказать.
Прошло больше месяца, прежде чем доктор Снэрсбрук снова задала тот же
вопрос.
- Сколько тебе лет, Брайан?
- Больно, - пробормотал он, не открывая глаз и бессильно повернув
голову на подушке. Она вздохнула. Не так легко это будет.
Снова и снова задавала она свой вопрос. Дни выпадали разные - и
хорошие и плохие, чаще плохие. Время шло, и понемногу она начала
отчаиваться. Тело Брайана поправлялось, но связь его с сознанием все еще
оставалась слабой и хрупкой. Все еще не теряя надежды, она как-то снова
спросила:
- Сколько тебе лет, Брайан?
Он открыл глаза, посмотрел на нее, нахмурился:
- Вы меня уже спрашивали, я помню.
- Очень хорошо. Как ты думаешь, сможешь ты ответить сейчас?
- Не знаю. Я знаю, что вы меня уже спрашивали.
- Да, спрашивала. Ты молодец, что помнишь.
- Это голова, да? У меня что-то с головой?
- Совершенно верно. У тебя было кое-что с головой. Но сейчас тебе
намного лучше.
- Я думаю головой.
- Снова верно. Тебе становится гораздо лучше, Брайан.
- Я плохо думаю. И моя спина, и рука... Болят. Моя голова...
- Правильно. У тебя была повреждена голова. Спина и рука тоже, но они
быстро заживут. А повреждения головы были очень серьезные, поэтому у тебя
может что-то путаться в памяти. Не беспокойся, со временем все придет в
норму. Я здесь и буду тебе помогать. Поэтому когда я задаю тебе вопросы,
ты должен помогать мне. Попробуй ответить, как сможешь. Скажи, сколько лет
тебе было в последний день рождения?
- День рождения. Торт... розовый торт.
- Со свечками?
- Много свечек.
- Ты можешь сосчитать их, Брайан? Попробуй сосчитать свечки.
Губы его зашевелились, глаза все еще были закрыты. Он изо всех сил
напрягал память, так что даже заворочался в кровати.
- Зажжены. Горят. Я их вижу. Одна, две... еще.. Всего, по-моему...
да, четырнадцать.
Женщина с седыми волосами улыбнулась, протянула руку и потрепала его
по плечу. Она все еще улыбалась, когда его веки, дрогнув, поднялись, глаза
раскрылись и посмотрели на нее.
- Хорошо, очень, очень хорошо, Брайан. Меня зовут доктор Снэрсбрук. Я
ухаживаю за тобой все это время, с тех пор как произошел несчастный
случай. Так что можешь мне поверить, если я говорю, что тебе стало намного
лучше - и дальше будет становиться еще лучше. Я тебе потом объясню. А
сейчас поспи.
Ему приходилось нелегко. Иногда казалось, что, сделав шаг вперед, он
тут же делает два шага назад. Боль как будто уменьшалась, но все еще
беспокоила его, временами он только о ней и мог говорить. Аппетита у него
почти не было, но капельницы с питательным раствором он попросил убрать.
Однажды он целый день проплакал от страха; что его напугало, доктор
Снэрсбрук так и не узнала.
Но мало-помалу, под ее неумолимым напором, память его стала
восстанавливаться. Перепутанные обрывки прошлого понемногу связывались
между собой, складываясь в единую картину. Правда, обширных кусков
воспоминаний еще не хватало. Она видела это, а он нет. Как можно
чувствовать, что не хватает того, чего ты совершенно не помнишь? Личность
Брайана медленно, но верно восстанавливалась и крепла с каждым днем. И вот
однажды он спросил:
- Мой отец... Долли... как они? Я их давно не видел.
Эрин ждала этого вопроса и заранее подготовила тщательно продуманный
ответ.
- Когда тебя ранили, были и другие жертвы, - но никто из тех, кого ты
знал, не пострадали. А теперь тебе лучше всего немного отдохнуть.
Она кивнула сестре, и Брайан уголком глаза заметил, как та ввела
что-то из шприца в катетер, соединенный с его веной. Он хотел еще
поговорить, задать множество вопросов, попытался шевельнуть губами, но
вместо этого погрузился в бездонную тьму.
Когда доктор Снэрсбрук пришла к Брайану в следующий раз, с ней был
нейрохирург больницы Ричард Фостер, который хорошо знал всю историю
болезни больного Дилени.
- Никогда не видел, чтобы больные так успешно поправлялись после
таких тяжелых травм, - сказал Фостер. - Это беспрецедентно. Такие обширные
повреждения мозга всегда ведут к серьезным нарушениям. Мышечная слабость,
паралич, тяжелый сенсорный дефицит. Однако у него, по-видимому,
функционируют все системы. Поразительно, что у него вообще хоть частично
восстановилось сознание. Обычно такие больные обречены на коматозное
состояние. Он должен был превратиться в растение.
- Мне кажется, вы оперируете не теми понятиями, - терпеливо принялась
объяснять доктор Снэрсбрук. - На самом деле Брайан вовсе не "поправился" в
обычном смысле слова. Восстановление нервных связей не имело ничего общего
с естественным заживлением. Его мозг перестал быть грудой обломков только
потому, что мы все эти связи заменили.
- Это я понимаю. Но не могу поверить, что все они соединены
правильно.
- Боюсь, что тут вы совершенно правы. Наши действия могли быть лишь
приблизительными. Так что сейчас, когда какая-то структура в одной части
его мозга посылает в другую часть сигнал - например, команду шевельнуть
рукой или ногой, - вполне возможно, что это не тот самый сигнал, который
был бы послан до травмы. Но если хотя бы часть соединений, которые мы
сделали, оказались правильными, то хотя бы некоторые из этих сигналов
попадут более или менее туда, куда надо, где они вызовут приблизительно
нужный эффект. А это самое важное. Предоставьте мозгу хоть капельку
возможности, и все остальное он сделает сам. Это как при любой операции.
Хирург всегда работает приблизительно. Он никогда не может в точности
восстановить то, что было раньше, - но это обычно не имеет особого
значения, потому что организм на многое способен сам.
Она взглянула на мониторы: артериальное давление, температура,
дыхание и самое главное - энцефалограмма. По экрану плыли характерные
волны, соответствующие нормальному глубокому сну. Увидев их, она с
облегчением вздохнула. Результаты были, вне всякого сомнения,
положительными. Все происходившее в последние недели подтверждало, что ее
нетрадиционный, новаторский, непроверенный план все-таки может привести к
успеху.
Ждавший в приемной Беникоф начал подниматься со стула, но она сделала
ему знак снова сесть и сама уселась в мягкое кресло напротив.
- Победа! - радостно произнесла она долгожданное слово. - Когда вы
видели его в последний раз, это было еще только начало. Я много работала с
ним, помогала снова обрести доступ к воспоминаниям и мыслям, которые
оставались на периферии сознания. У него еще многое путается, это
неизбежно. Но он уже хорошо говорит, он сказал мне, сколько ему лет, -
четырнадцать. А теперь он спрашивает про отца и мачеху. Вы понимаете, что
это значит?
- Прекрасно понимаю - и счастлив, что первым поздравляю вас. Вы
получили по сути дела мертвое тело с погибшим мозгом и восстановили его
память в достаточной мере, чтобы довести ее до четырнадцатилетнего
возраста.
- Ну, не совсем так. В какой-то степени это иллюзия. Действительно, у
Брайана восстановлена значительная часть воспоминаний до
четырнадцатилетнего возраста. Но далеко не все. Кое-чего еще не хватает,
кое-что утрачено навсегда. В его памяти останутся пробелы, которые могут
