История - Махмут Гареев

Маршал Жуков

   Генерал армии Махмут Гареев.
   Маршал Жуков




Академия военных наук,
генерал армии Махмут Гареев
МАРШАЛ ЖУКОВ
Величие и уникальность
полководческого искусства
Автор объявляет благодарность Майорову Б.И.
за подготовку электронного варианта книги.
Поклонимся великим тем годам:
Тем славным командирам и бойцам,
И маршалам страны и рядовым,
Поклонимся и мертвым и живым -
Всем тем, которых забывать нельзя,
Поклонимся, поклонимся, друзья.
Всем миром, всем народом, всей землей,
Поклонимся за тот великий бой!
Посвящается 100-летию со дня рождения Георгия Константиновича Жукова -- великого
полководца суворовской школы и всем солдатам и офицерам, одержавшим победу в
Великой Отечественной войне.
Книга посвящена анализу полководческого искусства Маршала Советского Союза
Георгия Константиновича Жукова. О нем много уже написано как о человеке и
военачальнике. Но остаются недостаточно исследованными истоки, "секреты" и
особенности полководческого дара Жукова, обеспечившие его выдающиеся победы,
вклад, который он внес в развитие военной науки и военного искусства. Хотя в
целом заслуги и полководческий талант Жукова считаются общепризнанными, в
последнее время появляется много публикаций, ставящих это под сомнение и даже
характеризующих резко отрицательно. Чему же верить, где же правда? Автор,
которому как многим другим фронтовикам пришлось воевать под командованием
прославленного маршала, встречаться с ним в послевоенные годы, стремится дать
ответы на эти вопросы, убедительно разоблачает и на основе анализа
многочисленных исторических фактов показывает лживость и несостоятельность
различного рода измышлений некоторых историков, писателей, публицистов,
пытающихся опорочить имя великого полководца и принизить его роль в Великой
Отечественной войне.
Книга имеет аналитическую оперативно-стратегическую направленность, ее автор
задался целью исследовать, в чем величие и уникальность полководческого
искусства Жукова, чем оно отличается от искусства других известных полководцев,
в чем смысл и актуальность жуковского военного наследия для дальнейшего развития
военной теории и практики. Описание дается в форме увлекательного рассказа
очевидца и участника многих сражений минувшей войны, разработки проблем военного
искусства в послевоенные годы.
Предназначена для научных работников, военных историков, офицеров и гражданских
специалистов, а также для широкого круга читателей, интересующихся военными
проблемами.
Оглавление
ПРЕДИСЛОВИЕ
ГЛАВА 1. ВЕЛИКИЙ ПОЛКОВОДЕЦ СУВОРОВСКОЙ ШКОЛЫ
1. ВЕЛИКАЯ ПОБЕДА И "МУХИ НА ЛАМПОЧКАХ"
2. ИСТОКИ ПОЛКОВОДЧЕСКОГО ИСКУССТВА
3. ВСТУПЛЕНИЕ В ВОЙНУ
Халхин-Гол
Накануне и в начале войны
ГЛАВА 2. ХАРАКТЕРНЫЕ ЧЕРТЫ ПОЛКОВОДЧЕСКОГО ИСКУССТВА В ВАЖНЕЙШИХ ОПЕРАЦИЯХ И
СРАЖЕНИЯХ
1. КОМАНДОВАНИЕ РЕЗЕРВНЫМ ФРОНТОМ
Ельнинская операция
2. ОБОРОНА ЛЕНИНГРАДА
3. МОСКОВСКАЯ БИТВА
4. ОТ МОСКВЫ ДО СТАЛИНГРАДА
5. В СРАЖЕНИЯХ 1943 ГОДА
Снова под Ленинградом. Ликвидация харьковского прорыва противника
Курская битва. Новое видение сущности стратегической обороны
В сражениях за освобождение Украины
6. В СРАЖЕНИЯХ 1944 ГОДА
Стратегическая обстановка и планы сторон на 1944 г.
Корсунь-шевченковская операция
Белорусская операция
О Варшавском восстании
7. НА ВАРШАВСКО-БЕРЛИНСКОМ НАПРАВЛЕНИИ
Висло-Одерская операция
Берлинская операция

ГЛАВА 3. О НЕКОТОРЫХ ИТОГАХ ВОЙНЫ И ЦЕНЕ ПОБЕДЫ
1. О КРИТЕРИЯХ И ЦЕНЕ ПОБЕДЫ
2. О ВОЕННЫХ ПОТЕРЯХ
3. КТО И В ЧЕМ ОБВИНЯЕТ ЖУКОВА?

ГЛАВА 4. ЧЕТВЕРТАЯ - В ЧЕМ УНИКАЛЬНОСТЬ ПОЛКОВОДЧЕСКОГО ИСКУССТВА ЖУКОВА
1. СТАВКА ВГК. СТАЛИН И ЖУКОВ
2. Г.К. ЖУКОВ -- ЧЛЕН СТАВКИ, ЗАМЕСТИТЕЛЬ ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО
3. НАУКА И ИСКУССТВО ВОЕВАТЬ
4. В ЧЕМ СЕКРЕТЫ ВОЕННОГО ИСКУССТВА,
УНИКАЛЬНОСТЬ ПОЛКОВОДЧЕСКОГО ИСКУССТВА ЖУКОВА?

ГЛАВА 5. ПОЛКОВОДЧЕСКОЕ НАСЛЕДИЕ ЖУКОВА И СОВРЕМЕННОСТЬ
1. СУДЬБА И ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ПОЛКОВОДЦА
В ПОСЛЕВОЕННЫЕ ГОДЫ
2. НЕКОТОРЫЕ ВЫВОДЫ ДЛЯ ВОЕННО-НАУЧНОЙ РАБОТЫ
В СВЕТЕ ЗАВЕТОВ И УРОКОВ, ПРЕПОДАННЫХ Г.К. ЖУКОВЫМ
3. БЛИЖАЙШИЕ ПЕРСПЕКТИВЫ РАЗВИТИЯ
ВОЕННОГО ИСКУССТВА
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Создано и поддерживается Борисом Майоровым.
Ваши комментарии будут с интересом встречены по адресу boris@mos.ru.
ї 1996, 1997, Мир Бориса Майорова
    ПРЕДИСЛОВИЕ
Георгий Константинович Жуков -- один из выдающихся героев и наиболее талантливый
полководец Великой Отечественной войны, внесший огромный вклад в достижение
победы, в развитие военной науки и военного искусства. И через полвека после
победы жизнь все больше убеждает нас в этом.
О Г.К. Жукове написано уже немало. Наиболее полное и достоверное свидетельство о
его жизни и полководческой деятельности -- это труд самого Жукова "Воспоминания
и размышления", который он посвятил советскому солдату -- главному творцу
победы. Михаил Шолохов, назвав Жукова великим полководцем суворовской школы,
заметил: "Он понимал, что на плечи солдата легла самая нелегкая часть ратного
подвига. Думаю, поэтому его воспоминания и пользуются такой любовью.
Писателям-профессионалам иной раз нелегко тягаться с такой литературой. Это --
свидетельство очевидцев и участников событий".
Ветераны войны, воевавшие под командованием Жукова, оставили немало таких
свидетельств о самом Жукове. Оценки его полководческой деятельности даны во
многих официальных изданиях, военно-исторических трудах и статьях по истории
Великой Отечественной войны. Обстоятельно описаны основные операции и сражения,
которыми он руководил. В романе В.В. Карпова "Маршал Жуков" и других книгах дана
в основном правдивая и многогранная характеристика Георгия Константиновича как
человека и военного деятеля.
Вместе с тем младшая дочь Жукова Мария, с которой мне довелось познакомиться на
следующий день после кончины ее отца, справедливо говорит, что о Жукове написано
много книг. Но таких работ, которые действительно отражают масштаб его
деятельности, пока нет. Например, не изучены должным образом особенности и
методы его работы в составе ставки ВГК и в качестве ее представителя на фронтах.
Совершенно неисследованной остается многогранная деятельность на должностях
командующего войсками военных округов, главнокомандующего сухопутными войсками,
министра обороны СССР, особенно его методика проведения крупных командно-штабных
и войсковых учений. Не только не исследованы, но пока еще не собраны и не
систематизированы его военно-теоретические труды: статьи, беседы, интервью,
интереснейшие выступления на военно-научных конференциях, на разборах учений и
совещаниях руководящего состава. Не все из написанного им издано.
До сих пор нет полноценных научных трудов, глубоко и со знанием дела
анализирующих его полководческое искусство. В опубликованных трудах об известных
военачальниках Великой Отечественной войны все они как-то нивелированы и мало
отличаются друг от друга, хотя каждый из них и тем более Жуков имели свой
неповторимый полководческий почерк, существенные особенности в методах
подготовки и ведения операции, в управлении войсками.
Вторая часть книги В. Карпова, где автор намеревался осветить полководческую
деятельность Жукова, к сожалению, пока еще не вышла в свет.
Большую ценность представляют беседы с Жуковым писателей К. Симонова, С.
Смирнова, В. Соколова, В. Пескова, историков В. Анфилова и Н. Павленко. По
итогам бесед с маршалом познавательную книгу написал полковник Н. А. Светлишин.
Правда, в книге Н. Светлишина в основном пересказывается то, что уже написано в
книге Г.К. Жукова. Но есть и некоторые колоритные оттенки, которых нет в других
книгах. О Жукове сказали свое слово наши полководцы, его сподвижники и соратники
по войне, писатели и журналисты, в частности, в 1989 г. вышел сборник
воспоминаний "Маршал Жуков". Иногда некоторые из свидетельств ставятся под
сомнение, при этом ссылаются на то, что большинство из них появилось, когда
маршала уже не было в живых. Но спасает здесь одно: во всех этих публикациях
сразу видно, где действительно Жуков, а где за него домысливают. Когда была
найдена рукопись "Слова о полку Игореве", при обсуждении ее подлинности один из
членов комиссии свое сомнение обосновывал ссылкой на то, что в древности никто
не мог написать такое гениальное произведение. А.С. Пушкин на это сказал: "Я и в
наше время не вижу никого, кто бы мог написать такое произведение". Это
относится и к беседам с Жуковым. Так, как мог сказать он, по глубине мысли, по
емкости и четкости ее выражения, так сказать не может никто. А следовательно,
беспокойства на этот счет излишни.
Замечательную книгу о полководческом искусстве Жукова написал корпусной генерал
первого класса министр обороны Сирийской Арабской Республики Мустафа Тлас.
Заслуживают внимания: книга Н.Н. Яковлева "Маршал Жуков"; вышедшие за рубежом
книги У. Спара "Взлет и падение великого полководца", Г.Е. Солсбери "Великие
битвы маршала Жукова", М. Кайдена "Тигры горят" и др.
В книге генерала армии Лащенко П.Н. "Искусство военачальника", в целом полезной
для офицеров, перечисляются все общеизвестные требования к военачальникам,
"положенные" им позитивные качества и на примере их деятельности во время войны
показывается, как эти качества проявлялись на практике, при подготовке и ведении
тех или иных операций. Все они, как и положено, уделяли должное внимание
разведке, правильно оценивали обстановку и принимали обоснованные решения,
настойчиво проводили их в жизнь, проявляя необходимые организаторские и волевые
качества.
Но ведь мы из истории знаем, что далеко не у всех, в том числе и у Жукова, все
одинаково хорошо получалось. Поэтому настало время задуматься о том, в чем
величие и оригинальность полководческого искусства маршала Жукова, чем он как
полководец отличался от других, тоже очень способных и талантливых полководцев,
чем конкретно он обогатил военную науку и военное искусство, в какой связи с
прошлым находится его наследие, и каким может быть его влияние на будущее
военного дела. Теоретическое осмысливание и выяснение всего этого важно не
только с точки зрения познания "секретов" жуковского полководческого искусства,
сохранения и передачи этого нашего национального достояния будущим поколениям
защитников Отечества, но и особенно для научно обоснованной разработки проблем
вооруженной борьбы будущего, дальнейшего развития военной науки и военного
искусства. В связи с этим справедливо ставится вопрос о создании центра по
исследованию полководческого искусства и военно-теоретического наследия Жукова.
В США, например, существует центр по изучению военной деятельности Эйзенхауэра и
фонд его имени.
Раскрыть "секреты" полководческого искусства Жукова, дать исчерпывающий ответ на
поставленные выше непростые вопросы с высоты современного военного знания (и не
только относительно Жукова, но и других прославленных полководцев) -- дело
будущих военных теоретиков и историков. Как справедливо заметил Н. Н. Яковлев,
"...для оценки военного гения, каким был Жуков, нужны иные профессиональные
навыки, а не писательские суждения на эмоциях. Коротко говоря, нужно обращение к
истории".
Цель предлагаемой вниманию читателя книги -- попытаться наметить некоторые
подходы к разрешению этой сложнейшей проблемы военной теории и практики.
Кроме воспоминаний и статей самого Жукова, всего написанного о нем, мною самым
тщательным образом изучены и проанализированы важнейшие сражения и операции,
проведенные под его командованием, его выступления на разборах учений и научных
конференциях в Группе Советских войск в Германии, ОдВО, УрВО, Москве. Как и
тысячам других солдат и офицеров во время войны, мне пришлось участвовать в
некоторых операциях, которыми руководил Г. Жуков и, так сказать, в самом "низу"
ощущать его командование и влияние на войска. Довелось его видеть на Западном
фронте. Повезло мне и в 1955 г., когда в Белорусском военном округе проводились
маневры под руководством маршала С.К. Тимошенко и с участием министра обороны
маршала Жукова. Как одному из разработчиков материалов учения в штабе округа мне
была поручена подготовка доклада руководителя учения на разборе. В связи с этим
в течение нескольких дней вместе с полковником Н. Пономаревым я сопровождал
руководство учением в поездках по району учения, на пункты управления и в
войска. В машине я, как оператор, сидел впереди рядом с водителем, показывая ему
маршрут движения и докладывая руководству по ходу движения о расположении войск.
Маршалы сидели на заднем сиденье и беседовали не только об учении, но и о многих
событиях и операциях прошлой войны. Большие начальники обычно разговаривают друг
с другом так, как будто бы больше никого нет. Но все же ты в машине есть и
слушаешь, о чем они говорят. Особенно мне запомнились их суждения о причинах
наших неудач в 1941 г., в Смоленском сражении, в Курской битве (почему так долго
и трудно складывались наши представления о стратегической обороне), о
Белорусской операции, о целесообразности упразднения корпусного звена в
общевойсковых и танковых армиях (само учение было посвящено испытанию на
практике этого вопроса). В один из вечеров вместе с генералом Г.И. Арико я
присутствовал при обсуждении материалов разбора. Кое-что из услышанного тоже
использовано в этом повествовании. Все увиденное и услышанное еще и еще раз
убеждало, насколько несостоятельны дилетантские нападки на поистине великого
полководца.
Разоблачение клеветы на Жукова, восстановление его доброго имени и утверждение
отведенного ему самой жизнью места в военной истории важно также с точки зрения
нравственно-воспитательной. Например, к середине XIX в. имя великого полководца
А.В. Суворова было предано забвению. И когда после поражения в Крымской войне, в
условиях всеобщего упадка и деградации военного дела и воинского духа нужен был
вдохновляющий пример возрождения национального достоинства и российского
воинства, прежде всего вспомнили о Суворове. Военный министр Д.А. Милютин,
генералы И.В. Гурко, М.И. Драгомиров и другие передовые русские офицеры
добивались пробуждения преданных забвению петровских и суворовских традиций в
военном искусстве, в обучении и воспитании войск. Драгомиров писал: "суворовская
"великая наука побеждать" оставалась непонятою и непонятною целых 60 лет; и
была, что греха таить, просто забыта. Я ее разъяснил, да еще благодаря Суворову,
открыл то, что и до сих пор остается, к несчастью, непостижимым для большинства
военных".
То же самое можно было бы сказать сегодня о Жукове. Многое о нем нам надо
постигать заново. В переживаемое нами смутное время в России, и, особенно,
неимоверно трудный период для российской армии, вдохновляющий пример
самоотверженного и доблестного служения Отечеству великого полководца Георгия
Константиновича Жукова, гордость славным сыном нашего народа нужны нам как
никогда, нужны как воздух, как жаждущему в пустыне вода, как живительный луч
солнца. И не требуется никакого искусственного возвеличивания, создания культа
его личности. Необходима подлинная правда о нем, надо глубже понять истоки его
военной мудрости, полководческого дара, даже опыт преодоления им своих ошибок,
чтобы они еще долго могли служить нашему народу и его армии.
Выражаю искреннюю признательность президенту Регионального общественного фонда
поддержки исследовательских и образовательных программ Е.К. Миннибаеву.
Глава первая
Великий полководец суворовской школы
1. Великая победа и "мухи на лампочках"
Народы нашей страны, общественность, ветераны войны широко отметили 50-летие
Победы над гитлеровским фашизмом. Всем миром признано всемирно-историческое
значение этой победы. Отдавалось должное великому подвигу советского народа, его
армии, храбрости ее солдат и офицеров, военному искусству полководцев.
Однако в последние годы со стороны определенных кругов за рубежом и в нашем
Отечестве была развернута широкая кампания по фальсификации истории Великой
Отечественной войны и дискредитации одержанной нами победы. В ход были пущены
самые невероятные домыслы: что основным виновником развязывания войны является
Советский Союз, что страна серьезно не готовилась к войне, а армия начала и
закончила войну, не умея воевать, что вооружение ее было слабым, что потери наши
во много раз превышали потери фашистских войск, и многое другое. Вынашивались
даже планы проведения Нюрнбергского общественного процесса, призванного обелить
фашистскую Германию и взвалить вину за развязывание войны на Советский Союз.
Некоторые скоропалительно "прозревшие" писатели, историки и журналисты, забыв о
том, что они писали еще несколько лет назад, начали всю историю войны
переиначивать на новый лад. Одни лицемерно рассуждали о поисках "истины",
ликвидации "белых пятен". Другие прямо заявляли, что победа в Великой
Отечественной войне -- это последний плацдарм, который удерживают
"консерваторы", и ставили своей целью ликвидировать его, чтобы ничего светлого в
отечественной истории уже не осталось. Один из вдохновителей "новой прессы"
выразился предельно определенно: "Пусть нас считают лишь мухами, но мы должны
так обсидеть лампочки, чтобы несколько лет их пришлось оттирать". Таких мух
нашлось немало. Миллионными тиражами издавались насквозь лживые книги вроде
пресловутого "Ледокола". В печати и по телевидению публиковалось и передавалось
только то, что было призвано "обсидеть" и испоганить наше прошлое. И в то же
время высказать правдивое слово практически невозможно.
Но все же ниспровергатели отечественной истории, хотя и принесли много вреда, в
полной мере своей цели не достигли. Под напором неопровержимых исторических
документов и свидетельств самой жизни рушатся многие мифы и легенды.
О таких вымыслах, как "неподготовленность" нашей страны к войне, примитивность
оружия и военного искусства Советских Вооруженных Сил, и говорить не приходится.
Сама логика истории опровергает их. Наша армия одолела врага, которому до этого
никто не мог противостоять во всей Европе.
Совершенно очевидно, что победу обеспечили прочный фундамент обороны страны,
подготовленный в предвоенные годы, вера в правоту своего дела, патриотизм и
самоотверженность народа, доблесть армии и флота, высокое воинское мастерство
военачальников, командиров, солдат и матросов, упорный труд интеллигенции,
рабочих и крестьян.
Одним из самых заслуженных героев Отечественной войны является и маршал Жуков.
Попытки же некоторых историков перечеркнуть целые периоды истории или потрафить
западным коллегам и подогнать свои оценки и выводы под их вкус лишь вызывают
недоверие и сеют новые подозрения, еще больше дискредитируя историческую науку.
Если послушать разных "резунов" так мы чуть ли не совершили тяжелый грех и
преступление, осмелившись сопротивляться гитлеровскому нашествию. Причем наши
"новорусские" историки и публицисты в качестве судей высшей инстанции признают
только своих западных коллег. Последние, несмотря на неопровержимые факты и
исторические документы, до сих пор в полный голос не хотят заявить, что их
своекорыстная и пагубная политика подталкивания фашистской Германии на Восток не
позволила обуздать в самом начале гитлеровскую агрессию. Бездействие Англии и
Франции в 1939--1940 гг. на германском фронте позволило Гитлеру быстро
разгромить их и повернуть оружие на Восток. И Сталин ошибся скорее не в оценке
планов Гитлера (он понимал, что война с Германией неизбежна), а в оценке Англии
и Франции, полагая, что они способны в военном отношении на большее, чем это
оказалось в 1940 г.
И если некоторые историки и журналисты, с гневом и осуждением говоря о том,
почему Г.К. Жуков хотел упредить союзников во взятии Берлина, весьма
снисходительно относятся к попытке американского командования упредить советские
войска в овладении Дайреном или Порт-Артуром (что признавал Трумэн в своей книге
"Год решений 1945"), то говорить об объективности или "независимости" этих
авторов просто нет смысла.
И на Западе есть объективные исследователи, были и весьма авторитетные достойные
оценки роли нашей армии во второй мировой войне. Свидетельство тому и упомянутые
выше правдивые книги о Жукове американских и английских военных историков.
"Нам есть чему поучиться у русских, -- писал вице-президент США Генри Уоллес. --
Их взгляд на мир шире и в некоторых отношениях более научен, чем наш".
Даже в самые трудные для СССР годы войны о Красной Армии восторженно писали Ф.
Рузвельт и У. Черчилль, де Голль и многие другие. Генерал Дуглас Макартур
отмечал: "...нигде я не видел такого эффективного сопротивления сильнейшим
ударам победоносного прежде противника, сопротивления, за которым последовало
контрнаступление, отбросившее противника назад... Размах и блеск этого ответного
удара делают его величайшим достижением во всей истории" (1942 г.). Но подобные
объективные оценки стали забываться.
И начинают возобладать другие настроения.
По "логике" некоторых публикаций и телепередач последнего времени генералы
Гудериан, Манштейн и заодно с ними Власов были борцами со сталинизмом. По Г.
Владимову, Гудериан даже сочувствовал "униженным и оскорбленным" русским. Как
справедливо отмечали читатели в своих письмах, книги типа "Генерал и его армия"
и телепередачи, афиширующие ее, выглядят натуральной агиткой -- прежде всего в
пользу третьего рейха и против Советского Союза, то есть против своего народа,
который, оказывается, напрасно сражался против фашизма. Толкуют нам и о том, что
победа фашистской Германии была бы предпочтительней, тогда быстрее приобщились
бы к западной цивилизации. Всех возражавших против капитулянтского бреда
объявляли консерваторами и догматиками.
Авторы подобных суждений понимали, что развенчать нашу победу невозможно, не
развенчав Г.К. Жукова -- одного из главных творцов этой победы. Поэтому и была
развязана целая кампания лжи и клеветы на великого полководца. Появились
низкопробные фальшивки о том, что будто бы еще в 30-е гг. Георгий Константинович
Жуков написал донос на маршала А.И. Егорова. Как выяснилось, писал донос совсем
другой Жуков. (Георгия Константиновича вообще не было на том фронте, где
находился Егоров. Все факты не сходились.)
Принято считать, что историческая работа (тем более, когда идет поиск истины)
требует глубоких исследований, сопоставления и сверки огромного количества
различного рода фактов и документов. Но самая поразительная несостоятельность и
некомпетентность этих историков и писателей, их нравственная нечистоплотность
проявились в том, что они даже не удосужились сличить подписи и почерк двух
Жуковых. Не возникли хоть какие-то сомнения и угрызения совести перед именем и
обликом человека, для которого подобный поступок был просто противоестественен.
Стремление к сенсации, ниспровержению любой ценой нашей национальной гордости
все пересилило, и из пальца высосанный пасквиль бросились публиковать где только
можно.
Когда же эта фальшивка была разоблачена, ни одна из "правдоискательских" газет
не захотела напечатать материал о том, как в действительности обстояло дело.
Подлинная правда истории им, выражаясь солдатским языком, видимо нужна так же,
как воробью вещевой мешок.
Русский архив в поисках "фундаментальной истины о войне" не нашел лучшего, как
опубликовать перечень одежды и другого имущества, найденных в шкафах на квартире
Г.К. Жукова. До такого позора и низкого падения не доходила, наверное, ни одна
архивная служба в мире и никакие архивисты и историки.
Как говорил А.С. Пушкин, для жены и слуги нет великих людей, имея в виду,
вероятно, что о личностях большого масштаба надо судить не с обывательской точки
зрения, а прежде всего по государственной, общественной значимости и
исторической важности свершенных ими дел.
Михаил Ардов и в А.С. Пушкине не видит великого поэта. Он его называет
"кощунником, картежником, развратником, дуэлянтом и чревоугодником". Больше о
поэте сказать ему нечего. Ничего другого не могут сказать его хулители и о
Жукове. Такова психология этих обывателей.
После падения Наполеона (и до сих пор) сколько было попыток унизить его и
показать его несостоятельность как полководца. Даже наш замечательный писатель
В. Пикуль в некоторых своих романах описал различные проявления
недоброжелательности и ненависти к императору со стороны французов при его
следовании на о. Эльба. Во время потрясений того периода все это могло быть
среди отчаявшихся людей, и тем более матерей, потерявших своих сыновей в
бесконечных войнах. Но правда истории состоит в том, что не эти негативные
моменты характеризовали отношение к нему большинства народа. В подлинном виде
оно проявилось во время триумфального возвращения Наполеона и знаменитых 100
дней до Ватерлоо и в бережном сохранении до сих пор во Франции памяти о нем, как
о великом полководце и государственном деятеле, его славных сражениях и
оставленной им конституции. Подлинные талант и великие деяния в истории всегда
ценятся высоко.
Так же тщетны подобные попытки в отношении Жукова. Это относится не только к
упомянутым выше публикациям мещанского пошиба. Появились статьи, порочащие Г.К.
Жукова не только как человека, но и как полководца. Говорилось о его
"полководческой бездарности", жестокости, самоуправстве, многочисленных ошибках
и промахах, допущенных во всех сражениях и операциях от Москвы до Берлина. К
сожалению, приложил к этому руку и такой заслуженный военачальник как И.С.
Конев. (Не имеет значения, сам или не сам был он автором подписанных им
антижуковских статей).
Есть люди, в целом благожелательно относящиеся к Г.К. Жукову, но поговаривающие
сегодня о том, что стоит ли так "раздувать культ Жукова", безмерно его
возвышать, ведь были во время войны и другие заслуженные полководцы, которые
остаются в тени. Последнее, разумеется, в какой-то степени справедливо.
Например, в 1996 г. исполняется столетие не только Г.К. Жукова, но и другого
выдающегося и очень талантливого полководца -- К.К. Рокоссовского. О нем пока
незаслуженно мало пишут и говорят, его юбилей выглядит незаслуженно скромно.
Такие, свойственные нам крайности не одобрил бы и сам Г.К. Жуков. Но если мы
воздаем должное заслугам Жукова, это не значит, что мы принижаем других наших
выдающихся полководцев.
Если объективно и всесторонне взвесить все, что совершил маршал Советского Союза
Жуков, то без всякого преувеличения и со всей определенностью можно сказать, что
он был наиболее одаренной, самобытной военной личностью и самым выдающимся,
гениальным полководцем нашей отечественной и всей второй мировой войны. А если
брать в более широком историческом ракурсе, то Г.К. Жуков навсегда войдет в
военную историю как великий полководец. Равных ему в нашей стране после А.В.
Суворова не было.
Если говорить о войне в целом, то значение победы в Великой Отечественной войне
и роль Советского Союза в разгроме фашистской Германии и милитаристской Японии
настолько очевидны, что подорвать свято сохранявшуюся в народе веру в победу
оказалось невозможным. С этим настроением народа не могли не посчитаться и
официальные власти. Поэтому они не смогли пойти по пути, который пытались
проложить для них ниспровергатели победы.
И это была еще одна большая победа ветеранов войны, здравомыслящих людей и
историков, стоящих на истинно научных позициях.
Наглядным выражением этого являются воздвигнутый Жукову памятник в Москве и то,
что 100-летие со дня его рождения мы будем отмечать как всенародный праздник.
2. Истоки полководческого искусства
Когда после войны журналисты спросили у Черчилля: "Если сравнить как полководцев
Сталина и Гитлера, кто из них стоял выше?", он ответил: "А по-моему всем надо
военную службу проходить установленным порядком". В истории были исключения,
когда отдельные личности, не пройдя основательную военную службу и не получив
систематического военного образования, благодаря своему таланту, прирожденной
"военной косточке" достигали высоких вершин в овладении военным делом.
Подтверждением этого являются талантливые военные произведения Ф. Энгельса,
которые всегда будут служить замечательным примером глубокого проникновения в
суть военных вопросов, яркого, образного их изложения. Можно было бы сослаться
на М.В. Фрунзе, проявившего себя как выдающийся военный теоретик и полководец.
Несмотря на правильную в общей постановке мысль Черчилля и он сам, и Г.К. Жуков
довольно высоко ценили стратегические способности Сталина.
Но, конечно, лучше, когда природный талант базируется на добротной, хорошо
"отрамбованной" военной службе и систематическом военном образовании. Война,
конечно, вещь нехорошая, но военному человеку надо понюхать пороху, иметь боевой
опыт.
Именно таким "установленным" порядком проходил военную службу Г.К. Жуков,
закладывая основательный фундамент своей полководческой деятельности.
Военную службу он начал в августе 1915 г., когда первая мировая война была в
разгаре.
Будучи девятнадцатилетним парнем и имея достаточный образовательный ценз
(окончил городское училище), он мог пойти в школу прапорщиков и стать офицером.
Но он этого не захотел, как и Суворов, начал службу рядовым солдатом некоторое
время в пехоте, а затем в кавалерийском полку.
Солдатская служба учит многому: пониманию ее очень трудной сути, выносливости,
многотерпению и повиновению. Последнее на военной службе не менее важно, чем
повелевать. Уже в первые дни службы, когда маршевую роту разгрузили из товарных
вагонов и повели пешком "в противоположном направлении от города", кто-то из
новобранцев спросил у ефрейтора, куда их ведут. Ефрейтор душевно сказал:
-- Вот что ребята, никогда не задавайте таких вопросов... солдат должен
безмолвно выполнять приказы и команды, а куда ведут солдата -- про то знает
начальство.
Конечно, это не очень согласовывалось с суворовским принципом: "каждый солдат
должен знать свой маневр". И не всем мог быть по душе совет ефрейтора. Но
молодой Жуков, как он пишет в своих воспоминаниях, начинал уже уяснять себе
рациональную сторону этого совета, повидав много и хорошего, полезного и немало
несправедливости и дурного. Там, где одни видели только тягость происходящего,
молодой Жуков в самом начале службы видит в трудностях средство самовоспитания и
подготовки к тому, что пригодится потом. Позже, несмотря на всю тяжесть военной
службы, он отказывается от предложения унтер-офицера стать писарем и заявляет
ему: "я пошел в учебную команду... чтобы досконально изучить военное дело и
стать унтер-офицером". В последующем Жуков сделает вывод, что основным
фундаментом, на котором держалась старая армия, был унтер-офицерский состав,
который обучал, воспитывал и цементировал солдатскую массу. И на протяжении всей
службы, на всех должностях он уделял много внимания подготовке и становлению
младших командиров.
Начиная службу в первую мировую войну, будущий полководец первое боевое крещение
получает, попав под бомбежку от только что зарождавшейся авиации. Осенью 1916 г.
в должности унтер-офицера он участвует в боях в составе войск Юго-Западного
фронта, а в октябре, находясь в разведдозоре, оказывается тяжело контуженным.
Награжден двумя Георгиевскими крестами.
После Октябрьской революции добровольно вступает в Красную Армию, в 1-ю
московскую кавалерийскую дивизию. Во время гражданской войны участвует в боях
против Колчака в составе 5-й армии Восточного фронта под командованием М. Н.
Тухачевского и М. В. Фрунзе. В боях под Царицыным Жуков снова получил ранение от
разрыва ручной гранаты. В начале 1920 г. его направляют на учебу на Первые
рязанские кавалерийские курсы. Летом сводный курсантский полк этих курсов
отправляется на Кубань против войск Врангеля, участвует в окончательном разгроме
врангелевских войск в Крыму. Так что основная часть учебы в курсантском полку
проходила в ходе боев.
Выпуск состоялся в конце гражданской войны в Армавире, и Жуков был назначен
командиром взвода в 13 полк 14-й отдельной кавалерийской бригады, которая вела
боевые действия против остатков врангелевских войск и местных банд на Северном
Кавказе, а затем в должности командира эскадрона в боях против банд Колесникова
в Воронежской губернии. В 1921 г. участвует в боях по подавлению антоновского
восстания в Тамбовской губернии. За отличия и храбрость Жуков был награжден. В
приказе РВСР No 183 от 31.08.1922 г. значилось: "Награжден орденом Красного
Знамени командир 2-го эскадрона 1-го кавалерийского полка отдельной
кавалерийской бригады за то, что в бою под селом Вязовая Почта Тамбовской
губернии 5 марта 1921 г., несмотря на атаки противника силой 1500--2000 сабель,
он с эскадроном в течение 7 часов сдерживал натиск врага и, перейдя затем в
контратаку, после 6 рукопашных схваток разбил банду". Во всех этих боевых
действиях Г. Жуков проявляет смелость, находчивость, инициативу и активное
стремление упредить противника и навязать ему свою волю.
В ходе первой мировой и гражданской войн военное искусство значительно
преобразилось по сравнению с тем, что было в конце XIX и в начале XX вв. Будущий
полководец был одним их тех, кто содействовал возникновению нового военного
искусства и активно впитывал его.
После гражданской войны Георгий Константинович служил в должности заместителя
командира полка 7-й Самарской кавалерийской дивизии. Весной 1923 его назначили
командиром 39-го Бузулукского кавалерийского полка, а в 1924 г. он был направлен
на учебу в Высшую кавалерийскую школу в Ленинград. После окончания учебы Жуков
возвращается для продолжения командования полком. Но в нем настолько глубоко
было заложено стремление к постоянной своей воинской закалке, желание испытать
на себе и лучше подготовиться ко всем тяготам походов и лишениям боевой
обстановки, что он, в отличие от других выпускников курсов, вместе с двумя
командирами просит разрешения у командования возвращаться из Ленинграда в Минск
не поездом, а пробегом на конях. Им пришлось за 7 суток пройти 963 км по полевым
дорогам. Основной целью этого эксперимента являлась проверка пригодности
скакового тренинга к форсированным переходам на дальние расстояния. Марш в целом
прошел успешно, хотя и был очень тяжелым. Кони потеряли в весе от 8 до 12 кг, а
всадники -- 5--6 кг.
Командование полком Г.К. Жуков считал особенно важным для становления крупного
военачальника. "Полк, -- говорил он, -- это основная боевая часть, где для боя
организуется взаимодействие всех сухопутных родов войск, а иногда и не только
сухопутных. Командиру полка нужно хорошо знать и уметь применять в бою не только
свои подразделения, входящие организационно в состав полка, а также и средства
усиления, которые обычно придаются полку в боевой обстановке... Командир части,
который хорошо освоил систему управления полком и способен обеспечить его
постоянную боевую готовность, всегда будет передовым военачальником на всех
последующих ступенях командования как в мирное, так и в военное время".
Так вот, в этом важнейшем звене военной службы в труднейшей должности командира
полка Жуков был около 7 лет. Годы командования полком будущий полководец считал
самыми светлыми и счастливыми в своей жизни. Это были неповторимые годы, без
которых, говорил он, невозможно представить, как бы сложилась его судьба.
В конце 1929 г. Жуков был направлен на учебу в Москву на курсы по подготовке
высшего командного состава. После завершения учебы в мае 1930 г. он назначен
командиром 2-й кавалерийской бригады.
В аттестации Жукова за 1930 г. командир дивизии К.К. Рокоссовский отмечает:
"Командир сильной воли и решительности. Обладает богатой инициативой и умело
применяет ее на деле. Дисциплинирован. Требователен и в своих требованиях
настойчив... Военное дело любит и постоянно совершенствуется". Сослуживцы
говорят о его спокойной, уверенной требовательности, отличном знании воинской
службы, творческом отношении к решению задач боевой подготовки и поддержании
боевой готовности полка, о полной самоотдаче и самоотверженном отношении к
выполнению своих командирских обязанностей.
Г.К. Жукова особенно отличала строгая требовательность к себе и подчиненным.
"Меня, -- вспоминал он в последующем, -- чаще всего упрекали в жесткой
требовательности, которую я считал непременным качеством командира-большевика.
Оглядываясь назад, думаю, что иногда я действительно был излишне требователен и
не всегда сдержан и терпим к поступкам своих подчиненных. Меня выводила из
равновесия та или иная недобросовестность в работе, в поведении военнослужащего.
Некоторые этого не понимали, а я в свою очередь, видимо, недостаточно был
снисходителен к человеческим слабостям.
Конечно, сейчас эти ошибки стали виднее, жизненный опыт многому учит. Однако и
теперь считаю, что никому не дано права наслаждаться жизнью за счет труда
другого. А это особенно важно осознать людям военным, которым придется на полях
сражений, не щадя своей жизни, первыми защищать Родину".
И вся наша прошлая и настоящая жизнь показывает, насколько глубоко был прав
Жуков. Некоторых бывших руководителей (войсковых и генштабистов) вспоминают,
отмечая прежде всего их вежливость, доброту. Конечно, эти качества никому не
мешают. Но при этом не говорят, во что они обходились для дела, если не
сочетались с твердостью. Без постоянной строгой требовательности в военном деле
и тем более во время войны, ничего путного достигнуть нельзя.
