самостоятельно отправлять мессу. Однако участвующий в ней. И это тоже
было неправильно, поскольку его хозяева, черные монахи из Йорка,
постыдились бы, если бы один из них участвовал в такой неторжественной и
нищенской церемонии.
Шеф понял, что паства состояла из рабов. А точнее говоря, из трэлей.
Большинство из них были в ошейниках. Без ошейников были только
женщины.
Женщины бедные и старые. Так зародилась христианская церковь, словно
бы вспомнилось Шефу. Среди римских рабов и отверженных.
Некоторые из причащающихся в страхе оглянулись, заслышав снаружи
тяжелые шаги и громкие голоса. Взгляд Шефа переместился. Снаружи, по
деревенской улице, приближалась дюжина разъяренных мужчин, громко
переговаривающихся друг с другом. У них был выраженный шведский выговор,
как у Гудмунда. Настоящие шведы, из самого сердца Швеции.
- Отвлекает моих трэлей от работы! - кричал один.
- Собрал сюда баб, и кто его знает, что у них там за праздник любви!
- Надо им показать, где их место. И ихнему попу тоже? По нему давно
ошейник плачет!
Один из передних закатал рукав на мускулистой руке. Он нес тяжелый
кожаный кнут. Спина Шефа отозвалась болезненными воспоминаниями.
Когда шведы подошли к двери приспособленного под церковь амбара, от
косяка отделились две тени. Люди в доспехах, в шлемах с боковыми
щитками. В руках короткие копья, но на поясе мечи.
- Вы пришли в церковь молиться? - спросил один из них.
- Тогда этот кнут вам ни к чему, - добавил другой.
Шведы замялись, остановились у входа. Они не взяли с собой оружия,
кроме ножей, очевидно, не рассчитывали на сопротивление, но это были
большие сильные люди, разъяренные, привыкшие встречать страх и
покорность, и их была целая дюжина. Они могли бы пойти напролом.
Кто-то в ночи пролаял приказ, и из-за угла амбара вышла двойная
колонна вооруженных людей, шагая нога в ногу, к изумлению Шефа, который
раньше никогда не видел ничего подобного. Новый приказ, и строй разом
остановился, развернулся лицом к шведам, опять же одновременно. Пауза,
затем, без приказа, первый ряд шагнул вперед, раз-два-три, и застыл,
почти уперевшись остриями копий в грудь переднего шведа.
Сзади появился Бруно, немец, которого Шеф встречал в Гедебю. Как
обычно, он выглядел довольным и приветливым. В одной руке он держал меч
в ножнах, вытащил его на несколько дюймов, воткнул обратно.
- Знаете, вы можете войти в церковь, - сказал он. - Мы будем рады
вам. Но смотрите, вы должны вести себя соответственно. Несли вы хотите
узнать, кто там был, и, скажем, позднее с ними расквитаться... - голос
его построжал, - мне это не понравится. Говорят, что недавно такое
сделал Торгисл.
- Его сожгли в собственном доме, - сказал один из шведов. -
Правильно. Сгорел, как свечка. Но, знаете, из его домочадцев никто не
пострадал, и все его трэли остались живы. Должно быть, это рука Божья.
Хорошее настроение Бруно внезапно испарилось. Он бросил на землю меч
в ножнах, подошел к переднему шведу, который все еще держал в руках
кнут.
- Когда ты вернешься домой, свинья, ты скажешь: "Ой, у них было
оружие, а у нас не было". Ладно, у тебя, свинья, есть нож, и у меня
есть, взмах, и в руках Бруно оказался длинный односторонней заточки
клинок с бронзовой рукояткой. - Да, смотри-ка, ведь у тебя есть и кнут.
Почему бы нам не связать свои запястья, и я поучу тебя танцевать!
Бруно уставился в лицо противника, потянулся к его руке, лицо его
исказилось, как у Кутреда. Но с гиганта-шведа было уже достаточно. Он
буркнул что-то неразборчивое, задом попятился и исчез в темноте улицы.
Остальные потянулись вслед за ним, причем ругаться они начали только
на безопасном расстоянии. Из амбара, ставшего церковью, неожиданно
донеслось пение. Шеф не узнал ни мелодию, ни исковерканные латинские
слова, но немецкие риттеры вытянулись в строю еще торжественней и начали
подпевать. Vexilla regis prodeunt... "Под знаменем грядущего царя..."
