противника по соображениям военного времени всегда завышались, да и определить
их точно во время военных действий практически невозможно.
За время войны были также большими потери в вооружении и военной технике.
Советская Армия потеряла 61,5 тыс. орудий и минометов полевой артиллерии, 83,5
тыс. танков, 13 тыс. самоходно-артиллерийских установок, более 46 тыс.
самолетов, 1014 боевых кораблей. Ежесуточно в советских войсках в среднем
выбывало 11 тыс. единиц стрелкового оружия, 68 танков, 224 орудия и миномета, 30
самолетов.
Германские вооруженные силы потеряли танков и штурмовых орудий 42,7 тыс., орудий
и минометов -- 394, 2 тыс., боевых самолетов -- 75,7 тыс.
Но если к концу войны фашистская армия вообще перестала существовать и потеряла
все вооружение, произведенное ею перед нападением на СССР и в ходе войны, то
советские вооруженные силы к 9.5.1945 г. на своем оснащении имели 35,2 тыс.
танков и САУ -- в 1,6 раза больше, чем у нее было на 22.6.1941 г., орудий и
минометов 321,5 тыс. единиц (превышение в 2,5 раза), боевых самолетов -- 47,3
тыс. -- в 2,4 раза больше, чем в начале войны.
В ответ на некоторые измышления в иностранной печати о нашей победе Г.К. Жуков в
одном из своих интервью в 1945 г. сказал: мы со своими армиями, со своим оружием
стоим в Берлине, а фашистской армии я больше не вижу.
Вместе с тем, рассматривая боевые потери, надо сказать и о совершенно не
оправданных интересами боевой обстановки потерях, которых в ряде случаев
наверняка можно было избежать. Так, ошибки Сталина в 1941 году привели к потере
более 3 млн. человек.
Упрямство Сталина и несвоевременный отвод основной группировки войск
Юго-Западного фронта за р. Днепр увеличили наши потери примерно на полмиллиона
человек. Просчеты ВГК, неумелое руководство командующих и командиров на местах
привели к большим потерям в Крыму и под Харьковом в 1942 г., в наступательных
операциях Западного фронта зимой 1943--1944 гг. и в некоторых других операциях.
К сожалению, в нашей армии существовала и такая практика, когда по указаниям
Сталина и других начальников требовали продолжения практически завершившихся
наступательных операций, несмотря на то, что наступление уже явно выдохлось, и в
таких бесплодных, неподготовленных и материально необеспеченных атаках наши
войска порой несли больше потерь, чем в основной части успешно проведенной
операции. Бои такого характера, конечно, изматывали и противника, не давая ему
закрепляться, но и своим войскам наносили в ряде случаев несопоставимый урон.
Как уже было сказано по ходу нашего повествования, именно Г.К. Жуков на
протяжении всей войны как мог противостоял произволу Сталина в этих вопросах и
многое он предотвратил, но не все было и в его силах. Выражаясь словами А.
Твардовского: "Тут ни убавить, ни прибавить -- так это было на войне".
Наши потери могли бы быть сокращены, если бы западные союзники открыли второй
фронт в 1942 или в 1943 г. Кстати, когда сравнивают наши жертвы с потерями
американских или английских войск, то забывают об одном очень важном
обстоятельстве. Судьба войны решалась на советско-германском фронте, где
происходили наиболее ожесточенные сражения. Пользуясь скованностью германских
войск на этом фронте, командование союзников имело возможность и не спешить,
могло из года в года откладывать открытие второго фронта или ту или иную
операцию. Но этого не могло себе позволить советское командование, ибо от ряда
сражений -- под Москвой, Сталинградом, Курском и др., уклоняться было
невозможно. Больше заинтересованное в быстрейшем окончании воины, оно более
последовательно выполняло и союзнический долг, начиная иногда по просьбе
союзников операции ранее установленных сроков, как это было, например, в
Висло-Одерской операции в январе 1945 г.
Отрицательное значение имели и некоторые другие факторы, вызвавшие большие
потери, о них откровенно и обоснованно говорится в воспоминаниях Г.К. Жукова.
