молока, пресную воду. Сейчас я буду грести, а потом будем по очереди
грести и есть.
Шеф нашел на корме ящик с едой и вытащил его. Запасы были подобраны
недурно, но в данный момент Шефа мучала жажда, и он схватил сморщенное
яблоко, сохранившееся с прошлой осени.
- Знаешь, - заметил он с набитым ртом, - это ведь то самое место, от
которого Бранд велел тебе держаться подальше. На север от острова, между
шхер. Судя по тому, что он сказал, местные жители стараются сюда не
заходить. Но когда пошли гринды, они уж не разбирали, по каким местам
гонятся. И если здесь было что-то опасное, оно, видимо, не захотело
связываться с китобойными вельботами. Со всеми сразу.
- Но ему могут понравиться два одиноких человека на заходе солнца,
договорил за него Кутред. Он угрожающе ощерился. - Ладно, пусть
попробует.
Шеф швырнул огрызок яблока за борт, скосил глаз на длинные тени,
вскинул руку и хлопнул ладонью по мускулистому плечу Кутреда. Молча
показал вдаль.
Где-нибудь в четверти мили от них над водой показался гигантский
плавник. В высоту он достигал чуть ли не человеческого роста,
высовываясь из воды под прямым углом. Под ним блеснула черная спина,
потом появилось еще несколько плавников, разрезающих воду, спины
изворачивались и снова уходили в глубину, как ободы гигантских
вращающихся колес.
- Киты-убийцы, - уверенно определил Кутред. За время перехода "Моржа"
на север они неоднократно встречали стада касаток, и всякий раз Бранд
уходил в сторону, с опаской наблюдая за китами. "Никогда не слышал,
чтобы они напали на корабль, - сообщил он. - Никогда не слышал, чтобы
они напали даже на лодку. Но мы и не услышим. Если один из них решит
напасть на лодку, не останется никого, чтобы об этом рассказывать.
Касатки питаются тюленями.
Люди для них могут выглядеть похожими на тюленей. Я никогда не полезу
в воду, если поблизости есть один из китов-убийц".
Плавник вожака неожиданно сменил направление, резко свернув в их
сторону. Кутред, не задумываясь, тоже развернулся и погреб к берегу в
сотне ярдов вдали. На берег здесь невозможно было высадиться, он резко
обрывался в воду, но мели и выступающие камни заставляют касаток
держаться на удалении.
Киты их всегда видят или еще как-то чуют. Плавник шел прямо на лодку,
от его стремительного бега образовался белый бурун.
Касатки чувствуют кровь, когда много ее попадает в воду. Они сами,
может быть, шли за стадом гринд, намереваясь догнать их и поохотиться.
Могут ли эти твари испытать раздражение из-за того, что их опередили? От
того, что ускользнуло сразу так много добычи? Злость на сухопутных
обезьян, с такой легкостью и безжалостностью истребляющих морских
исполинов? А может быть, это было просто возбуждение от растворенной в
воде крови и азартное желание свести счеты с людьми, самоуверенно
лезущими в неведомое. Угроза чувствовалась в самом облике устремившегося
на лодчонку вожака. Шеф сразу же понял, что тот хочет подбросить лодку в
воздух, схватить падающих людей и разорвать их на кусочки своими
коническими зубами.
- Вперед! - крикнул он Кутреду. - Прямо на скалы.
Лодка уткнулась в отвесный каменный лоб, они вытянули руки, чтобы
притянуть ее как можно ближе, с тревогой осознавая, что глубокая вода
кончается в каком-то футе от них. Плавник погрузился и снова вынырнул,
его верхушка была выше головы сидящего на скамье Шефа, а кит прошелся
вдоль берега, почти задевая своим боком обращенный к морю борт лодки.
Шеф увидел на черной туше белые пятна, услышал резкий выдох из
дыхательных отверстий, ощутил на себе холодный внимательный взгляд.
Хвост шлепнул по воде, кит нырнул, разворачиваясь для новой атаки.
Шеф схватил весло, уперся в скалу и провел вдоль нее лодку на
несколько ярдов. Теперь лишь какие-то футы оставались до расщелины в
скале, узкой бухточки, слишком маленькой, чтобы назвать ее фьордом.