В феврале 1931 г. Георгий Жуков как отличный командир-методист назначается
помощником инспектора кавалерии. Во время работы в инспекции он приобрел опыт
организации и руководства боевой подготовкой в масштабе всей Красной Армии.
Участвовал в разработке программ боевой подготовки, уставных документов, в
решении вопросов организационной структуры войск, их технического оснащения и
других вопросов строительства вооруженных сил, получал опыт взаимодействия с
главным штабом Красной Армии и другими Центральными органами Наркомата страны.
По воспоминаниям А.М. Василевского Георгий Константинович по своей натуре был
настолько активным и деятельным человеком, что даже свое избрание секретарем
партийного бюро инспекции он использовал прежде всего для того, чтобы повернуть
все ее управления лицом к нуждам войск, обратить внимание руководства на
необходимость решения ряда вопросов, растормошить и мобилизовать всех
сотрудников на более активную работу, особенно в области боевой подготовки.
После двух лет работы в Инспекции кавалерии в марте 1933 г. Жуков получил
назначение командиром прославленной 4-й кавалерийской дивизии, которая во время
гражданской войны была ядром 1-й конной армии. Эту дивизию передислоцировали на
совершенно неподготовленное место. Личный состав своими силами строил казармы,
конюшни, жилые дома, склады, учебную базу. В результате практически полностью
прекратились занятия по боевой подготовке, упали дисциплина и моральный дух ее
частей. С.М. Буденный поставил перед Жуковым задачу: в кратчайший срок привести
дивизию в образцовое состояние, сделать ее лучшим соединением кавалерии Красной
Армии.
Дивизия являлась основным тактическим соединением армии, имеющим в своем составе
практически все рода войск. Жуков и эту важную ступень своей военной карьеры
"отрамбовал" должным образом. Он командовал дивизией более 4-х лет.
В труднейших условиях, в которых находилась 4-я кавдивизия, он находит
правильное решение. Прежде всего вводится четкое планирование, в соответствии с
которым части дивизии, уделяя главное внимание боевой подготовке, стали более
организованно и производительно заниматься и строительными работами. Каждый, кто
командовал войсками, знает как не просто одновременно заниматься тем и другим.
Нужны были огромная воля и настойчивость, большие организаторские способности и
требовательность, чтобы осуществить на деле эти планы. Все же в короткий срок
комдив выполнил поставленную перед ним задачу и добился превращения дивизии в
образцовое соединение. В 1935 г. правительство наградило Жукова орденом Ленина.
В июле 1937 он назначен командиром кавалерийского корпуса, а в 1938 г.
заместителем командующего войсками Белорусского военного округа.
В 1939 г. командует армейской группой в Монголии и после успешно проведенной
Халхин-Голской операции назначается командующим Киевским особым военным округом.
На всех этих высших войсковых должностях Жуков проявил себя с самой лучшей
стороны, накопив большой практический опыт командования войсками.
Большое значение имело то обстоятельство, что Георгию Константиновичу пришлось
служить под руководством таких выдающихся военачальников как М.В. Фрунзе, М.Н.
Тухачевский, А.И. Егоров, таких больших мастеров воинского обучения и воспитания
как С.К. Тимошенко, И.П. Уборевич, К.К. Рокоссовский. Что касается С.К.
Тимошенко (о котором идут разные разговоры), то одна из его заслуг состоит в
том, что он накануне войны разглядел и выдвинул на высшие должности (вытащив
некоторых из заточения) ряд по-настоящему талантливых военачальников -- Г.
Жукова, К. Рокоссовского, Л. Говорова, К. Мерецкова и многих других. Особо надо
отметить И.П. Уборевича, который был выдающимся методистом, непревзойденным
мастером подготовки и проведения учений и командирских занятий. Белорусский
округ всегда считался одним из центров полевой выучки войск, кузницей военных
кадров, органически сочетающих глубокие теоретические знания и практические
навыки по воинскому обучению и воспитанию войск. Глубокие корни всего этого и
прочные традиции были заложены в годы командования этим округом И.П. Уборевичем.
Вспоминая свое участие на командно-штабных и войсковых учениях под руководством
И.П. Уборевича, Жуков отмечал, что он всегда поражался глубине его знаний,
широте оперативного мышления, общей эрудиции, пониманию людей. Хорошо он
отзывался и о А.И. Егорове.
Многое зависит не только от руководителей-учителей, но и от тех, кто учится.
Жуков же умел не только учить, но и учиться, и как никто другой хорошо понимал,
что учеба может быть эффективной, когда не просто учитель учит ученика, а ученик
сам добывает знания и приобретает практические навыки под руководством учителя.
Жуков, как уже отмечалось, учился на курсах, но не имел академического
образования, хотя прямо скажем, что курсы того времени, как и в последующем
курсы "Выстрел", по напряженности и плодотворности учебы, особенно в
практическом плане, мало уступали некоторым академическим. Кстати, в отличие от
некоторых других, он не бравировал тем, что "академиев не кончал" и даже
искренне сожалел об этом.
Как отмечал Жуков, были тогда командиры, которые после успешного завершения
гражданской войны чувствовали себя знатоками военного дела, считали, что им
нечему учиться, некоторые из них потом поняли свои заблуждения и перестроились.
Другие же так и остались со старым багажом и, естественно, вскоре уже не
соответствовали возросшим требованиям.
Георгий Константинович всю свою жизнь и в мирное время, и на войне настойчиво и
самоотверженно работал над самообразованием. Он много и пытливо читал, размышлял
над прошлым опытом и анализировал операции первой мировой и гражданской войны,
много думал о перспективах развития военного искусства. Как вспоминает маршал
Советского Союза И.Х. Баграмян, "никогда не изгладится из памяти первая встреча
с Георгием Константиновичем Жуковым осенью 1924 года в Ленинграде в Высшей
кавалерийской школе. Мы оказались в одной учебной группе, состоявшей
преимущественно из командиров полков. Должен сказать, что он явно выделялся
среди слушателей группы и курсов. А выделиться было непросто -- здесь же учились
К.К. Рокоссовский, А.И. Еременко, П.Л. Романченко, Л.В. Бобкин и другие в
будущем известные военачальники. Тогда никто из нас еще не достиг
тридцатилетнего возраста, молодые, физически и морально сильные, мы старались
перещеголять друг друга в учебе и конно-спортивных состязаниях.
На занятиях по тактике конницы Жуков не раз удивлял нас какой-нибудь
неожиданностью. Он мыслил оригинально, и часто его решения становились предметом
горячего обсуждения, споров. Логичность и стройность мышления позволяли ему
удачно парировать аргументы не только однокашников, но и наставников, в том
числе самого начальника курсов М.А. Баторского, известного теоретика Красной
конницы".
По воспоминаниям К.К. Рокоссовского, "Жуков, как никто отдавался изучению
военной науки. Заглянем в его комнату -- все ползает по карте, разложенной по
полу. Уже тогда дело, долг для него были превыше всего".
Жуков, вспоминая свою учебу на высших курсах, замечает, что все слушатели курсов
увлекались военной теорией, гонялись за каждой книжной новинкой, собирали все,
что можно было собрать из литературы по военным вопросам, чтобы увезти с собой в
части.
Он перечитал практически все, что издавалось в нашей стране и труды иностранных
военных писателей по вопросам военной истории и современного военного искусства.
Автору этой книги довелось видеть его библиотеку, где было собрано более 20 тыс.
книг, журналов и других публикаций. Среди них были суворовская "Наука
побеждать", труды Наполеона, Мольтке старшего, Милютина, Драгомирова, Леера,
Фоша, Незнамова, Свечина, Елчанинова, Фуллера, Лиддел Гарта, Фрунзе,
Тухачевского, мемуары послевоенных военачальников и многих других.
Было видно, что почти все эти книги внимательно прочитаны, ибо на многих
страницах имелись пометки и замечания. Чувствовалось, что он не просто читал, а
глубоко осмысливал прочитанное, критически, творчески его воспринимал.
Как записал К. Симонов после бесед с Г. Жуковым, война для военного человека --
это экзамен, который неизвестно когда будет. Но к нему надо готовиться всю
жизнь. В связи с этим вызывает беспокойство, что офицеры в наши дни, в том числе
и в старшем звене, все меньше читают и размышляют по перспективным вопросам
военного дела. Военные библиотеки вообще перестали пополняться
военно-теоретической литературой. Принижение любознательности к новинкам военной
мысли всегда считалось опасным признаком деградации офицерского корпуса. Главной
школой командирского становления были учения и маневры, где в условиях,
максимально приближенных к боевым, формировались командирские навыки, качества,
необходимые для проявления военного искусства. Делу боевой подготовки войск
Жуков всегда отдавался всей душой и в любых условиях мирного и военного времени
занимался обучением командиров штабов и войск самозабвенно. Он добивался того,
чтобы штабы и войска большую часть времени находились в поле, совершали
длительные марши, с ходу вступали в бой, умело действовали при резких
неожиданных изменениях обстановки.
Г.К. Жуков считал необходимым замысел учения держать в строгом секрете.
Обучаемый полк поднимался по тревоге и ему указывался район, где надлежало
сосредоточиться. В этом районе командованию вручалось задание тактической
обстановки и боевой приказ, требовавший совершить марш-маневр через
труднопроходимые, заболоченные лесные районы. Для того чтобы научить
командование всех степеней находить выход из тяжелого положения своими силами и
местными средствами, маршрут избирался такой, который требовал больших работ по
расчистке и прокладке дорог, постройке из подручного материала гатей и
переправ... Такие учения, вспоминал он, в физическом отношении были чрезвычайно
тяжелыми. Иногда люди буквально валились с ног, часто оставались без сна и
нормального питания несколько суток подряд. Но какая радость охватывала бойцов и
командиров, когда их часть, выполнив труднейшую задачу, достигала поставленной
цели! В другой раз, оказавшись в трудной обстановке, они уже не сомневались в
возможности добиться своего. Командование, штабы и весь личный состав
приобретали практические навыки с честью выходить из любого трудного положения.
Жуков исходил из принципа, что войска всегда должны быть готовы к выполнению
боевых задач и боевая учеба только тогда сохраняет свой смысл, когда не
расходится с требованием боевой действительности. Вся система боевой подготовки
достигает своей цели лишь в том случае, если она не позволяет никаким подспудным
соображениям мирного времени уводить ее в сторону от того единственно верного
пути, по которому в лихую годину армия должна идти на войну. Отношение к боевой
подготовке всегда было главным показателем того, насколько та или иная армия
серьезно готовится к защите отечества, а степень боевой выучки считается
важнейшим компонентом ее боевой готовности в целом. Видимо, не случайно также,
что все выдающиеся полководцы, в том числе Г.К. Жуков, оказывались, как правило
большими мастерами обучения войск и на учениях были не менее требовательны, чем
в боевой обстановке, исходя из принципа: "тяжело в учении -- легко в бою".
Исходя из этих жуковских уроков как в прошлом, так и теперь, подчеркнем: ничто и
никогда не может оправдать отсутствие систематической боевой подготовки. Без нее
офицеры деградируют, а армия разлагается. В зависимости от возможностей разными
могут быть масштабы, периодичность, формы и методы, а суть постоянного
совершенствования боевого мастерства должна быть незыблемой.
Не следует забывать и о том, в каких неимоверно трудных условиях проходила
военная служба в те годы, особенно во второй половине 30-х гг. К сожалению, и
сейчас еще находятся люди, которые под тем или иным предлогом пытаются если не
оправдать, то хотя бы как-то "объяснить" сталинские репрессии тех лет. Но если в
стране одни люди могут запросто арестовывать и расправляться с другими, ни в чем
не повинными людьми, то это мерзость, несовместимая ни с каким человеческим
существованием. Этому произволу не может быть никаких оправданий и он должен
быть раз и навсегда осужден всенародно, всеми партиями независимо от их
политических взглядов по другим вопросам.
Г.К. Жуков с гневом пишет в своих воспоминаниях, что ему трудно было понять и
поверить, что мужественно бившиеся за Советскую власть командиры -- "враги
народа". От мыслей об этом, по его словам, становилось жутко, невыносимо тяжело.
Была истреблена самая подготовленная, опытная часть командных кадров, причем по
количеству даже больше, чем Россия потеряла за все войны. Массовые репрессии
породили атмосферу тотальной подозрительности, болезненного недоверия. Репрессии
30-х гг. во многом породили наше отступление в 41-м. Боязнь ответственности,
дефицит творчества, самостоятельности, смелости взять на себя инициативу в
сложной ситуации особенно пагубно сказались на действиях наших войск в начале
войны.
Если бы не было таких ужасных репрессий, во главе полков, дивизий, армий стояли
бы более опытные и подготовленные командиры. Да и кто командовал фронтами? Как
вспоминал Жуков, во главе Северо-Западного фронта оказался преподаватель
академии Кузнецов, во главе Западного -- Павлов, бывший командир бригады,
Юго-Западного фронта -- Кирпонос, имевший опыт командования училищем и дивизией.
Один из очевидцев трагических событий того времени К.М. Симонов писал: "Речь
идет не только о потерях, связанных с ушедшими. Надо помнить, что творилось в
душах людей, оставшихся служить в армии, о силе нанесенного им духовного удара.
Надо помнить, каких невероятных трудностей стоило армии -- в данном случае я
говорю только об армии -- начать приходить в себя после этих страшных ударов. К
началу войны этот процесс не закончился. Армия оказалась не только в самом
трудном периоде незаконченного перевооружения, но и в не менее трудном периоде
незаконченного восстановления моральных ценностей и дисциплины".
В 1937 г. опасность стать репрессированным нависла и над Жуковым. На партийной
конференции 3-го кавалерийского корпуса его упрекали за дружбу с Уборевичем,
винили в том, что "не разглядел врагов народа", "в политической близорукости".
Известно, чем кончались такие выступления. Но и здесь сказался жуковский
характер. Он не стал оправдываться, каяться, пассивно ожидать своей участи. Он,
как и на войне, несмотря на огромный риск, действовал мужественно и упреждающе.
Покинув партийную конференцию, он дал телеграмму Сталину и Ворошилову о
складывающейся в корпусе обстановке. Ответа из Москвы не было. Но местные
репрессивные органы, узнав о посланной им телеграмме, стали выжидать, а затем и
отстали от него. Здесь Жуков хорошо учел и психологический момент: сами
инициаторы репрессий постоянно опасались, что репрессии могут коснуться и их. Об
этом, в данном случае, приходится напоминать для того, чтобы более наглядно
показать, каким мужеством и особым жуковским характером надо было обладать в те
годы, чтобы оставаться требовательным и, несмотря ни на что, продолжать твердо
командовать подчиненными войсками. Больше того, накликая беду на свою голову, он
не раз вставал на защиту некоторых командиров, которых начинали шельмовать. Так,
с большим риском для себя он спас командира дивизии В.Е. Белокоскова, над
которым нависла угроза ареста. Эти его качества проявились и в полководческом
искусстве.
Однако главное, что характеризует полководческое искусство Жукова, как и других
великих полководцев, -- это величие одержанных им побед и свершенных ратных
подвигов. Для Жукова -- это Халхин-Гол, оборона Ленинграда, Московская битва,
Сталинград, Курская битва, Белорусская, Висло-Одерская и Берлинская операции,
активнейшее участие в руководстве советскими вооруженными силами в период
Великой Отечественной войны в качестве представителя ставки ВГК и заместителя
Верховного главнокомандующего, наконец сама достигнутая победа над сильнейшим
противником, глубокий след, оставленный им в военном искусстве.
3. Вступление в войну
Халхин-Гол
Рождение будущего великого полководца, первое его суровое боевое крещение
состоялось на Халхин-Голе. Халхин-Голская операция 1939 г. хорошо известна и
описывать ее подробно (как и другие операции, о которых будет идти речь) нет
надобности.
Во 2-й половине 30-х гг. одним из главных союзников Германии и противником СССР
была Япония. Проводя агрессивную политику и активно участвуя в завоевании
мирового господства на Востоке, она ставила перед собой две главные цели: 1)
нападение на СССР для захвата советских территорий на Дальнем Востоке и в
Восточной Сибири; 2) ведение захватнической войны в Юго-Восточной Азии и
Тихоокеанской зоне против США и колониальных держав (Англии, Франции,
Голландии). Эти задачи имелось в виду решать последовательно. Ряд японских
провокаций против Советского Союза, в том числе вторжение в 1939 г. на
территорию Монголии в районе р. Халхин-Гол был предпринят главным образом с
целью разведки боевой мощи Красной Армии с тем, чтобы по ее результатам
определиться, куда направить первоначально свои главные усилия. Вместе с тем,
согласно плану "Операция No 8", в случае серьезного успеха в районе Халхин-Гол
японское командование планировало развернуть более крупное наступление в
направлении озера Байкал.
Вначале японцы предполагали форсировать р. Халхин-Гол и создавать плацдарм для
дальнейших действий. Овладение этим районом давало им ряд преимуществ и ставило
в крайне невыгодные условия советско-монгольские войска. По просьбе
правительства МНР советское руководство поставило задачи нашим войскам --
оказать помощь в отражении агрессии.
11 мая 1939 г. японцы неожиданно напали на монгольские пограничные заставы в
районе озера Буйр-Нур и продолжали расширять военные действия. Монгольские части
отошли к р. Халхин-Гол. Недостаточно активно и решительно действовали советские
войска под командованием комдива Н.В. Фекленко. Сталин, проявив недовольство
действиями советско-монгольских войск, потребовал направить туда другого
командира, который был бы способен не только исправить положение, но и при
случае "надавать японцам". По рекомендации С.К. Тимошенко в район Халхин-Гола
был направлен Г.К. Жуков, который вскоре был назначен командиром 57-го особого
корпуса, преобразованного затем в 1-ю армейскую группу. Задача этой группы
состояла в том, чтобы разгромить японские войска, вторгшиеся на монгольскую
территорию, и восстановить положение по государственной границе.
Задача эта была крайне сложной. В июне японское командование сосредоточило здесь
38-тысячную группировку, 135 танков, 225 самолетов. Советско-монгольские войска,
оборонявшиеся восточнее р. Халхин-Гол, имели 12,5 тыс. человек, 180 танков, 266
бронемашин, 874 самолета (по численности личного состава и авиации японцы имели
тройное преимущество).
В течение июля японцы подтянули к району боевых действий еще две пехотные и две
кавалерийские дивизии, два танковых полка, большое количество авиации и
готовились предпринять крупное наступление. Они пригласили в район боев военных
атташе и корреспондентов Германии, Италии и других государств.
Дело еще в том, что было крайне затруднено снабжение наших войск, так как
ближайшая железнодорожная станция находилась в 750 км.
По настоятельной просьбе Г. Жукова советским командованием было принято решение
об усилении 1-й армейской группы дополнительным количеством войск и авиации. В
частности, в район боевых действий были направлены опытные летчики, воевавшие в
Испании, во главе с комкором Я. В. Смушкевичем.
Учитывая недостаток сил и в целом всю сложность обстановки, Г. Жуков принял
решение до сосредоточения дополнительно выделенных ему войск перейти к активной
обороне. Он не растягивает свои войска и, несмотря на ограниченное количество
имеющихся сил и средств, планирует создать сильный резерв и подготавливает
контрудар из глубины. Но предназначенные для этого войска были еще на подходе.
По мере усиления авиации Жуков активизирует ее действия и добивается завоевания
господства в воздухе.
Японские войска перешли в наступление 3 июля, форсировали р. Халхин-Гол и
захватили на ее западном берегу высоту Баин-Цаган, создав угрозу окружения
советско-монгольских войск на восточном берегу реки. В районе прорыва вражеских
войск не было каких-либо свободных сил и средств для того, чтобы остановить их
продвижение. Немедленно могли быть введены в бой лишь находившиеся на марше 11-я
танковая бригада и мотоброневые части. Но по существовавшим тогда
военно-теоретическим взглядам и уставным требованиям бронетанковые части
предназначались в основном для развития успеха и без усиления пехотой и
артиллерией не могли направляться против плотных группировок противника с
сильной противотанковой обороной. Элементарное правило военного искусства
требовало вначале завершить марш танковых частей и хотя бы в короткие сроки
подготовить их для выполнения боевой задачи. Но тогда противник получал время
для того, чтобы закрепиться или вводом новых сил развить свой успех.
В этой чрезвычайно острой обстановке Жуков идет на огромный риск: берет на себя
всю полноту ответственности и, не испрашивая ни у кого из старших начальников
разрешения, с ходу бросает 11-ю танковую, 7-ю мотоброневую бригады и отдельный
монгольский броневой дивизион для контрудара по прорвавшейся японской
группировке на западном берегу р. Халхин-Гол.
Если вспомнить, какие тогда были времена и чем бы это обернулось для командира в
случае неуспеха, такое решение было актом большой силы воли и мужества, на
которые не каждый командир мог решиться.
Японцы, не ожидавшие такого танкового удара, были вынуждены от наступления
перейти к обороне. А затем совместными усилиями других соединений 1-й армейской
группы японская ударная группировка была полностью разбита и отброшена на
западный берег р. Халхин-Гол. После этого противник уже не пытался больше
переправиться на западный берег реки, что создавало благоприятные условия для
подготовки последующей наступательной операции наших войск.
Японцы потеряли все танки, значительную часть артиллерии, 45 самолетов и около
10 тыс. личного состава. Правда, и наша танковая бригада потеряла почти половину
танков и личного состава (убитыми и ранеными). Но промедление, боязнь
ответственности, стремление действовать по шаблонным канонам привело бы к тому,
что и задача была бы не выполнена, и потери были бы еще большими.
Так же действовал А.В. Суворов в сражении под Рымником в 1789 г., когда он,
вопреки всем правилам, с ходу атакует, в том числе кавалерией, укрепленный
лагерь и наносит сокрушительное поражение турецким войскам, которые имели
4-кратное численное превосходство. Расчет в данном случае был на внезапность
действий, на то, что противник не ожидает именно такого способа действий.
Если сопоставить эти действия Суворова или Жукова с тем, что было с направлением
майкопской бригады в Грозный в 1995 г., то напрашивается вывод, что не всякие
действия вопреки канонам и обычному здравому смыслу приводят к успеху. В одном
случае такие смелые неординарные действия предпринимаются в результате хорошей
разведки и всесторонней оценки возможных действий противника, своих войск, и
местности, на основе рискованного, но все же определенного расчета. В другом,
когда всего этого нет, остается только надеяться на авось, что обычно
оборачивается тяжелыми последствиями.
После поражения в районе Баин-Цаган японское командование в августе готовит
новое наступление силами 6-й армии, доведя численность ее войск до 75 тыс. чел.,
500 орудий, 182 танков, более 300 самолетов.
Но к этому времени была существенно усилена и 1-я армейская группа наших войск.
В своем составе она имела 57 тыс. чел., 572 орудия и миномета, 500 танков и 515
боевых самолетов.
Командующий 1-й армейской группой в этих условиях уже не собирается обороняться
и ждать, когда противник снова перейдет в наступление. Он всячески форсирует
подготовку своих войск, чтобы упредить противника в переходе в наступление.
Японцы планировали перейти в наступление 24 августа, Жуков начал свое
наступление 20 августа. Он решил сковать противника с фронта стрелковыми
соединениями и ударами фланговых, в основном подвижных бронетанковых войск,
окружить и уничтожить японскую группировку на восточном берегу р. Халхин-Гол.
Несмотря на упорное сопротивление японских войск, ему удалось блестяще
осуществить свой замысел. Была окружена и уничтожена 6-я японская армия. Ее
потери составили 61 тыс. убитыми, ранеными и пленными. Советские войска потеряли
18,5 тыс. убитыми и ранеными. Советско-монгольские войска захватили трофеи: 200
орудий, 400 пулеметов, 12 тыс. винтовок и большое количество другой техники.
Японское правительство обратилось с просьбой о прекращении военных действий.
Прежде всего огромно военно-политическое значение достигнутой победы. Была не
только ликвидирована угроза японского вторжения в МНР, но и существенно
стабилизирована обстановка на Дальнем Востоке, почти на два с половиной года
оттянуто вступление Японии во вторую мировую войну. А главное -- японское
командование решило оставить Советский Союз на некоторое время в покое и
повернуть свои завоевательские устремления в Юго-Восточную Азию и Тихоокеанскую
зону.
Военные действия в районе р. Халхин-Гол обогатили Красную Армию опытом ведения
современных операций с массированным применением авиации и мотобронетанковых
войск. Последние, по существу, были впервые применены для самостоятельных
действий, в том числе для развития успеха, окружения и уничтожения противника.
Были сделаны важные выводы для дальнейшего развития оперативного искусства и
тактики, совершенствования организационной структуры войск, в частности, принято
решение о формировании танковых и механизированных дивизий, объединенных в
механизированные корпуса. Приобретен первый опыт борьбы за завоевание господства
в воздухе. В ВВС начали создаваться бомбардировочные, истребительные и смешанные
авиационные дивизии. Операция по окружению и уничтожению 6-й японской армии с
одновременным созданием внешнего и внутреннего фронтов окружения в миниатюре
явилась прообразом Сталинградской, Корсунь-Шевченковской, Бобруйской и других
операций, которые с большим размахом и результатами были осуществлены в период
Великой Отечественной войны под руководством или при активном участии Г.К.
Жукова.
Большое значение имела тщательная подготовка операции в течение 20 суток. Умело
проведены маскировка сосредоточения и развертывания наступательных группировок,
а также дезинформация противника. Разнообразными мерами создавалось впечатление
о переходе к обороне и скрыты от него меры по подготовке к наступлению. Хорошо
организованы управление (с выдвижением командующего на передовой командный
пункт), материальное и техническое обеспечение войск. Налажено снабжение
продовольствием и водой, что в условиях пустыни и оторванности от баз снабжения
было одной из самых трудных задач.
В Халхин-Голской операции Г.К. Жуков впервые проявил себя в боевой обстановке
по-современному, незаурядно мыслящим, талантливым полководцем, способным не
только умело ориентироваться в сложной обстановке и принимать творчески смелые
решения, но и с огромной волей и настойчивостью проводить их в жизнь и
организовывать выполнение поставленных задач.
Многое из этого могли бы, видимо, показать и некоторые другие военачальники того
времени. Но в сражении на Халхин-Голе особое значение имели те качества Жукова,
которые едва ли кто-либо в том же объеме и так последовательно мог проявить. Это
его высочайшее чувство ответственности, не только военное, но и огромное
гражданское мужество.
Без этого самые хорошие его решения и другие выдающиеся способности не были бы
реализованы.
Например, во время боев в районе озера Хасан в 1938 г. действиями одной -- двух
дивизий управляли командир корпуса, командующий армией, оперативная группа Г.М.
Штерна, командующий войсками округа В.И. Блюхер, прибывший из Москвы Л.З. Мехлис
и другие начальники. В результате постоянного некомпетентного вмешательства
последнего в действия войск управление ими было просто дезорганизовано и
подчиненные командиры в ряде случаев не знали, чей приказ выполнять. В. Блюхер
не смог всему этому противостоять.
Совсем по-другому действовал Г. Жуков. После ознакомления с обстановкой в штабе
корпуса он немедленно выехал в действующие впереди части, где, оказывается, ни
разу не был прежний командир корпуса. Последний отказался выехать в боевые
порядки войск вместе с Жуковым, ссылаясь на то, что его в любой момент могут
вызвать к телефону из Москвы. Жуков был удивлен также тем, что командир и штаб
корпуса управляли войсками, находясь в 120 км от линии фронта, и решительно
выдвинул свой командный пункт вперед; а также создал передовой командный пункт,
расположив его вблизи передовых частей.
Кроме того, Жуков с первого дня прибытия в Монголию твердо поставил себя
хозяином положения.
Однажды, когда в результате отчаянных атак японцев для наших войск,
действовавших на восточном берегу р. Халхин-Гол, создалось опасное положение,
прибывший из Москвы маршал Г.И. Кулик потребовал отвести войска на западный
берег реки. И в первую очередь убрать с плацдарма артиллерию (чтобы она не могла
попасть к противнику), оставив тем самым одну пехоту без артиллерийской
поддержки.
Георгий Константинович сразу же дал телеграмму Сталину и Ворошилову о
недопустимости такого решения и обратился с просьбой дать ему возможность самому
командовать войсками и оградить его от вмешательства других должностных лиц.
Московское руководство было вынуждено согласиться с Жуковым и он избавился от
некоторых советчиков, которые влезали во все дела, но ни за что не хотели
отвечать.
Произошло у него столкновение и с командующим фронтовой группой Г. Штерном. На
третий день наступательной операции на Халхин-Голе, когда японцы оказывали
упорное сопротивление на северном фланге и наступление затормозилось, Штерн
порекомендовал командующему 1-й армейской группой "не увлекаться", остановиться,
перегруппировать силы, а потом продолжать наступление. Жуков с этим не
согласился, так как приостановка наступления давала противнику возможность более
прочно закрепиться и усилить оборону, что могло только увеличить наши потери.
Как вспоминает Жуков: "Потом я спросил Штерна, приказывает ли он мне, или
советует. Если приказывает, пусть напишет письменный приказ. Я предупредил его,
что опротестую этот письменный приказ в Москве, потому что не согласен с ним. Он
ответил, что не приказывает, а рекомендует. Я сказал: "Раз так, я отвергаю ваше
предложение. Войска доверены мне, и командую ими здесь я. А вам поручено
поддерживать меня и обеспечивать мой тыл. Я прошу вас не выходить из рамок того,
что вам поручено". Позже Штерн снял свое "предложение". Через сутки подвижные
части Северной группировки войск обошли японский опорный пункт в районе высоты
Палец и, развивая наступление, соединились с частями, наступавшими с юга и
завершили окружение противника. Только успешные действия и спасли Жукова. В
случае неудачи все эти Штерны, Кулики и Мехлисы воспользовались бы ситуацией,
обвинили его всех грехах и просто-напросто растоптали бы.
И надо было иметь именно жуковский характер, чтобы в таких ситуациях устоять, не
сломаться и делать свое дело. Эта уникальная полководческая черта Жукова, так
много значившая в годы Великой Отечественной войны, дала знать о себе уже на
Халхин-Голе.
Вместе с тем, если не идеализировать Жукова, а подходить к нему как к
незаурядному, но живому человеку, то не совсем объективно было бы изображать его
так (как это иногда делается), как будто он во всем действовал напролом и был
чужд всяким компромиссам, не шел навстречу другим людям. Ведь его твердость и
непреклонность в отстаивании тех или иных решений, которые в те времена в любой
момент могли оборвать и службу и саму жизнь, проистекали не только из его
личного мужества, но и прежде всего из чувства величайшей ответственности перед
народом за порученное дело, за судьбу отечества, которому угрожала смертельная
опасность. Перед лицом этого высокого долга он при необходимости мог быть и
гибким, уступать по некоторым даже щепетильным вопросам. В связи с этим не
только ради справедливости, но и понимания всей сложности ситуаций, в которые
попадал полководец, можно было бы теперь уже сказать и о таком малоизвестном
факте. С прибытием Жукова в Монголию начальником штаба 57-го особого корпуса был
полковник А.М. Кущев, к которому, видимо, уже "прицеливались" особые органы. Во
время одной из бомбежек японской авиацией командного пункта оборвалась связь с
соединениями. Момент для управления войсками был острый -- без связи оставаться
нельзя, и нач. штаба корпуса, несмотря на продолжающиеся вражеские бомбовые
удары, выскочил из укрытия, чтобы посмотреть, что же произошло с линиями связи.
Вскоре на него поступил донос, что он выбегал из укрытия для того, чтобы
перерезать телефонные провода и оставить корпус без связи. Георгий
Константинович вначале пытался защитить А.М. Кущева, но почувствовав, что
обостряются отношения с "органами", не стал упорствовать, надеясь, как он
говорил позже, после окончания боев переговорить об этом с Наркомом Ворошиловым.
Но Кущев все же был арестован и только позже освобожден. Войну он уже заканчивал
снова под командованием Жукова в должности начальника штаба 5 ударной армии 1-го
Белорусского фронта при взятии Берлина.
Об этом во время учения в БВО в 1955 г. Жуков вспомнил в связи с тем, что
рекомендовал маршалу Тимошенко взять к себе генерала Кущева заместителем
командующего войсками округа. В последующем генерал Кущев много лет проработал
представителем командования Варшавского Договора в Чехословакии.
На Халхин-Голе у Жукова возникали некоторые непростые ситуации и по
взаимодействию с монгольскими войсками, и он вовремя уяснил, что с них
невозможно так же требовать, как со своих войск. Все это и многое другое
приходилось терпеливо сносить. Вот в таких неоднозначных условиях приходилось
начинать Жукову свой полководческий путь.
За успешные действия по разгрому японских войск в районе р. Халхин-Гол, умелое
управление войсками и проявленное мужество Г.К. Жуков был удостоен звания Героя
Советского Союза; в июне 1940 г. ему присвоено воинское звание -- генерал армии.
Накануне и в начале войны
После Халхин-Гола Жуков был назначен командующим войсками Киевского особого
военного округа. Было ясно, что война уже назревает, и он со свойственной ему
кипучей энергией начал заниматься разработкой оперативных и мобилизационных
планов, подготовкой подчиненных органов управления и войск к выполнению
поставленных перед ними задач с учетом приобретенного им боевого опыта, уроков
советско-финской войны и начавшейся второй мировой войны.
Шла также напряженная работа по развертыванию и формированию новых
механизированных, авиационных, артиллерийских и других соединений и частей.
Одновременно новому командующему пришлось заниматься подготовкой и проведением
похода советских войск по освобождению Сев. Буковины, Бессарабии. По
договоренности с румынским правительством советским войскам следовало
продвигаться ежесуточно на 20 км по мере ухода румынских войск. При этом румыны
должны были оставлять на местах железнодорожный состав, оборудование
промышленных предприятий. Однако в нарушение этого соглашения они пытались
кое-что увезти с собой. Тогда Жуков по своей инициативе принимает решение
высадить в районах переправ через р. Прут две воздушно-десантные бригады и
навстречу им выслать танковые части, чтобы пресечь несанкционированные действия
румынских властей. Последние подняли шум. От Жукова потребовали объяснений, но в
дальнейшем Сталин одобрил его действия. В ходе подготовки и проведения похода
Жуков получил практику по управлению войсками фронта и имел возможность
предметно проверить боевую готовность войск округа, предназначенного для
действий в случае войны на важнейшем Юго-Западном стратегическом направлении.
В конце декабря 1940 -- начале января 1941 г. впервые был проведен оперативный
сбор высшего руководящего состава Красной Армии под руководством Наркома обороны
маршала С.К. Тимошенко. Характерно, что в отличие от сборов, практиковавшихся в
послевоенные годы, на этом сборе с докладами, лекциями выступал не только
руководящий состав Наркомата обороны, но и командующие, начальники штабов
военных округов. Это позволяло, с одной стороны, более полно учесть их мнения и
опыт, с другой -- достигалась более основательная подготовка и активное,
заинтересованное участие на занятиях руководящего состава войск.
В ходе сбора один из основных докладов по проблемам наступательных операций был
поручен командующему войсками КОВО генералу Жукову. В своем докладе он глубоко
проанализировал опыт наступательных операций германской армии в Польше, в
Западной Европе, действия советских войск на Халхин-Голе, советско-финляндской
войне и обосновал возможности общевойсковой армии, фронта по ведению
наступательных операций, наиболее целесообразное построение, размах и возможные
темпы ведения этих операций.
Наиболее поучительным из опыта начавшейся второй мировой войны Жуков считал
массированное применение авиации, танковых и моторизованных соединений, и
широкое использование воздушных десантов. Его доклад привлек внимание участников
сбора глубиной анализа, творческим подходом к рассмотрению ряда новых явлений в
военном искусстве, аргументированностью выдвигаемых положений, четким изложением
мыслей.
В заключительной части доклада было подчеркнуто, что "при равных силах и
средствах победу обеспечит за собой та сторона, которая более искусна в
управлении и создании условий внезапности и использовании сил и средств.
Внезапность современной операции является одним из решающих факторов победы...".
Перечитывая доклад, сделанный 55 лет назад и сопоставляя с тем, что в
последующем произошло, ясно видишь, что Жуков уже в то время в основном
правильно уловил суть главных изменений, которые происходили в то время в
способах подготовки и ведения наступательных операций.
Это особенно наглядно проявилось в ходе оперативно-стратегических военных игр,
проведенных в процессе сбора. Первая игра проходила со 2 по 6 и вторая с 8 по 11
января 1941 г. В этой игре за фронты или армии выступали лишь небольшие
оперативные группы и управление войсками в полном объеме не отрабатывалось. В
частности, за командование фронта вместе с командующим войсками фронта Г.К.
Жуковым выступали 7 человек (начштаба, нач. оперотдела штаба, зам. нач. штаба
фронта по тылу, нач. управления ВОСО, командующий и начальник штаба ВВС), за
армии по 3 человека (командующий, начштаба и командующий ВВС). Действия
обучаемых оценивались в основном по принятым ими решениям, оперативным расчетам
и отданным оперативным директивам, боевым приказам армиям.
На первой игре Г.К. Жуков командовал Северо-Восточным фронтом "Западной
стороны". Ему противостоял Северо-Западный фронт "Восточной стороны" во главе с
генерал-полковником Д.Т. Павловым. На второй игре Жуков командовал Юго-Западным
фронтом "Восточной стороны", ему противостоял Южный фронт "Западной стороны" под
командованием генерал-лейтенанта Ф.И. Кузнецова.