***
А в зале, не так уж далеко оттуда, царь земной, украшенный золотой
диадемой поверх длинных светлых, заплетенных в косички волос, слушал
группу людей, богато одетых, но со странными предметами в руках -
бубнами, сушеными конскими пенисами, полированными черепами.
- ...никакого уважения к богам, - кричали они. - Бедствия для всей
страны. Христиане шляются, где хотят, и никак не уймутся. Сельдь ушла,
хлеб не уродился, снег выпал так рано, как никто не упомнит. Сделай
что-нибудь или пойдешь вслед за дураком Ормом! Король простер руку.
- Что я должен сделать ?
- Принеси великую жертву. Великое жертвоприношение в Упсале. Не
девять человек, девять коней и девять собак, а все самое худшее из
твоего царства.
Самую отраву. Девяносто мужчин и девяносто женщин должен повесить ты
в священной роще, и еще больше должны истекать кровью снаружи. И не
старых изношенных трэлей, купленных по дешевке, а истинных слуг зла.
Христиан, ведьм, колдунов, финнов и лживых жрецов Пути в Асгард! Повесь
их и заслужишь благоволение богов! А если ты не тронешь их, мы снова
отправимся вдоль Эйриксгаты.
Путь Единого Короля, вспомнил Шеф объяснения Хагбарта. Дорога, по
которой должен пройти каждый, желающий стать королем всех шведов, чтобы
преодолеть все испытания. Этот, наверное, уже прошел по ней.
- Хорошо, - голос короля загремел, - я сделаю вот что...
Снова оказавшись снаружи, Шеф увидел громаду языческого храма в
Упсале, зубцами вздымающегося ввысь, с драконьими головами на каждом
углу, с вырезанными на дверях фантастическими изображениями из легенд о
королях. А снаружи священный дуб, к которому шведы в течение тысячи лет
приходили совершать жертвоприношения. С его скрипучих ветвей свисали
трупы. Мужчины, женщины, собаки, даже лошади. Они висят здесь, пока не
сгниют и не упадут с пустыми глазницами и ухмылкой обнажившихся зубов.
Над всем святым местом облаком стояло священное зловоние.
***
И вот Шеф опять открыл глаза в шатре финнов. В этот раз он не вскочил
на ноги, его одолевали слабость и ужас.
- Что ты видел? - спросил Пирууси. Он отводил глаза, как если бы
увидел что-то, что не хотел увидеть, но был при этом напряжен и
внимателен.
- Смерть и угрозу. Для меня, для тебя. От шведов. Пирууси сплюнул на
пол шатра Пехто.
- От шведов всегда опасность. Если они смогут нас найти. Может быть,
и это ты тоже видел?
- Если бы я видел ближе, я бы сказал тебе.
- Тебе нужно еще помочиться?
- Хватит.
- Не хватит. Ты великий... великий spamathr. Выпей то, что прошло
через нашего spamathr.
Что бы это могло значить по-английски, рассеянно подумал Шеф. Мужчина
здесь называется wicca, женщина - wicce. Коварная, как английская witch,
ведьма. Напоминает о ветчине, об окороке. О половинках трупов, висящих в
коптильне.
Он снова поднялся на ноги, встал над чашей.
***
Он знал, что последние два видения происходили "сейчас". И хотя не
"здесь" в смысле шатра финского шамана, но "здесь", в этом мире. Дух его
перемещался только в пространстве.
То, куда он попал на этот раз, не было ни "здесь", ни "сейчас", нечто
совсем иное. Он попал в другой мир. Он находился словно в неосвещенном
подземелье, но откуда-то мерцали лучики света. По-видимому, он шел по
исполинскому арочному мосту, под которым шумела бурная река. Сейчас он
спускался с горбатого моста, к чему-то преграждавшему путь. Не к стене.
На самом деле - к решетке. Это была стена Гринд, загораживающая дорогу в
Хель.
Странно, что слово "гринд" означает и эту стену, и убитых китов. К
решетке прижимались лица, глядели на него, лица, которые он предпочел бы
не видеть. Он продолжал идти. Как он и боялся, первое лицо принадлежало
Рагнхильде, искаженное и ненавидящее; она выплевывала навстречу ему
горькие слова, трясла решетку, словно желая добраться до него. Эту
решетку не сдвинуть было человеческой рукой, живой ли, мертвой ли. Из
груди Рагнхильды обильно капала кровь.