Внутри нее кит застрял бы, возможно, он предпочтет уйти. Тем временем
подоспело уже все стадо, продефилировало мимо них, хотя и не так близко,
как вожак, выбрасывая в воздух фонтаны из дыхал.
Кутред оттолкнулся слишком сильно и лодка отошла от берега. Вожак
оказался тут как тут, головой буравя воду. Шеф рванул весло, завернул
нос лодки обратно к берегу. Разом они вставили весла в уключины и
яростно налегли на них, один удар, другой, стремительно врываясь в
спокойную воду расщелины.
Что-то мощно подбросило их снизу, лодка почти выскочила из воды,
начала заваливаться. Шеф знал - если упадет в воду, следующее, что он
почувствует, будут гигантские челюсти, смыкающиеся поперек его туловища.
Он рванулся прочь из лодки, оттолкнувшись со всей силы, и приземлился
одной ногой в воду, а другой на крошечный скальный выступ. Рывок, еще
одно усилие, и он вскарабкался на узкую площадку размером с платок,
уступ на береговом утесе.
Кит тряхнул лодку, и она перевернулась вверх дном. Кутред выскочил из
нее, как ныряльщик, кувырнулся в воздухе, и рухнул вниз среди дождя
высыпавшихся из лодки вещей. Шипастый щит, сделанный из обработанной
Уддом стали, упал в одном футе от руки Шефа.
Тот оцепенело наблюдал, как Кутред шлепнулся в воду и кит повернулся
к нему.
Кутред мгновенье колотился на воде, затем, по-видимому, нащупал почву
под ногами. Он отступал задом к берегу, в шести футах от места, где
стоял Шеф, и все еще был в воде выше колен. Меч каким-то чудом остался у
него в руке, он направил его на приближающиеся черно-белые челюсти. Кит
свернул, и в этот момент Кутред пронзил его длинным выпадом, напрягая и
руку и корпус.
Хруст удара, резкие толчки, всплеск воды от хвоста. Затем кит ушел,
оставив за собой узкий кровавый след и разбитые доски там, где была
лодка.
Кутред медленно распрямился, вытер меч о мокрый рукав. Ящик с
провизией плавал в нескольких футах от него. Он опять шагнул вперед, по
пояс в воду, не спеша забрал ящик, повернулся и пробрался к Шефу,
который неподвижно завис, вцепившись в скалу.
- И как мы теперь отсюда выберемся? - спросил он. - Вплавь не
хотелось бы.
***
Несколько минут они прижимались к отвесной скале, поглядывая на море.
Киты не уходили, сновали по воде туда-сюда. Один из них подплыл к
корме лодки, наполовину погрузившейся в воду в десяти ярдах от берега,
не торопясь, схватил ее челюстями и разгрыз.
Двое потерпевших кораблекрушение с трудом развернулись, чтобы
посмотреть на каменную стенку позади себя. В лучшем случае можно было
сказать, что она не совсем отвесная, а просто очень крутая, круче, чем
склон обычной крыши, только сделанный из камней. Чтобы карабкаться, на
ней имелось множество зацепок для рук и ног. Но склон, казалось, уходил
все вверх и вверх без конца, исчезая в бледном небе. На то, чтобы
достичь вершины, могли потребоваться часы, а остановиться передохнуть
было негде. Однако выбора не оставалось. Медленно и осторожно, помня о
смертельных морских водах внизу, они собрали свои скудные пожитки. У
Кутреда остался его меч и шипастый щит.
Невозможно удержать их, поднимаясь на гору. Через секунду Шеф взял
меч, отрезал кусок от своих кожаных шнурков и протянул Кутреду, чтобы
тот подвесил меч и щит у себя за спиной. Веревочные лямки ящика с
провизией можно было перевязать, приспособить так, чтобы продеть их за
плечи. Шеф взял ящик себе, убедился, что короткий нож крепко держится в
своих ножнах, как и кусок кремня, который он всегда носил вместе с
ножом. Больше у него ничего не было, не считая золотых браслетов на
руках, никакого оружия, кроме поясного ножа.