По исходной оперативной обстановке на военную игру положение сторон было дано на
10-й день войны. Поэтому самые трудные вопросы стратегического развертывания и
ведения операций в начале войны не отрабатывались. Вообще эта проблема высшим
военным руководством явно недооценивалась. Обучаемые принимали решения по
обстановке, сложившейся в ходе начавшейся войны. Анализ решений по этой
обстановке, проведенной руководством военной игры, показал, что на обеих играх
существенное преимущество получила сторона, которой командовал Г.К. Жуков. По
заключению руководства именно его войска могли выиграть "сражение". Он более
глубоко анализировал обстановку за свои войска и противника, самым непостижимым
образом подмечал наиболее слабые стороны оперативного положения и боевых
возможностей противостоящей стороны, умело оценивал местность и в своих
решениях, как правило, упреждал противника в перегруппировке войск, наращивании
усилий, в завоевании господства в воздухе, в решительном массировании сил и
средств на направлении главного удара, добивался более выгодного положения своих
войск, обеспечивающего нанесение ударов по флангам основных группировок
противника.
Причем Жуков показал хорошее знание оперативно-стратегических взглядов
германской армии. В ходе игры возникали драматические моменты для восточной
стороны. Они оказались во многом схожими с теми, которые возникли при нападении
фашистской Германии на Советский Союз в июне 1941 г.
Таким образом, если Жуков в своем докладе показал глубину теоретических знаний,
умение мыслить по-современному, то в ходе военных игр выявилось органическое
сочетание им теории и практики, умение с учетом конкретных условий обстановки
творчески подходить к решению сложных оперативно-стратегических задач. Причем
оперативные решения подкреплялись обоснованными расчетами, принятием необходимых
мер по организации взаимодействия, материального и технического обеспечения
войск в предстоящей операции. Его решения были настолько убедительны, что даже
командующие противостоящей стороны, в частности, Д.Г. Павлов, вынуждены были
признать, что их войска в конечном счете оказывались в менее выгодном положении.
Вообще доклады и полководческие действия Жукова на сборе произвели большое
впечатление на высшее политическое и военное руководство.
Уже на второй день после разбора военной игры Сталин вызвал Жукова и предложил
ему должность начальника Генерального штаба. Георгий Константинович, по его
словам, пытался отказаться, сославшись на то, что все время служил на командных
должностях и не имеет опыта штабной работы. Но Сталин настоял на своем. Для
Жукова началась совершенно новая полоса в жизни и на службе.
В должности начальника Генерального штаба он пробыл около 7 месяцев в самые
напряженные и сложные периоды накануне и с началом войны. Причем перед войной
около 5 с половиной месяцев. Конечно, за это время никто, в том числе и Жуков,
не мог в полной мере освоить эту сложнейшую и ответственную должность. Всегда
считалось, что для настоящего становления начальника Генштаба требуется не менее
3-4 лет. Мольтке-старший 30 лет возглавлял германский Генштаб. Что-то, с точки
зрения организации управления вооруженными силами, тщательности стратегического
планирования, выработки более совершенной системы поддержания боевой и
мобилизационной готовности войск (сил), он возможно не смог осуществить так, как
это сделал бы более опытный начальник Генштаба. И действительно, накануне войны
в этих вопросах было много упущений и ошибок.
Но надо признать и другое: с точки зрения трезвости оценки обстановки,
самостоятельности, инициативы, принципиальности и настойчивости в принятии ряда
мер по подготовке вооруженных сил к отражению агрессии в обстановке того времени
вряд ли Б. М. Шапошников или другой опытный начальник Генштаба мог сделать то,
что удалось сделать Тимошенко и Жукову. Во всяком случае могло не быть и таких
решений, как частичное отмобилизование (призыв 800 тыс. человек) для
доукомплектования пограничных военных округов, выдвижение 4-х армий из глубины
на рубеж реки Днепр, что позволило с середины июля создать новый фронт обороны к
северу от устья Березины. Да и директива о подготовке войск к отражению
нападения фашистской Германии возможно не была бы подписана и вечером 21 июня
1941 г., когда наши пограничные военные округа могли оказаться в еще более
тяжелом, а может быть и непоправимом положении. К тому же Жуков обладал и рядом
таких качеств, которые особенно важны для военачальника, возглавляющего Генштаб
в чрезвычайных условиях 1941 г. Это прежде всего трезвый ум, отменная память,
умение уловить суть самой сложной противоречивой обстановки, предвидеть
возможный ход ее развития, сохранить взвешенность и самообладание, мужество и
принципиальность в отстаивании предлагаемых решений.
А.М. Василевский, Н.Ф. Ватутин, А.А. Гречко и другие работавшие в Генштабе в
начале войны генералы и офицеры отмечали, что Жуков для них всех являл собой
воплощение полной уверенности, твердости духа, спокойствия, непоколебимой веры,
что сложившееся тяжелое положение еще можно изменить и обеспечить перелом в
пользу наших войск.
Особенно большое значение имела его огромная работоспособность. Еще до войны он
работал по 15--16 часов в сутки, а с началом войны почти круглые сутки. Без
такой выносливости и работоспособности при всех других чертах таланта ни один
штабной офицер и тем более начальник Генштаба не может реализовать лучшие свои
свойства и выдержать неимоверную нагрузку и напряжение, которые приходится
испытывать штабам всех степеней во время войны.
Все эти качества у Жукова проявились сполна и может быть уберегли нашу армию от
многих напастей, которые благодаря этому не случились.
Надо иметь в виду, что после освобождения Западной Белоруссии, Западной Украины,
Сев. Буковины, Бессарабии, окончания советско-финской войны изменилась
государственная граница на Западе, основные группировки войск выдвинулись вперед
до 300 км.
Поэтому требовалась переработка всех оперативных и мобилизационных планов,
доведение их до военных округов и организация их исполнения.
В соответствии с этими планами уточненные задачи округам по прикрытию
государственной границы Генштабом были доведены в начале мая 1941 г. Штабы
округов только к началу июня разработали свои планы и представили их на
утверждение в Наркомат обороны. В соединениях и частях эта работа так и осталось
незавершенной.
В связи с явными приготовлениями фашистской агрессии против нашей страны
возникала срочная необходимость повышения боевой готовности войск. Но высшим
политическим руководством решения по этим вопросам всячески сдерживались.
В последнее время много различных суждений о записке Генштаба от 15.05.1941 г. с
предложением о нанесении упреждающего удара по немецко-фашистским войскам.
Сама записка отражает, конечно, жуковский дух и его полководческий почерк.
Но появление такого документа в мае 1941 г. не случайно и он не мог родиться
только по инициативе Жукова и генштабистов. Действительно, в политическом
руководстве "наступательные настроения" имели место. В активно-наступательном
духе было выдержано выступление Сталина перед выпускниками военных академий 5
мая 1941 г.
Вместе с тем, как говорил Молотов в беседе с писателем Ф. Чуевым, выбор в пользу
"наступательной политики" не ставил перед собой агрессивных целей, не
провоцировал Германию на "превентивную войну". В политическом плане эти
наступательные установки были больше рассчитаны на поднятие морального духа
армии и народа.
Упомянутый выше доклад от 15.05.41 г. был написан А.М. Василевским и его должны
были подписать нарком обороны С.К. Тимошенко и начальник Генерального штаба Г.К.
Жуков. Но документ хранится в архиве без их подписей. Неизвестно также, был ли
он доложен Сталину и рассматривался ли он установленным в то время порядком. На
этот счет существует несколько неподтвержденных версий. В принципе любой Генштаб
обязан предусматривать различные варианты, способы действия. Упомянутый
жуковский план предназначался на последующий период, когда была бы обеспечена
необходимая готовность страны и вооруженных сил и на тот случай, если состоится
политическое решение на упреждающие действия. Больше надо удивляться, почему
такого плана не было до прихода Жукова в Генштаб.
Но многие обстоятельства того времени говорят за то, что упреждающий удар со
стороны Советского Союза, по крайней мере в 1941 г., был практически исключен и
не мог быть реализован, если бы даже кто-то этого захотел.
Во-первых, не было политического решения на превентивную войну против Германии.
Советское руководство не могло не понимать, что страна и вооруженные силы еще не
были готовы к войне. Экономика не была переведена на военное положение.
Производство новых образцов танков, самолетов и других видов вооружения только
началось. Красная Армия находилась в стадии коренной реорганизации. Советскому
Союзу было крайне необходимо оттянуть начало войны хотя бы на 1--2 года.
Кроме того, Гитлер до последнего момента продолжал свою политическую игру,
пытаясь склонить на свою сторону Англию, где были влиятельные прогерманские
силы. Именно для контакта с ними был направлен туда Гесс.
Что значило в такой обстановке предпринять упреждающий удар против Германии?
Советский Союз предстал бы перед всем миром в качестве агрессора и в той же
Англии могли взять верх силы, выступающие за союз с Германией. Советская
разведка обо всем этом докладывала Сталину, и поэтому он всячески избегал шагов,
которые могли бы спровоцировать войну.
Во-вторых, для нанесения упреждающего удара необходима готовая, отмобилизованная
и развернутая для войны армия. Но по изложенным выше соображениям Сталин не
хотел идти на полное мобилизационное и оперативное развертывание вооруженных
сил. Частичное отмобилизование 800 тыс. человек и переброска из глубины страны
некоторых армий (всего 28 дивизий) не позволяло создать группировки, необходимые
для проведения наступательных операций. А без этого невозможно начинать войну.
Попытки командующих выдвинуть к госгранице хоть какие-то дополнительные силы
жестко пресекались. Сталин и Нарком обороны требовали от Генштаба немедленного
прекращения подобных действий. Так, 11.06.41 г. начальник Генштаба Г.К. Жуков
направил командующему КОВО телеграмму: "Народный комиссар обороны приказал:
1) Полосу предполья без особого на то приказания полевыми и уровскими частями не
занимать. Охрану сооружений организовать службой часовых и патрулированием.
2) Отданные Вами распоряжения о занятии предполья уровскими частями немедленно
отменить".
Приходилось отдавать и ряд других таких же распоряжений.
Пусть те, кто придерживается версии о превентивной войне с нашей стороны хоть на
минуту задумаются: как можно готовиться к упреждающему удару и отдавать подобные
распоряжения?
Как отмечал Г.К. Жуков, "введение в действие мероприятий, предусмотренных
оперативным и мобилизационным планами, могло быть осуществлено только по особому
решению правительства. Это особое решение последовало лишь в ночь на 22 июня
1941 года, да и то не полностью".
Даже с началом войны в первые часы Сталин еще не терял надежды, что конфликт,
возможно, удастся погасить. Он, конечно, серьезно ошибался, но внутренне он был
уверен, что войны еще можно избежать.
Как писал Черчилль в своих мемуарах, Сталин в августе 1941 г. сказал ему: "Мне
не нужно было никаких предупреждений. Я знал, что война начнется, но я думал,
что мне удастся выиграть еще месяцев шесть или около этого". И к этому, а не к
упреждающему удару стремился Сталин в тот период.
В-третьих, не было утвержденного плана стратегического развертывания для
нанесения упреждающего удара не только в Генштабе, но и в военных округах.
Последние никаких задач на этот счет не получали.
По оперативным вопросам военные округа имели задачу: силами войск прикрытия
отразить вторжение противника и после полного развертывания основных сил фронтов
перейти в наступление. Очевидно, что переход в наступление после отражения
вторжения противника и упреждающий удар -- это не одно и то же. Например,
согласно "Плану действий войск в прикрытии на территории Западного особого
военного округа", представленного на утверждение Наркома обороны в июне 1941 г.,
были определены следующие общие задачи войск округа по обороне госграницы:
"а) Упорной обороной полевых укреплений по госгранице и укрепленных районов:
1) Не допустить вторжения как наземного, так и воздушного противника на
территорию округа;
2) Прочно прикрыть отмобилизование, сосредоточение и развертывание войск
округа...".
Люди, не посвященные в вопросы оперативного планирования и их практической
реализации, полагают, что стоит собраться и поговорить высшему руководству о тех
или иных желательных, на их взгляд, способах действий армии, как сразу следует
их осуществление. Но после утверждения оперативного плана Генштаба для
разработки соответствующих планов объединений, соединений и частей (с допуском
ограниченного количества исполнителей) и практической организации их выполнения
при самой интенсивной и напряженной работе требуется не менее 3--4 месяцев.
Совершенно очевидно, что план действий, изложенный в докладной от 15.05.41 г.,
если бы он даже был утвержден, ни при каких обстоятельствах не мог быть
реализован на практике.
Версию о готовившемся упреждающем ударе с советской стороны некоторые авторы
пытаются обосновать тем, что войска фронтов не располагались в оборонительной
группировке, не были подготовлены и оборудованы в инженерном отношении
оборонительные рубежи в глубине. Но все это не имеет прямого отношения к идее
упреждающего удара. Эти упущения связаны с устарелым представлением о характере
военных действий в начальный период войны и общей недооценкой в предвоенные годы
оперативной и стратегической обороны. Ведь не только оборонительные, но и
наступательные операции не были подготовлены должным образом.
Таким образом, подводя итог сказанному, можно сделать вывод, что в 1941 г.
Советский Союз никакого превентивного удара против Германии нанести не мог.
Каким все же на деле был стратегический замысел действий Красной Армии:
наступательным или оборонительным? В основе своей планы Красной Армии носили
наступательный характер. В случае начала войны имелось в виду соединениями
прикрытия отразить вторжение противника, завершить отмобилизование и затем
перейти в решительное наступление. Но такой способ действий не имеет ничего
общего с упреждающими действиями и тем более с превентивной войной.
Если к тому же учесть, что советские войска не были приведены в боевую
готовность, даже после того, как нападение на СССР свершилось, войскам был отдан
приказ отразить наступление противника, но госграницу не переходить, то ни о
каком нападении не может быть и речи (стоит только вдуматься: готовить
превентивный удар и с началом войны требовать от войск границу не переходить!).
Вместе с тем со всей определенностью можно сказать, что начиная первыми военные
действия, как предлагал Жуков, войска Красной Армии не понесли бы столь больших
потерь, особенно в авиации, действовали бы более организованно, чем это удалось
в июне-июле 1941 г. И даже в случае неудачных наступательных операций и
встречных сражений имели бы возможность в более благоприятных условиях
переходить к обороне. Противник лишился бы возможностей для нанесения внезапных
ошеломляющих ударов.
Наиболее благоприятный момент для нанесения упреждающего удара по германской
армии был в мае-июне 1940 г., когда шли военные действия против Франции, но
такие действия не входили в намерения СССР.
Примечательно, что историки и политики, поднимающие шум по поводу этого
жуковского плана, считают правомерным уже состоявшийся превентивный удар Гитлера
в 1941 г. и гневно осуждают лишь предполагавшийся план Жукова.
Если говорить в целом, то несмотря на огромную работу руководства страны по
промышленной и военно-технической подготовке к войне, накануне ее были допущены
и серьезные, теперь широко известные, ошибки и просчеты, в том числе и
Генштабом, возглавляемым Жуковым.
Недостаточно разрабатывались и осваивались формы и способы стратегической и
оперативной обороны, а именно эти задачи пришлось решать в начальный период
войны. Совершенно неправильно оценивались способы ведения операций в начальный
период войны. Не была предусмотрена возможность перехода противника в
наступление сразу всеми заранее развернутыми группировками войск одновременно на
всех стратегических направлениях. И Жуков очень самокритично все это признавал.
По данному поводу он писал: "При переработке оперативных планов весной 1941 года
практически не были полностью учтены особенности ведения современной войны в ее
начальном периоде. Нарком обороны и Генштаб считали, что война между такими
крупными державами, как Германия и Советский Союз, должна начаться по ранее
существовавшей схеме: главные силы вступают в сражение через несколько дней
после приграничных сражений. Фашистская Германия в отношении сроков
сосредоточения и развертывания ставилась в одинаковые условия с нами. На самом
деле и силы и условия были далеко не равными".
Опыт начавшейся войны в Европе с применением ряда новых способов стратегических
действий явно недооценивался. Нарком обороны С.К. Тимошенко считал, что в смысле
стратегического творчества опыт войны в Европе не дает ничего нового.
Недооценка обороны и неправильная оценка изменившегося характера начального
периода войны имели более тяжелые последствия, чем это иногда изображается в
военной литературе. Дело ведь не в формальном признании или непризнании обороны,
а прежде всего в тех практических выводах и мероприятиях, которые из этого
вытекают.
Во-первых, как показал опыт, следовало учитывать возможность внезапного
нападения заранее отмобилизованного и изготовившегося к агрессии противника. А
это требовало соответствующей системы боевой и мобилизационной готовности
Вооруженных Сил, обеспечивающей их постоянную высокую готовность к отражению
такого нападения, более решительного скрытого наращивания боевой готовности
войск.
Во-вторых, признание возможности внезапного нападения противника означало, что
приграничные военные округа должны иметь тщательно разработанные планы отражения
вторжения противника, то есть планы оборонительных операций, так как отражение
наступления превосходящих сил противника невозможно осуществить мимоходом,
просто как промежуточную задачу. Для этого требуется ведение целого ряда
длительных ожесточенных оборонительных сражений и операций. Если бы эти вопросы
теоретически и практически были разработаны и такие планы были, то в
соответствии с ними по-другому, а именно -- с учетом оборонительных задач,
располагались бы группировки сил и средств этих округов, по-иному строилось бы
управление и осуществлялось эшелонирование материальных запасов и других
мобилизационных ресурсов.
Готовность к отражению агрессии требовала также, чтобы были не только
разработаны планы оборонительных операций, но и в полном объеме подготовлены эти
операции, в том числе в материально-техническом и инженерном отношениях, чтобы
они были освоены командирами и штабами. Совершенно очевидно, что в случае
внезапного нападения противника не остается времени на подготовку таких
операций. Но этого не было сделано в приграничных военных округах. В теории и
практике оперативной подготовки в штабах и академиях оборона отрабатывалась
далеко не так, как пришлось ее вести в 1941--1942 гг., а как вид боевых
действий, к которому прибегают на непродолжительное время и на второстепенных
направлениях, с тем чтобы отразить нападение противника в короткие сроки и самим
перейти в наступление. Из этих ошибочных позиций исходили и при постановке задач
войскам накануне и в начале войны.
Идея непременного перенесения войны в самом ее начале на территорию противника
(причем идея не обоснованная ни научно, ни анализом конкретной обстановки, ни
оперативными расчетами) настолько увлекла некоторых руководящих военных
работников, что возможность ведения военных действий на своей территории
практически исключалась. Все это отрицательно сказалось на подготовке не только
обороны, но и в целом театров военных действий в глубине своей территории.
На вновь присоединенных территориях требовалось построить новые сети аэродромов,
большое количество дорог, мостов, осуществить наращивание линий и узлов связи.
Однако необходимых сил и средств для этого не было.
Медленно шло создание оборонительных сооружений. УРы на старой госгранице были
частично демонтированы, из ДОТов снято артиллерийское вооружение. Строительство
долговременных сооружений на новой границе еще не было закончено, система
обороны в новых УРах не организована, между укрепленными районами оставались
промежутки до 50--60 км.
Большие изъяны были допущены в организации управления Вооруженными Силами на
военное время. Отрицательно сказывалась разобщенность наркоматов обороны и ВМФ.
Руководство ВМФ пыталось решать свои вопросы в отрыве от Генштаба. Неправильным
было отношение к Генеральному штабу, как основному органу оперативного
управления Вооруженными Силами.
Даже после преобразования штаба РККА в Генштаб в 1935 г. из его ведения были
изъяты вопросы формирования военно-технической политики, оргструктуры и
комплектование Вооруженных Сил. В частности, организационно-мобилизационными
вопросами ведало управление, подчиненное зам. Наркома Е.А. Щаденко. Это привело
к недостаточной согласованности мероприятий по этим видам деятельности и решения
их другими ведомствами Наркомата обороны в отрыве от оперативно-стратегических
задач. Хотя и Жуков не проявил настойчивости, чтобы приостановить формирование
такого количества механизированных и воздушно-десантных соединений, что привело
к большому распылению танков и других средств.
Главное разведывательное управление РККА начальнику Генштаба не подчинялось
(начальник ГРУ был заместителем Наркома обороны), фактически же оно подчинялось
самому Сталину. Очевидно, что Генштаб не мог полноценно решать вопрос
стратегического применения Вооруженных Сил без своего разведоргана.
В Наркомате обороны не было единого органа управления тылом, службы снабжения
подчинялись Наркому и различным его заместителям.
Всю систему управления Вооруженными Силами лихорадила чехарда с непрерывными
перестановками руководящего состава в Центральном аппарате и военных округах.
Так, за пять предвоенных лет сменилось четыре начальника Генштаба. За полтора
года перед войной (1940-1941 гг.) пять раз (в среднем через каждые 3--4 месяца)
сменялись начальники управления ПВО, с 1936 по 1940 г. сменилось пять
начальников разведывательного управления и др. Поэтому большинство должностных
лиц, не успевало освоить свои обязанности, связанные с выполнением большого
круга сложных задач перед войной. Кстати, такая практика продолжалась и во время
войны. Жуков не раз прямо говорил об этом Сталину, но на деле ничего не
менялось.
Накануне войны не был продуман даже такой вопрос: кто будет Главнокомандующим
Вооруженными Силами во время войны? Первоначально предполагалось, что им должен
быть нарком обороны. Но уже с самого начала войны эти функции взял на себя
Сталин. До сих пор трудно понять, почему еще до войны не были подготовлены
защищенные пункты управления для Главнокомандования, Генштаба и фронтов. Всю
работу Главнокомандования, Наркомата обороны и Генштаба пришлось на ходу и
экспромтом перестраивать применительно к военному времени. Все это не могло не
сказаться отрицательно на управлении действующей армией и обеспечивающими ее
органами.
Слабость стратегического руководства фронтами в начале войны пытались
компенсировать созданием в июле 1941 г. главкоматов северо-западного, западного
и юго-западного направлений, но это еще больше усложнило управление войсками и
от них вскоре пришлось отказаться.
Во всех звеньях слабо была организована связь, особенно радиосвязь. В
последующем это привело к тому, что проводная связь во фронтах, армиях, дивизиях
была нарушена противником в первые же часы войны, что в ряде случаев привело к
потере управления войсками.
Серьезным упущением Генштаба и прежде всего Б.М. Шапошникова, было то, что им не
была разработана четкая система приведения войск в высшие степени боевой
готовности. Оперативные и мобилизационные планы были недостаточно гибкими. Они
не предусматривали промежуточных степеней наращивания боевой и мобилизационной
готовности войск, а также поочередного приведения их в боевую готовность. Войска
должны были оставаться в пунктах постоянной дислокации или сразу полностью
развертываться. В Генштабе не были установлены даже такие короткие сигналы
(команды) как в ВМФ, для быстрого доведения распоряжений о приведении войск в
боевую готовность.
В условиях, когда на Жукова сразу обрушилось огромное количество нерешенных
вопросов и острого недостатка времени и он не смог своевременно разглядеть и
устранить эти упущения.
Г.К. Жуков с самого начала своей деятельности в должности начальника Генштаба
пытался поставить и решить некоторые из этих вопросов. Но при существовавшей
тогда системе руководства оборонными делами их очень трудно было "пробивать".
Не отвечали интересам ведения оборонительных операций в начале войны базирование
авиации и расположение складов с материальными запасами. Аэродромы строились в
непосредственной близости от границы, базирование на имевшихся аэродромах было
крайне скученным.
По свидетельству Маршала Советского Союза А.М. Василевского, Жуков и органы
снабжения Наркомата обороны считали наиболее целесообразным иметь к началу войны
основные запасы подальше от госграницы, примерно на линии Волги. Но такие
деятели, как Г.И. Кулик, Л.3. Мехлис, Е.А. Щаденко категорически возражали
против этого. Они считали, что агрессия будет быстро отражена и война во всех
случаях будет перенесена на территорию противника. Эта линия, к сожалению,
возобладала. В результате советская авиация и материальные запасы в первые же
дни войны оказались под ударами противника.
В целом у Советского государства были обширные планы по коренному преобразованию
и повышению боевой мощи Красной Армии и Военно-Морского флота, рассчитанные на
несколько лет. "Когда же все это будет нами сделано, -- говорил И.В. Сталин, --
Гитлер не посмеет напасть на Советский Союз". Но все это, к сожалению, не
суждено было осуществить. Война застала нашу страну и ее вооруженные силы в
стадии многих незавершенных дел по перевооружению, реорганизации и
переподготовке армии и флота, создания обороны, перестройки промышленности,
создания государственных резервов и мобзапасов.
Накануне войны особенно большое значение приобрела разведка. После войны много
писали и говорили о том, что разведка своевременно докладывала об основных
мероприятиях по сосредоточению германских войск у советских границ и их
подготовке к наступлению. Но при этом излишне упрощается обстановка того времени
и не учитывается, что поступали не только донесения, подтверждающие подготовку к
нападению на СССР, но и данные, которые опровергали подобные сообщения.
В 1941 г. тяжелый пресс предвзятых политических установок оказывал огромное
давление не только на разведку, но и на всю практическую деятельность по
организации обороны страны.
Сталин, стремясь оттянуть войну, продолжал пытаться обеспечить безопасность
страны политическими, дипломатическими средствами, в то время как другая сторона
уже перевела курс своей политики на военный путь. В такой обстановке, особенно
накануне войны, требовалось более активное и непосредственное участие в
выработке военно-политических решений Наркомата обороны и Генштаба, но "боги" от
политики считали все это излишним.
Некоторые командующие (в частности, М.П. Кирпонос) просили у Москвы разрешения
хотя бы предупредительным огнем препятствовать действиям фашистских самолетов,
которые безнаказанно летали над нашей территорией. Но им отвечали: "Вы что --
хотите спровоцировать войну?". Сталин не хотел дать Гитлеру повода для
развязывания войны. Но ему это и не было нужно, как, например, при нападении на
Польшу.
Подводя итог сказанному, можно еще раз подчеркнуть, что без учета всей
обстановки и того, какие действия диктовались сверху, трудно объективно оценить
деятельность Жукова как начальника Генштаба и все, что произошло в начале войны.

В целом, несмотря на крупные упущения и ненормальную обстановку, затруднявшую
подготовку войск к отражению агрессии, советским командованием накануне войны
был осуществлен и ряд важных мер по усилению боеспособности Вооруженных Сил и, в
первую очередь, западных военных округов. По настоянию С.К. Тимошенко и Г.К.
Жукова проведен призыв на учебные сборы около 800 тыс. военнообязанных запаса,
что было равносильно частичной мобилизации. В состав этих округов было
переброшено 28 дивизий из восточных районов страны. Удалось существенно
увеличить производство новых образцов вооружения. Усиленными темпами
продолжалось оборонительное строительство. Уточнялись оперативные и
мобилизационные планы в соответствии с изменившимися условиями обстановки.
Советско-финская война имела не только отрицательные военно-политические
последствия. Опыт этой войны имел и положительное значение. Более объективно и
остро стала оцениваться боеспособность Красной Армии и на этой основе были
приняты срочные меры по устранению выявившихся недостатков и слабых мест в ее
строительстве и подготовке. Под руководством нового Наркома обороны Маршала
Советского Союза С.К. Тимошенко особенно много было сделано по укреплению
единоначалия, порядка и воинской дисциплины, активизации и максимальному
приближению обучения войск к условиям боевой действительности. В этом отношении
за 1--1,5 года было сделано больше, чем за 30-е гг. Накануне войны проводились и
другие мероприятия по повышению боеспособности армии и флота.
Можно, конечно, во многом упрекнуть Тимошенко и Жукова за то, что они не сумели
доказать Сталину необходимость проведения более решительных мер по наращиванию
боевой готовности войск. Но при сталинской системе руководства далеко не все
было возможно. Сравнивая с тем, что было на германской стороне, немецкий
историк, издатель журнала "Шпигель" Рудольф Аугштайн напоминает эпизод, когда
разработчик плана "Барбаросса" генерал Маркс, а также начальник Генштаба Гальдер
и Главком сухопутными войсками Браухич имели сомнения в реальности плана,
понимая, что потенциал германских вооруженных сил истощится к концу 1941 г. или
в 1942 году, но не решались доложить об этом Гитлеру. В то время, как Тимошенко
и Жуков докладывали свои предложения Сталину довольно настойчиво. Р. Аугштайн
вынужден признать, что оба наших военачальника "...в условиях, сопряженных с
гораздо большей психологической нагрузкой, вели себя гораздо мужественнее, чем
Браухич и Гальдер".
Причины военных поражений СССР, как и причины того, почему ему в конечном счете
удалось в 1941 г. устоять, заключены в изложенных выше обстоятельствах по
подготовке Вооруженных Сил к отражению агрессии. Но трудности усугублялись и
серьезными недостатками в практическом управлении Вооруженными Силами с началом
фашистской агрессии. Даже когда достаточно точно стало известно о предстоящем
нападении на СССР и когда война уже началась, у Сталина еще не было однозначной
оценки того, что произошло. Отсюда половинчатость и нерешительность действий,
запоздалая постановка задач войскам. Директива на приведение приграничных
военных округов в боевую готовность была передана им в 0.30 22 июня 1941 г. В
армиях ее получили в 3--4 часа утра, когда военные действия уже начались.
К тому же директива эта была крайне противоречивой, осторожной и туманной.
Первоначально начальником Генштаба, т.е. Жуковым, была подготовлена более
определенная директива о приведении войск в боевую готовность к отражению
агрессии противника. Но Сталин как уже отмечалось, посчитал (и это за несколько
часов до войны!), что такую директиву давать преждевременно, полагая, что, может
быть, вопрос еще уладится мирным путем.
Согласно отданной директивы, по существу, не разрешалось даже введение в полном
объеме плана прикрытия госграницы.
Требовалось приведение войск в боевую готовность в местах дислокации и занятие
огневых точек на границе, а о занятии оборонительных позиций стрелковыми
соединениями ничего не говорилось. Таким образом, войскам ставилась задача не на
оборону и решительные действия по отражению нападения противника, а на то, чтобы
не поддаваться ни на какие провокационные действия, "могущие вызвать крупные
осложнения". Один этот эпизод ярко свидетельствует о непонимании Сталиным
элементарных основ военного управления, его коварстве и, можно сказать,
непорядочности по отношению к подчиненным войскам. Как известно, постановка
задач войскам требует четкости и ясности, чтобы полученная задача не вызывала у
исполнителей кривотолков и сомнений. Но в уточненной Сталиным формулировке
сквозила именно полная неопределенность поставленной задачи. Из нее нельзя было
даже понять, назревает война или ожидаются лишь провокационные действия. Если
этот вопрос не могло решить высшее руководство, полностью владеющее
стратегической обстановкой, как его можно было решить на поле боя? Как выполнять
боевую задачу, как определить, что действия по отражению нападения противника не
вызовут крупных осложнений? Вместо того, чтобы самому оценить обстановку и
определить характер предстоящих действий войск, взять прежде всего на себя
ответственность за это, распоряжения были отданы в такой форме, чтобы в случае
каких-либо неблагоприятных последствий можно было снять с себя ответственность и
обвинить тех, кто их выполнял. Даже командующие и штабы военных округов и армий
не могли толком понять, что им нужно делать и как действовать. Как вспоминает
Р.Я. Малиновский, "на уточняющий вопрос, можно ли открывать огонь, если
противник вторгается на нашу территорию, следовал ответ: на провокацию не
поддаваться и огня не открывать".
В сборнике воспоминаний немецких участников войны рассказывается о том, что
утром 22 июня штаб группы армий "Центр" перехватил запрос советской военной
радиостанции: "Нас обстреливают, что мы должны делать?". Из вышестоящего штаба
последовал ответ: "Вы, должно быть, нездоровы. И почему ваше сообщение не
закодировано?".
Например, 9-й мехкорпус К. Рокоссовского не получил ни одной машины из
присланных по плану мобилизации, которая была объявлена в момент выступления
соединений к местам предназначения.
Ввиду запоздалой отдачи директивы Главнокомандованием распоряжения из штабов
округов и армий до большинства соединений и частей вообще не дошли и такие части
приводились в боевую готовность уже под обстрелом противника.
К началу войны войска оказались на положении мирного времени -- в пунктах
постоянной дислокации, в военных городках, лагерях. Вооружение и техника
находились в парках, на консервации. Большинство соединений уже в ходе боевых
действий и под массированными ударами авиации и артиллерии противника начали
выдвигаться к госгранице навстречу его наступающим танковым группировкам, не
успев занять назначенные оборонительные рубежи в пограничной зоне. Из 57
дивизий, предназначенных для прикрытия границы, только 14 расчетных дивизий
(отдельные полки, батальоны) или 25% выделенных сил и средств успели наспех
занять назначенные районы обороны и то в основном на флангах
советско-германского фронта. Артиллерийские полки и зенитные части дивизий и
корпусов были выведены в лагеря, на учебные сборы (на значительном удалении от
своих соединений) и поэтому войска вступали в бой без артиллерийской поддержки и
противовоздушного прикрытия.
В результате в первые же часы и дни войска понесли большие потери и не смогли
оказать достаточно организованного сопротивления наступающим войскам противника.

В тяжелом положении оказались советские ВВС. Авиация, не успев рассредоточиться,
потеряла большинство самолетов на аэродромах. Например, авиация Западного фронта
за первый день войны потеряла 738 самолетов из имевшихся 1780 самолетов. Всего
советская авиация в первый день потеряла 1200 самолетов. Это позволило
германской авиации в самом начале войны завоевать господство в воздухе, она
непрерывными массированными ударами затрудняла организованный отход и
закрепление советских войск на новых оборонительных рубежах, подход к полю
сражения резервов и вторых эшелонов, подвоз материальных средств.
Германская армия с самого начала войны сумела захватить стратегическую
инициативу. В результате внезапного перехода в наступление, массированного
использования сил и средств на главных направлениях противнику удалось в первые
же двое суток продвинуться до 110--150 км, создать угрозу окружения крупных
группировок советских войск, нарушить фронт обороны.
Главное командование советских Вооруженных Сил, не получая своевременно
достоверных данных обстановки и не зная подлинного положения дел на фронте,
отдавало войскам нереальные распоряжения, не соответствующие сложившимся
условиям обстановки.
В результате всего этого оборонительные действия фронтов в первые 15--18 суток
закончились серьезной неудачей. Немецко-фашистские войска на северо-западном
направлении прорвались на глубину до 450 км; на западном -- 450--600 км, на
юго-западном -- до 350 км. Советские войска продолжали отступать с тяжелыми
боями.
Однако и в этой тяжелейшей обстановке Главнокомандование советских войск
продолжало еще неверно оценивать обстановку.
В условиях, когда устойчивость стратегической обороны была нарушена и
образовались опасные прорывы крупных группировок противника на большую глубину,
наиболее целесообразным было: заблаговременно готовить оборону на рубеже рек
Западная Двина и Днепр, отводя войска и подтягивая на этот рубеж резервы. Но
такие решения своевременно не были приняты. Стремясь любой ценой удержать каждый
рубеж и не допустить отхода, войска ставились в еще более тяжелое положение, что
и вынуждало их к дальнейшим отступлениям.
При анализе наших поражений в 1941 г. приводится много различных причин и многие
из них действительно имели место. Но все они являются производными от двух
главных, оказавших определяющее и наиболее пагубное влияние на ход трагических
событий в начале войны.
Первая из них связана с уже не раз встречавшимся в истории забвением того
элементарного положения, что война -- явление двустороннее. Непонимание и
нежелание Сталина считаться с этой простой истиной было доведено до абсурда. Он
часто упускал из виду, что при остром политическом и военном противоборстве
сторон недопустимо исходить только из собственных желаний и побуждений, не
учитывая того, какие цели преследует и что может предпринять другая сторона. Его
особенно подводила доходившая до наивности предвзятая однозначность оценки
военно-политической обстановки, не допускавшая какой-либо альтернативности ее
развития. Если, скажем, он задумал отсрочить начало войны на несколько лет, то
уверен, что и Гитлер до этого не может предпринять нападение. Поскольку по его
расчетам военная мощь Франции в 1940 г. позволяла ей противостоять Германии
сравнительно длительное время, то это уже гарантирует отсрочку агрессии против
СССР.
В намеченную им схему мышления реальная жизнь уже не укладывалась. 13 июня
нарком обороны С.К. Тимошенко и Г.К. Жуков предлагают Сталину привести войска в
боевую готовность, а он рекомендует им читать на следующий день сообщение ТАСС о
том, что Гитлер не собирается нападать. Уверовав в свою непогрешимость и
привыкнув к тому, что все ему внутри страны повинуется, Сталин, видимо, внушил
себе, что так должно происходить и во всех других сферах.
Вторая причина наших военных неудач и поражений в 1941 г. объясняется совершенно
неоправданной, неимоверной централизацией руководства всеми сторонами жизни и
деятельности государства, обороны страны, строительства и подготовки Вооруженных
Сил. В принципе такая централизация накануне и в ходе войны была нужна.
Но установленная Сталиным чрезмерная централизация руководства и управления,
переходящая все разумные пределы, всеобщая подозрительность и недоверие к людям,
их придавленность и запуганность чрезвычайно сузили общий фронт работы, лишали
систему управления тех живых соков творчества и инициативы, без которых она
может функционировать только строго по вертикали сверху вниз, в пределах
установленных рамок, будучи неспособной охватывать все сложности реальной
действительности и реагировать на ее изменения. Такая система управления не
могла быть эффективной и тормозила работу по подготовке страны и Вооруженных Сил
к отражению агрессии.
Сталин не только не мог объять всех вопросов, но к тому же монополизировал право
на их личное решение и жестоко подавлял всякую самостоятельность мышления и
действий. Другие руководители и органы управления во всех звеньях должны были по
всем вопросам ждать указаний и заниматься только их механическим исполнением.