Позади нее стоял маленький мальчик с недоумевающим взглядом. Он,
кажется, не испытывал ненависти к Шефу и не узнал его. Он внезапно
увернулся от третьей фигуры, старающейся схватить его, прижать к тощей
груди. Старая королева Аза с петлей на шее.
"Что они хотят сказать мне ? - не мог понять Шеф. - Что я убил их? Я
это знаю".
Призраки отступили от решетки, неохотно и злобно, словно по
принуждению. Пришел кто-то другой, еще одна женщина. Шеф узнал
изможденное лицо, с которого двумя днями раньше отряхнул снег - то была
незаметно умершая Годсибб. Лицо ее по-прежнему было усталым, но не таким
морщинистым, как ему запомнилось, оно разгладилось в успокоении. Годсибб
хотела говорить.
Голос ее был подобен писку летучей мыши, и Шеф нагнулся, чтобы
услышать.
- Продолжай, - донеслось до него, - продолжай. Я пошла за тобой, и я
попала в Хель. Я бы попала сюда так или иначе. Если бы я не пошла за
тобой, я была бы здесь рабынейих рабыней, - она кивнула на удаляющиеся
тени двух королев. - Я избежала этого.
***
Голос затих, исчезла стена и мост, и тьма. Шеф обнаружил, что
по-прежнему сидит в шатре, а по щекам его катятся слезы. Хотя видение,
казалось, не заняло ни одного удара сердца, он опять оказался последним,
кто очнулся от грез. Остальные смотрели на него, Ханд озабоченно, а
Карли сочувственно. Оба финна выглядели вполне довольными,
удовлетворенными, как будто его чувства доказали, что он тоже человек,
из такой же плоти и крови, как они сами. Шеф медленно поднялся,
пробормотал какие-то слова, взял свое копье, стоявшее у полога шатра. На
его наконечнике выступил иней, но его тяжесть успокаивала нервы. Три
путешественника вышли в морозную ночь в темной березовой роще.
Когда они по снегу подошли к кострам и их окликнул дозорный. Шеф
сказал спутникам:
- Мы должны похоронить Годсибб и остальных как полагается, не сжечь
их и не вешать на деревья. Мы выроем яму под кострищем, где земля
размякла.
Возьмем камни из русла ручья и сложим могильный холм.
- Будет мертвым от этого лучше? - спросил Ханд.
- Думаю, да.
Глава 27
Через один день и две ночи, светлым безветренным утром с легким
снежком, отряд выстроился, готовый выступить в путь. Шеф охотно собрал
бы всех и назначил выступление днем раньше, но Ханд запретил.
- Некоторые слишком слабы, - жестко сказал он. - Начнешь их торопить,
и по утрам будешь находить еще несколько не проснувшихся, как Годсибб.
Шеф, преследуемый воспоминанием о Годсибб, глядящей сквозь решетчатые
ворота в мир Хель, неохотно уступил. Но даже выворачивая камни из
студеной речной воды для ее могильного кургана под взглядами
заинтересованных, но ничего не понимающих финнов, он про себя думал, что
она сказала ему "продолжай".
- Пора выбираться из этого захолустья, - сказал он Ханду, пытаясь
передать ему свою решимость. - Говорю тебе, я видел врагов, окруживших
Гедебю. Может быть, город уже пал, и Рагнарссоны стали сильнее и богаче.
С той скоростью, с какой мы двигаемся, Сигурд сделается королем всей
Дании, прежде чем мы придем туда.
- И именно ты обязан остановить его? - но, взглянув на друга, Ханд
передумал. - Ладно, может быть и так. Однако ты не в состоянии
остановить его отсюда. Мы просто должны двигаться как можно быстрее.
- Ты считаешь, что мои видения правдивы? - спросил его Шеф. - Или все
это лишь действие напитка, как пиво и меды заставляют человека думать,
что он сильнее, чем на самом деле. Может быть, все мои видения - и все
видения Виглика, и все, что видели другие люди Пути, - может быть, это
всего лишь своего рода иллюзия, своего рода опьянение.