Медленно и осторожно они начали подъем на гору. Вечность, кажется,
карабкались они от одной трещины к другой, судорожно цепляясь руками и
ногами, стараясь обходить опасные участки, избегая непроходимых мест,
так и не найдя ни одной площадки, чтобы остановиться и посидеть или хотя
бы постоять в безопасности. Мускулы на бедрах начали у Шефа побаливать,
а потом и спазматически дрожать. Он знал, что в любой момент может
случиться судорога. Тогда он потеряет опору и упадет или покатится вниз,
в воду. Под ними не видно было ничего, кроме камня на всем пути, вплоть
до стального серого моря, на котором по-прежнему кружили плавники
китового стада. Шеф заставил себя взобраться еще на несколько футов.
Поставил ногу, оттолкнулся, изо всех сил подтянулся на слабеющих руках.
Услышал голос. Голос Кутреда, всего в нескольких футах над собой.
- Господин, - сказал тот, - еще два-три шага. Здесь есть площадка,
чтобы остановиться.
Словно в ответ на слова Кутреда Шеф почувствовал в правом бедре
жгучую боль сведенной мышцы. Он знал, что должен преодолеть судорогу, но
сил уже не оставалось. Он ощущал, что нога его не держит, сжимал пальцы
в последнем отчаянном усилии.
Его схватили за волосы, безжалостно вздернули вверх. Шеф
почувствовал, что ноги болтаются, как у марионетки, а его тянут наверх и
ставят на уступы.
Задыхаясь, он лег ничком. Кутред схватил его за штаны и подтянул еще
на несколько футов, перевернул и начал разминать сведенную мышцу.
После двух десятков глубоких вдохов Шеф ощутил, что боль отпускает.
Он утер невольно проступившие слезы и сел.
То, на чем они находились, по всем меркам следовало назвать горной
тропой, шириной не больше полутора футов, что на скальном склоне было
неслыханной роскошью. Тропа шла по краю расщелины, в обе ее стороны
видимость составляла лишь несколько ярдов. По направлению к морю от того
места, где они сидели, на тропе была развилка, одна дорожка шла
горизонтально, другая забирала вверх.
Кутред показал на вторую тропу.
- Наверняка эта тропа ведет на самый верх, - сказал он. - Будет
хороший обзор. Я пройду по ней, посмотрю, что там. Может быть, найдем
дров, разожжем сигнальный костер. Рано или поздно китобои должны будут
возвращаться мимо нас.
Еще не скоро, подумал Шеф. И даже тогда они могут пойти мористее
прибрежных островков, как они всегда делают, если только не гонятся за
стадом гринд. Но Кутред уже уходил, держа наготове свой щит и меч. Кто
же мог протоптать эту тропу, размышлял Шеф. Козы? Кто еще может жить
здесь, кроме горных козлов? Странно, что они протоптали такую ровную
тропу.
Неожиданно вернулись голод и жажда. Шеф скинул с плеч ящик с
провизией, вытащил флягу молока, сделал долгий глоток. Поставив флягу
назад, он почувствовал, что уныние и отчаяние навалились на его плечи
подобно тяжелой ноше.
Вид перед ним расстилался несказанно мрачный: серое море далеко
внизу, неустанно накатывающее на серые камни. А над ним лишь скалы и
осыпи, поднимающиеся до самого гребня, расположенного высоко-высоко над
местом, где сидел Шеф. А за тем еще один гребень, повыше, и еще один, а
дальше укутанные вечными снегами вершины. Белые снега и серые камни
сливались с небом, с которого были стерты малейшие оттенки цвета. Ни
зеленой травки, ни небесной лазури, лишь неизменная бледность высоких
широт. Шеф чувствовал себя так, будто находится на краю света, с
которого сейчас упадет. У него выступила испарина от усталости и боли,
заставив его дрожать на легком, но пронзительном ветерке, который что-то
нашептывал горным утесам.
Если он здесь умрет, кто об этом узнает? Чайки и хищные северные
поморники склюют его плоть, а потом его кости вечно будут белеть на
ветру.
Бранд некоторое время станет недоумевать, что произошло. Ему,
наверное, и в голову не придет передать весточку на Юг, Годиве и
Альфреду. И через пару лет все забудут о нем. В это мгновенье Шефу