Такая практика политического руководства и управления войсками превратилась в
настоящее бедствие. Многие предложения Госплана, Наркомата обороны подолгу не
рассматривались и решение назревших вопросов многократно откладывалось. В
результате до начала войны не были приняты решения по переводу промышленности на
военное положение и форсированию производства новых видов оружия. Не были
утверждены и введены в действие новые оперативные и мобилизационные планы взамен
устаревших и не соответствовавших новым условия. До начала войны не было
проведено отмобилизование Вооруженных Сил, а самое главное -- советские войска к
началу военных действий не были приведены в боевую готовность для отражения
агрессии и оставались на положении мирного времени. На простом языке это
означало, что всесторонне изготовившийся противник наносил удар по армии,
которая к началу его нападения какое-то время была по существу безоружной и еще
не изготовилась для боевых действий.
В более ужасное и невыгодное положение армию уже поставить нельзя. В подобных
условиях армия не может реализовать ни свои возможности, ни другие боевые
качества. Если бы даже не было никаких других ошибок (несвоевременность
отмобилизования армии, распыление боевой техники по многим формированиям,
неправильное определение направления главного удара противника и многое другое),
то одно только упущение с приведением войск в боевую готовность все равно свело
бы на нет все другие осуществленные мероприятия. Это обстоятельство имело
катастрофические последствия, предопределив все наши неудачи и поражения в
начале войны.
Есть ли во всем этом вина начальника Генштаба генерала Жукова? Да, есть и
немалая. О своей ответственности за это он сам не раз говорил. Но противостоять
сталинской системе руководства в то время ни Жуков, ни кто-то другой не мог. Но
заслуга его в том, что даже в тех невыносимых условиях ему удалось некоторые еще
большие бедствия предотвратить и немало сделать.
В связи с этим хотелось бы выразить пожелание, чтобы и в современных условиях не
забывалось, что оборонительный характер военной доктрины не уменьшает, а
наоборот, неизмеримо повышает значение высокой боевой готовности Вооруженных
Сил, ибо агрессор, выбирая момент для нападения, заранее изготавливается к нему,
а обороняющаяся сторона вынуждена ориентироваться на ответные действия. Жизнь
показывает также, что полнокровная творческая деятельность Генштаба возможна
только в том случае, если она не скована слишком жестко политическим
руководством.
Маршал Конев в 1957 г., когда было приказано вовсю клевать Жукова, писал:
"Являясь начальником Генерального штаба, т. Жуков обязан был разобраться в
обстановке и разработать конкретные предложения в Центральный Комитет партии и
правительство, направленные на повышение боевой готовности Вооруженных Сил.
Однако всем известно, что своевременных мероприятий, связанных с
заблаговременным приведением войск в боевую готовность и занятием ими
соответствующих оборонительных рубежей для организованного и подготовленного
отпора врагу, осуществлено не было".
Да, не было. Но Иван Степанович не стал объяснять, почему не было.
В отличие от многих военачальников и историков Жуков не валил все на Сталина, а
самокритично анализировал причины допущенных ошибок. "Я не снимаю с себя
ответственности -- писал он -- за то, что может быть, недостаточно убедительно
обосновал перед Сталиным необходимость заблаговременного приведения нашей армии
в полную боевую готовность для отражения надвигающейся агрессии. Ни нарком, ни
я, ни мои предшественники Б.М. Шапошников, К.А. Мерецков, ни руководящий состав
Генерального штаба не рассчитывали, что противник сосредоточит такую массу
бронетанковых и моторизованных войск и бросит их в первый же день мощными
компактными группировками на всех стратегических направлениях с целью нанесения
сокрушительных рассекающих ударов".
Дело усугублялось тем, что запуганные репрессиями (только в предвоенные годы
было расстреляно три начальника разведуправления) руководители разведорганов и
другие должностные лица стремились докладывать только то, что соответствовало
оценкам Сталина. В самом начале своей деятельности в должности начальника
Генерального штаба Жуков предложил Сталину некоторые срочные меры по усилению
обороны западных границ, присутствовавший при этом В.М. Молотов бросил
возмущенную реплику: "Вы что же, воевать думаете с немцами?". И это в период,
когда подготовка к нападению Германии на СССР была уже в полном разгаре и до
войны оставалось всего несколько месяцев.
Вопреки всем сообщениям разведки о сосредоточении у советских границ 170 дивизий
в мае 1941 г. Берия заверял Сталина: "Я и мои люди, Иосиф Виссарионович, твердо
помним Ваше мудрое предначертание: в 1941 г. Гитлер на нас не нападет".
Начальник разведуправления Ф.И. Голиков, сообщив Сталину данные разведки о
завершении Германией подготовки к агрессии, в конце доклада сделал вывод:
"Слухи и документы, говорящие о неизбежности весной этого года войны против
СССР, необходимо расценивать как дезинформацию, исходящую от английской и даже,
может быть, германской разведки". Такой же вывод в записке Сталину сделал нарком
Военно-морского флота адмирал Н.Г. Кузнецов.
"Конечно, на нас -- писал Жуков после войны, -- военных -- лежит ответственность
за то, что мы недостаточно требовали приведения армии в боевую готовность и
скорейшего принятия ряда необходимых на случай войны мер. Очевидно, мы должны
были это делать более решительно, чем делали. Тем более что, несмотря на всю
непререкаемость авторитета Сталина, где-то в глубине души у тебя гнездился червь
сомнения, шевелилось чувство опасности немецкого нападения. Конечно, надо
реально себе представить, что значило тогда идти наперекор Сталину в оценке
общеполитической обстановки. У всех на памяти еще были недавно минувшие годы; и
заявить вслух, что Сталин не прав, что он ошибается, попросту говоря, могло
тогда означать, что, еще не выйдя из здания, ты уже поедешь пить кофе к Берии.
И все же это лишь одна сторона правды. А я должен сказать всю. Я не чувствовал
тогда, перед войной, что я умнее и дальновиднее Сталина, что я лучше него
оцениваю обстановку и больше него знаю. У меня не было такой собственной оценки
событий, которую я мог бы с уверенностью противопоставить как более правильную
оценкам Сталина. Такого убеждения у меня не существовало. Наоборот, у меня была
огромная вера в Сталина, в его политический ум, его дальновидность и способность
находить выходы из самых трудных положений. В данном случае -- в его способность
уклониться от войны, отодвинуть ее. Тревога грызла душу. Но вера в Сталина и в
то, что в конце концов все выйдет именно так, как он предполагает, была сильнее.
И, как бы ни смотреть на это сейчас, это правда".
К началу войны недостаточно подготовленным оказался и сам Генштаб. К тому же в
первые дни войны Сталин разослал весь руководящий состав Наркомата обороны,
Генштаба по фронтам и тем самым еще более усложнил управление. В частности, Г.К.
Жуков был направлен в войска Юго-Западного фронта. Крупные ошибки допустили
командующие войсками, особенно командующий войсками Западного фронта генерал
Павлов. Не раз писали, что если бы на месте Павлова был Жуков, все равно бы
ничего не изменилось. Действительно, общая стратегическая обстановка
складывалась таким образом, что даже такому способному военачальнику, как Жуков,
не удалось организовать достаточно эффективный контрудар нескольких мехкорпусов
Юго-Западного фронта по танковой группировке противника в районе Соколя, хотя по
сравнению с другими именно этот контрудар был наиболее удачным и противнику были
нанесены серьезные потери и задержано его продвижение. Это был вынужден признать
и Гальдер в своем дневнике.
Но даже в этой крайне тяжелой обстановке Жуков показывает не только умение
проникать в глубинную суть складывающейся обстановки, но и далеко предвидеть ее
развитие.
Так, благодаря своей исключительной прозорливости, умению мыслить не только за
свою сторону, но и противника, разгадать скрытые процессы не только
происходящих, но и назревающих событий, он распознал план германского
командования, связанный с поворотом 2-й полевой и 2-й танковой групп
немецко-фашистских войск на юго-восток для нанесения ударов по правому флангу и
тылу Юго-Западного фронта. Против такого решения Гитлера выступали даже его
наиболее опытные генералы. В сложившейся тогда обстановке казалось просто
невероятным, что можно решиться снять силы с главного московского направления,
где наметился наибольший успех, и повернуть на юго-восток. А Жуков,
посоветовавшись с начальником оперуправления Генштаба В.Н. Злобиным, его
заместителем А.М. Василевским, уловил возможность такого решения и предложил
конкретные меры, упреждающие действия противника.
Причем такое предвидение возможного развития событий было плодом не одной лишь
хорошей интуиции, но основывалось на тщательном анализе обстановки, оперативных
расчетах и глубоком понимании внутренней логики развития военных действий.
Прежде всего было учтено, что немецко-фашистские войска, несмотря на достигнутые
ими крупные успехи, понесли большие потери. Общий фронт противника значительно
расширился. Оперативная плотность войск стала резко снижаться, и теперь их уже
не хватало для одновременного наступления на всех стратегических направлениях.
Враг был еще силен и очень опасен, но все же он был уже надломлен. Поэтому Жуков
пришел к выводу, что германское командование не рискнет в ближайшее время
наступать на Москву. Оно не было готово к этой операции, так как не располагало
ни необходимым количеством ударных войск, ни их должным качеством.
Внимательное рассмотрение различных вариантов возможных действий противника
показывало, что противник, видимо, не решится оставить без внимания опасный для
группы армий "Центр" участок -- правое крыло группы -- и будет стремиться в
ближайшее время разгромить Центральный фронт, который к тому времени имел в
своем составе всего две армии.
Было ясно, что если это произойдет, то германские войска получат возможность
выйти во фланг и тыл нашему Юго-Западному фронту, разгромят его и, захватив
Киев, обретут свободу действий на Левобережной Украине. Поэтому только после
того, как была бы ликвидирована угроза для них на фланге центральной группировки
со стороны Юго-Западного направления, гитлеровцы могли начать наступление на
Москву.
Готовность германского командования к решающему наступлению на Москву
лимитировалась и действиями на Ленинградском направлении. Только после овладения
Ленинградом и соединения с финской армией оно могло повернуть свои силы тоже на
Москву, обходя ее с северо-востока и надежно обеспечивая левый фланг группы
армий "Центр".
Но Сталин не согласился с доводами Жукова и такой оценкой обстановки.
Исходя из изложенной оценки обстановки, Жуков предложил Сталину укрепить
Центральный фронт, передав ему не менее трех армий, усиленных артиллерией. Для
этого одну армию взять из западного направления, другую -- за счет Юго-Западного
фронта, третью -- из резерва Ставки. Поставить во главе фронта опытного и
энергичного командующего. Конкретно предлагал назначить Н.Ф. Ватутина.
(Последнее тоже было важным, поскольку А.И. Еременко своими безответственными
заверениями вводил Сталина в заблуждение относительно действительно
складывающейся обстановки).
Сталин все это отвергал из опасений ослабить Московское направление. Но Жуков
был уверен, что противник на этом направлении пока вперед не двинется, а через
12--15 дней можно было перебросить с Дальнего Востока не менее восьми
боеспособных дивизий и использовать их для усиления обороны Москвы. Последующие
события подтвердили правильность таких выводов.
Весьма обоснованным было и предложение Жукова своевременно отвести войска
Юго-Западного фронта на восточный берег р. Днепр. При этом одновременно
предлагалось в районе Конотопа, Прилуки сосредоточить необходимые резервы для
парирования удара противника по флангу Юго-Западного фронта. Настойчивость
Жукова в отстаивании этого предложения вызвала у Сталина негодование, и он был
отстранен от должности начальника Генштаба. Игнорирование же мнения Жукова
привело к окружению и катастрофическому поражению войск Юго-Западного фронта,
поставив Москву в сентябре-октябре 1941 г. перед смертельной опасностью.
Если бы Сталин более внимательно прислушивался к мнению Генштаба, если бы Жуков
как нач. Генштаба обладал правом более самостоятельно решать
оперативно-стратегические вопросы, в том же 1941 г. наши войска могли
действовать более организованно и успешно.
Но, как справедливо писал Г.К. Жуков, "нет ничего проще, чем, когда уже известны
все последствия, возвращаться к началу событий и давать различного рода оценки.
И нет ничего сложнее, чем разобраться во всей совокупности вопросов... сведений
и фактов непосредственно в данный исторический момент". Надо сказать, что сам
Георгий Константинович не только задним числом правильно оценивал и судил о
многих из прошедших событий, но еще до того, как они случались, умел предвидеть
их, находить оптимальные решения, в наибольшей степени соответствующие
обстановке того времени. Не все его прозорливые выводы и предложения по
изложенным выше причинам удалось реализовать. Но печальный, трагический опыт
1941 г. многому научил и послужил еще одним крупным пластом в фундаменте
формирования полководческого искусства Жукова.
    Глава вторая
Характерные черты полководческого
искусства в важнейших операциях и сражениях
1. Командование Резервным фронтом
Ельнинская операция
После освобождения от должности начальника Генерального штаба Г.К. Жуков 30 июля
1941 г. вступил в командование Резервным фронтом. Разобравшись с обстановкой и
убедившись в относительной устойчивости положения войск фронта, он приступил к
подготовке Ельнинской операции.
Для характеристики полководческого искусства Жукова эта операция, проведенная с
30.08 по 8.09. 1941 г., примечательна прежде всего тем, что это была первая
успешно проведенная наступательная операция в ходе начавшейся Великой
Отечественной войны. До этого многие попытки наших войск предпринять
наступательные действия кончались неудачей. Было исключительно важно добиться
перелома в этом отношении и удалось это сделать именно Г.К. Жукову.
Прежде всего, еще будучи в Генштабе он своевременно оценил опасность Ельнинского
выступа, образовавшегося в результате прорыва в середине июля войск 2-й немецкой
танковой группы южнее Смоленска и захвата (19 июля) г. Ельня. С этого плацдарма
германское командование имело возможность нанести удар по флангу Западного
фронта и развить по кратчайшему направлению наступление на Москву.
Позднее стало известно, что ссылаясь на потери, командование группы армий
"Центр" просило Гитлера разрешить оставить Ельнинский выступ. Он эту просьбу
отклонил, рассматривая район Ельни как выгодный плацдарм для нанесения удара на
Москву.
Жуков правильно уловил также момент для разгрома вражеской группировки в этом
районе, когда основные силы немецко-фашистских войск были связаны на других
участках Смоленского сражения, главные силы 2-й танковой группы Гудериана уже
двинулись на юг, а в глубине немецкой обороны не было крупных подвижных
резервов. Исходя из этого Жуков предложил Сталину до начала решающих сражений за
Москву ликвидировать Ельнинский плацдарм противника. В течение августа наши
войска несколько раз предпринимали наступление, но продвижения не имели.
"Ельнинская операция, -- вспоминал он, -- была моей первой самостоятельной
операцией, первой пробой личных оперативно-стратегических способностей в большой
войне с гитлеровской Германией. Думаю, каждому понятно, с каким волнением,
особой осмотрительностью и вниманием я приступил к ее организации и проведению".
Побывав в первые же дни командования фронтом на КП 24-й армии, которой
отводилась главная роль в предстоящей операции, в боевых порядках соединений и
частей, он убедился, что противник успел основательно укрепиться на Ельнинском
выступе и поэтому вместо требования любой ценой продолжать наступление, как это
было до его прибытия на фронт, он, во избежание излишних потерь и во имя
обеспечения успеха операции, решил временно прекратить наступательные действия,
перегруппировать силы и более тщательно подготовить новую наступательную
операцию.
Замысел операции предусматривал решительный оперативный маневр -- двусторонний
охват выступа с тем, чтобы ударами с севера и юга под основание Ельнинского
выступа окружить и уничтожить группировку противника в этом районе. Одновременно
предусматривались активные наступательные действия с востока, чтобы сковать его,
расчленить и уничтожить по частям. Несмотря на примерно равное соотношение сил
командующему войсками фронта удалось на направлениях ударов создать существенное
превосходство над противником в силах и средствах.
30 августа 1941 г. после короткой артиллерийской подготовки войска 24-й армии
под командованием генерала К.И. Ракутина перешли в наступление, преодолевая
ожесточенное сопротивление, прорвали укрепленную оборону противника и уже к 6
июля создали угрозу окружения всей Ельнинской группировки. Германское
командование дополнительно ввело в сражение четыре пехотные дивизии, но все
контратаки противника были отражены, хотя временами возникали весьма острые
ситуации. Опасаясь полного окружения, оно начало спешный отвод своих войск.
Преследуя противника, наши войска продвинулись на 25 км, освободили город Ельня,
разгромили опасную группировку противника. Только крайне ограниченное количество
танков и авиации не позволило нашим войскам завершить окружение и полный разгром
Ельнинской группировки немецко-фашистских войск.
Первоначально на предложение Жукова организовать контрудар в районе Ельни,
Сталин сказал, что это чепуха, опыт показал, что наши войска не умеют наступать;
и такое настроение было распространенным. Поэтому сравнительно ограниченная по
масштабам ельнинская наступательная операция имела не только
оперативно-стратегическое, но и большое морально-психологическое значение,
наглядно продемонстрировав, что войска Красной Армии при надлежащей организации
и управлении могут не только обороняться, но и успешно наступать против
немецко-фашистских войск, что очень трудно и важно было осуществить еще задолго
до перелома в ходе войны.
С точки зрения проявления полководческого искусства Жукова, наиболее
характерными являются:
-- Большое внимание уделено разведке противника, в том числе личное наблюдение
за его действиями на основных направлениях предстоящего наступления. Это
обстоятельство имело особенно большое значение для успеха операции, ибо одна из
основных причин неудач предыдущих наступательных операций состояла в том, что
артиллерия, не имея точных целей, стреляла в основном по площадям.
-- В отличие от ранее предпринимавшихся в 1941 г. частных наступательных
операций на различных фронтах, где пассивность на остальных участках позволяла
противнику перебросить силы с других направлений и локализовать наше
наступление, в Ельнинской операции для содействия 24-й армии и обеспечения
успеха были предприняты наступательные действия войск 16-й и 20-й армий
Западного фронта на Смоленском и 43-й армии Резервного фронта на Рославльском
направлениях.
-- Смелый замысел операции и решительные действия с целью окружения и
уничтожения противника.
-- Подготовка операции в короткие сроки, постоянное личное влияние на войска и
оказание помощи в организации боевых действий не только в армейском, но и в
дивизионном и полковых звеньях.
Как и на Халхин-Голе, Жуков, наряду с тщательной маскировкой подготовки
наступления, принимает ряд мер по дезинформации противника, обозначая переход
своих войск к обороне и добивается внезапности удара в условиях, когда, казалось
бы, наступательные действия на этом направлении уже шли и практически невозможно
было добиться какой-либо неожиданности.
-- В ходе операции, несмотря на ограниченность сил и средств, Жуков постоянно
маневрирует войсками и настойчиво наращивает усилия на направлениях, где
наметился успех. Весьма умело и массированно используется авиация и прежде всего
для того, чтобы затруднить отход войск противника и подход его резервов из
глубины.
На протяжении всей этой операции он находился на КП 24-й армии и чаще в
наступающих соединениях и частях, что давало возможность своевременно
реагировать на изменения обстановки и лично влиять на ход боевых действий.
Сосредоточив основные усилия на руководстве Ельнинской операцией, Жуков
внимательно следил за обстановкой в полосах других армий и твердо управлял
войсками фронта, хотя обстановка резко осложнялась то на одном, то на другом
участке. Так, 9 сентября одна из дивизий 43-й армии, получив задачу захватить
плацдарм на западном берегу р. Стряны, не обеспечила надежно свой левый фланг
после форсирования реки и без должной разведки начала продвигаться вперед.
Пользуясь беспечностью недостаточно опытного командира дивизии, противник
танковой контратакой смял боевые порядки дивизии. Жуков немедленно отправился на
наблюдательный пункт этой дивизии и до самого вечера этого дня вместе с
командиром дивизии принимал меры для отражения контратаки и исправления
сложившегося положения.
Жуков представил в Ставку обобщенный доклад по итогам операции. На основе его
Ставка ВГК, Генштаб издали приказ и директивы, обобщающие опыт Ельнинской
операции с целью доведения его до всей Красной Армии. Для воспитания
наступательного духа была учреждена Советская гвардия. В частности, 100-я,
127-я, 153-я и 161-я стрелковые дивизии первыми были удостоены звания
гвардейских.
В приказе наркома обороны No 308 от 18.09. 1941 г. было сказано:
"Почему этим нашим стрелковым дивизиям удалось бить врага и гнать перед собой
хваленые немецкие войска?
Потому, во-первых, что при наступлении они шли вперед не вслепую, не очертя
голову, а лишь после тщательной разведки, после серьезной подготовки, после
того, как они прощупали слабые места противника и обеспечили охранение своих
флангов.
Потому, во-вторых, что при прорыве фронта противника они не ограничивались
движением вперед, а старались расширять прорыв своими действиями по ближайшим
тылам противника, направо и налево от места прорыва.
Потому, в-третьих, что, захватив у противника территорию, они закрепляли за
собой захваченное, окапывались на новом месте, организуя крепкое охранение на
ночь и высылая вперед серьезную разведку для нового прощупывания отступающего
противника.
Потому, в-четвертых, что, занимая оборонительную позицию, они осуществляли ее не
как пассивную оборону, а как оборону активную... Они не дожидались того момента,
когда противник ударит их и оттеснит назад, а сами переходили в контратаки,
чтобы прощупать слабые места противника, улучшить свои позиции и вместе с тем
закалить свои полки в процессе контратак для подготовки их к наступлению.
Потому, в-пятых, что при нажиме со стороны противника эти дивизии организованно
отвечали ударом на удар противника.
Потому, наконец, что командиры и комиссары в этих дивизиях вели себя как
мужественные и требовательные начальники, умеющие заставить своих подчиненных
выполнять приказы и не боящиеся наказывать нарушителей приказов и дисциплины".
А вот какие выводы он сделал для себя, пометив их в своей записной книжке перед
отправкой на Ленинградский фронт.
"Организация и успешное проведение наступательной операции по ликвидации
Ельнинского выступа, всесторонне сложная работа в должности начальника
Генерального штаба в первые пять недель войны дали мне много полезного для
командной деятельности оперативно-стратегического масштаба и понимания различных
способов проведения операций.
Теперь я гораздо лучше осмыслил все то, чем должен владеть командующий для
успешного выполнения возлагаемых на него задач. Глубоко убедился в том, что в
борьбе побеждает тот, кто лучше подготовил вверенные ему войска в
политико-моральном отношении, кто сумел более четко довести до сознания войск
цель войны и предстоящей операции и поднять боевой дух войск, кто стремится к
боевой доблести, кто не боится драться в неблагоприятных условиях, кто верит в
своих подчиненных.
Пожалуй, одно из самых важных условий успеха проведения боя или операции --
своевременное выявление слабых сторон войск и командования противника. Из опроса
пленных стало очевидным, что немецкое командование и войска действуют сугубо по
шаблону, без творческой инициативы, лишь слепо выполняя приказ. Поэтому, как
только менялась обстановка, немцы терялись, проявляли себя крайне пассивно,
ожидая приказа высшего начальника, который в создавшейся боевой обстановке не
всегда мог быть своевременно получен.
Лично наблюдая за ходом боя и действиями войск, убедился, что там, где наши
войска не просто оборонялись, а при первой возможности днем и ночью
контратаковали противника, они почти всегда имели успех, особенно ночью. В
ночных условиях немцы действовали крайне неуверенно и, я бы сказал, плохо.
Из практики проведения первых операций сделал вывод, что чаще всего неудачи
постигали тех командующих, которые лично не бывали на местности, где предстояло
действовать войскам, а ограничивались изучением ее по карте и отдачей письменных
приказов. Командиры, которым предстоит выполнение боевых задач, должны
непременно хорошо знать местность и боевые порядки противника, с тем чтобы
использовать слабые стороны в его дислокации и направлять туда главный удар.
Особенно отрицательно сказывается на ходе операции или боя поспешность принятия
военачальниками решений без детальной перепроверки полученных сведений и учета
личных качеств тех, кто докладывает обстановку, -- военных знаний, опыта,
выдержки и хладнокровия.
Большое значение для одержания победы в любом масштабе имеют хорошо отработанные
на местности (или в крайнем случае на ящике с песком) взаимодействия всех видов
и родов войск как в оперативных объединениях, так и в тактических
соединениях..."
Почти через 55 лет после проведения Жуковым Ельнинской операции доктор
филологических наук Борис Соколов решил учинить маршалу разбор этой операции и
его действий. Согласившись с критическими замечаниями А. Мерцалова в адрес
Жукова, он пишет:
"Но А. Мерцалов, похоже, вообще склонен отрицать наличие у Жукова хоть каких-то
военных способностей, особенно в первые годы войны. Между тем, пусть в небольшой
мере, но у Жукова они проявились еще и в 1941-м, своеобразно наложившись на его
презрение к солдатским жизням и умение угождать Верховному -- Сталину. Речь идет
о Ельнинской операции августа-сентября 1941 года, когда Жуков, командуя
Резервным фронтом и еще с конца июля, по его утверждению, предвидя, что главный
удар немцы нанесут на юге, против Киева, тем не менее добился от Сталина
согласия на проведение силами своего фронта наступления против Ельнинского
плацдарма немцев, вместо того, чтобы выделить несколько дивизий соседям с юга,
попавшим под мощный немецкий удар. В создавшихся условиях германское
командование за Ельню держаться не стало, предпочтя окружить советские армии в
районе Киева...
А две недели спустя и без Ельни немцы смогли разгромить наши армии на Западе...
(Жуков в это время благополучно отсиживался на второстепенном Ленинградском
фронте и вины за поражение не понес)".
Всякое у нас печатается, но подобные легковесность, невежество, бессовестность
могут возмутить кого угодно. Это же какое-то детское баловство на историческом
поле. Трудно представить себе военачальника или доктора военных наук, который
взялся бы разбирать специальный труд по филологии. А вот в области военной
стратегии любой человек считает себя знатоком. Но поскольку положено уважать
оппонента, попытаемся ответить сдержанно, имея в виду прежде всего не автора
(его суть вопроса, видимо, не интересует), а недостаточно осведомленных
читателей авторитетной газеты, которых такая статья может ввести в заблуждение.
Во-первых, о каком угождении Сталину речь идет? Жуков дважды обратился к Сталину
с предложением отвести войска Юго-Западного фронта на восточный берег р. Днепр.
И никак не поддакивал Верховному, а предельно резко разговаривал с ним.
И надо полагать, что он был отрешен от должности начальника Генштаба не за
"угождение", а за то, что пошел наперекор Сталину и настаивал на отводе войск.
Почему проведение Ельнинской операции является угождением Сталину, если
Верховный первоначально высказался против проведения этой операции. И согласился
в последующем лишь по настоянию Жукова.
Во-вторых, Жуков внес конкретные предложения о перегруппировке на Юго-Западное
направление не нескольких дивизий, а более крупных сил -- не менее двух армий.
Но и это его предложение было отвергнуто. Зачем же автор статьи -- наш
новоявленный стратег -- пытается задним числом поучать полководца и предлагает
то, чего Жуков добивался еще 55 лет назад и в более крупном масштабе?
В-третьих, задача в июле-августе 1941 г. состояла в том, чтобы не только
перебросить на юг наши дополнительные силы, но и сковать силы противника на
Западном направлении и не дать ему возможности перебрасывать новые соединения на
Киевское направление. Проведением Ельнинской операции эта цель была частично
выполнена. Германское командование еще в июле намеревалось отвести свои войска с
Ельнинского выступа, но Гитлер не разрешил этого. Поэтому является
безосновательным и утверждение автора статьи о том, что гитлеровские войска не
стали держаться за этот выступ. Нет, они упорно сопротивлялись, но под ударами
наших войск были вынуждены отойти. О положительном оперативном и
морально-воспитательном значении первой успешной наступательной операции с
началом войны уже говорилось.
В свете изложенного нетрудно понять насколько голословными являются утверждения
Б. Соколова относительно Ельнинской операции.
В действительности под Ельней была одержана важная оперативно-стратегическая и
психологическая победа. Маршал Жуков и предводительствуемые им войска буквально
вырвали Ельнинскую победу в условиях весьма тяжелой общей стратегической
обстановки, когда войска повсюду отступали и сама возможность бить врага и тем
более окружать и вынуждать его к отступлению казалась несбыточной. Это был еще
небольшой, мелькнувший лишь на короткое время луч света, излученный жуковским
талантом, доблестью гвардейских частей, но он уже вселял надежды, ярче осветил
ориентиры, показывающие, каким путем надо идти, чтобы научиться по-настоящему
воевать.
2. Оборона Ленинграда
Еще в ходе завершения Ельнинской операции Сталин вызвал Жукова и предложил ему
срочно вылететь в Ленинград и принять командование Ленинградским фронтом.
(Приказ о назначении состоялся 10.09. 1941 г.) По версии Б. Соколова, Жуков
поехал "отсиживаться на благополучном Ленинградском фронте". С изнывающих от
безделья младших научных сотрудников и лаборантов спрос не велик. Но в редакциях
газет должны отдавать себе отчет в том, что значит не только Жукову, но и
миллионам людей, самоотверженно защищавших город, для которых это было и
трагедией и символом славы -- вдруг бросить в лицо оскорбительные слова, что они
"отсиживались на благополучном Ленинградском фронте".
Между тем, в действительности под Ленинградом складывалось опаснейшее положение.
Иначе и не требовалось бы срочно отправлять туда Жукова.

Историк А. Мерцалов вдруг сделал "открытие" будто бы гитлеровское командование и
не собиралось овладевать Ленинградом. Поэтому Жуков, Говоров и другие защитники
города зря старались. Но одной из целей плана "Барбаросса" являлось овладение
Ленинградом. Для этого надо не полениться взять и посмотреть этот документ. Он
многократно опубликован.
В ходе войны 21 июля Гитлер посетил штаб группы армий "Север", поторопил
фельдмаршала Лееба "быстрее овладеть Ленинградом". По этому поводу в военном
дневнике верховного главнокомандования вермахта записано: "Фюрер указал на
следующие моменты: 1. Необходимо возможно скорее овладеть Ленинградом... Дух
славянского народа в результате тяжелого воздействия боев будет серьезно
подорван, а с падением Ленинграда может наступить полная катастрофа".
Как же в свете всего этого можно говорить, что гитлеровское командование не
собиралось овладевать Ленинградом? Константин Симонов писал после войны:
"Разумеется, и то, что Ленинград не пал, а выстоял в блокаде, и то, что немцев
повернули вспять под Москвой, -- историческая заслуга не двух и не двадцати
человек, а многих миллионов военных и невоенных людей... Однако если говорить о
роли личности в истории и в применении к Жукову, то имя его связано в народной
памяти и со спасением Ленинграда, и со спасением Москвы".
Сталин, конечно, понимал значение и необходимость удержания Ленинграда, но в
августе 1941 г. под давлением сложившихся обстоятельств начал склоняться к
возможности сдачи города, хотя продолжал принимать все возможные меры, чтобы
этого не допустить. Его особенно встревожило то, что командующий войсками фронта
маршал К.Е. Ворошилов и член Военного Совета А.А. Жданов начали слишком поспешно
проводить мероприятия на случай сдачи города. Минировались заводы, фабрики,
мосты, готовились к взрыву корабли. В беседе с Жуковым Сталин сказал, что
пройдет еще несколько дней и Ленинград придется считать потерянным. Город, --
говорил он, -- почти в безнадежном состоянии.
Жуков, постоянно следивший за обстановкой на всем советско-германском фронте, с
самого начала твердо сказал Сталину: Ленинград ни в коем случае сдавать нельзя.
Если мы оставим его, то не сможем удержать и Москвы. Ибо после взятия Ленинграда
у противника высвободится крупная группировка войск, целая группа армий "Север",
которую он незамедлительно бросит в наступление на Москву. И чтобы отразить
такой удар врага по Москве с севера, нам потребуется развернуть на этом
направлении по крайней мере два новых фронта, а резервов у нас едва ли найдется
для создания одного фронта. Сталин и Молотов после этого продолжали скептически
относиться к возможности удержания Ленинграда. Но твердое и уверенное заявление
Жукова, что он готов командовать Ленинградским фронтом и удержать город,
произвело на них должное впечатление. Сталин сказал: "Вам придется лететь в
Ленинград и принять от Ворошилова командование фронтом и Балтфлотом".
До сих пор пишут и говорят о том, что мы слишком дорогую цену заплатили за
оборону Ленинграда. Да, жертвы и потери были неимоверно тяжелыми. Но в своем
большинстве они произошли не в результате обороны города, а из-за несвоевременно
принятых ГКО мер по эвакуации населения в период, когда угроза только назревала,
и ряда серьезных упущений по организации обороны города еще на дальних подступах
к нему. Писатель В.П. Астафьев и некоторые другие публицисты и историки
полагают, что наиболее целесообразным была бы сдача Ленинграда. По "логике"
таких людей вообще все надо было побыстрее посдавать и вовсе не сопротивляться
фашистскому нашествию. При этом забывают, что Гитлер планировал истребить
десятки миллионов людей нашей страны и обратить ее народы в рабство. Он придавал
особое значение овладению Ленинградом и Москвой, считая это своими важнейшими
стратегическими целями. Следовательно отказ от обороны этих городов мог лишь
способствовать достижению этих целей. Как записал в своем служебном дневнике
8.07.41 г. начальник Генштаба СВ Германии генерал Ф. Гальдер: "Непоколебимо
решение фюрера сровнять Москву и Ленинград с землей, чтобы полностью избавиться
от населения этих городов, которые в противном случае мы потом будем вынуждены
кормить в течение зимы... Это будет "народное бедствие", которое лишит центров
не только большевизм, но московитов (русских) вообще".
Разве такая участь лучше, чем тяжелая жизнь ленинградцев в блокаде и защита
города. Если бы гитлеровцам удалось овладеть Ленинградом, то человеческие жертвы
и страдания были бы несравнимо большими и не только для Ленинграда, но и Москвы,
других городов, а военно-политические и стратегические последствия для судьбы
всей страны еще более тяжелыми.
С учетом всего этого стойкая оборона и удержание Ленинграда приобретало
исключительно большое значение и на генерала Жукова ложилась огромная
ответственность за выполнение задачи. Всего около месяца командовал он войсками
Ленинградского фронта, но это был самый жаркий накал сражений в оборонительный
период защиты Ленинграда. Это были самые тяжелые, кризисные дни и ночи обороны
легендарного города.
В результате наступления превосходящих сил и отчаянных атак противника линия
фронта все ближе подходила к городу. 8 сентября (к моменту прибытия Жукова в
Ленинград) войска противника прорвались к Ладожскому озеру, захватили
Шлиссельбург и перерезали сухопутные коммуникации, связывавшие город с
остальными районами страны. Теперь приходилось сражаться в условиях полной
блокады, когда на город обрушивались не только бомбовые удары с воздуха, но и
артиллерийские обстрелы из дальнобойных орудий.
В этих условиях для успешной обороны Ленинграда требовались не только стойкость
и отвага, огромное физическое и моральное напряжение защитников города,
решимость сражаться с врагом до конца, но и высочайшая дисциплина,
организованность, требовательность, твердое и эффективное управление войсками,
максимально полное использование всех имеющихся сил и средств.
По воспоминаниям участников обороны Ленинграда до прибытия туда Жукова Военный
совет фронта, партийные и местные советские органы проводили непрерывные
совещания с бесконечными вызовами командиров с оборонительных позиций и
руководителей предприятий. Все это порождало только бестолковщину и нервозность,
усугубляло и без того напряженную обстановку. Как действовал в этих чрезвычайных
условиях наш полководец?
Прежде всего новый командующий войсками фронта централизовал управление и
прекратил эту заседательскую суету. Раз поставив задачу, он сам занялся и
заставил других руководителей заняться организацией выполнения поставленных
задач. Как и под Халхин-Голом он решительно пресек все проявления многовластия и
жестко сосредоточил все управление обороной города в своих руках, командующих и
командиров, ответственных за важнейшие участки обороны. Еще при назначении на
эту должность он заявил Сталину, что согласен командовать войсками
Ленинградского фронта при условии, что будет полностью исключено всякое
вмешательство в решение оперативных вопросов со стороны члена Военного Совета А.
Жданова. Сталин принял это условие и сделал соответствующее предупреждение
последнему.
Жуков добился от Ставки ВГК подчинения в оперативном отношении Ленинградскому
фронту Балтийского флота, 2-го и 7-го истребительно-авиационных корпусов ПВО
страны, максимально централизовав управление всеми имеющимися силами и
средствами. Кстати, если бы все это было сделано раньше, еще в ходе боев на
дальних подступах к городу, Ленинград не оказался бы в таком тяжелом положении.
Жуков проявил инициативу в организации взаимодействия с соседними объединениями.
В частности, он пытался повлиять на командующего 54-й отдельной армией маршала
Г.И. Кулика с тем, чтобы активизировать действия этой армии с целью отвлечения
части сил противника от Ленинградского фронта. Но Кулик, ссылаясь на различные
трудности, не проявил нужного понимания общей оперативно-стратегической
обстановки на Ленинградском направлении и отказался что-либо оперативно
предпринять, показав еще раз узость мышления, формальный подход к решению
совместно выполняемых задач. На все отговорки маршала Кулика Георгий
Константинович мог сказать лишь несколько слов: "По-моему, на вашем месте
Суворов поступил бы иначе...". К этому можно добавить: так не поступил бы и
Жуков.
Обо всем этом невольно приходится вспоминать в наши дни, когда Министерство
обороны, погранвойска, МВД и другие ведомства пытаются создавать свои округа с
различной нарезкой границ, когда на территории военного округа располагаются
средства ПВО, ВВС, различные части других видов ВС, не подчиненные командующему
войсками округа. Как показывает опыт, жизнь все равно заставит все это
пересмотреть, но только снова, как и в прошлую войну, придется приходить к
нужным решениям под давлением чрезвычайных обстоятельств.