Анализировать причины потерь нужно и сегодня, но делать это грамотно, не
устраивая вокруг такой щепетильной проблемы скандальные сенсации.
Сколько было заклинаний по поводу того, что Генеральный штаб скрывает данные о
потерях. Но из документов, опубликованных в журнале "Источник" No 5, за 1994 г.,
видно, что Министерством обороны представлялись предложения в ЦК КПСС об
опубликовании сведений о потерях, но как раз те политические деятели, которые
больше всего говорили о "сокрытии" этих данных, под всевозможными предлогами
возражали, тормозили предание их огласке в печати.
Продолжаются спекуляции и после опубликования официальных (ранее закрытых)
данных. Причем некоторые газеты обязательно ко Дню Победы приурочивают
публикации о потерях и поражениях.
Но в любой, даже самой несчастной семье, кроме горестей, бывают и праздничные
дни. Представьте себе, например, человека, который приходит на свадьбу, и
начинает долго и нудно говорить только об умерших, погибших, несчастьях. В его
словах может быть и правда, но в данном случае люди ее не примут, так как кроме
этого в их жизни есть и другие события. Так и в День Победы -- помянут они и
тех, кто ушел из жизни, но все к этому сводить не станут -- День Победы -- это
праздник!
Иногда, чтобы уйти от сути дела или принизить роль Жукова и других полководцев,
говорят, не одни они победили, победил народ. В принципе это верно. Но к народу
относятся и Жуков и Власов, рядовой Матросов, Зоя Космодемьянская и те, кто
бежал с фронта, служил в полицаях. Подавляющее большинство советских людей,
составляющих народ, до конца остались верными своей Родине. Но мерить всех одной
меркой тоже нельзя. Поэтому народ будет прославлять тех, кто больше всего сделал
для победы, поклонится и маршалам и рядовым. С полным правом воздастся должное и
маршалу Жукову.
Виктор Петрович Астафьев когда-то написал хорошие книги о войне. Еще в 1985 г.
он справедливо писал: "О войне и о войнах надо говорить всю правду, пусть иногда
и горькую. Мы достойно вели себя на войне и достойны не только благодарности, но
и самой высокой, самой святой правды, мы и весь наш многострадальный героический
народ на века, на все будущие времена прославивший себя и трудом, и ратным
делом".
Теперь вдруг, в новые времена, оказывается, этого народа не стало.
Сейчас он уже пишет: "В итоге всего этого и получилось у нас: был народ -- стало
народонаселение, аморфная, послушная масса трудящихся, не осознающая своих
интересов, не способная самоорганизоваться для их защиты, с энтузиазмом
голосующая то за Жириновского, то за Зюганова".
Виктор Петрович по этому вопросу уже заодно с А. Нуйкиным и М. Капустиным.
"Хватит уже молиться на наш "святой народ"! Да нет его давно уже, этого народа,
есть то, что достаточно точно описала прозорливая западная мысль -- есть масса!
(см. "Восстание масс" Ортеги; читайте Рисмена, Миллса, Белла, Шилза)" -- пишет
философ М. Капустин.
Таким образом, был народ без героев, а теперь уже и самого народа нет. Но когда
победу ниспровергают, а героев унижают, замахнувшись даже на Жукова, побед и
подвигов может не быть уже никогда. На это может быть и делается расчет.
В результате ряда откровенных бесед после войны Г.К. Жуков и Д. Эйзенхауэр
сошлись на том, что советский и американский народы имеют много общих интересов
и поэтому должны продолжать тесное сотрудничество, которое обеспечило нашу общую
победу.
Но несмотря на официальную договоренность, наши власти не дали Жукову
возможность посетить США. А Эйзенхауэра увели в сторону другие политические
силы. Начавшаяся "холодная война" нанесла огромный вред не только
советско-американским отношениям, но и всему международному сообществу. Но и с
окончанием "холодной войны" ее завалы в области истории второй мировой войны до
сих пор не преодолены. Дело не только в отдельных ошибках и извращениях истории
второй мировой войны или, скажем, роли Жукова в важнейших сражениях, а в
реальной позиции, которая занимается сегодня.