Второе, в чем проявилась здесь, как и в последующем под Москвой, полководческая
черта Жукова -- это огромная воля и непреклонная решимость выполнить
поставленную задачу и при всех обстоятельствах отстоять город. Преисполнившись
этой непоколебимостью, он постарался жесткими приказами и энергичными действиями
передать и внушить свою уверенность и решимость подчиненным войскам и всем
защитникам города.
Следует иметь в виду, что в таких сражениях как битва за Ленинград или Москву
искусство полководца проявляется не в броских формах оперативного маневра или в
других необычных способах действий войск, а прежде всего в проявлении огромной
силы воли, строгой организации и твердости управления, умении стойко
противостоять противнику и мобилизовать все моральные и материальные возможности
для выполнения задачи.
С учетом всего этого Жуков на первом же заседании Военного Совета фронта
потребовал прекратить все разговоры о возможной сдаче города и все направленные
к этому подготовительные мероприятия. Он своими твердыми заявлениями и
практическими действиями сразу же дал всем понять, что город можно и нужно
отстоять. Командующий фронтом вносит во все дела управления войсками предельную
требовательность и организованность, принимает жесткие меры для наведения
порядка и дисциплины в обороняющихся войсках и в городе.
Подавляющее большинство личного состава войск и других участников обороны города
проявляло отвагу, стойкость, самоотверженность и массовый героизм. Но имели
место и случаи паники, дезертирства и бегства с поля боя. Особенно опасным было
то, что при каждом серьезном нажиме противника войска отходили на несколько
километров. Выработалась уже "болезнь" выходить из положения путем таких,
казалось бы, "небольших" отступлений. Но отходить уже было некуда, бои шли на
окраинах города. Нужен был психологический перелом в этом отношении.
Так, 13 сентября противник ударом трех дивизий прорвал оборону советских войск в
районе Красного Села и стал продвигаться к городу. Жуков был вынужден пойти на
крайне рискованный шаг и ввести в сражение свой последний резерв -- 1-ю
стрелковую дивизию. Атаки были отбиты. Немецко-фашистские войска отброшены в
исходное положение. Однако парировать новые прорывы было нечем. Положение еще
больше осложнилось, когда утром 15 сентября противник силами трех пехотных и
одной моторизованной дивизии при поддержке массированных ударов авиации и
артиллерии возобновил наступление и оттеснил наши части к юго-западной окраине
города. Дальнейшее продвижение врага могло сделать невозможным базирование
авиации, флота, даже ограниченное снабжение по воздуху и Ладожскому озеру и
вообще организованную оборону города. Поэтому Жуков идет на самые крутые и
суровые меры. 17 сентября он издает приказ, где указывалось:
"Учитывая особо важное значение в обороне южной части Ленинграда... Военный
Совет Ленинградского фронта приказывает объявить всему командному, политическому
и рядовому составу, оборонявшему указанный рубеж, что за оставление без
письменного приказа Военного Совета фронта и армии указанного рубежа все
командиры, политработники и бойцы подлежат немедленному расстрелу".
Первоначально даже А. Жданов отказался подписывать этот приказ и поставил свою
подпись только после беседы со Сталиным.
Как видим, еще тогда зародился во фронтовом масштабе прообраз приказа "Ни шагу
назад". В послевоенные, особенно в "перестроечные" годы он вызывал много гневной
критики и осуждений. А Жуков и после войны утверждал: "Прошло много лет с того
времени, на склоне своей жизни и со всей убежденностью и ответственностью перед
судом истории могу заявить: если бы мне еще раз пришлось командовать фронтом в
таких условиях, какие тогда сложились под Ленинградом, я бы не раздумывая
подписал точно такой же приказ". И, действительно, приказ был жестокий, но
вынужденный и необходимый. Он означал, что просто больше отступать некуда и
нельзя, иначе город будет захвачен врагом и будут расстреляны не отдельные
военнослужащие, самовольно покидающие свои оборонительные позиции, а истреблены
все его защитники и осуществится план Гитлера по полному разрушению города и
уничтожению его населения. Перед угрозой такой смертельной опасности приходилось
идти и на такие крайние меры, которые диктовались жестокостью самой войны,
навязанной нам. Дело уже прошлое, и надо учитывать, что приказ был больше
рассчитан в основном на психологическое воздействие, ибо в действительности к
расстрелам прибегали лишь в исключительных случаях.
Третьим направлением полководческой деятельности Жукова было проведение в жизнь
поставленной им главной стратегической цели по удержанию Ленинграда
осуществление ряда направленных к этому оперативно-тактических и организационных
мер. Он укрепляет кадры на важнейших должностях. Начальником штаба фронта стал
генерал М.С. Хозин, командующим 42-й армией генерал И.И. Федюнинский, были
заменены некоторые командиры дивизий и полков.
Жуков пересматривает равномерное распределение войск по фронту и решительно
сосредоточивает усилия на южных и западных подступах к городу. Несмотря на
ограниченное количество сил и средств, путем перегруппировки войск, он создает
вторые эшелоны, резервы и сильные артиллерийские группы. Это позволило быстро
парировать новые прорывы противника и активизировать оборону. За счет сокращения
личного состава в штабах, тылах, охранных и других частях удалось улучшить
укомплектованность полков и дивизий первого эшелона. Соединения и части стали
чаще вести разведку боем, наносить мощные огневые удары, предпринимать атаки по
улучшению своего оперативно-тактического положения и срыва готовящихся
наступательных действий противника. Важную роль сыграли активные действия 8-й
армии на Ораниенбаумском плацдарме, создававшие постоянную угрозу флангу и тылу
группировки противника, наступавшей на Ленинград. В тыл противника засылались
разведывательные и диверсионные группы, активизировались действия партизан. Было
принято смелое решение по переброске в Ленинград части сил и средств с
Карельского перешейка. Часть зенитной и крупнокалиберной полевой артиллерии,
расположенной в городе, была выдвинута на прямую наводку для усиления
противотанковой обороны.
Более полно использованы возможности Балтийского флота для обороны города.
Корабельная артиллерия стала больше применяться для нанесения массированных
ударов по сухопутным группировкам противника. За счет моряков -- экипажей
кораблей и береговых частей -- сформировано 6 отдельных стрелковых бригад для
усиления обороны города на наиболее опасных участках. За счет моряков
осуществлялось также восполнение потерь в стрелковых дивизиях, оборонявших
город. Много помогал в этом командующему войсками фронта адмирал Исаков и
командующий БФ адмирал В.Ф. Трибуц. И тогда, и после были люди, которые считали
недопустимым такое использование сил флота, исходя из формально правильного
принципа -- моряки должны сражаться на море, а войска -- на суше. Но тогда
морских сражений не предвиделось, а без надежной сухопутной обороны весь флот и
сами "правильно" использованные моряки могли быть захвачены и истреблены.
На этом примере перед нами два полководца, два совершенно разных решения в одной
и той же обстановке. Ворошилов думает о том, как бы корабли флота не достались
противнику и готовит их к взрыву. Формально он в какой-то степени прав. Так
делали в Крымскую войну 1853--856 гг. Вспоминая историю, Жуков в душе был на
стороне тех морских офицеров, которые стояли за сражение с англо-французской
эскадрой. Да, надо было преградить ей путь в Севастопольскую гавань. Но пусть бы
русские корабли пошли на дно в бою. Подобное повторилось в первую мировую, в
гражданскую войну. Жуков тоже не хочет, чтобы корабли достались неприятелю, но
он полагает, что пользы для дела будет больше, если эти же корабли на худой
конец погибнут, но сражаясь с врагом, нанося ему потери, внося вклад в дело
обороны города. Жуковский подход позволил и корабли в большинстве своем
сохранить и Ленинград отстоять. Каждая такая находка давала возможность вводить
в действие все новые и новые силы и неиспользованные возможности войск и сил
Балтийского флота.
Кроме всего этого по распоряжению Жукова были сформированы две дивизии,
несколько отдельных частей народного ополчения за счет рабочих ленинградских
предприятий. Предприятия города в условиях голода и непрерывных обстрелов
производили большое количество оружия и боеприпасов.
Были поставлены конкретные задачи по совершенствованию инженерного оборудования
местности, особенно в глубине обороны. Ускоренными темпами создавались новые
минные поля, устанавливалось дополнительное количество противотанковых и
противопехотных заграждений на возможных путях наступления противника.
Был предпринят ряд мер с целью более массированного и эффективного применения
авиации и средств ПВО.
Опыт войны показывает, что в боевом потенциале войск, сил флотов всегда заложено
значительно больше возможностей, чем можно увидеть при рассмотрении их
численности, оперативно-тактических характеристик. Умелое управление и тесное
взаимодействие намного приумножают боеспособность войск. Жуков сумел наиболее
полно выявить, приумножить и с максимальной эффективностью применить их.
Осуществляя жесткое утверждение единоначалия, безоговорочное выполнение
приказов, не идя на компромиссы по принципиальным вопросам, Жуков не работал
изолированно. По важнейшим вопросам он советовался с А.А. Ждановым, А.А.
Кузнецовым, другими членами Военного Совета фронта, председателем горисполкома
Л.С. Попковым, опирался на поддержку партийной организации, органов Советской
власти и руководителей предприятий, постоянно непосредственно общался с
командирами и солдатами на передовых позициях. В меру имевшихся тогда
возможностей большую помощь в материальном обеспечении защитников города
оказывал Государственный комитет обороны.
В результате этих и ряда других мер оборона Ленинграда стала не только более
стойкой, но и активной. Противник, натолкнувшись на упорную оборону, стал нести
большие потери и был вынужден приостановить наступательные действия, хотя
находился уже всего в 4--5 км от города. Именно под Ленинградом начал рушиться
гитлеровский план "молниеносной войны". Германское командование начало снимать
танковые части из-под Ленинграда и переводить на Московское направление, хотя
будучи долгое время связанными под Ленинградом, они не успели подойти в
Подмосковье к началу операции "Тайфун". После этого боевые действия под
Ленинградом приобрели затяжной позиционный характер вплоть до прорыва блокады в
январе 1943 г.
В Ленинградском сражении Жуков, как полководец, выиграл военное противоборство с
опытнейшим германским генерал-фельдмаршалом фон Леебом, который командовал
группой армий "Север". За невыполнение задачи по овладению Ленинградом Гитлер
отстранил его от должности. А полководческий авторитет Жукова еще больше возрос,
и Сталин срочно вызвал его для обороны Москвы.
Советскими войсками под командованием генерала Жукова была выполнена задача
большой исторической важности.
Оценивая все это после войны, Г.К. Жуков писал: "Я бесконечно счастлив тем, что
в тот период, когда враг подошел вплотную к городу и над ним нависла смертельная
опасность, мне было поручено командовать войсками Ленинградского фронта,
защищавшими Ленинград".
Он высоко оценивал действия войск Ленинградского фронта и моряков Балтийского
флота, которые своими умелыми и героическими действиями остановили врага у стен
города. Особенно восхищали его массовый героизм и стойкость гражданского
населения города. Каждый ленинградец, несмотря на огромные лишения,
самоотверженно защищал свой город.
Это и явилось решающим условием успешной обороны Ленинграда. Но для эффективной
реализации этих всенародных усилий был востребован историей и полководческий
талант Жукова.
    3. Московская битва
Битва за Москву была важнейшим этапом в полководческой деятельности Г.К. Жукова.
Московская битва включает в себя оборонительные (с 30.09.41 г. по 5.12.41 г.) и
наступательные (с 5.12.41 г. по 20.04.42 г.) операции, проведенные советскими
войсками с целью обороны Москвы и разгрома наступавших на нее группировок
немецко-фашистских войск. В их проведении участвовали войска Калининского,
Западного, Резервного, Брянского фронтов, Московской зоны ПВО, общевойсковые,
артиллерийские и авиационные соединения резерва ВГК при огромной помощи и
поддержке всего населения Москвы и Московской области. Эта была грандиозная
битва огромной исторической важности как по военно-политическим, стратегическим
целям, так и по своему размаху. Достаточно сказать, что к началу декабря 1941 г.
группа армий "Центр" имела в своем составе 1708 тыс. чел., около 13500 орудий и
минометов, 1170 танков, 615 самолетов.
Советские войска насчитывали около 1100 тыс. чел., 7652 орудия и миномета, 774
танка, 1000 самолетов.
Общее руководство обороной Москвы осуществляли ГКО, Ставка ВГК, Генеральный штаб
при активном участии других государственных органов и управлений Наркомата
обороны. Активную и весьма важную роль в Московской битве сыграл и Г.К. Жуков
как член Ставки ВГК, командующий войсками Западного фронта, а в период
контрнаступления и как главнокомандующий войсками Западного направления. Он
получил практику в управлении войсками фронта в двух оборонительных и крупной
наступательной операции.
К концу сентября 1941 г. общая стратегическая обстановка на советско-германском
фронте складывалась следующим образом. На Московском направлении после
Смоленского сражения немецко-фашистские войска, временно приостановив
наступление, готовились к его возобновлению. На северо-западе они, не достигнув
своей цели по овладению Ленинградом, блокировали город и начали перебрасывать
свои подвижные соединения на Московское направление. На это же направление
возвращались после взятия Киева и разгрома войск нашего Юго-Западного фронта 2-я
танковая группа Гудериана и другие соединения. Германское командование решило
сосредоточить основные усилия для сокрушительного удара по советским войскам на
Московском направлении и овладеть столицей нашей страны. С этой целью была
предпринята новая наступательная операция под кодовым названием "Тайфун".
Операция началась 30 сентября ударом 2-й танковой группы по левому флангу
Брянского фронта на Орел и в обход Брянска с юго-востока. 2 октября перешли в
наступление главные силы группы армий "Центр", нанося удары по сходящимся
направлениям на Вязьму, и окружили соединения четырех армий Западного и
Резервного фронта. Возникла угроза прорыва противника к Москве.
Складывающаяся катастрофическая обстановка на Московском направлении объяснялась
в основном тремя причинами.
Во-первых, крупной ошибкой Сталина, когда он не прислушался к настойчивым
предложениям Жукова, Генштаба о принятии срочных мер по усилению Центрального
фронта и отводе основных сил Юго-Западного фронта на левый берег Днепра. При
устойчивой обороне Юго-Западного фронта на р. Днепр Центральный фронт создавал
бы угрозу правому флангу группы армий "Центр" и противник не смог бы перебросить
отсюда крупные силы на Московское направление.
Подчеркнем еще раз: предвидение Жуковым, к которому он пришел в сотрудничестве с
Генштабом, того, что германское командование после Смоленского сражения вместо
продолжения наступления на Москву может повернуть значительные силы на юг,
уникально и достойно занять свое место в хрестоматиях по военной истории.
Поразительно, что в июле и первой половине августа и само германское
командование еще твердо не знало, в каком направлении придется действовать. Все
шло к тому, что основные силы группы армий будут продолжать наступление на
Москву. И Сталин был в этом уверен. В этой мысли его поддерживали и данные
разведки. В первой половине августа в Кремль поступило сообщение от хорошо
информированного разведчика А. Радо из Швейцарии о том, что командование
вермахта собирается нанести удар на Москву через Брянск.
Это и в самом деле соответствовало намерениям главного командования сухопутных
войск вермахта. Но через три дня Гитлер подписал директиву, в соответствии с
которой часть сил группы армий "Центр" должна была повернуть на юг. 23 августа
Гальдер лично доставил директиву в Борисов, в штаб-квартиру группы армий
"Центр", где она встретила явное неодобрение. Особенно резко отозвался Гудериан.
В тот же день он вместе с Гальдером вылетел в Растенбург, в ставку Гитлера,
чтобы убедить фюрера в необходимости наступления на Москву. Тем не менее 24
августа Гудериан прибыл на свой командный пункт, чтобы руководить наступлением
войск на юг. Гальдер и Гудериан еще добиваются продолжения наступления на
Москву, а Жуков уже приходит к выводу, что этого не будет, что они должны будут
повернуть на юг, что в последующем случилось и поставило наши войска в
тяжелейшее положение.
Во-вторых Генштаб и командование фронтами недооценили размах и основные
направления наступления противника. Ведь после поражения Юго-Западного фронта
было ясно, что гитлеровское командование возобновит наступление на Москву. В
20-х числах сентября в Генштаб и штабы фронтов поступали разведывательные данные
о перегруппировке войск и подготовке такого наступления. Ставка поставила задачу
фронтам перейти к жесткой обороне, не растрачивать силы для бесплодных частных
наступательных операций. Но уже через некоторое время Сталин через Генштаб
отдает распоряжение о проведении в полосах армий наступательных действий с целью
улучшения своего оперативного положения. В результате к началу немецкого
наступления наши войска не были готовы ни к наступлению, ни к обороне.
Были допущены серьезные ошибки в выявлении направлений главных ударов
противника. Так, И.С. Конев знал, что основные силы противника сосредоточены в
полосе 30-й и 19-й армий. Но поскольку Ставка считала, что главный удар
противника возможен на Смоленско-Вяземском направлении, Конев на этом
направлении и сосредоточил свои основные усилия, а не там, где требовала
обстановка.
А.И. Еременко основные усилия сосредоточил на правом фланге, в районе Брянска, а
противник нанес главный удар на его левом фланге. Между тем Жукову в
оборонительных сражениях в октябре и ноябре 1941 г. удавалось выходить из
положения прежде всего за счет правильного определения предстоящего направления
главного удара противника и сосредоточения своих основных сил на этом
направлении.
А без этого, да еще при отсутствии сильных резервов в глубине, невозможно было
парировать наступление и прорывы ударных группировок противника, создающего на
направлениях ударов решающее превосходство в артиллерии, танках и бросающего на
эти направления все силы авиации.
В-третьих, командующие Западным фронтом генерал И.С. Конев, Резервным -- маршал
С.М. Буденный, Брянским -- генерал А.И. Еременко повторяли ошибку начального
периода войны, когда, стремясь любой ценой остановить противника, все резервные
соединения бросали навстречу наступающим группировкам для усиления войск первого
эшелона или для нанесения контрударов, не заботясь о создании новых
оборонительных рубежей в глубине. Весьма нерешительно осуществлялся также маневр
войсками, особенно с не атакованных участков.
В Генштабе в то время работали очень толковые люди. И они видели многие эти
упущения. И маршал Б.М. Шапошников был на редкость умным, проницательным
военачальником, обладавшим глубоким и развитым оперативно-стратегическим
мышлением. Но ему недоставало твердого характера и гражданского мужества для
того, чтобы отстаивать перед Сталиным правильные оценки обстановки и
предлагаемые решения.
Когда 7 октября Сталин вызвал Жукова из Ленинграда в Москву и поручил вначале
разобраться с обстановкой в полосе Западного и Резервного фронтов, Георгий
Константинович, побывав на пунктах управления и объездив отступающие войска,
совершенно ясно увидел, что почти все пути на Москву открыты, а Можайская линия
обороны слабо прикрыта и не может гарантировать от прорыва бронетанковых войск
противника к Москве. Он предложил Сталину ряд мер по усилению обороны Москвы и
самое срочное -- формировать резервы и быстрее стягивать войска под Москву,
откуда только можно. И эти его предложения в своей основе были приняты.
С целью объединения усилий войск, оборонявших Московское направление, и более
четкого управления ими 10 октября Ставка ВГК приняла решение объединить войска
Западного и Резервного фронтов в один Западный под командованием Г.К. Жукова.
Вспоминая эти дни, Жуков писал: "Положение под Москвой в те дни было очень
тяжелым. 10 октября, когда я был назначен командующим Западным фронтом, мы имели
всего лишь 90 тысяч войск и один выстрел на пушку в день... Ни одна армия в
мире, ни один другой народ не смогли бы устоять под напором превосходящих,
хорошо обученных немецко-фашистских войск". Главная сложность решения
поставленной задачи состояла в крайней ограниченности имеющихся сил и средств.
Например, на Можайской линии обороны на участке протяженностью около 250 км
располагались 45 слабо укомплектованных батальонов вместо расчетных 150. Крайне
мало было противотанковых средств, бронетанковых частей, способных ликвидировать
прорывы превосходящих сил противника, особенно его компактных подвижных
соединений, стремившихся пробиться к Москве через последние оборонительные
заслоны советских войск.
Надо отдать должное Сталину, Ставке ВГК: они в этот период приняли самые
энергичные меры для создания новых резервов, переброски войск с других
направлений, мобилизации всех сил и средств Красной Армии, Москвы и всей страны
для защиты столицы. Только в течение первой недели Западный фронт получил 14
новых стрелковых дивизий, 16 танковых бригад и свыше 40 артиллерийских полков.
Позже на Московское направление были переброшены дополнительные силы войск и
авиации с Северо-Западного, Юго-Западного направления и из глубины страны, в том
числе с Дальнего Востока. В отличие от германских, наши войска были в основном
своевременно обеспечены зимним обмундированием. Как отмечал Жуков, Сталин своей
жесткой требовательностью добивался, можно сказать, почти невозможного.
В свою очередь Жуков, как и под Ленинградом, настойчиво изыскивал дополнительные
силы и средства, добивался их наиболее полного и рационального использования,
максимально выжимая из них все, что только возможно. Он ищет силы и средства
всюду. О чем говорит и написанное им письмо А.А. Жданову в Ленинград.
"Дорогой Андрей Александрович!
Крепко жму тебе и Кузнецову руку.
Приветствую ваших боевых соратников т.т. Федюнинского, Хозина, Лазарева и
других.
Очень часто вспоминаю сложные и интересные дни и ночи нашей совместной боевой
работы. Очень жалею, что не пришлось довести дело до конца, во что я крепко
верил.
Как тебе известно, сейчас действуем на западе -- на подступах к Москве.
Основное это то, что Конев и Буденный проспали все свои вооруженные силы, принял
от них я одно воспоминание. От Буденного штаб и 90 человек, от Конева штаб и 2
зап. полка.
К настоящему времени сколотил приличную организацию и в основном остановил
наступление противника, а дальнейший мой метод тебе известен: буду истощать, а
затем бить.
К тебе и т. Кузнецову у меня просьба -- прошу с очередным рейсом Дугласов
отправить лично мне:
40 минометов 82 м.
60 минометов 50 м,
за что я и Булганин будем очень благодарны, а вы это имеете в избытке. У нас
этого нет совершенно.
Посылаю тебе наш приказ для сведения. (Приказ в архиве отсутствует. -- Ред.).
Жму еще раз крепко руки.
Ваш Г. Жуков
2 ноября 1941 г.".
Сложность деятельности Жукова как и других должностных лиц в то время
усугублялась общей нервозной обстановкой. Некоторые в принципе правильные
решения по введению в Москве осадного положения, эвакуации в тыл
правительственных учреждений, части самого Генштаба, подготовка к взрыву
московских заводов и других зданий вызывали в ряде случаев панику, различные
слухи и не способствовали укреплению решимости до конца защищать город.
Определенный перелом в этом отношении наступил, когда 7 ноября был проведен
парад войск в Москве, и все увидели, что несмотря на грозящую смертельную
опасность, Сталин остается в осажденном городе.
С одной стороны, в отличие от Халхин-Гола или Ленинграда, близость Ставки ВГК,
Центральных органов власти помогала Жукову оперативно решать вопросы усиления и
снабжения войск фронта. С другой -- обилие проверяющих и доносящих по каждому
поводу людей, вмешивающихся не в свои дела, усугубляло и без того напряженную
обстановку, отвлекало от управления войсками.
Еще в первый день прибытия в штаб Западного фронта Жуков застал там большую
комиссию во главе с Г. Маленковым, расследующую причины неудач войск фронта.
Всюду крутился небезызвестный Л. Мехлис, угрожая и распекая всех, кто попадался
под руку. Как всегда неутомимо искали блох, где их нет, органы НКВД.
Так, в один из напряженных дней Берия или кто-то из ему подобных доложил
Сталину, что противник ворвался в город Дедовск. Оказалось же в
действительности, что город был в наших руках, а захвачена состоящая из
нескольких домов небольшая деревня Дедово в полосе 16-й армии. Но после
раздраженного разговора по телефону со Сталиным и по его требованию командующий
фронтом был вынужден бросить все свои неотложные дела по управлению войсками и
организовать отбитие у противника этой деревни, в чем особой потребности и не
было, поскольку она лежала в низине и нахождение там наших подразделений было
тактически невыгодным. Но пока Жуков возился с этой деревней, взяв с собой (тоже
по требованию Сталина, командующего 5-й армией генерала Л. Говорова), противник
прорвался в полосе 5-й армии и пришлось командующему фронтом и армией срочно
выезжать туда.
18 ноября командующий 16-й армией генерал К.К. Рокоссовский в связи с сильным
натиском противника обратился к командующему войсками фронта с просьбой
разрешить отвести свои основные силы на более выгодный рубеж за Истринским
водохранилищем. Жуков не разрешил этого. Тогда командарм обратился с этим
предложением непосредственно к начальнику Генштаба Б.М. Шапошникову и последний
дал согласие на отвод его войск. Командующий войсками фронта, узнав об этом,
дает телеграмму: "Войсками фронта командую я! Приказ об отводе войск за
Истринское водохранилище отменяю, приказываю обороняться на занимаемом рубеже и
ни шагу назад не отходить. Генерал армии Жуков". Нетрудно понять, какую огромную
ответственность брал на себя командующий фронтом. Ведь старший по должности --
начальник Генштаба -- уже принял решение, взяв на себя ответственность за это.
Но Жуков при всем личном уважении к Б.М. Шапошникову и К.К. Рокоссовскому
настоял на своем, проявив свойственный ему твердокаменный характер.
Если говорить лишь об оперативно-тактической выгодности решения, то командующий
16-й армией в определенной степени был прав. Ибо в последующем противник,
преодолев оборону наших войск западнее водохранилища, смог на плечах отходящих
войск с ходу форсировать р. Истру и захватить плацдарм на ее восточном берегу.
При заблаговременном отводе войск (при условии, конечно, скрытного его
осуществления) на рубеже р. Истры можно было бы оказать противнику более
организованное сопротивление.
Но нужно понять и Жукова, и не только с точки зрения неправомерной формы
обращения Рокоссовского к старшему начальнику. Дело еще в том, что в ноябре 1941
г. и Генштаб, соглашаясь с предложением Рокоссовского, предварительно не
посоветовался с Жуковым. Сам Рокоссовский позже даже похвалил командующего 3-й
армией генерала А.В. Горбатова, когда тот написал доклад в Ставку о неправильном
использовании его армии и представил его через командующего войсками фронта.
Последний отправил письмо командарма Сталину. Непреклонность Жукова диктовалась
не только его личными свойствами. Жуков считал, что подобные вопросы недопустимо
решать исходя лишь из оперативного положения одной армии, не учитывая обстановки
во всей полосе фронта. Отход войск 16-й армии оголял фланги соседних 30-й и 5-й
армий. Но самое главное, из чего исходил Жуков, -- это непоколебимая решимость
стойко оборонять занимаемые позиции и дальше не отходить. Разрешение отхода в
одном месте на фронте нередко порождает инерцию к отходу и в других местах.
В подобных случаях, когда каждый командарм или командир дивизии, получив приказ
своего непосредственного командующего, минуя его, будет обращаться к более
высокому начальству, можно выпустить из своих рук вообще все нити управления,
что в обстановке того времени под Москвой было чревато тяжелейшими
последствиями.
В этом можно было убедиться и на примере командующего 33-й армией генерала М.Г.
Ефремова уже во время наступления на Вяземском направлении. Когда 33-я армия
вместе с 1-м кавкорпусом П.А. Белова оказалась в окружении и надо было выходить
на соединение со своими войсками фронта, перед ним была поставлена задача --
прорываться из района Вязьмы через партизанские районы, лесами, в общем
направлении на Киров, где на наиболее слабом участке обороны противника был
подготовлен встречный удар войск 10-й армии. Корпус генерала Белова и часть
десантников, выполнив приказ, вышли из окружения. Генерал Ефремов, считая, что
путь на Киров слишком длинен для его утомленных войск, обратился по радио
непосредственно в Генштаб с просьбой разрешить ему прорываться через реку Угру
более коротким путем. Его поддержал Сталин. Навстречу группе войск 33-й армии
был подготовлен удар 43-й армии. Но дело кончилось тем, что основные силы 33-й
армии напоролись на сильное сопротивление противника и из окружения не смогли
выйти. Надо честно сказать, и Генштабом и командованием фронта не все было
сделано для оказания эффективной помощи 33-й армии. Генерал Ефремов около
деревни Слободка (в 10 км от линии фронта 43-й армии) был тяжело ранен и, будучи
не в состоянии передвигаться, застрелился как и генерал Самсонов в 1914 г. Оба
они были достойными русскими офицерами, ставшими жертвами не только своих
ошибок, но и многих других обстоятельств. Б.М. Шапошников записал в своем
дневнике: "Самсонов был обаятельной личностью. Строгий к себе, приветливый к
подчиненным, он был высоко честным человеком. Но жизнь бывает жестока, сплошь и
рядом такие люди, как Самсонов, становятся жертвами ее ударов, а негодяи
торжествуют, так как они умеют лгать, изворачиваться и вовремя продать самого
себя за чечевичную похлебку". И сегодня в нашей жизни Власова, сдавшегося в
плен, уже превращают в "национального героя", а доблестный генерал Ефремов
забыт.
Возвращаясь снова к эпизоду с 16-й армией, невольно припоминаю: когда по ходу
командно-штабного учения в Белоруссии в 50-е гг. сложилась ситуация, схожая с
той, что была в полосе 16-й армии в районе Истринского водохранилища, и один из
офицеров, воевавших в штабе 16-й армии в 1941 г. напомнил Рокоссовскому тот
давний случай, Константин Константинович, как бы полушутя, сказал: "Как же так,
Жуков был так недоволен Сталиным, не согласившимся с его предложением об отводе
войск Юго-Западного фронта за р. Днепр, а сам не разрешил мне отвод небольшой
группы войск на более выгодный рубеж. Все же, -- продолжал он, -- такие вопросы
оперативно-тактического масштаба должен решать сам командарм". Правда, не все из
нас, присутствовавших при этом офицеров, в душе разделяли сопоставимость
ситуаций на Днепре и у Истринского водохранилища. Поэтому не будем спешить с
однозначными выводами по такому сложному вопросу.
Через двое суток после вступления Жукова в должность командующего войсками
Западного фронта ему позвонил В.М. Молотов и пригрозил расстрелом в том случае,
если ему не удастся остановить продвижение немецко-фашистских войск к Москве. И
прочитал нравоучение: как это можно за двое суток не разобраться с делами
фронта. (Для гражданского человека, избежавшего службы в армии, обычно самое
легкое дело -- это судить о военных делах). Жуков не был бы Жуковым, если бы он,
боясь за свою жизнь, стал оправдываться и в чем-то заверять одного из
руководителей "партии и правительства". Он с достоинством ответил, что не боится
угроз, а если Молотов способен быстрее и лучше разобраться в обстановке, то
пусть приезжает и командует. И так почти каждый день. Сколько надо было силы
воли и выдержки, чтобы в таких условиях сохранять самообладание и продолжать
уверенно командовать войсками.
Если бы в такие условия поставить генералов Эйзенхауэра или Монтгомери, они бы
подали рапорт и уехали. А Жукову некуда было уезжать: с его деятельностью была
связана судьба страны и народа.
Но критически оценивая наше прошлое, с учетом всего пережитого и уже не в одной
войне, невольно думаешь: вот Жуков в Ленинграде издал приказ о расстреле тех,
кто самовольно покидает позиции, во время тяжелых боев под Волоколамском он
угрожал тем же своему боевому соратнику К.К. Рокоссовскому, а Молотов "стращает"
расстрелом Жукова. Правда, есть большая разница между положением офицера и
солдата, который увидев танки противника, бежит с позиции и, скажем, командующим
фронтом, который только вступил в должность и расхлебывает кашу, которую
заварили Сталин и Молотов, твердя без конца, что войны с Германией не будет. Во
всяком случае, судить обо всем этом можно только в рамках того времени, когда
страна была на краю гибели и полной ясности, чем все это может кончиться, еще не
было.
Но и позже, по инерции угрозы и грубые нравоучения в разной форме практиковались
уже и в менее чрезвычайных условиях и во время войны и после нее. Автор этих
строк вдоволь наслушался их по телефону, будучи в Афганистане.
Что же сказать новому поколению офицеров? В самом общем плане было бы, видимо,
неплохо сочетать жуковскую твердость и требовательность с внутренней выдержкой и
многотерпением Рокоссовского.
Обо всем этом в данном случае приходится вести речь только потому, что без учета
изложенных выше морально-психологических аспектов того времени, произвола и
всякого рода интриг невозможно в полной мере оценить, в каких невыносимых
условиях приходилось иногда действовать Жукову и другим нашим прославленным
военачальникам, что отличало Жукова от других, как непросто было оставаться
Жуковым.
Под командованием Жукова войска Западного фронта в октябре и ноябре 1941 г.
провели две оборонительные операции, насыщенные напряженными и ожесточенными
сражениями.
Как же и в чем проявились в битве под Москвой оперативно-стратегические черты
полководческого искусства Жукова?
Во-первых, в его огромном самообладании и уверенности, которые казалось бы в
безнадежной обстановке позволяли ему находить все новые силы и возможности и
наиболее рациональные способы решения поставленной перед войсками фронта задачи.
К. Рокоссовский, прибывший 10 октября в распоряжение Жукова в качестве
командарма, вспоминая эти дни, пишет: "Он был спокоен и суров. Под этим
угадывалась работа сильной воли. Он принял на себя бремя огромной
ответственности. Ведь к тому времени, когда мы вышли под Можайск, в руках
командующего Западным фронтом почти не оставалось войск. Во всяком случае их
было недостаточно даже для того, чтобы задержать наступление противника на
Москву". Эти самообладание, уверенность и целеустремленность в достижении цели
пропитывали все нити управления, скрепляли волю полководца, командиров всех
степеней и настроения войск в тот чудодействующий войсковой организм, который
обеспечивает не формальную, а действительную управляемость войск, единство и
согласованность их действий.
Самообладание и уверенность полководца, передаваясь войскам, вселяли в них новые
силы и создавали ту всеобщую непреклонную решимость выполнить поставленную
задачу, которая помогала преодолевать все неимоверные трудности и в конечном
счете одержать победу.
Во-вторых, от Жукова требовалось восстановление не просто прорванного на
отдельных направлениях, а полностью нарушенного фронта обороны, и остановить
дальнейшее продвижение противника.
Поскольку в довоенные годы оборона рассматривалась как временный вынужденный вид
боевых действий и длительная оборона в оперативно-стратегическом масштабе не
предусматривалась, то проблема воссоздания нового фронта в таких условиях была
совершенно не разработана ни теоретически, ни практически и ее надо было решать
и осваивать заново. В условиях полностью нарушенного фронта и при отсутствии
каких-либо резервов к моменту вступления Жукова на должность командующего
войсками фронта невозможно было чем-то усиливать войска первого эшелона и
закрывать бреши, перебрасывать войска с одних сравнительно устойчивых на другие
угрожающие направления или предпринимать контрудары.
Командующему войсками фронта не оставалось ничего другого, как выехать лично
самому, послать офицеров штаба на наиболее опасные участки, собирать
полуразбитые отступающие части и ставить им задачи по обороне важнейших районов
с тем, чтобы хоть на короткое время задержать стремительное продвижение
прорвавшихся в глубину подвижных группировок противника.
Формально можно было, конечно, ограничиться постановкой задач командармам,
изданием строгих приказов о прекращении отступления, как это обычно делалось в
подобной ситуации. Но в сложившейся тогда обстановке не все поставленные задачи
могли дойти до исполнителей. И не оставалось бы времени для их выполнения. Очень
рискованный выезд в войска, где командующий не раз сталкивался с прорвавшимися
танками противника, давал возможность лучше и быстрее разобраться в обстановке,
более оперативно создавать заслоны на пути наступающих немецко-фашистских войск,
выиграть время для выдвижения выделяемых Ставкой резервов и создания нового
оборонительного рубежа в глубине.
С учетом особенностей обстановки своеобразно приходилось определять и состав
войск, предназначаемых для обороны основных районов. Нередко в приказах
говорилось: выдвигайтесь в такой-то район и подчиняйте себе все, что там есть и
отступающие части. Такой подход, конечно, не соответствовал правилам штабной
службы. Но другого выхода тогда не было.
Уход командующего фронтом "на передовую", в столь тревожной ситуации, чреватой
неожиданными изменениями обстановки, с точки зрения непрерывного управления
войсками фронта в целом имел и некоторые отрицательные моменты. Но был
вынужденным и кроме перечисленных выше плюсов давал возможность непосредственно
в деле изучить командиров и других должностных лиц. "Изучение характера
командиров, -- писал маршал Рокоссовский, -- необходимейшая сторона подготовки к
битве. Почему? Потому, что в этих характерах -- тоже резервы командующего. Это
дело кропотливое, а у нас тогда времени было в обрез".
В-третьих, Жуков исходил из принципа, что наибольшую экономию сил и средств дает
хорошее знание противника и на основе установления направлений действий его
главных сил пошел на максимальную концентрацию усилий своих войск на решающих
участках. Как всегда, он не действовал вслепую, а прежде всего активизировал все
виды разведки с целью выявить направления действий главных группировок
противника и выдвижения его вторых эшелонов и резервов. Он лично ставил задачу
разведывательной авиации и по результатам ее наблюдения беседовал
непосредственно с летчиками и штурманами. На важнейшие направления выслал
разведывательные и моторизованные группы для проникновения на фланги и во
вражеский тыл и выяснения подлинного положения как противника, так и своих
отступающих частей. Он добивался своевременного доклада ему агентурных данных и
сведений, добываемых партизанами. Это давало возможность наносить более
эффективные авиационные удары по наиболее опасным группировкам противника.
В результате анализа данных разведки Жуков очень удачно учел и то
обстоятельство, что германские войска, стремясь как можно быстрее прорваться в
глубину нашей обороны, наступают не сплошным фронтом, а по отдельным
направлениям вдоль дорог.
Учитывая это, Жуков не растягивал свои войска, не растрачивал силы и средства
для создания сплошной обороны, а сосредоточил даже не основные, а практически
все имеющиеся у него силы для обороны важнейших узловых районов, без преодоления
которых противник не мог бы развивать наступление.
Наконец, Жуков одновременно с энергичными усилиями по наращиванию сопротивления
противнику силами войск первого эшелона начал создавать новые оборонительные
рубежи в глубине. В отличие от того, что делалось в оборонительных сражениях в
начале войны и, в частности И.С. Коневым в сентябре 1941 г., он не стал бросать
резервы, поступающие из резерва Ставки, для закрытия брешей в обороне войск
первого эшелона или предпринимать контрудары по превосходящим группировкам
вражеских войск, а сразу же принял решение создавать новый оборонительный рубеж
на Можайской линии и именно здесь собирать новую группировку войск,
восстанавливать фронт обороны, где дать главное сражение наступающим войскам
противника и преградить им путь на Москву. На этот рубеж Ставка и начала
стягивать силы и средства с различных направлений и из глубины.
На базе готовившихся на Можайской линии Волоколамского, Можайского,
Малоярославецкого и Калужского полевых укрепленных районов первоначально начали
занимать оборону четыре армии: 16-я (К.К. Рокоссовского), 5-я (Л.А. Говорова),
43-я (К.Д. Голубева) и 49-я (И.Г. Захаркина). Командующему 33-й армией была
поставлена задача объединить соединения и части, находящиеся в районе
Наро-Фоминска.
При большом превосходстве противника в танках и недостатке средств борьбы с ними
крайне важно было повысить маневренность артиллерии и других противотанковых
средств. Командующий фронтом потребовал также во всех соединениях и частях
создать мобильные противотанковые отряды. Обычно в полку в состав отряда входили
один-два стрелковых взвода с противотанковыми гранатами и зажигательными
бутылками, несколько ПТ ружей и взвод саперов с противотанковыми минами. Как и в
Ленинграде, Жуков взял часть зенитных орудий из Московской зоны обороны и
направил их в войска для борьбы с танками противника.
Жуков широко маневрировал и другими средствами. Так, 13 октября с прорывом
крупных сил противника в районе Калуги он смело снял с менее опасных участков и
направил в район Наро-Фоминска и Серпухова четыре дивизии. В результате, в
полосах 33-й и 43-й армий прорывы противника были ликвидированы и его
наступление остановлено.
Но когда создалась угроза прорыва на Волоколамском направлении, а нужных
резервов в тот момент не оказалось, командующий фронтом бросил против
группировок противника почти всю свою авиацию (свыше 400 самолетов), в
результате наступление войск противника на этом направлении было сорвано. По
наиболее опасным группировкам противника был нанесен ряд контрударов, широко
применялись контратаки и другие активные действия в соединениях.
Таким образом, если в предыдущих наступательных операциях гитлеровским войскам
удавалось продвинуться на сотни километров, то в октябрьском наступлении им
удалось вклиниться в оборону на глубину до 20--70 км. Его ударные группировки
были ослаблены и понесли большие потери.
В результате стойкости наших войск, широкого маневра силами и средствами,
массированного использования авиации и артиллерии, надежного прикрытия с воздуха
силами Московской зоны ПВО дальнейшее продвижение немецко-фашистских войск
удалось остановить.
Германское командование, стремясь любой ценой овладеть Москвой до наступления
зимы, перебросило на Московское направление дополнительные резервы. Оно пыталось
прорваться к Москве массированными ударами с северо-запада и юго-запада на
Волоколамском и Тульском направлениях. С этой целью с Калининского на
Волоколамское направление была переброшена 3-я танковая группа. 2-я танковая
группа усилена артиллерией, пополнена танками, личным составом и была нацелена
на Тульское направление.
Командованию фронта удалось своевременно обнаружить перегруппировку войск
противника и вскрыть его замысел. С учетом этого были приняты необходимые меры
как со стороны командования фронта, так и Ставки ВГК. Жуков, создав новый
сплошной фронт обороны, начал срочно выводить часть соединений и частей в
глубину, создавая армейские и фронтовые резервы с тем, чтобы подготовиться к
отражению нового крупного наступления противника. Ставка ВГК передала Западному
фронту из своего резерва несколько дивизий. Армии, действующие на важнейших
направлениях, были усилены противотанковой артиллерией и частями реактивной
артиллерии. Из Брянского фронта в Западный передана 50-я армия.
Во всей полосе Западного фронта проводились интенсивные инженерные работы по
совершенствованию оборонительных участков, создавались новые оборонительные
рубежи на непосредственных подступах к Москве. Для уменьшения потерь и
сбережения личного состава в своем приказе от 30 октября 1941 г. командующий
войсками фронта потребовал: "немедленно всю оборону зарыть глубоко в землю,
отрыв больше убежищ, различных нор, щелей и ходов сообщений... Особо
ответственно отработать обеспечение стыков между полками, дивизиями и армиями.
За каждым стыком иметь силы и средства, обеспечивающие надежность стыков". Он
приказал также тщательно замаскировать пункты управления, отработать
взаимодействие родов войск в ходе оборонительного боя, рассредоточить тыловые
части.
Не ожидая перехода противника в новое наступление, Жуков предпринял ряд
упреждающих действий. Наносились систематические массированные удары авиации по
подходящим резервам и районам расположения ударных группировок противника. В
полосе 16-й армии впервые была проведена артиллерийская контрподготовка в
оперативном масштабе. С целью срыва наступления противника, ослабления его
ударных группировок и улучшения оперативного положения своих войск предпринят
ряд контрударов на Волоколамском и Серпуховском направлениях. Особенно удачными
были действия 49-й армии в районе Серпухова. В результате сокращения линии
фронта и удержания оперативного положения войск на этом направлении возникла
возможность создать дополнительные резервы и перебросить их на ожидаемые
направления вражеского наступления: на правый фланг фронта три стрелковые
дивизии и восемь танковых бригад, на левый фланг -- кавалерийский корпус, одну
танковую дивизию и одну танковую бригаду.
Придавая большое значение активности обороны, Жуков не увлекался контрударами,
контратаками, не превращал их в самоцель, считая, что они приносят успех при
благоприятных для этого условиях, только при скрытности и тщательности их
подготовки, при хорошем огневом и материально-техническом обеспечении. Он как
мог противостоял и сдерживал стремление Сталина любые вновь появившиеся резервы
бросать для нанесения контрударов. Но не всегда это удавалось. Так, в начале
ноября Верховный, ссылаясь на согласие Б.М. Шапошникова, потребовал немедленно
нанести контрудары в районах Волоколамска и Серпухова с целью срыва готовящегося
наступления противника. Жуков категорически возражал против этого, пытался
объяснить, что такие контрудары никаких результатов не дадут, а фронт останется
без всяких резервов в глубине. Но Сталин настоял на своем. В результате войска
понесли неоправданные потери, а фронт остался без резервов, которые так были
нужны для укрепления слабых участков обороны и парирования прорывов противника.
Приходилось предпринимать отчаянные усилия, чтобы снова восстановить хоть
какие-нибудь резервы.
Полководец, да и любой командир, всегда в сложном положении, от него требуется
еще больше выдержки и изворотливости, когда надо вести борьбу не только с
противником, с трудностями, возникающими перед своими войсками, но и со своим
начальством.
Впервые с начала Великой Отечественной войны была проведена такая
заблаговременная и всесторонняя подготовка к оборонительной операции.
14 ноября командующий фронтом предупредил командующих армиями о возможном
переходе противника в наступление и приказал привести войска в готовность к
отражению его атак. В обороне своевременно установить предстоящее наступление
противника и предупредить об этом свои войска -- это уже половина успеха. Это
одно из высоких проявлений военного искусства.
Как и предполагал Жуков, наступление гитлеровских войск началось 15 ноября после
мощной артиллерийской и авиационной подготовки. После двухнедельной паузы вновь
развернулись ожесточенные оборонительные сражения. Наиболее тяжелая обстановка
складывалась на Волоколамском и Тульском направлениях, где противнику, несмотря
на упорное сопротивление наших войск, на ряде участков удалось прорвать оборону.
В этих завершающих оборонительных сражениях каждый километр подмосковной земли
приобретал уже особую цену и требовалось еще более остро и оперативно
реагировать на все случаи прорыва противника и вынужденного отхода наших войск,
в том числе и в упомянутом выше эпизоде, когда Рокоссовский пытался отвести свои
войска за Истринское водохранилище. Известные теперь слова "Велика Россия, а
отступать некуда: позади Москва" выражали волю народа и имели не только
символическое значение. Речь шла о жизни и смерти и столицы и всей страны.
Во время ноябрьского наступления немецко-фашистских войск, когда образовались их
прорывы в полосе 30-й армии Калининского фронта и на правом фланге 16-й армии
Западного фронта, Жукову позвонил Сталин и спросил:
" -- Вы уверены, что мы удержим Москву? Я спрашиваю вас об этом с болью в душе.
Говорите честно, как коммунист.
-- Москву, безусловно, удержим -- заверил Жуков. -- Но нужно еще не менее двух
армий и хотя бы двести танков.
Две армии Сталин обещал, а танков, сказал он, у нас пока нет".
Какую огромную ответственность надо было взять Жукову на себя и какое иметь
самообладание, чтобы в сложнейшей противоречивой обстановке того времени, когда
многое еще было неясно, высказать такую уверенность, которая повлияла на многие
последующие решения и действия Сталина.
21 октября по указанию Сталина в газетах было опубликовано постановление
Государственного Комитета обороны о назначении генерала армии Жукова
ответственным за оборону Москвы и помещен его портрет, что обычно не делалось. В
связи с возросшей опасностью Москва объявлялась на осадном положении. В
постановлении говорилось: "Сим объявляется, что оборона столицы на рубежах,
отстоящих на 100--120 километров западнее Москвы, поручена командующему Западным
фронтом генералу армии т. Жукову".
Такой приказ должен был свидетельствовать о том, что советские войска под
Москвой возглавляет достойный полководец, на которого народ может положиться.
Вместе с тем, в случае неудачи, уже намечался и "козел отпущения", на которого
Сталин мог бы взвалить всю вину за случившееся.
Не добившись успеха в наступлении своими фланговыми группировками
северо-западнее и юго-восточнее Москвы, командование группы армий "Центр" 1
декабря нанесло массированный удар в центре полосы Западного фронта, стремясь
прорваться к Москве вдоль Минской автомагистрали. Немецко-фашистским войскам
удалось прорвать оборону в районе Наро-Фоминска и, развивая наступление на
Кубинку, выйти во фланг и тыл 5-й армии. Но Жуков сумел быстро собрать
необходимые силы и контрударом войск 33-й и 5-й армий отбросить прорвавшиеся
части противника. В результате упорной обороны и активных действий советских
войск за два месяца наступления гитлеровскому командованию ни разу не удалось
нарушить целостность нашей обороны, как это было в августе-сентябре и развить
тактический успех в оперативный.
Несмотря на неудачи и огромные потери, Гитлер продолжал требовать не прекращать
наступления и любой ценой овладеть Москвой. Еще и 3 декабря командующий группой
армий "Центр" генерал-фельдмаршал фон Бок докладывал Гитлеру: "Несмотря на
неблагоприятные обстоятельства, я не теряю надежды. Еще остается небольшая
возможность взять Москву. Все решит последний батальон".
Однако моральный дух гитлеровских войск был подавлен, их наступательные силы
исчерпаны. Не ускользнуло от внимания Жукова и то обстоятельство, что германское
командование, развернув ударные группировки на широком фронте и далеко
замахнувшись своим бронированным кулаком, в ходе битвы за Москву растянуло
войска до такой степени, что в финальных сражениях на близких подступах к
столице они потеряли пробивную способность. Германское командование не ожидало
таких больших потерь, а восполнить их и усилить свою подмосковную группировку не
могло.
В связи с потерей в самом начале войны значительной части авиации, танков и
артиллерии с особой остротой встали задачи борьбы с авиацией и танками
противника. Господство в воздухе фашистской авиации делало, по существу, наши
войска беззащитными с воздуха, затрудняло маневр войсками, их выдвижение на
назначенные рубежи, организованное нанесение контрударов, создавало большие
сложности для управления и снабжения войск. Поэтому Жуков стремился даже
имевшееся ограниченное количество авиации использовать массированно для
нанесения ударов по аэродромам противника и его наиболее опасным ударным
группировкам. Зенитную артиллерию также приходилось группировать в основном лишь
для прикрытия важнейших объектов, нередко она применялась и для борьбы с
танками.
Противотанковая оборона ослаблялась также нашими неправильными уставными
положениями, требовавшими располагать артиллерию на танконедоступных
направлениях. Получалось, что артиллерию надо располагать в стороне от
направлений, где действовали танковые группировки противника. Жуков уже в июле
1941 г. издает директиву, в которой определяет ряд принципиально новых подходов
к организации противотанковой обороны. Это касалось расположения артиллерии
именно на танкоопасных направлениях.
Предусматривалось создание артиллерийских противотанковых опорных пунктов на
первых оборонительных позициях и в глубине обороны во главе с
командиром-артиллеристом. В развитие этой директивы начальником артиллерии
Красной Армии Н.Н. Вороновым были даны специальные указания, где
конкретизировались вопросы организации противотанковых опорных пунктов. Тем
самым было положено начало к переходу от линейной системы расположения
противотанковых средств к созданию противотанковых опорных пунктов на
танкоопасных направлениях. Такую систему организации противотанковой обороны
Жуков начал применять еще будучи командующим резервным фронтом, затем под
Ленинградом и в еще более совершенной форме при обороне Москвы, где в
противотанковые опорные пункты включались не только артиллерийские, но и другие
противотанковые средства.
Жуков включает в дело и заставляет активно сражаться все силы и средства, в том
числе соединения и части, оказавшиеся в окружении, которые, казалось бы,
формально были выключены из общего хода вооруженной борьбы. С 10-го по 12-е
октября в своих распоряжениях командармам, оказавшимся в окружении, он требует,
чтобы их войска ни в коем случае не только не сложили оружия, но продолжали
мужественно драться, сковывая крупные силы врага, не позволяя их снять для
наращивания удара на Москву.
Когда сложилось особенно тяжелое положение на Волоколамском направлении в полосе
16-й армии, Жуков принимает такое неординарное решение: перебросить в полосу
этой армии из 5-й, 33-й, 43-й и 49-й армий из одной -- стрелковую роту, из
другой артиллерийскую батарею, из третьей -- танковую роту. В принципе,
выдергивание отдельных подразделений из различных соединений считается одним из
самых неудачных методов решения задачи, ибо и эти соединения ослабляются, и в
том направлении, куда они перебрасываются, не возникает достаточно
организованная и хорошо управляемая новая сила. Но Жуков сознательно шел на это,
так как, с одной стороны, он как-то усиливал Волоколамское направление, с другой
-- запутывал противника, создавая впечатление, что на это направление
перебрасываются не отдельные подразделения, а целые соединения. Во всяком случае
это настораживало вырвавшиеся вперед части противника, они начали
останавливаться до подхода главных сил. Тем самым командующий фронтом выигрывал
время для организации обороны на подступах к Москве. Интересно, что расчет
Жукова оправдался. Как писал впоследствии начальник штаба 4-й немецкой армии,
"мы не верили, что обстановка могла так сильно измениться".
23 ноября командующий группой "Центр" фон Бок приходит к выводу, что на успех
овладения Москвой он уже не рассчитывает. 29-го он ставит вопрос: приостановить
наступление и определить рубеж перехода к обороне. "У командования группой
вызывало тревогу состояние войск. Так, например, на 30 ноября дивизии 3-й
танковой группы потеряли до 70% танков, отмечалось много случаев обмороков у
солдат от усталости и т.д. С 27-го ноября прослеживается тенденция неспособности
отдельных армий продолжать наступление".
Таким образом, Западному фронту под командованием Г.К. Жукова во взаимодействии
с соседними фронтами в результате очень тяжелых, ожесточенных, но умело
проведенных оборонительных операций удалось не только остановить наступление
врага на Москву, но и серьезно ослабить его ударные группировки. Обстановка под
Москвой начала складываться в пользу советских войск.
В этих условиях для советских войск были возможны два способа стратегических
действий.
Первый -- продолжая обороняться, закрепляться на достигнутых рубежах,
сосредоточить резервы и после необходимой подготовки перейти в контрнаступление.
В этом случае было более целесообразным также сохранить для этой цели и
несколько армий, которые в начале декабря переданы Западному фронту Ставкой. Это
давало возможность пополнить соединения личным составом, накопить боеприпасы и
лучше подготовить наступательную операцию. Однако при этом варианте возникали и
большие минусы. Противник получал возможность закрепиться, создать более прочную
оборону и тогда для ее прорыва и развития наступления потребовались бы
значительно более крупные силы, накопить которые можно было только за 1,5--2
месяца. Да и при этом варианте трудно было рассчитывать на полный успех
наступательной операции. Кроме того, близость немецко-фашистских войск к столице
создавала угрозу ее непрерывных обстрелов и авиационных ударов и постоянно
провоцировала бы противника на то, чтобы накопить силы и предпринять новое
наступление на Москву. Поэтому надо было как можно быстрее отбросить его от
Москвы.
Второй способ действий, который и выбрал в той обстановке Жуков, состоял в том,
чтобы имеющимися силами и переданными из резерва Ставки армиями нанести
немедленные контрудары по еще не закрепившимся, ослабленным группировкам
противника и, не давая ему возможности пополнить силы, развить контрудары,
которые должны перерасти в общее контрнаступление.
И в этом варианте действий были свои отрицательные моменты, связанные главным
образом с усталостью и неукомплектованностью войск, их недостаточной
подготовленностью к наступлению. Но эта негативная сторона перекрывалась
внезапностью действий, нанесением ударов по ослабленным группировкам противника,
не успевшего перейти к обороне. Последнее было особенно важно в связи с тем, что
наши войска в тот период слабее всего были подготовлены именно к прорыву
подготовленной стороны противника. Нанесение немедленных контрударов по
фланговым группировкам противника позволяло сорвать их новые удары на Москву,
отбросить их, а в случае удачи контрударов развить успех всеми силами войск
фронта.
29 ноября Жуков позвонил Верховному и попросил переподчинить ему 1-ю ударную и
10-ю армии с тем, чтобы нанести контрудар и перейти в контрнаступление. Сталин
не был уверен в такой возможности и спросил:
-- А вы уверены, что противник подошел к критическому состоянию и не имеет
возможности ввести в дело какую-нибудь новую крупную группировку?
-- Противник истощен -- отвечал Жуков. -- Но если мы сейчас не ликвидируем
опасные вражеские вклинения, немцы смогут подкрепить свои войска в районе Москвы
крупными резервами за счет северной и южной группировок своих войск, и тогда
положение может серьезно осложниться. Сталин согласился с предложением
командующего Западным фронтом после дополнительной его проработки с Генштабом.
Таким образом Жуков вовремя уловил кризисное состояние противника и наиболее
благоприятный момент для перехода наших войск от обороны к наступлению, когда
противник был уже неспособен наступать на всем фронте и вместе с тем не успел
перегруппироваться, организовать оборону и прочно закрепиться на достигнутых
рубежах на ближних подступах к Москве. Причем готовить и начинать
контрнаступление надо было в условиях продолжающихся оборонительных сражений.
Замысел командующего войсками фронта состоял в том, чтобы неожиданным переходом
в наступление разгромить наиболее опасные группировки противника, угрожавшие
столице с северо-запада и юго-востока. По плану Ставки одновременно с Западным
фронтом должны были переходить в наступление левофланговые армии Калининского и
правофланговые армии Юго-Западного фронтов.
На подготовку операции накладывали свой отпечаток два важных обстоятельства:
крайне ограниченное время (переход в наступление был установлен 5--6 декабря) и
недостаток сил и средств, особенно танков, артиллерии и боеприпасов. В конце
оборонительных боев под Москвой была установлена норма снарядов: один-два
выстрела на орудие в сутки. И это в условиях, когда по существу приходилось
наступать на противника, который еще имел превосходство в живой силе, танках и
артиллерии. Жуков и в этом вопросе, казалось бы, "нарушал" каноны военного
искусства. Избранный полководцем способ действий был наиболее сложным. Он
требовал осуществления планирования в самые сжатые сроки, оперативности в
постановке задач подчиненным и высокой организованности в управлении войсками.
Все это и было проявлено Жуковым и его штабом во главе с генералом В.Д.
Соколовским. Ставка вечером 29 декабря сообщила о передаче фронту 1-й ударной и
10-й армий, ряда соединений 20-й армии и потребовала представить план перехода в
контрнаступление. Он был разработан и 30 ноября доставлен в Генштаб и в тот же
день утвержден Верховным Главнокомандующим. Это была, пожалуй, невиданная в
военной истории оперативность. План был составлен на карте с пояснительной
запиской, которую написал лично Жуков. Когда сегодня некоторые историки и
преподаватели академий смотрят эти документы штаба Западного фронта, они
недоумевают по поводу того, что на карте нет многих деталей построения операции,
да и оформлена она не так четко и "красиво", как это положено. Но в боевой
обстановке нередко всем этим приходится пренебрегать ради упреждения противника
и подготовки операции в предельно сжатые сроки. Значительно важнее быстро
поставить задачи подчиненным, предоставить в их распоряжение, особенно для
организации боя в тактическом звене, как можно больше времени.
Хорошо известны случаи, когда командующие и штабы, стремясь все сполна проделать
в своем звене, не оставляли времени для нижестоящих инстанций и ставили их в
тяжелое положение. Для Жукова было характерно то, что после принятия решения он
все усилия (и свои и подчиненных) всецело переключал на организацию и
обеспечение боевых действий.
Если для сравнения вспомнить как тягуче и долго рассматривались в Москве планы
проведения тех или иных операций в Афганистане, когда к моменту утверждения
(ввиду изменившейся обстановки) они уже были непригодны для исполнения, то не
трудно увидеть, чем отличается Жуковское полководческое искусство от талмудизма
некоторых горе-"полководцев" послевоенного периода.
Поскольку с началом контрнаступления нашим войскам приходилось преодолевать
сопротивление очень плотных группировок противника, первоначально продвижение
войск фронта было крайне медленным (всего 2-3 км в сутки). Кроме того, наши
войска, не имея опыта ведения наступательных боев, действовали слишком
прямолинейно и втягивались в затяжные бои с арьергардами противника.
По ходу боевых действий все это приходилось исправлять. Жуков считал, что все,
начиная с командующего и кончая солдатом, должны непрерывно извлекать уроки из
боевого опыта и учиться воевать не только при подготовке операции, но и в
динамике боевых действий. Увидев крупные недостатки в действиях войск, он через
несколько дней после начала наступления издает директиву, где указывает:
"Некоторые наши части вместо обходов и окружения противника выталкивают его с
фронта лобовым наступлением, вместо просачивания между укреплениями противника
топчутся на месте перед этими укреплениями, жалуясь на трудности ведения боя и
большие потери. Все эти отрицательные способы ведения боя играют на руку врагу,
давая ему возможность с малыми потерями планомерно отходить на новые рубежи,
приводить себя в порядок и вновь организовывать сопротивление нашим частям...
Против арьергардов и укрепленных позиций оставлять небольшие заслоны и
стремительно их обходить, выходя как можно глубже на пути отхода противника.
Сформировать... несколько ударных групп в составе танков, автоматчиков, конницы
и под предводительством храбрых командиров бросать их в тыл противника". Для
более стремительного преследования противника требовалось создавать подвижные
группы из танковых, кавалерийских и стрелковых частей. И в ряде случаев они
весьма удачно применялись. Так, подвижная группа 50-й армии, прорвавшись в
глубину расположения противника, за трое с половиной суток продвинулась до 100
км и вышла на юго-восточную окраину г. Калуги, обеспечив быстрое овладение
городом с подходом основных сил армии. Более активно и маневренно стали
действовать и многие соединения первого эшелона.
К началу января 1942 г. войска Западного фронта во взаимодействии с соседними
фронтами, преодолевая упорное сопротивление противника, отбросили его от Москвы
и продвинулись до 100--300 км.
Поражение немецко-фашистских войск под Москвой, Тихвином и Ростовом существенно
изменило всю стратегическую обстановку и создало благоприятные предпосылки для
наращивания усилий и разгрома врага. Ставка ВГК приняла решение без оперативной
паузы продолжать наступательные операции на всем советско-германском фронте. При
обсуждении этого решения в Ставке 5 января 1942 г. Жуков был единственным членом
Ставки, выступавшим против такого решения. Он предлагал стянуть со всех
направлений резервы и бросить их для массированного наступления на западном
направлении и полного разгрома группы армий "Центр", ибо при общем недостатке
сил и средств и превосходстве противника попытка одновременного наступления на
всех направлениях приведет к их распылению и не принесет решающего успеха. Но
Сталин не согласился с предложением Жукова. Больше того, грубо оборвав его,
приказал сидеть и молчать. Поддержавшего Жукова председателя Госплана Н.
Вознесенского, говорившего о невозможности обеспечения боеприпасами всех этих
наступательных операций, одернули Маленков и Берия. В итоге Ставка приняла
решение осуществить зимой 1942 г. ряд наступательных операций на всем
советско-германском фронте. Это было крайне нерациональное, невыгодное решение,
но Жукову пришлось его выполнять в качестве командующего войсками Западного
фронта, а затем и главкома войск Западного направления.
Главный удар наносился на Западном направлении, силами левого крыла
Северо-Западного, войск Калининского, Западного и Брянского фронтов с целью
окружить и уничтожить основные силы группы армий "Центр". Для содействия в
завершении окружения противника осуществлялась высадка 4-го воздушно-десантного
корпуса (практически около 7 тыс. человек), двух воздушно-десантных бригад и
одного авиадесантного полка с целью перерезать дороги между Вязьмой и
Смоленском. Организация высадки десанта была крайне неумелой. Исходный район для
десантирования был выбран чрезмерно близко к линии фронта. Транспортные самолеты
базировались скученно, маскировка была слабой. Обнаружив подготовку, противник
еще до начала десантирования бомбил наши аэродромы и вывел из строя часть
самолетов и десантников. Высаженный десант оказался разбросанным на большой
территории. В последнюю ночь во вражеском тылу приземлился самолет, на борту
которого находились командир и штаб корпуса. При подходе к посадочной площадке
он был атакован немецким истребителем. Командир корпуса генерал А.Ф. Левашов был
убит, а несколько офицеров штаба ранены. Все это сказалось и на эффективности
действий десанта в тылу противника.
Ржевско-Вяземская стратегическая наступательная операция была по существу
продолжением начавшегося под Москвой контрнаступления без всяких оперативных
пауз и ввода дополнительных войск. Но Жуков и в этой чрезвычайной обстановке не
повторил ошибки Ставки во фронтовом масштабе и не допустил равномерного
наступления в полосах всех армий. Несмотря на недостаток сил и средств, путем
умелого маневра ими он добился их массированного использования и впервые с
начала Великой Отечественной войны создал на направлении своего главного удара
тройное превосходство по батальонам, артиллерии и двойное по танкам.
Все это первоначально дало возможность довольно успешно развивать наступление.
Германское командование начало срочно перебрасывать с Запада новые соединения, и
сопротивление противника все больше возрастало. И именно в этот переломный для
хода операции момент, когда с одной стороны продвижение войск Северо-Западного
фронта до Великих Лук и Витебска создавало благоприятные условия для развития
наступления, с другой -- на правом фланге фронта (в полосе 20-й армии) возникала
угроза контрудара противника, когда нужно было как можно быстрее соединяться с
вырвавшейся вперед 33-й армией и высадившимся воздушным десантом, в этот
наиболее ответственный момент Ставка, несмотря на категорическое возражение
Жукова, изымает из состава фронта и выводит в резерв ВГК 1-ю ударную армию и
управление 16-й армии и с армейскими частями. Это осложнило положение войск
фронта и затормозило наступление.
В течение марта и апреля 1941 г. войска западного направления (Калининский и
Западный фронты) предпринимали неоднократные попытки продолжить наступление, но
из-за превосходства противника, недостатка в силах и средствах, крайне низкой
обеспеченности боеприпасами успеха не имели. (Из запланированных на январь
Западному фронту было подано 50 мм.мин. -- 2,7%, 82 мм. -- 55%, артиллерийских
снарядов -- 44%. А в феврале из запланированных 816 вагонов в 1-й декаде не
прибыло ни одного).
14 февраля 1942 г. Жуков писал в Ставку: "Как показал опыт боев, недостаток
боеприпасов не дает возможности проводить артиллерийское наступление. В
результате система огня противника не уничтожается, и наши части, атакуя мало
подавленную оборону противника, несут очень большие потери, не добившись
надлежащего успеха". После этого Сталин в своей директиве потребовал энергичнее
продолжать выполнение ранее поставленной задачи. В конце марта -- начале апреля
фронты западного направления пытались выполнить эту директиву, требовавшую
разгромить Ржевско-Вяземскую группировку, однако усилия оказались
безрезультатными. Наконец, 20 апреля Ставка ВГК отдала распоряжение о переходе
войск западного направления к обороне.
Так завершилась величайшая в истории Московская битва. Войска западного
направления от рубежа, где они находились в начале января, продвинулись еще на
80--250 км, а в общей сложности с началом контрнаступления на 100--400 км.
Если бы Сталин прислушался к предложениям Жукова и не распылял резервы, а
сосредоточил основные усилия на решающем направлении, успех наступления на
западном направлении мог быть еще более значительными.
В итоге битвы под Москвой впервые с началом второй мировой войны
немецко-фашистские войска потерпели крупное поражение, вынуждены были отступать
и перейти к обороне. Для наших войск это была первая стратегическая победа над
вермахтом. Потерпела крах стратегия молниеносной войны и теперь гитлеровскому
командованию для продолжения войны требовалась тотальная мобилизация всех
ресурсов Германии и других оккупированных территорий. Как отмечал Жуков,
"Историкам еще предстоит рассмотреть, как последовательно, при общем вроде бы и
благополучном победном фоне для фашистов, срывались один за другим намерения
гитлеровского руководства. Все это имело далеко идущие последствия...".
Советские войска в ходе битвы под Москвой тоже понесли большие потери (примерно
в 1,5 раза больше, чем немецко-фашистские войска), но они сохранили до конца
оборонительных сражений боеспособность и даже смогли перейти в контрнаступление.
Стратегическая инициатива перешла в руки советского командования. Весь мир
увидел, что фашистскую Германию можно одолеть. Советские войска обрели
уверенность, что они могут не только успешно обороняться, но и наступать.
Примечательно, что в списке награжденных за оборону Москвы, опубликованном 3
января 1942 г., Жуков не значился. Как объяснял впоследствии бывший в то время
главным редактором "Красной Звезды" Д. Ортенберг, если бы заслуги командующего
Западным фронтом были слишком высоко оценены, то вклад Сталина в какой-то мере
был бы занижен.
Г.К. Жуков самой памятной из всей Великой Отечественной войны считал Московскую
битву. Здесь в исключительных условиях наиболее ярко проявился его
полководческий талант. Он первым из наших полководцев под Ленинградом и Москвой
смог организовать оборону, которую не смогли преодолеть немецко-фашистские
войска. Были на практике решены проблемы восстановления почти полностью
нарушенного фронта обороны, сочетания упорной обороны с ее активностью, борьба
за перехват стратегической инициативы и переход без оперативной паузы от обороны
к наступлению против превосходящих сил противника. Жуков показал высокую
оперативность в управлении войсками, умело сочетая необходимую работу на
командном пункте, передовых пунктах управления с частыми выездами в войска и
непосредственным воздействием на подчиненных. Он нашел формы и методы подготовки
операций в предельно сжатые сроки. В ходе операции, как правило, заранее
предвидел возможные действия противника и оперативно реагировал на все изменения
обстановки.
Достижению победы под Москвой способствовала правильная оценка советским
командованием, в том числе Жуковым, сильных и слабых сторон противника. Нашим
войскам "помогли" устоять и серьезные просчеты руководства фашистской Германии.
Прежде всего дали о себе знать авантюризм в политике, недооценка экономических,
социально-политических и военных возможностей советского государства и его
вооруженных сил, потенциальная мощь которых была значительно выше, чем это
казалось. Фашистским военным командованием основная ставка делалась на
внезапность нападения и ошеломляющие действия в самом начале войны с вложением в
первый удар почти всех имеющихся сил и средств. Не создавались достаточные
резервы и запасы материальных средств. Не предусматривалась даже подготовка
войск к зиме. Расчет делался также на то, чтобы жестокими, тотальными способами
ведения войны, массовыми зверствами по отношению к мирному населению сломить
способность нашей армии и народа к сопротивлению.
Но то, что оправдало себя в войне против Польши, Франции и других европейских
государств, не могло увенчаться успехом в ходе агрессии против СССР, обладавшего
огромными ресурсами и территорией, в войне против советского народа, закаленного
многовековыми испытаниями в борьбе за свою независимость. В гитлеровской армии
много было и просчетов, связанных со способами ведения вооруженной борьбы и
управления войсками. И организационная структура ее войск с созданием
сравнительно меньшего количества, чем у нас, но более укрупненных дивизий и
искусство ведения операций, рассчитанное на стремительные действия по окружению
и уничтожению противника, но недостаточно реагирующее на изменения условий
ведения военных действий, и система управления войсками при помощи долгосрочных
директив и приказов, где каждая инстанция выполняла в основном лишь отведенные
для нее функции, и морально-боевые качества войск, и порядок их
материально-технического обеспечения, и многое другое, что производило
впечатление в войне против слабых противников, -- не выдержало испытаний в
длительной и напряженной вооруженной борьбе на советско-германском фронте. И
некоторые из этих изъянов дали о себе знать уже в самом начале войны.
В послевоенные годы в отечественной и зарубежной литературе не раз писали о том,
что никакого наступления наших войск не было и якобы немецко-фашистское
командование по своему решению начало отвод своих войск. Но такие домыслы
опровергаются прежде всего немецкими документами. В приказе Гитлера от 3 января
1942 г. требовалось: "Цепляться за каждый населенный пункт, не отступать ни на
шаг, обороняться до последнего патрона, до последней гранаты -- вот, что требует
от нас текущий момент".
"Господа командиры! -- писал в приказе командир 23-й немецкой пехотной дивизии.
-- Общая обстановка военных действий властно требует остановить быстрое
отступление наших частей на рубеже реки Ламы и занять дивизией упорную оборону.
Позиция на реке Ламе должна защищаться до последнего человека. Вопрос поставлен
о жизни и смерти...".
И если наши войска, предводительствуемые Жуковым и другими полководцами, смогли
преодолеть такое сопротивление противника и отбросили его на 400 км, то одно это
уже о многом говорит.
С конца 1941 г. фашистской Германии предстояло по существу начинать совершенно
иную, новую фазу войны, которую ее руководство не предусматривало. В связи с
этим представляется правомерным говорить, что битва под Москвой и одержанная в
ней победа положили начало коренному перелому в ходе Великой Отечественной
войны, или, как писал Жуков, было положено начало коренному повороту в войне.
Именно с этого исторического момента вначале незаметно, а затем все более
явственно начали терять свое значение такие временно действующие факторы как
заблаговременная отмобилизованность германских армий, захваченная стратегическая
инициатива и внезапность нападения, приобретенный на Западе боевой опыт и т.д. И
все более весомо стали давать знать о себе более устойчивые фундаментальные
факторы: справедливые цели освободительной войны со стороны советского народа,
его высокий патриотизм и самоотверженность, более эффективная, чем у фашистской
Германии, экономическая база и научно-технический потенциал, заложившие
долгосрочную основу для противоборства с сильным противником и обеспечившие не
только ликвидацию разрыва в качестве вооружений, но и существенное превосходство
в боевых показателях основных видов оружия и военной техники; способность
государства мобилизовать все ресурсы и рационально их использовать; уровень
военного искусства, морального духа и боевого мастерства войск. Они и стали
основными источниками нашей победы и были реализованы на поле боя под
руководством таких выдающихся полководцев как Г.К. Жуков, К.К. Рокоссовский,
И.С.Конев, Л.А.Говоров, комдивов И.В. Панфилова, А.П. Белобородова, М.Е.
Катукова и многих других командующих и командиров, доблестных советских солдат.
Весь мир признавал, что под Москвой советскими войсками была одержана великая
победа. Признало свое поражение и гитлеровское командование. Да и как не
признать? Фашисты ставили своей целью овладеть Москвой, разгромить главные силы
Красной Армии и вынудить их к капитуляции. А все закончилось провалом этих
планов. Москва выстояла, немецко-фашистские войска вынуждены с большими для них
потерями отступить от столицы. А нам сегодня некоторые борзописцы толкуют о
некоем "поражении советских войск и Жукова под Москвой". Не от хорошей же жизни
и, наверное, не за "поражение советских войск", а именно за крупное поражение
своих войск Гитлер отстранил от должности главнокомандующего сухопутными
войсками генерал-фельдмаршала Браухича и взял командование ими на себя, снял с
должностей командующего группой армий "Центр" генерал-фельдмаршала фон Бока,
командующего 2-й танковой группой генерала Гудериана, командующего 3-й танковой
группой генерала Гепннера, еще 35 генералов, которые недавно щедро награждались
и всячески восхвалялись.
И если сегодня все это пытаются переиначить и толкуют о некоем "поражении
советских войск и Жукова под Москвой" в 1941 г., то глупость подобных абсурдных
утверждений не могут не понимать и те, кто так пишет. Удивляет другое: насколько
глубока озлобленность у людей, которые как тогда, так и теперь хотели бы совсем
иного исхода и Московской битвы и всей войны в целом. Но, как говорится, каждому
свое...