Если наши бывшие союзники по антигитлеровской коалиции не сочли нужным
пригласить представителей России на 50-летие Нормандской операции или настояли
на том, чтобы их войска и части российской армии порознь выводились из Берлина,
то это вынуждает еще раз задуматься над тем, почему они не хотели договариваться
с СССР еще в 1939 г., почему так долго тянули с открытием второго фронта, как и
над некоторыми другими событиями периода "холодной войны".
И официально провозглашенное "партнерство во имя мира", и другие формально
заключенные соглашения, и самые громкие политические заверения о благих
намерениях мало что дают и мы уже сполна это испытали еще в 1941 г. Главным
является стратегическая направленность политики, стремление к искреннему и
честному сотрудничеству, чего нет, к сожалению, и поныне.
Но опыт войны свидетельствует о том, что, несмотря на трудности и противоречия,
такое сотрудничество возможно и необходимо, особенно между народами и ветеранами
наших стран, которые и в прошлую войну не занимались политическими играми, а
честно сражались и вместе ковали победу. Большое значение для такого
сотрудничества имеет и создание добротной исторической базы, объективно
вскрывающей ошибки и уроки прошлого. Только правдивая история, свободная как от
прежнего приукрашивания и замалчивания неугодных фактов, так и современного все
отрицающего нигилизма, может способствовать укреплению мер доверия между
народами. Нужна и элементарная преемственность исторического процесса.
Нормальному человеку трудно понять, почему отмечается 300-летие флота и 4-летие
российской армии. Попытки некоторых историков перечеркнуть целые периоды истории
или потрафить западным коллегам и подогнать оценки и выводы по истории второй
мировой войны под модные и идеологизированные на новый лад веяния лишь вызывают
недоверие и сеют новые подозрения, еще больше дискредитируя историческую науку.
Вообще, выдающиеся, мыслящие люди России отрицательно относились к
нигилистическому подходу к отечественной истории. В свое время Л.Н. Толстой
критиковал односторонность исследований истории С.М. Соловьевым, принижение им
роли народа, который не только управлялся сменявшими друг друга государями, но и
созидал, жил своей жизнью. Такой подход, по мнению великого писателя, не давал
историку постичь главную суть и саму тайну истории. "Читаю историю Соловьева, --
писал Толстой. -- Все, по истории этой, было безобразие в допетровской России:
жестокость, грабеж, грубость, глупость, неумение ничего сделать... Читаешь эту
историю и невольно приходишь к заключению, что рядом безобразий совершилась
история России. Но как же так ряд безобразий произвели великое, единое
государство? Но кроме того, читая о том, как грабили, правили, воевали (только
об этом и речь в истории), невольно приходишь к вопросу: что грабили и разоряли?
А от этого вопроса к другому: кто производил то, что разоряли?".
В последнее время освещение истории Великой Отечественной войны, значение победы
в ней часто даются только под одним углом зрения -- необходимости
разоблачительного подхода к нашему прошлому и слишком уж легко оправдывается
все, что делалось и делается на Западе.
В "Известиях" Станислав Кондрашев пытался даже оправдать то, что осудила уже вся
мировая общественность, а именно -- применение США 50 лет назад атомных бомб для
уничтожения десятков тысяч мирных жителей в Хиросиме и Нагасаки. Эта варварская
акция была предпринята исключительно с политическими целями, так как никакой
военной необходимости в ней не было. Ми Чарлз в книге "Встреча в Потсдаме"
писал, что государственный секретарь США "...считал, что главное достоинство
бомбы -- отнюдь не в степени ее воздействия на Японию. Бомба, -- говорил он, --
будет применена с иной целью, а именно: сделать русских более сговорчивыми в
Европе". Уинстон Черчилль, получив сообщение Трумэна о предстоящем применении
атомного оружия, и не подумал о противнике, с которым воевали. В беседе с
фельдмаршалом Аланбруком он весьма определенно заявил: "Теперь у нас есть новое
средство, которое сбалансирует соотношение сил с Россией... Сейчас Советскому