Поэтому все попытки некоторых ниспровергателей опорочить полководческую
деятельность Жукова под Москвой не выдерживают никакой критики. Наоборот,
исторические факты и логика событий свидетельствуют о выдающихся заслугах Г.К.
Жукова в обороне Москвы и его высоких полководческих качествах.
Выдающееся значение победы под Москвой по достоинству оценивали как наши враги,
так и союзники. Американский генерал Д. Макартур отмечал: "Размах и блеск ее
(Красной Армии) недавнего сокрушительного наступления, заставившего немцев
отступить от Москвы, явились величайшим достижением всей истории".
    4. От Москвы до Сталинграда
В первой половине 1942 г. Г.К. Жуков продолжал командовать войсками Западного
фронта, оставаясь одновременно членом ставки ВГК. После битвы под Москвой и
продолжавшегося затем наступления советских войск обе стороны перешли к обороне
и начали подготовку к летней кампании.
При обсуждении в Ставке в марте 1942 г. планов на предстоящий период, Генштаб
(Б.М. Шапошников) и Г.К. Жуков предлагали основным способом действий считать
переход к стратегической обороне. Г.К. Жуков считал возможным предпринять
частные наступательные действия лишь в полосе Западного фронта. С.К. Тимошенко
предложил, кроме того, провести наступательную операцию на Харьковском
направлении. На возражения Г.К. Жукова и Б.М. Шапошникова по поводу этого
предложения Сталин заявил: "Не сидеть же нам в обороне, сложа руки, не ждать,
пока немцы нанесут удар первыми! Надо самим нанести ряд упреждающих ударов на
широком фронте и прощупать готовность противника. И далее:
-- Жуков предлагает развернуть наступление на Западном направлении, а на
остальных фронтах обороняться. Я думаю, что это полумера". В результате было
принято решение предпринять ряд наступательных операций в Крыму, в районе
Харькова, на Льговском и Смоленском направлениях, в районах Ленинграда и
Демьянска. Характерно, что в представлении Сталина обороняться -- означало
"сидеть сложа руки".
Что касается планов германского командования, то одно время (тоже с позиции
Сталина) считалось, что оно ставило своей главной целью овладение Москвой путем
глубокого обхода с юга. Но в действительности согласно директиве Гитлера No 41
от 5.4. 42 г. основной целью немецкого наступления летом 1942 г. было овладение
Донбассом, кавказской нефтью и путем нарушения коммуникаций в глубине страны
лишить СССР важнейших ресурсов, поступающих из этих районов. Причем Генштаб
сухопутных войск, в частности Гальдер, выступали за то, чтобы, как и в 1941 г.,
главный удар наносить на Московском направлении. С точки зрения извлечения
уроков из опыта войны следует задуматься, насколько при сложившейся тогда
стратегической обстановке было обоснованным решение Гитлера нанести удар на юге?

Жуков, анализируя возможные действия противника и особенно хорошо зная западное
направление, полагал, что главный удар на юге летом 1942 г. давал германскому
командованию сравнительно больше шансов на успех, чем удар на Московском
направлении. Во-первых, при нанесении удара на юге создавались условия для
достижения внезапности и более благоприятные возможности для достижения успеха,
ибо наша Ставка ВГК в 1942 г. вновь ожидала главного удара противника на
Московском направлении и здесь были сосредоточены основные силы и резервы. Не
был разгадан и немецкий план дезинформации "Кремль".
Во-вторых, при наступлении на Московском направлении фашистским войскам пришлось
бы прорывать заранее подготовленную, глубокоэшелонированную оборону с
перспективой ведения затяжных военных действий. Если уж в 1941 г. фашистским
войскам под Москвой не удалось преодолеть сопротивление понесшей большие потери
и отступающей Советской Армии, то тем более трудно было рассчитывать на это в
1942 г. В то время как на юге в результате крупного поражения советских войск в
районе Харькова германской армии противостояли наши значительно ослабленные силы
и именно здесь было наиболее уязвимое место советского фронта.
В-третьих, при нанесении главного удара германской армией на Московском
направлении и, даже, на худой конец, овладении ею Москвой (что было
маловероятным), удержание советскими войсками исключительно важных в
экономическом отношении районов на юге создавало условия для продолжения войны и
успешного ее завершения.
Все это говорит о том, что стратегические планы гитлеровского командования в
основном правильно учитывали сложившуюся обстановку. Но и при этом условии
фашистские войска не могли бы продвинуться так далеко и дойти до Волги, если бы
не крупные ошибки нашего командования в оценке направления возможного главного
удара противника, непоследовательность и нерешительность в выборе способа
действий, когда, с одной стороны, в принципе предполагалось перейти к
стратегической обороне, с другой, предпринимался ряд неподготовленных и
необеспеченных материально наступательных операций, что привело к распылению сил
и наша армия оказалась не подготовленной ни к обороне, ни к наступлению. Как это
ни странно, но войска снова оказались в таком же неопределенном положении, как в
1941 г. Кстати, такую же ошибку совершила в 1967 г. египетская армия, когда
оказалась вынужденной отражать удар израильской армии, обороняться, имея свои
войска в наступательной группировке. И в 1942 г., несмотря на поражения 1941 г.,
идеологизированный культ наступательной доктрины так продолжал давить,
недооценка обороны, ее ложное понимание настолько глубоко укоренились в сознании
советского командования, что ее стеснялись как чего-то недостойного для Красной
Армии и не решались в полном объеме применять. После войны в 1955 г., вспоминая
обстановку 1942 г., С.К. Тимошенко сказал Г.К.Жукову: "До сих пор не могу
понять, почему же мы в 1942 не решились перейти к обороне, как это потом сделали
под Курском в 1943 г.?" Г.К.Жуков после тяжелого вздоха ответил: "Нужны были
накопленные за два года войны горький опыт, мужество и стратегическая мудрость,
чтобы созреть для таких решений".
Г.К. Жуков считал, что стремление Сталина летом 1942 г. "подвесить" к
стратегической обороне частные наступательные операции на ряде направлений, как
и зимой 1942 г. привело к распылению сил. Для проведения этих операций
выделялось недостаточно сил и средств. Они были плохо обеспечены в
материально-техническом отношении и не достигали целей. В результате поражения
наших войск под Харьковом, в Крыму и под Воронежем противник снова захватил
стратегическую инициативу и развернул крупномасштабное наступление к Волге и на
Кавказ.
Причин поражения наших войск под Харьковом в 1942 г. было много. И даже через
много лет после войны никто не взял на себя ответственность за эту катастрофу:
ни Тимошенко, ни Хрущев, ни Баграмян -- непосредственные руководители
Харьковской операции: ни Ставка ВГК, ни Генштаб. Между тем истина состоит в том,
что каждый из них на своем месте немало сделал для того, чтобы это позорное
поражение состоялось. Сталин, как и в 1941 г., ошибся с определением направления
главного удара противника, держал основные силы на Московском направлении, а
противник нанес главный удар на юге.
Он не прислушался к предложениям Жукова и Генштаба о недопустимости распыления
сил по разным направлениям. Командование Юго-Западного фронта проводило операцию
вслепую и плохо управляло войсками. На Южном фронте Р.Я. Малиновский и его штаб
проглядели сосредоточение группировки противника у основания Барвенковского
выступа и не выполнили поставленную перед ними задачу по обеспечению левого
фланга Юго-Западного фронта. Все вместе не раскрыли в полной мере замысел
действий противника под Харьковом, недооценили опасность, назревавшую со стороны
Барвенковского выступа. Жуков в это время командовал Западным фронтом и не имел
непосредственного отношения к Юго-Западному направлению. Но если говорить как о
члене Ставки, то и он не увидел вовремя эту главную опасность.
Летом 1942 г. опасное положение сложилось на Сталинградском направлении.
Ставка ВГК приняла ряд мер по усилению этого направления. С 17.07 по 30.09.42 г.
она направила туда 50 стрелковых и кавалерийских дивизий, 33 бригады, в том
числе 24 танковых.
В то же время с участием Г.К. Жукова, Ставка и Генштаб спланировали проведение
Ржевско-Сычевской наступательной операции, с целью сковать силы группы армий
"Центр" и лишить германское командование возможности перебрасывать резервы с
западного на южное направление. Одновременно предполагалось сорвать
подготавливаемые противником наступления на Торопецком и Сухиничском
направлениях.
Эта операция проводилась с 30 июля по 23 августа 1942 г. Замысел операции
предусматривал ударами части сил левого фланга Калининского фронта и правого
фланга Западного фронта в общем направлении на Сычевск разгромить основные силы
9 немецкой армии и ликвидировать Ржевский выступ. Основная роль в операции
отводилась Западному фронту под командованием Г.К. Жукова.
Решением командующего войсками фронта предусматривалось по мере развития
наступления подключить к участию в операции соединения 5-й и 33-й армий.
Первыми 30 июля начали наступать 30-я и 29-я армии Калининского фронта, но они
не смогли прорвать оборону противника. Войска Западного фронта, перейдя в
наступление 4 августа, после 1,5-часовой артиллерийской подготовки форсировали
реку Держа, прорвали сильно укрепленную оборону противника и к исходу следующего
дня расширили прорыв до 30 км по фронту и продвинулись до 25 км в глубину. 6
августа командующий фронтом с целью развития успеха в направлении Сычевска ввел
фронтовую подвижную группу в составе 6-й и 8-й танковых и 2-го кавалерийского
корпусов.
5 августа Ставка принимает решение подчинить Жукову все войска (в том числе
Калининского фронта), действующие в районе Ржева, хотя было очевидно, что это
надо было сделать заранее, еще при подготовке операции.
Жуков, как всегда, особенно пристально следил за резервами противника и,
обнаружив подготовку контрудара с его стороны, нанес по выдвигающимся немецким
резервам авиационные удары и нацелил против них основные силы подвижной группы.
В результате 7 августа на подступах к рекам Вазуза и Гжать произошло крупное
встречное сражение, в котором с обеих сторон участвовало до 1500 танков и
самоходных орудий. Соединениям 20-й армии во взаимодействии с танковыми частями
подвижной группы удалось разгромить и отбросить контрударную группировку
противника. Используя успех войск Западного фронта начали более успешно
наступать также 30-я и 29-я армии Калининского фронта. Они подошли
непосредственно к Ржеву и ликвидировали вражеский плацдарм на левом берегу р.
Волги. Ржевом овладеть не удалось, но войска в основном выполнили поставленные
перед ними задачи. 23 августа войска Западного и Калининского фронтов перешли к
обороне.
Главное состояло в том, что группировка группы армий "Центр" была прочно скована
и гитлеровское командование не смогло снять силы с Западного направления и
направить их под Сталинград, где в это время происходили тяжелые и решающие
сражения. Три танковые и несколько пехотных дивизий, готовившиеся к отправке на
юг, противник был вынужден ввести в бой на Ржевском и Сычевском направлениях.
Были сорваны также подготавливаемые противником частные наступательные операции
на этих направлениях.
В полководческом искусстве Г.К. Жукова в Ржевско-Сычевской операции наиболее
характерными были следующие моменты. Во-первых, на Западном направлении
противник, обороняясь в течение 3-х месяцев, сумел создать глубоко
эшелонированную, сильно укрепленную оборону, прорыв которой был связан с
исключительно большими трудностями.
Во-вторых, эту операцию пришлось проводить крайне ограниченными силами и
средствами. Ставка не давала Западному и Калининскому фронтам крупных
общевойсковых, танковых, артиллерийских и авиационных резервов. Поэтому
приходилось создавать ударные группировки за счет перегруппировки обороняющихся
войск. Несмотря на это обстоятельство, Жуков в этой первой летней крупной
наступательной операции сумел воспроизвести все основные компоненты глубокой
операции: достижение превосходства над противником на участках прорыва и
направлениях наносимых ударов, проведение артиллерийского и авиационного
наступления, прорыв обороны стрелковыми соединениями и ввод в сражение сильной
подвижной группы.
Мне в должности командира роты 120 отдельной стрелковой бригады пришлось
участвовать в боевых действиях южнее Ржева (8 августа получил первое пулевое
ранение). И мы -- молодые командиры, находясь в низовом звене и в самом пекле
боевых действий, впервые увидели и ощутили на себе организаторскую деятельность
Жукова по подготовке операции. Не было обычной в таких случаях дерготни и суеты.
Были четко поставлены боевые задачи и все звенья командиров уверенно и
целеустремленно работали по их выполнению. Особо тщательно организовывалось
взаимодействие между пехотой, артиллерией, танками и саперами. Были проведены
также неоднократные тренировки и учения по выполнению предстоящих задач на
местности, где были оборудованы опорные пункты, схожие с теми, которые были у
противника.
Опыт этой операции опровергает распространяемый некоторыми историками тезис,
будто Жуков проводил наступательные операции только на направлениях, где
концентрировались крупные резервы Ставки, и по обеспечению этих операций
работала вся страна. Жукову в этой операции пришлось проявить искусство
максимально полного использования имеющихся минимальных сил и с их помощью
решать крупные оперативные задачи. Из полководцев минувшей войны наибольший опыт
подготовки и ведения операций при крайне ограниченных силах и средствах имел
генерал И.Е. Петров, который находился часто на сравнительно второстепенных
направлениях, куда очень скупо выделялись средства усиления. Он привык особо
бережно относиться к войскам, ценить каждое орудие, танк или снаряд, был
вынужден постоянно думать и изворачиваться, как их наиболее рационально
использовать.
К.К. Рокоссовский в своих воспоминаниях на примере действий 66-й армии генерала
Галанина высказывает интересную мысль: насколько это трудная задача -- уметь
ограниченными силами сковать превосходящие силы противника при остром недостатке
сил и средств. "Эта задача, -- писал он, -- нелегкая и, прямо скажем,
неблагодарная. Но на войне часто приходится прибегать и к такому характеру
действий. Бедные командиры, на долю которых выпадает эта участь, затрачивают
энергии подчас больше, чем те, что наступают на решающем направлении. И притом
без всякой перспективы отличиться!
Плохо, когда такие обстоятельства не учитываются командованием. Мне скажут, что
подобного рода рассуждения относятся к области психологии. Но военачальник
обязан быть хорошим психологом, понимать переживания солдата. Справедливая
оценка действий каждого командира и его подчиненных с учетом всех трудностей,
выпавших на их долю, воодушевляет людей, укрепляет их веру в свои силы".
Жукову чаще приходилось действовать на главных решающих направлениях, но в
1941--1942 гг. и на его долю не раз выпадало проведение наступательных операций
в ситуациях, о которых пишет Рокоссовский.
В период, когда наступление на Ржевско-Сычевском направлении завершалось и
войска переходили к обороне, 26 августа состоялось решение Ставки о назначении
генерала армии Г.К. Жукова заместителем Верховного Главнокомандующего с
освобождением его от должности командующего войсками фронта. На следующий день,
в связи с прорывом танковой группировки противника к Сталинграду и резким
осложнением обстановки в этом районе, Жуков был вызван в Москву и получил
поручение срочно вылететь в Сталинград для исправления сложившегося положения
дел. Для того чтобы лучше понять, в каких условиях пришлось действовать новому
заместителю Верховного Главнокомандующего под Сталинградом, напомним как
сложилась обстановка, с которой пришлось ему столкнуться.
Следует отметить, что на первом этапе Сталинградской битвы (с 17.7. по 18.11. 42
г.), особенно в ходе оборонительных боев на подступах к Сталинграду, наше
командование, конечно, не планировало и не ставило задачу войскам остановить
наступающего противника только после отхода к Волге.
Оно неоднократно требовало остановить противника на ряде рубежей еще на дальних
подступах к Сталинграду. Почему же это не удавалось, несмотря на подачу большого
количества резервов, на мужество и массовый героизм офицеров и солдат, умелые
действия ряда соединений и частей? Было, конечно, и немало случаев растерянности
и паники, особенно после тяжелых поражений и больших потерь наших войск в
мае--июне 1942 г. И чтобы наступил психологический перелом в войсках, нужна была
серьезная встряска. И в этом отношении, несмотря и на некоторые негативные его
моменты, свою роль сыграл приказ Наркома обороны No 227, давший острую и
правдивую оценку обстановки и пронизанный главным требованием -- "Ни шагу
назад!" Это был очень суровый и до предела жесткий документ, но вынужденный в
сложившихся тогда условиях.
Во время войны Жуков своего негативного отношения к этому приказу не высказывал.
После войны он назвал его позорным. Больше всего возмутили Георгия
Константиновича слова приказа о том, что население "...теряет веру в Красную
Армию, а многие из них проклинают Красную Армию за то, что она отдает наш народ
под ярмо немецких угнетателей, а сама утекает на Восток". Жуков считал, что "это
сделано с целью отвести от себя вину и гнев народа. За неподготовленность и
допущенные ошибки в руководстве войсками от Ставки до дивизии включительно".
Но главная причина неудач ряда оборонительных сражений на подступах к
Сталинграду, продиктовавшая и необходимость сверхжестких мер, состояла в том,
что в деле организации стратегической обороны советское командование повторяло
ошибки 1941 г.
После каждого крупного прорыва германской армии вместо трезвой оценки обстановки
и принятия решения на оборону на том или ином выгодном рубеже, куда с боями
отходили бы отступающие войска и заблаговременно подтягивались свежие соединения
из глубины, отдавались приказы любой ценой удерживать занимаемые рубежи (даже
когда это было невозможно), резервные соединения и поступающее пополнение с ходу
отправлялись в бой, как правило, для нанесения плохо подготовленных контратак и
контрударов. Поэтому противник получал возможность бить их по частям, а наши
войска лишались возможности должным образом закрепиться и организовать оборону
на новых рубежах.
Излишне нервозная реакция на каждое отступление еще больше усугубляла и без того
тяжелую, сложную обстановку и обрекала войска на новые отступления.
В операциях 1941--1942 гг., имея больше боевого опыта, немецкие войска довольно
умело вели наступательные действия, широко маневрируя и массированно применяя
танковые и моторизованные соединения на открытой, танкодоступной местности.
Встретив сопротивление на том или ином участке, они быстро меняли направления
ударов, стремясь выйти во фланг и тыл советских войск. Наши командующие,
командиры, штабы и войска уступали им в маневренности и оперативности
управления.
Прибыв 29 августа в Сталинград, с таким явлением сразу же столкнулся и Жуков.
Наиболее срочная его задача состояла в том, чтобы с утра 2 сентября силами 1-й
гвардейской армии К.С. Москаленко нанести контрудар по противнику и, используя
его результат, подтянуть основные силы подходящих 24-й и 66-й армий, нарастить
контрудар и перейти в наступление более крупными силами, сняв угрозу захвата
Сталинграда. Однако войска, в том числе 1-я гв. армия не были готовы к таким
действиям. Их надо было еще сосредоточить и подготовить для контрудара. Но
Сталин торопил и не хотел ждать.
Постановка нереальных задач, назначение сроков начала боевых действий и операций
без учета минимально необходимого времени для подготовки к их проведению давали
о себе знать и при нанесении многих контратак и контрударов в ходе
оборонительных операций.
3.9. 42 г. в связи с тяжелым положением в полосе Сталинградского фронта Сталин
направил представителю Ставки ВГК телеграмму: "Потребуйте от командующих
войсками, стоящими к северу и северо-западу от Сталинграда, немедленно ударить
по противнику и прийти на помощь к сталинградцам. Недопустимо никакое
промедление". Таких телеграмм и требований было множество. Конечно, положение
было тяжелым. Но человеку, хоть немного смыслящему в военном деле, нетрудно
понять их абсурдность: как могут войска без минимальной подготовки и организации
взять и "ударить" и перейти в наступление ночью на организованную оборону
противника.
Жукова после войны обвиняли в том, что он без всякой подготовки бросал войска в
бой. Но он и под Сталинградом как мог противостоял этому и каждый раз стремился
настойчиво доказывать Сталину недопустимость таких неподготовленных действий.
И на этот раз он аргументированно доложил Сталину, что контрудар можно начать не
ранее 5 сентября. Верховный упрекнул Жукова в непонимании того, что противник не
будет ждать, "пока вы раскачиваетесь" и может в любой момент овладеть
Сталинградом.
Но Жуков не просто хотел любой ценой получить время для подготовки войск. Он шел
на риск обоснованный. Он, со свойственным ему умением глубоко анализировать
возможное развитие событий, с реальным учетом положения войск противника и его
резервов убедительными расчетами показал Сталину, что 3 или 4 сентября
немецко-фашистские войска не смогут возобновить крупное наступление на
Сталинград, что у них еще нет готовых сил и средств для этого. Только после
этого Сталин с большим трудом согласился на перенос срока нанесения контрудара.
Но и для перехода в наступление 5 сентября Жукову пришлось вводить в сражение
основные силы 24-й и 66-й армий с ходу, без должной подготовки, после
50-километрового марша. Конечно, войска, перейдя в наступление, продвинулись
лишь на несколько километров, но они вынудили командование 6-й немецкой армии
снимать резервы из-под Сталинграда и бросать для прикрытия своего фланга.
В ходе оборонительных сражений на подступах к Сталинграду крайне слабой была
противовоздушная оборона и поэтому приходилось действовать в условиях
значительного превосходства авиации противника, что особенно затрудняло маневр
войсками. Оставалась еще несовершенной организация противотанковой обороны. Она
во многом носила очаговый и разрозненный характер. Если в начале войны
сказывалась неопытность кадров, то после больших потерь в 1941 г. и весной 1942
г. проблема кадров стояла еще более остро, хотя немало было командиров, которые
успели закалиться и приобрести боевой опыт.
Было допущено немало ошибок, упущений и даже случаев преступной
безответственности со стороны командующих фронтами, армиями, командиров
соединений и частей. В своей совокупности они тоже серьезно осложняли
обстановку, но они не имели столь решающего значения, как просчеты, допущeнные
Ставкой ВГК. Не говоря уже о том, что слишком частая смена командующих,
командиров (только в июле -- августе 1942 г. сменилось три командующих
Сталинградским фронтом) не позволяла им освоиться с обстановкой.
На устойчивости войск отрицательно сказывалась боязнь окружения. Пагубную роль в
этом отношении сыграли политическое недоверие и репрессии против военнослужащих,
которые во время отступлений в 1941 и весной 1942 г. попадали в окружение. Г.К.
Жуков выступал против такого подхода, но с ним не посчитались. Еще и после войны
офицеров, бывших в окружении, не принимали на учебу в академии.
Военно-политическим органам и заправилам НКВД казалось, что таким отношением к
"окруженцам" можно повысить стойкость войск. Но все происходило наоборот, --
боязнь окружения только снижала упорство войск в обороне. При этом не
учитывалось, что в окружение попадали, как правило, наиболее стойко
оборонявшиеся части, часто в результате отступления соседей. Именно эта,
наиболее самоотверженная часть военнослужащих подвергалась гонениям.
Это говорит о том, что и в наше время законы и положения, регламентирующие
поведение военнослужащих в мирное или военное время, должны исходить не только
из основ общего законодательства, но и глубоко учитывать специфику несения
военной службы и выполнения боевых задач.
Жуков постоянно бывал в войсках и продолжал принимать энергичные меры для
организации отражения все новых и новых отчаянных атак противника с целью
овладения Сталинградом и, в первую очередь, продолжения нажима на левый фланг
Сталинградской группировки со стороны нашей Северной группы войск. Но по мере
изучения обороны и действий противника, состояния своих войск, очень трудной
открытой местности, он все больше склонялся к тому, что дальнейшее продолжение
недостаточно подготовленных слабых ударов со стороны наших войск приводит лишь к
растрате сил и средств и не дает радикального решения задачи по разгрому
сталинградской группировки противника. Придя к выводу о необходимости нанесения
более мощных ударов после сосредоточения резервов и более основательной
подготовки, он поделился своими мыслями с командующим фронтом, командующими
армиями и еще больше убедился в правильности своих выводов. После тщательного
обдумывания он доложил свои соображения Сталину. Верховный предложил рассмотреть
эти предложения в Ставке. 12 сентября Жуков и Василевский прибыли в Москву и
вечером того же дня доложили Сталину предварительные наметки замысла разгрома
противника под Сталинградом. Сталин вначале отнесся к ним настороженно и,
предупредив, чтобы никто больше об этом замысле не знал, приказал продолжать
работать над ним.
После войны высказывались различные точки зрения по поводу того, кому
принадлежит первоначальная идея контрнаступления с окружением и уничтожением
основных сил противника. На это претендовали и Н.С.Хрущев с А.И. Еременко, и
многие другие. Если говорить объективно, то эта идея в общем виде, как
вспоминают многие участники войны, буквально "носилась в воздухе", ибо сама
конфигурация фронта уже подсказывала необходимость нанесения ударов по флангам
сталинградской группировки противника.
Но главная, наиболее сложная задача состояла в том, как конкретизировать и
реализовать эту идею с учетом сложившейся обстановки, как собрать и вовремя
сосредоточить необходимые для этого силы и средства и организовать их действия,
куда конкретно направить удары и с какими задачами. Ведь были же и более
осторожные суждения. В частности, Сталин при предварительном рассмотрении плана
контрнаступления высказал мысль, что может быть лучше ограничиться ударом с
севера на юг и с юга на север вдоль р. Дон, что значительно сужало кольцо
окружения. Но были и сверхсмелые предложения наносить удары прямо на юг, на
Ростов, чтобы окружить все фашистские войска на Северном Кавказе и на
Сталинградском направлении. Представляется, что постановка подобной задачи была
явно нереалистичной. Такое окружение было бы по существу весьма относительным,
ибо, располагаясь на огромной территории, группировки противника сохраняли бы
свободу маневра для нанесения ударов и прорыва из окружения, а наших сил и
средств могло оказаться недостаточным для создания плотного кольца окружения.
Поэтому есть основание для вывода, что в той конкретной обстановке замысел
Ставки ВГК, предусматривающий нанесение ударов с севера и юга по сходящимся
направлениям на Калач с одновременным выделением войск для создания внутреннего
и внешнего фронтов окружения -- был, видимо, наиболее оптимальным. И можно
считать установленным, что основная идея этого замысла, безусловно, принадлежит
Ставке ВГК и прежде всего Г.К.Жукову, А.М.Василевскому и Генштабу. Г.К. Жуков и
А.М. Василевский в сентябре дважды докладывали Сталину свои предложения по
Сталинградской операции. Как писал А.И. Василевский, "Верховный
Главнокомандующий не сразу одобрил наши предложения, считая, что в тот период
стране будет не под силу проведение столь серьезной операции и что мы, проведя
ее, можем подвергнуть войска и Советский Союз большому риску. От нас
потребовалась настойчивость, и надо сказать, что и здесь сыграл основную роль
характер Г.К. Жукова". Дело другое, что идея Жукова и Василевского не родилась
на пустом месте, была оплодотворена предложениями, встречами и беседами с
генералами и офицерами фронтов. Но исторически в конечном счете идея, замысел
принадлежат тому, кто ее принял и взял на себя ответственность за ее
осуществление. По воспоминаниям К.К. Рокоссовского о предстоящем
контрнаступлении его ориентировал Г.К. Жуков в октябре 1942 г.
Если говорить о представленных в Ставку предложениях командования
Сталинградского фронта, то согласно им предусматривалось весьма ограниченное
контрнаступление. Например, в состав ударной группировки включались всего четыре
стрелковых дивизии, один кавалерийский корпус, две танковых и две-три
мотострелковых бригады. О Юго-Западном фронте и не упоминалось, поскольку
руководству Сталинградского фронта о его создании было неизвестно, как и о
многих других силах и средствах, привлекавшихся из резерва Ставки ВГК. Поэтому
контрнаступление, проведенное под Сталинградом по замыслу Ставки ВГК, было
совершенно иным и по целям, и по масштабам, и по привлекаемым силам, чем то, что
предлагалось военным советом Сталинградского фронта.
Это относится и к различным вариантам плана контрнаступления, разработанным в
оперативном Управлении Генштаба еще в июле-августе 1942 г., когда ни условий, ни
сил и средств, необходимых для этого, не было. Если речь идет о решениях
командующих войсками фронтов на контрнаступление, то их 6--7. 10. 42 г.
представляли в Ставку все фронты (а не только Сталинградский). Эти решения были
разработаны ими на основе общего стратегического замысла и задач, поставленных
фронтам Ставкой ВГК. По указанию Сталина Жуков и Василевский план Ставки держали
в строжайшей тайне, маскируя его меньшими планами двух фронтов.
После одобрения замысла операции Верховным, Жуков, Василевский, маршал
артиллерии Н.Воронов выехали на фронты, чтобы на месте с участием командующих
фронтами, командиров более детально отработать способы действия войск и
организовать боевые действия. Жуков работал на Юго-Западном и Донском фронтах и
вложил в это дело всю свою энергию и творчество.
В целом надо сказать, что уровень военного искусства командных кадров и штабов,
боевого мастерства всего личного состава при подготовке и ведении наступательных
операций на втором этапе Сталинградской битвы был существенно выше, чем во всех
предыдущих наступательных операциях.
В этих операциях многие способы подготовки и ведения боевых действий, появившись
впервые (не всегда еще в законченной форме), затем в операциях 1943-45 гг. были
доведены до высокого уровня совершенства. Но многое из этого под Сталинградом
было уже обозначено.
Следует прежде всего отметить умелый выбор Ставкой ВГК при непосредственном
участии Жукова момента для перехода в контрнаступление, когда наступление
противника уже выдыхалось, группировки его войск были растянуты, фланги
ослаблены, а переход к обороне не осуществлен. Весьма удачно, с учетом наиболее
уязвимых мест (оборонявшихся румынскими войсками) были определены направления
главных ударов с целью окружения и уничтожения наиболее сильной группировки под
Сталинградом.
Большую выдержку и мужество проявили Верховный Главнокомандующий, представители
Ставки Г.К. Жуков, А.М. Василевский, Генштаб, которые, несмотря на отчаянно
тяжелые моменты и большой риск, сумели в ходе оборонительных сражений
подготовить, сосредоточить и сохранить крупные резервы, необходимые для
проведения контрнаступления.
Одна из причин неудач или ограниченного успеха в наступательных операциях 1941 и
начала 1942 г. состояла в том, что не удавалось добиться массированного
использования сил и средств на избранных для наступления направлениях. Под
Сталинградом такое массирование в основном уже достигалось, хотя еще не в такой
степени как в операциях 1944-45 гг. Так, на Юго-Западном фронте, где
представителем Ставки был Жуков, на участке прорыва 22 км (9% всей ширины
полосы) из 18 стрелковых дивизий было сосредоточено -- 9; кроме того, на этих
участках концентрировалось 80% всех танков и до 85% артиллерии. Однако плотности
артиллерии составляли только 56 орудий и минометов, тогда как в последующих
операциях плотности доходили до 200--250 и более орудий и минометов на 1 км
участка прорыва. Жуков особое значение придавал обеспечению скрытности, и в
целом скрытность подготовки и внезапность перехода в наступление были
достигнуты. Характерно, что 14 ноября 1942 г. (т.е. за 5 дней до нашего
контрнаступления) у Гитлера еще не было данных о сосредоточении в районе
Сталинграда крупной группировки наших войск и он посчитал возможным уехать в
отпуск на юг Германии.
Ставка, в частности, И.В.Сталин, как и прежде, пытались и в этом случае
поторопить войска с началом наступления (первоначально оно было назначено на
6--7 ноября). Но здесь, в отличие от того, что было в 1941 г. и весной 1942 г.,
не только Жуков, Василевский, но и командующие войсками фронтов Н.Ф. Ватутин,
К.К. Рокоссовский, А.И. Еременко, многие командармы проявили помимо
полководческой зрелости, необходимую твердость и личное мужество, настояв на
предоставлении войскам необходимого времени для подготовки наступления. И тогда
начало контрнаступления было назначено на 19 ноября.
Под руководством Жукова в войсках Донского и Юго-Западного фронтов, по существу,
впервые за время войны было осуществлено не только тщательное планирование
операций, но и проведена в необходимом объеме кропотливая работа на местности с
командирами всех степеней по подготовке боевых действий, организации
взаимодействия, боевого, тылового и технического обеспечения. Жуков сполна
использовал и передавал опыт подготовки наступательной операции на Западном
фронте. Поскольку наибольший боевой опыт имели командные и штабные кадры
фронтового, армейского и отчасти дивизионного звена, им приходилось в ряде
случаев помогать и непосредственно решать вопросы, относящиеся к функциям
нижестоящих инстанций. Разведке удалось, хотя и неполно, но в основном вскрыть
систему огня противника, что позволило осуществить более надежное огневое
поражение противника, чем это было в предыдущих наступательных операциях.
Поскольку обеспеченность боеприпасами была значительно выше, чем в
Ржевско-Сычевской операции в августе 1942 г., впервые в полном объеме было
применено артиллерийское и авиационное наступление. Из-за сильного тумана в
начале наступления были ограниченными действия авиации. Вместе с тем
неблагоприятные метеоусловия позволили добиться большей скрытности
сосредоточения войск и занятия ими исходного положения для наступления.
Впервые перед началом наступления на широком фронте, в полосах всех армий была
проведена разведка боем передовыми подразделениями с целью уточнения переднего
края и системы огня противника.
Под Сталинградом также впервые при проведении крупной наступательной операции
были применены боевые порядки пехоты в соответствии с требованиями приказа НКО
No 306 -- с одноэшелонным построением не только подразделений, частей, но и
соединений. Такое построение уменьшало потери войск, позволяло более полно
использовать огневые средства пехоты. Но вместе с тем отсутствие вторых эшелонов
затрудняло своевременное наращивание усилий для развития наступления в глубину.
Это была одна из причин, почему стрелковым дивизиям первого эшелона не удалось
прорвать оборону и уже на глубине 3--4 км пришлось вводить в сражение танковые
корпуса и при сложившейся тогда обстановке это было вынужденным. Жуков позже,
при организации наступательной операции Западного фронта пришел к выводу, что в
полках и дивизиях, когда есть возможность, нужно непременно создавать вторые
эшелоны. В последующем это было узаконено.
Георгий Константинович требовал максимально возможного приближения пунктов
управления к передовым частям. Командные пункты фронтов располагались в 10--25
км, армий -- в 8--10 км; причем командующие, как правило, находились на
наблюдательных пунктах в 2--3 км от переднего края.
Значительно возрастали объемы материально-технического обеспечения войск. На
трех фронтах к началу контрнаступления было сосредоточено 8 млн. артиллерийских
снарядов и мин, в 1914 г. вся русская армия имела 7 млн. снарядов. Но если
сравнить с потребностями огневого поражения, то ноябрьские наступательные
операции 1942 г. сравнительно недостаточно обеспечивались боеприпасами (в
среднем 1,7--3,4 б/к): Юго-Западный фронт -- 3,4 б/к; Донской -- 1,7 б/к;
Сталинградский -- 2 б/к. Тогда как в Белорусской или Висло-Одерской операциях
обеспеченность фронтов боеприпасами составляла до 4,5 б/к.
В конце октября--начале ноября Жуков провел совещания и военные игры на картах и
макетах местности с руководящим составом фронтов, армий и некоторых соединений
по детальной обработке взаимодействия и способов выполнения поставленных задач,
добиваясь досконального уяснения ими своих задач и различных вариантов действий
в случае изменения обстановки в ходе операции.
13 ноября Жуков и Василевский вернулись в Москву и доложили Верховному о
проделанной работе и готовности операций. Еще раз одобрив намеченный план
действий, Сталин поручил Василевскому координацию действий фронтов в
Сталинградской операции, а Жукову поставил задачу вновь подготовить и провести
наступательную операцию на Западном направлении с целью сковать войска группы
армий "Центр" и лишить фашистское командование возможности перебрасывать силы на
Сталинградское направление. Кстати, Георгий Константинович сам предложил
Верховному такое распределение обязанностей. После войны некоторыми
военачальниками и историками высказывались домыслы о том, что Жуков сам не очень
верил в успех Сталинградской операции и поэтому попросился на Западный фронт.
Он, конечно, исходил из интересов дела. Он лучше знал условия и войска Западного
направления, имел опыт проведения нескольких крупных наступательных операций на
этом направлении и поэтому был здесь нужнее.
Само прибытие Жукова на Московское направление и начавшееся наступление
встревожило командование противника. Они ждали здесь более крупного наступления.
На этом направлении до 24 ноября (в районе Витебска) Гитлер держал и генерала
Манштейна и только окончательно поняв, где происходят главные события, отправил
Манштейна под Сталинград.
А что касается Сталинградской операции, то подготовка была уже в основном
завершена. Но в последующем Жуков, занимаясь делами войск Западного направления,
постоянно следил за обстановкой на всем советско-германском фронте и особенно
пристально -- за положением дел под Сталинградом. С началом Сталинградской
операции он участвовал в рассмотрении и принятии решений Ставкой по важнейшим
вопросам управления войсками в ходе развития операции.
На втором этапе Сталинградской битвы, связанном с действиями войск по
уничтожению окруженной группировки противника и развития наступления на внешнем
фронте, Жуков наиболее основательно участвовал в рассмотрении и решении двух
крупных стратегических вопросов.
Первый вопрос -- это как лучше осуществить одновременное окружение, уничтожение
противника и развитие наступления в глубину. Он еще при планировании и
подготовке, в частности, на занятиях по организации взаимодействия обращал
внимание на то, чтобы еще в ходе окружения расчленять и уничтожать группировки
противника в возможно короткие сроки. Но по разным причинам не все так
получалось. И когда в январе 1943 г. необходимость проведения отдельной операции
("кольцо") по уничтожению окруженного противника стала реальна, Георгий
Константинович высказался за то, чтобы решать эту задачу путем последовательного
отсечения и уничтожения окруженных войск. И с учетом этого спланировать
проведение операции в несколько этапов.
28 ноября Жукову, находившемуся в штабе Калининского фронта и готовившему здесь
наступление, позвонил Сталин и спросил его мнение, как лучше уничтожить
окруженные немецкие войска под Сталинградом.
29 ноября Жуков в своем докладе писал Сталину, что на этом этапе самое важное --
не выпустить из окружения группировку Паулюса. Ход рассуждений Жукова сводился к
следующему:
Окруженные немецкие войска сейчас, при создавшейся обстановке, без
вспомогательного удара противника из района Нижне-Чирская -- Котельниково на
прорыв и выход из окружения не рискнут.
Немецкое командование, видимо, будет стараться... в кратчайший срок собрать в
районе Нижне-Чирская--Котельниково ударную группу для прорыва фронта наших
войск...
Чтобы не допустить соединения нижне-чирской и котельниковской группировок
противника со сталинградской и образования коридора, необходимо: как можно
быстрее отбросить нижне-чирскую и котельниковскую группировки и создать плотный
боевой порядок на линии Обливская--Тормосин--Котельниково. В районе
Нижне-Чирская--Котельниково держать две группы танков, не менее 100 танков в
каждой в качестве резерва". Только после отражения неизбежного удара извне,
подчеркивал Жуков, приступить к ликвидации окруженных. И он давал конкретные
рекомендации, как лучше это выполнить.
Конфигурация "котла" к концу ноября -- эллипс, вытянутый с запада на восток на
70--80 километров и сплющенный с севера на юг до 35--40 километров, --
подсказывала образ действия: рассечь вражескую группировку по кратчайшему
расстоянию примерно посередине встречными ударами с севера и юга, а затем добить
по частям. Начиная со слабейшей -- западной. Это надлежало выполнить так:
нанести рассекающий удар в направлении Бол. Россошка. Навстречу ему нанести удар
в направлении Дубининский, высота 135. На всех остальных участках перейти к
обороне и действовать лишь отдельными отрядами в целях истощения и изматывания
противника.
Интересное историческое совпадение. Именно в те дни, когда Жуков давал свою
оценку обстановки под Сталинградом, генерал Манштейн, назначенный 27 ноября
командующим срочно сформированной группы войск "Дон" пришел к следующему
заключению: "6-я армия на первом этапе не могла рассчитывать на помощь немецких
войск, даже если бы ей удалось прорвать вражеский фронт окружения в юго-западном
направлении... Было ясно, что рано или поздно армия, не поддержанная другими
немецкими войсками, была бы вновь остановлена противником в степи, не имея
достаточного количества боеприпасов, горючего и продовольствия. Уничтожение 6-й
армии было бы предрешено!.. Был, видимо, упущен момент, когда армия без помощи
извне смогла бы завоевать себе свободу".
По плану Манштейна войска группы "Дон" должны были действовать точно так, как
предвидел Жуков: "начать наступление основными силами из района Котельниково".
Почему здесь? Манштейн заключил: "Не приходилось бы преодолевать Дона. Можно
также надеяться, что противник меньше всего будет ожидать такое наступление на
восточном берегу Дона. При существовавшей на фронте обстановке сосредоточение в
этом районе крупных сил связано для немцев с большим риском. Поэтому противник
вначале выдвинул только относительно слабые силы в направлении на Котельниково".

Если же, планировал далее Манштейн, "количество войск противника перед
Котельниково значительно возрастет", тогда "приказом был предусмотрен запасной
вариант: танковые дивизии срочно и скрытно перебрасываются по западному берегу
Дона на север, на Донско-Чирский плацдарм у Нижне-Чирской, и наносят главный
удар отсюда".
Реально группировка Манштейна действовала там, где ожидал Жуков, а именно, у
Котельниково и Нижне-Чирской.
А.М. Василевский согласился с предложениями Жукова, но в последующем, при
уничтожении окруженной группировки не во всем они были учтены. Но даже
допущенные просчеты лишь подтверждали прозорливость Георгия Константиновича. С
учетом изложенных очевидных фактов хочется сказать: господа ниспровергатели
Жукова! Но как в свете всего этого можно говорить, что Жуков был "бездарным"
полководцем.
Некоторые историки и участники войны полагают серьезным изъяном
контрнаступательной операции под Сталинградом то обстоятельство, что образовался
большой разрыв во времени между окружением группировки противника и его
уничтожением. В то время как классическое положение военного искусства состоит в
том, что окружение и уничтожение противника должны составлять единый,
непрерывный процесс, что в последующем в основном удавалось достигать в
Белорусской, Ясско-Кишиневской и некоторых других операциях, но что не удалось
сделать под Сталинградом.
Но то, что удалось сделать в Сталинградской операции, для того времени было
большим достижением, особенно если вспомнить, что в наступлении под Москвой, под
Демьянском и в других районах не удавалось даже окружить противника, а под
Харьковом весной 1942 наши войска, окружавшие противника, сами попали в
окружение и потерпели поражение. Причем в наступлении под Сталинградом были
заранее выделены силы и средства как для действий на внутреннем, так и на
внешнем фронтах окружения, хотя сил для одновременных действий на обоих фронтах
явно недоставало.
В ходе контрнаступления под Сталинградом, с одной стороны, не были приняты все
необходимые меры для расчленения и уничтожения противника в ходе его окружения,
хотя надо учитывать и крупные размеры территории, на которой располагался
окруженный противник и большую плотность его группировок. С другой стороны,
наличие крупных сил противника на внешнем фронте, стремившихся деблокировать
окруженную 6 армию Паулюса, не давало возможности сосредоточить достаточные силы
для быстрой ликвидации окруженных фашистских войск.
Ставкой ВГК с запозданием было принято решение об объединении управления всеми
войсками, занятыми уничтожением окруженной группировки, в руках одного фронта.
Только в середине декабря поступила директива о передаче всех войск,
задействованных под Сталинградом, в состав Донского фронта.
Второй вопрос, по которому Сталин советовался с Жуковым -- это решение Ставки
ВГК о направлении 2 гв. А Р.Я.Малиновского для разгрома группировки Манштейна на
Котельниковском направлении. Как известно, первоначально эта армия
предназначалась для действий в составе Юго-Западного фронта, затем -- с
изменением обстановки -- было решено передать ее Донскому фронту для участия в
уничтожении окруженной группировки. Но с появлением на Котельниковском
направлении группировки генерала Манштейна по просьбе генерала А.И.Еременко
Ставкой ВГК было принято новое решение -- передать ее в состав Сталинградского
фронта для действий против группировки противника на Котельниковском
направлении. Это предложение было поддержано и А.М. Василевским, находившимся в
это время на КП Донского фронта. В беседе со Сталиным по телефону признал такое
решение целесообразным и Жуков.
К.К.Рокоссовский продолжал настаивать на передаче 2 гв. А в состав Донского
фронта с целью ускорения уничтожения окруженной группировки противника. Против
передачи ее Сталинградскому фронту выступал и Н.Н.Воронов. После войны он назвал
такое решение "ужасным просчетом" Ставки ВГК. Действительно, если бы с
привлечением этой армии удалось в короткие сроки ликвидировать группировку
Паулюса, то для развития наступления на внешнем фронте на Ростовском направлении
можно было бы высвободить не одну, а сразу семь армий. К.К.Рокоссовский и после
войны продолжал настаивать на том, "что было бы все же более целесообразно 2-ю
гвардейскую армию использовать так, как вначале намеревалась поступить Ставка,
т.е. быстро разделаться с окруженной группировкой".
Но внимательный анализ обстановки того времени с привлечением ставших известными
после войны документов противостоящей стороны показывает, что решение Ставки
направить 2 гв. А для разгрома группировки Манштейна, видимо, было более
целесообразным, ибо не было никакой гарантии, что с подключением в состав
Донского фронта этой армии удастся быстро разделаться с окруженной группировкой.
Последующие события подтвердили, насколько непростой задачей было уничтожение 22
дивизий противника, насчитывавших до 250 тыс. человек. И был большой,
недостаточно оправданный риск того, что прорыв группировки Манштейна и удар
навстречу ей армии Паулюса могли привести к деблокированию окруженной
группировки и вообще к срыву дальнейшего наступления войск Юго-Западного и
Воронежского фронтов. Поворот навстречу группировке Манштейна сил 21 А, как
предполагал К.К.Рокоссовский, не обеспечивал быстрого разгрома этой группировки
противника.
Следует учитывать также, что Генштаб сухопутных войск Германии (Цейтцлер),
командующий группой армий "Б" еще до полного окружения 6 А предлагали
осуществить отвод этой армии на восток. Но Гитлер, Кейтель, Йодль настояли на
том, чтобы она продолжала оставаться под Сталинградом. Трудно сказать, чем бы
мог закончиться отвод 6 А, но можно определенно считать, что в этом случае
действия наших войск еще больше бы усложнились и на внутреннем и на внешнем
фронтах окружения противника.
По прошествии многих лет можно уже со всей определенностью сказать, что
Василевский и Жуков в этом вопросе были правы.
Мало известен факт, что в январе 1943 г. со 2-го по 9-е Жуков находился на
Воронежском фронте. Об этом маршал ничего не сказал в своих мемуарах.
Именно в этот период завершился разгром 8-й итальянской армии, рейд 24-го
танкового корпуса В.М. Баданова в глубокий тыл врага. Манштейн был вынужден
отказаться от попытки деблокировать окруженную группировку Паулюса. Во всем этом
виден размашистый почерк Жукова, который координировал действия фронтов как из
Ставки, так и при выезде на место в январе 1943 года.
Начальник штаба немецкого 48-го танкового корпуса Ф. Меллентин, участник
Сталинградского сражения, писал впоследствии: "В этой критической обстановке
русское командование проявило глубокую стратегическую проницательность -- в то
время руководство действиями русских войск на Волге и на Дону осуществлял маршал
Жуков... Жуков со свойственной ему стратегической прозорливостью сознательно
откладывал наступление на фронте 8-й итальянской армии до тех пор, пока силы
Гота не оказались втянутыми в боевые действия". Только разгром немецкой
группировки на среднем Дону заставил Манштейна отказаться от продолжения попыток
деблокировать 6-ю армию, что решило ее судьбу.
И после всего этого в приказе Сталина о смещении Жукова в 1947 г., беспардонных
статьях некоторых наших военачальников и историков додумались до того, чтобы
отлучить Жукова от Сталинградской операции.
После войны в западной печати появились утверждения о том, что не Сталинградская
битва, а победа союзных войск под Эль-Аламейном явилась наиболее значительным
поворотным пунктом в ходе второй мировой войны. В книге Эйзенхауэра "Крестовый
поход в Европе" делается снисхождение и Сталинградская битва ставится в один ряд
с победой западных союзников над итало-немецкими войсками в Тунисе. Конечно,
ради объективности надо признать, что под Эль-Аламейном союзниками была одержана
крупная победа, внесшая существенный вклад в дело разгрома общего врага. Но все
же и по своему стратегическому размаху и по результатам сражение под
Эль-Аламейном не может идти ни в какое сравнение со Сталинградской битвой.
Битва под Сталинградом длилась двести дней и ночей (с 17.7. 42 г. по 2.2. 43
г.), а сражение под Эль-Аламейном 11 суток (с 23.10 по 4.11. 42 г.). Не говоря
уже о несопоставимости напряженности и ожесточенности двух этих сражений. Если
под Эль-Аламейном фашистский блок потерял 55 тыс. человек, 320 танков и около 1
тыс. орудий, то под Сталинградом потери фашистских войск были в 10--15 раз
больше. Одних пленных было взято около 144 тыс. человек. Уничтожена 330 тыс.
группировка войск. Всего 800 тыс. человек. Большими были и потери советских
войск (479 тыс. человек только безвозвратных потерь, из них в Сталинградской
наступательной операции 154 тыс. человек). Многих из них можно было избежать. Но
все же они не были напрасными.
Сама победа наших союзников под Эль-Аламейном стала возможна благодаря упорному
сопротивлению врагу советских войск под Сталинградом. Поскольку в сражениях на
Волге были задействованы главные силы вермахта и советско-германский фронт
поглощал все резервы немецкой армии, командование Англии и США получило
возможность для развертывания активных боевых действий на африканском ТВД. 23
октября 1942 г. перешла в наступление английская армия генерала Монтгомери
против ослабленных сил немецко-итальянских войск генерал-фельдмаршала Роммеля и
к 4 ноября одержала победу в районе Эль-Аламейна. С 8 по 12 ноября 1942 г.
союзные войска, не встречая серьезного противодействия, высадили оперативный
десант на побережье Северной Африки (операция "Торч").
Главнокомандующий экспедиционными силами генерал Эйзенхауэр подчеркивал, что
"упорное сопротивление русских обеспечивает союзникам свободу выбора места,
времени и количества сил для решающего наступления". Примерно такое же заявление
сделал и начальник штаба армии США Маршалл, который писал: "Мы исходим из того,
что немецкие войска прочно увязли в России, поэтому Гитлеру будет не до Северной
Африки, он не сможет повернуться лицом на Юг".
Значение Сталинградской битвы признавали и многие немецкие генералы и историки.
Генерал К.Типпельскирх в известной книге "История второй мировой войны" писал:
"Хотя в рамках войны в целом событиям в Северной Африке отводят более видное
место, чем Сталинградской битве, однако катастрофа под Сталинградом сильнее
потрясла немецкую армию и немецкий народ потому, что она оказалась для них более
чувствительной. Там произошло нечто непостижимое...".
Общепризнанным является и высокий уровень военного искусства, проявленный
Красной Армией в Сталинградской битве. Достаточно сказать, что окружена и
уничтожена крупная группировка войск противника при почти равном соотношении
сил. Не случайно опыт этой операции до сих пор внимательно изучается в военных
академиях всего мира.
Во-вторых, несопоставима военно-политическая значимость происходивших событий.
Сталинградская битва происходила на главном европейском театре военных действий,
где решалась судьба войны. Операция под Эль-Аламейном проходила в Северной
Африке на второстепенном театре и ее влияние на ход главных событий могло быть
лишь косвенным. Под Сталинградом решался коренной вопрос второй мировой войны,
кто кого: либо фашистская Германия одержит победу, прорвется на юго-восток,
проделает новый шаг к мировому господству, либо Советский Союз одолеет врага и
сделает решительный шаг к победе над фашизмом. Внимание всего мира тогда было
приковано не к Эль-Аламейну, а именно к Сталинграду. Не только руководители
воюющих государств, но и сотни миллионов людей в различных странах понимали, что
наступил критический момент второй мировой войны, что от исхода сражений в
междуречье Дона и Волги во многом зависит судьба человечества. Битва под
Сталинградом принесла огромные военно-политические результаты. Она
предопределила начало коренного перелома в вооруженной борьбе не только на
советско-германском фронте, но и на других театрах второй мировой войны. Красная
армия, захватив после Сталинградской битвы стратегическую инициативу, не
упускала ее уже до конца войны. После Сталинградской битвы советские войска
перешли в общее наступление от Ленинграда до пределов Кавказа, начав массовое
изгнание фашистских оккупантов из нашей страны. Были освобождены важные
промышленные и сельскохозяйственные районы. Победа Красной Армии укрепила
моральный дух советских людей на фронте и в тылу. Еще больше усилилось
партизанское движение в тылу врага. Благодаря самоотверженному труду советских
людей, несмотря на огромные потери в первый период войны, военная экономика
Советского Союза одержала первые победы над военной экономикой Германии. Наша
промышленность стала значительно больше производить танков, самолетов, орудий и
другой боевой техники, чем промышленность Германии, опиравшейся на экономику
всей Западной Европы.
Победа под Сталинградом оказала огромное воздействие на освободительное движение
народов всего мира. Могучая волна национально-освободительного движения охватила
все страны, попавшие под иго фашизма.
В свою очередь крупные поражения и огромные потери немецко-фашистской армии под
Сталинградом резко ухудшили военно-политическое и экономическое положение
Германии, поставили ее перед глубочайшим кризисом. Урон вражеских танков и
автомашин в Сталинградской битве равнялся, например, шестимесячному их
производству заводами Германии, орудий -- четырехмесячному, а минометов и
стрелкового оружия -- двухмесячному. И, чтобы восполнить столь большие потери,
немецкая военная промышленность вынуждена была работать с особенно высоким
напряжением.
Резко обострился кризис людских резервов. С целью его разрешения фашистские
правители пошли на чрезвычайные меры, объявив так называемую "тотальную
мобилизацию".
Погребальный звон церковных колоколов и объявленный трехдневный траур по случаю
гибели германских войск под Сталинградом отрезвили миллионы немцев, заставили их
взглянуть правде в лицо. Грозный призрак неизбежного поражения впервые возник в
сознании населения Германии, одурманенного геббельсовской пропагандой.
Катастрофа на Волге наложила свой заметный отпечаток на моральное состояние
войск вермахта. В немецкой армии резко возросло число случаев дезертирства и
неповиновения командирам, участились различные воинские преступления. После
Сталинграда количество смертных приговоров, выносимых военнослужащим Германии,
увеличилось в 5 раз. Немецкие солдаты стали с меньшим упорством вести боевые
действия, начали до дрожи бояться ударов с флангов и окружения. Среди части
генералитета зародились оппозиционные Гитлеру течения. Появились явные признаки
кризиса в правящей верхушке нацистской партии и в верхнем эшелоне руководства
германским государством.
Геббельс в своем дневнике 6 марта 1943 г. записал: "Геринг ясно представляет,
что события на восточном фронте в минувшую зиму серьезно подорвали доверие к
нам. Генералы делают все возможное, чтобы обвинить в этих событиях фюрера. Они
берут реванш за прошлогоднюю зиму, когда фюрер пытался взвалить вину на них".
Победа Красной Армии под Сталинградом потрясла фашистский военный блок,
угнетающе подействовала на сателлитов Германии, вызвала в их стане панику и
неразрешимые противоречия. Правящие деятели Италии, Румынии, Венгрии и
Финляндии, чтобы спастись от надвигающейся катастрофы, стали искать предлоги для
выхода из войны, для заключения сепаратного мира с США и Англией, игнорировали
приказы Гитлера о направлении войск на советско-германский фронт.
Сокрушительный разгром фашистских полчищ под Сталинградом отрезвляюще
подействовал на правящие круги Японии и Турции. Они отказались от своих
намерений выступить войной против СССР. Японский посол в Берлине Осима 6 марта
1943 г. заявил Риббентропу: "Японское правительство... прекрасно понимает
желание своего союзника -- Германии, чтобы Япония также вступила в войну против
России. Однако ввиду сложившейся в настоящее время военной обстановки японское
правительство не может вступить в войну".
Героическая борьба советского народа против фашизма, подвиг Красной Армии в
битве на Волге укрепили и цементировали блок антигитлеровских сил. Народы и
правительства всех стран отчетливо видели, что судьба войны решается на
советско-германском фронте. В огне Великой Сталинградской битвы человечество
увидело занимающуюся зарю победы над фашизмом.
Президент США Ф.Рузвельт писал в грамоте, которая была вручена городу-герою
Сталинграду: "От имени народа Соединенных Штатов Америки я вручаю эту грамоту
городу Сталинграду, чтобы отметить наше восхищение его доблестными защитниками,
храбрость, сила духа и самоотверженность которых во время осады с 13 сентября
1942 года по 31 января 1943 года будут вечно вдохновлять сердца всех свободных
людей. Их славная победа остановила волну нашествия и стала поворотным пунктом
войны Союзных наций против сил агрессии". Выступая по английскому радио 30
ноября 1942 г., премьер-министр Великобритании У.Черчилль сказал: "Гигантская
Сталинградская битва, которая уже принесла результаты первостепенного значения,
приближается к своему кульминационному пункту". А 1 февраля 1943 г., когда
фашистские войска были уже пленены под Сталинградом, он в послании И.В. Сталину
писал: "Это, действительно, изумительная победа". Де Голль в своем выступлении
по лондонскому радио в январе 1942 г. говорил: "Французский народ восторженно
приветствует успехи и рост сил русского народа. Ибо эти успехи приближают
Францию к ее желанной цели -- к свободе и отмщению".
После разгрома фашистских полчищ на Волге Сталинград стал символом мужества,
героизма и победы.
Под влиянием успехов, достигнутых Красной Армией под Сталинградом и в
последующих операциях зимней кампании 1942--1943 гг. усиливалась изоляция
Германии на международной арене и одновременно возрастал международный авторитет
нашей страны. Улучшились взаимоотношения с находившимися в Лондоне
правительствами Чехословакии и Польши. На территории СССР началось формирование
воинских частей и соединений ряда стран антифашистской коалиции -- французской
авиационной эскадрильи "Нормандия", которая позже была преобразована в
авиационный полк, 1-й чехословацкой пехотной бригады, 1-й польской дивизии имени
Тадеуша Костюшко. Все они впоследствии включились в борьбу против
немецко-фашистских войск на советско-германcком фронте.
Все это говорит о том, что именно битва под Сталинградом надломила вермахт и
положила начало коренному перелому во второй мировой войне в пользу
антифашистской коалиции. И огромный вклад в достижение этой победы, наряду с
Василевским и Сталиным, внес и Жуков. За свои воинские заслуги и полководческое
искусство он был награжден только что учрежденным тогда полководческим орденом
Суворова I степени за No1.


    5. В сражениях 1943 года
Снова под Ленинградом. Ликвидация харьковского прорыва противника
Одновременно с разгромом немецко-фашистских войск под Сталинградом зимой 1943 г.
Красная Армия развернула общее наступление на всех важнейших стратегических
направлениях. Г.К. Жуков координировал действия войск фронтов на
северо-западном, а затем на юго-западном направлениях.
В операции по прорыву блокады Ленинграда ("Искра"), проведенной в период с 12 по
30 января, он вместе с К.Е. Ворошиловым координировал действия войск
Ленинградского, Волховского фронтов и Балтийского флота. Эта была очень трудная
операция. Прежде всего потому, что противник на этом направлении длительно
оборонялся и создал сильно укрепленные, глубокоэшелонированные оборонительные
рубежи. Поэтому нашим войскам впервые пришлось осуществлять прорыв такой обороны
с форсированием в суровых зимних условиях широкой водной преграды. Жуков вместе
с командующими фронтами К.А. Мерецковым и Л.А. Говоровым особое внимание уделил
раскрытию системы огня и заграждений противника, надежному его огневому
поражению, четкому взаимодействию всех родов войск и согласованию усилий двух
фронтов. Это позволило в сравнительно короткие сроки встречными ударами двух
фронтов прорвать кольцо окружения Ленинграда и облегчить участь населения и
войск, оборонявших этот славный, поистине героический город.
После завершения этой операции в начале февраля 1943 г. маршал Жуков по заданию
Ставки приступает к подготовке операции "Полярная Звезда", координируя действия
Ленинградского, Волховского и Северо-Западного фронтов. Цель этой операции
состояла в разгроме основных сил группы армий "Север". Предполагалось вначале
ударами по сходящимся направлениям войск левого крыла Северо-Западного фронта на
Псков и Нарву перерезать рамушевский коридор противника, окружить и разгромить
его Демянскую группировку. Одновременно войскам Ленинградского и Волховского
фронтов была поставлена задача ликвидировать Мгинский выступ.
С переходом в наступление войск Северо-Западного фронта, хотя оно и развивалось
крайне трудно и медленно, немецкое командование, почувствовав угрозу полного
окружения, начало отводить свои войска с Демянского выступа, где они оборонялись
в течение 17 месяцев. В связи с этим Верховный Главнокомандующий 20 февраля
потребовал от представителя Ставки и командующих фронтами начать операцию
"Полярная Звезда" ранее назначенного срока. Жуков и на этот раз решительно
возражал против начала еще не подготовленной операции. Тем более, что в связи с
отходом противника с Демянского плацдарма и наступившей ранней оттепелью
невозможно было уже проводить операцию по ранее назначенному плану. Сталин
вначале упорно настаивал на своем, но в конечном счете был вынужден согласиться
с доводами своего заместителя. С учетом изменившейся обстановки Ставка вместо
намечавшегося до этого глубокого удара в тыл группы армий "Север", поставила
задачу Северо-Западному фронту по овладению Старой Руссой и выходу на р.
Полисть. Эта задача была в основном выполнена.
В начале марта 1943 г. Ставка направила маршала на юго-западное направление, где
в связи с начавшимся контрнаступлением противника в районах Донбасса и Харькова
оперативно-стратегическая обстановка серьезно осложнилась. Предпринимая
контрудар, гитлеровское командование ставило перед войсками фельдмаршала Э.
Манштейна довольно крупные задачи. Предполагалось встречными ударами танковых
группировок из районов Краснограда и юго-западнее Красноармейского в общем
направлении на Павлоград разгромить вырвавшиеся вперед (к Днепропетровску)
войска правого крыла Юго-Западного фронта и отбросить их к Северному Донцу. В
последующем развернуть более крупное наступление в направлении Курска.
Жуков в этот период был занят на северо-западном направлении. К сожалению,
генштаб командования и штабы фронтов, действующие на этом направлении, не
вскрыли своевременно замысел противника и сосредоточение его ударных
группировок. В результате Ставка и командования фронтов вместо принятия мер по
отражению контрнаступления противника поставили войскам задачу по продолжению
наступления к р. Днепр, хотя они к этому времени были уже ослаблены длительным
наступлением и действовали с весьма растянутыми коммуникациями. Командующие
фронтами Н.Ф. Ватутин и Ф.И. Голиков недооценили необходимость своевременного
закрепления достигнутых результатов в ходе наступления и получили по этому
поводу справедливое замечание Сталина. Ввиду неожиданности наступления
противника наши войска оказались в очень тяжелом положении. Они вначале перешли
к поспешной обороне, а затем вынуждены были и отступать до р. Северный Донец.
Жуков прибыл на это направление, когда фашистские войска овладели Харьковом и
Белгородом. Они продолжали развивать наступление, создавая угрозу выхода во
фланг и тыл Воронежского фронта. Командование этого фронта по существу потеряло
управление войсками.
Полководческая деятельность Жукова на юго-западном направлении характерна тем,
что ему в этой крайне сложной критической обстановке пришлось не столько
координировать действия фронтов в роли представителя Ставки, сколько на
определенное время взять в свои твердые руки непосредственное управление
войсками. Большую помощь оказала Ставка ВГК, направляя на это направление
резервы путем ввода в сражение новых соединений и энергичных мер по отражению
наступления противника. Жукову удалось остановить дальнейшее продвижение
противника и стабилизировать фронт севернее Белгорода. Уже само его появление на
фронте, властная манера повелевать и ставить задачи, огромная выдержка,
распорядительность и высокая организованность вселяли уверенность в действия
подчиненных. Однако восстановить полностью утраченное положение не удалось. По
опыту оборонительных сражений на юго-западном направлении Жуков сделал для себя
очень важные выводы, которые окончательно сложились у него в период подготовки и
ведения Курской битвы.
Курская битва. Новое видение сущности стратегической обороны
Курская битва по праву считается одной из величайших битв второй мировой войны.
От ее исхода зависел окончательный перелом в ходе войны. Битва происходила на
огромном пространстве, охватив территорию Орловской, Курской, Белгородской,
Сумской, Харьковской и Полтавской областей. В ней участвовало более 4 млн.
человек, около 70 тыс. орудий и минометов, 13 тыс. танков и самоходных орудий,
до 12 тыс. боевых самолетов.
Значимость политических и стратегических целей, концентрация огромного
количества войск и боевой техники, высокая плотность построения войск с обеих
сторон предопределили не только большой размах сражений, но и их исключительную
напряженность и ожесточенность. Жуков стоял у истоков этих сражений и был их
активнейшим участником.
Отправляя Жукова на юго-западное направление, Верховный поставил перед ним
задачу: одновременно с мерами по ликвидации Харьковского прорыва изучить на
месте обстановку и подумать над возможным замыслом противника на летний период и
какими должны быть способы действий наших вооруженных сил. Было ясно, что
гитлеровское командование может предпринять новое большое наступление. Но важно
было прежде всего установить: где и когда?
Вот как описывает Георгий Константинович свои нелегкие раздумья в тот период.
"Я размышлял, глядя на карту: "На севере противник обложил Ленинград, но взять
его не сможет, частично снята блокада города, а неприятель завяз в Синявинских и
Волховских болотах и лесах. Вторично не посмеет идти прямо на Москву, о чем так
беспокоится Сталин... На южном фланге -- в Кавказских горах и в Сталинграде --
враг потерпел жестокое поражение... Где же все-таки предпримет генеральное
наступление? Логическая цепь рассуждений привела к выводу: враг решится на
мощный удар только в Центральной России, по линии Орел--Курск--Белгород... Тут
простор, раздолье для танков и механизированных клиньев, охватов... Только тут,
и нигде больше", -- утверждался я, чувствуя, что интуиция меня не подводит.
Кстати, и всякого рода разведка подтверждала правильность этого предвидения. Да
и -- пусть для вас не покажется странным -- по своему опыту охотника я знал:
дикий раненый зверь по своему кровавому следу вторично не пойдет...
Теперь все это ушло в прошлое, стало историей, но тогда прийти к этой идее было
чрезвычайно трудно. Шут знает, то ли везло мне в войну, то ли рожден был для
деятельности военным, во всяком случае и на этот раз повезло, вытянул груз
непомерной тяжести. Ведь передо мной Верховный поставил тогда сложнейшую задачу:
не только поправить дела на Воронежском фронте, оказавшемся под тяжким бременем
удара, но и дать наметки стратегического плана действий противоборствующих
сторон на весну и лето 1943 года. А это, простите, не дом срубить и даже не
камни ворочать, к чему в крестьянстве я привык, а предусмотреть буквально все: и
расположение наших войск, их моральный дух, и наличие резервов, пропускную
способность железных дорог, и обширнейшие районы, на которых могли развернуться
великие сражения, а прежде всего предугадать, что замышляет германский
генералитет и ставка во главе с Гитлером. Вот только подумайте: а вдруг
германское командование, концентрируя силы в одном районе, на самом деле изберет
полем битвы совсем другой театр войны?
Стало быть, все наметки плана полетят прахом. Просчет в прогнозах может стоить
потока крови, потери новых территорий нашей страны".
Жуков размышлял в одиночестве, вечерами и ночами, а дни были до отказа забиты
поездками в войска, совещаниями в штабах. Помимо штаба фронта, он совещался с
генералами, командовавшими 40, 13, 70, 65, 43-й армиями. На них он, не раскрывая
всего, проверял правильность своих предположений. С Ватутиным и Рокоссовским вел
обстоятельные беседы, переходившие иногда в горячие споры.
После обстоятельного изучения обстановки и долгих раздумий он пришел к
определенным выводам, которые были положены в последующем в основу замысла
действий советского командования на лето 1943 г.
Верное раскрытие замысла предстоящих действий германских войск на лето 1943 г.,
выработка наиболее целесообразного способа противодействия ему и в целом
успешное проведение Курской битвы оказались возможными прежде всего благодаря
прозорливости, стратегическому чутью и таланту Г.К.Жукова. Оригинальность,
творческое построение и гибкое проведение оборонительных и наступательных
операций в общей системе Курской битвы -- одна из самых блестящих страниц в
полководческой деятельности Жукова. Для того чтобы по достоинству оценить
величие свершенных дел представляется необходимым еще раз напомнить
складывающуюся в то время обстановку, ожесточенность целей сторон и
грандиозность масштабов вооруженной борьбы и другие условия, в которых Жукову
пришлось решать стратегические задачи.
Положение сторон весной 1943 г., перспективы развития событий сложились в
результате операций и сражений на советско-германском фронте зимой 1942--1943
гг.
После Сталинграда фашистская армия была основательно надломлена. В ходе военных
действий истекшей зимы были разгромлены свыше 100 немецко-фашистских дивизий,
составлявших до 40% их соединений на советско-германском фронте. По данным
Генерального штаба сухопутных сил Германии только безвозвратные потери
фашистских войск составили 1200 тыс. солдат и офицеров.
Были значительно ослаблены танковые войска Германии, которые в операциях 1941-42
гг. служили главной ударной силой сухопутных войск. Генерал Г. Гудериан, бывший
в то время генерал-инспектором бронетанковых войск, в марте 1943 г. отмечал: "К
сожалению, в настоящее время у нас нет уже ни одной полностью боеспособной
танковой дивизии, однако, успех боевых действий как этого года, так и
последующих лет зависит от того, удастся ли нам снова создать такие соединения.
Если нам удастся разрешить эту задачу, то мы во взаимодействии с
военно-воздушными силами и подводным морским флотом одержим победу. Если не
удастся, то наземная война станет затяжной и дорогостоящей".
Особенно большие потери понесли союзники Германии -- румынские, итальянские и
венгерские войска. Как отмечал генерал Мюллер-Гиллебранд, "их боеспособность и
боевой дух быстро растаяли". Образовался серьезный кризис внутри фашистского
блока, осложнилась обстановка в самой Германии.
В ходе решающих сражений зимой 1942-43 гг. к советско-германскому фронту были
прикованы главные силы фашистской армии. Это позволило англо-американскому
командованию успешно провести наступательные операции в Северной Африке.
Создавались благоприятные условия для открытия второго фронта в Европе. Однако
на вашингтонской конференции глав правительств и начальников штабов
Великобритании и США в июле 1943 г. было принято решение вновь отложить на один
год открытие второго фронта.
Такая позиция союзников дала возможность гитлеровскому руководству мобилизовать
все свои промышленные и людские ресурсы для продолжения войны, имея по-прежнему
главные силы против СССР.
В январе 1943 г. Гитлер издал указ "О всеобщем использовании мужчин и женщин для
обороны империи", согласно которому подлежали мобилизации все мужчины,
проживающие на территории Третьей империи, в возрасте от 16 до 65 лет и женщины
от 17 до 45 лет. Все мужчины от 17 до 50 лет подлежали направлению на фронт. Для
работы в промышленности и сельском хозяйстве широко использовались население
оккупированных территорий и военнопленные. По сравнению с 1942 г. производство
танков в Германии возросло почти в 2 раза, самолетов -- в 1,7 раза,
артиллерийских орудий -- в 2,2 раза. Были созданы и вступили в строй новые танки
"Тигр" и "Пантера", самоходные орудия "Фердинанд", новые истребители
"Фокке-Вульф 190А" и штурмовик "Хейнкель-129". Существенно улучшены боевые
свойства прежних танков Т-III, Т-IV, артиллерии. Появились более мощные
противотанковые пушки 75 и 88 мм калибра.
Все это дало возможность гитлеровскому руководству к весне 1943 г. восполнить
потери войск и сформировать новые пехотные и танковые соединения. Летом 1943 г.
гитлеровская армия имела на 43 дивизии больше, чем к началу войны против СССР.
Правда, в отличие от 1941-42 гг. многие из них уже формировались по сокращенному
штату. Весной 1943 г. было отказано в поставках немецких самолетов и танков
итальянской армии и другим союзникам. Все новые формирования и новая техника
направлялись на советско-германский фронт.
Гитлеровское руководство усиленно готовилось к тому, чтобы взять реванш за
поражения зимой 1942-43 гг.
Несмотря на ряд достигнутых военно-политических и стратегических успехов,
обстановка для Советского Союза весной 1943 г. оставалась напряженной и сложной.
Враг был надломлен, но еще полон решимости продолжать войну.
Приходилось учитывать и опасность попыток гитлеровского руководства к заключению
сепаратного мира с нашими западными союзниками.
В ходе ожесточенных сражений истекшей зимой и советские войска понесли большие
потери в личном составе и технике. Освобожденные районы находились в
опустошенном состоянии. От советского государства и всего народа требовались
новое напряжение физических и духовных сил, мобилизация всех экономических и
военных возможностей для наращивания ударов по врагу до полного его разгрома.
Положение осложнялось тем, что Германия продолжала опираться на промышленность и
ресурсы всей Западной Европы. В 1943 г. она еще производила в 4 раза больше
чугуна, стали и проката, угля -- почти в 6 раз, электроэнергии -- в 1,5 раза
больше, чем Советский Союз. Поэтому только за счет более рационального
использования имеющихся ресурсов и самоотверженного труда советских людей можно
было превзойти врага в создании в первую очередь того, что требовалось для
достижения победы. И эта задача была решена. В 1943 г. наша промышленность
произвела тяжелых и средних танков в 1,4 раза, боевых самолетов в 1,3 раза,
орудий 76 мм калибра и выше -- на 63%, минометов -- на 213% больше, чем
промышленность фашистской Германии. В 1943 г. авиационные заводы дали около 35
тыс. самолетов, а танкостроители -- 24 тыс. танков и самоходно-артиллерийских
орудий. Наращивалось производство основной боевой машины (танков Т-34),
считающейся шедевром развития танковой техники. Одновременно начался массовый
выпуск самоходно-артиллерийских установок (САУ-152, САУ-76, САУ-85, ИСУ-152,
ИСУ-122). Это позволило сформировать пять танковых армий новой организации,
состоящих только из танковых и механизированных корпусов, явившихся мощным
средством нанесения контрударов в обороне и развития успеха в наступлении.
Появилась новая противотанковая пушка образца 1943 г., успешно поражавшая
немецкие танки "Тигр" и "Пантера". Усовершенствованы и другие артиллерийские
системы. Были сформированы артиллерийские корпуса прорыва, пушечные
артиллерийские дивизии, истребительно-противотанковые бригады РВГК. Вся
артиллерия была переведена на механическую тягу, что значительно повысило ее
маневренность. Общевойсковые армии получили свою штатную артиллерию. Создание
артиллерии РВГК и централизованное управление ею давало возможность оперативно
перебрасывать ее на решающие участки фронта, где выполнялись главные задачи. В
то время, как в немецко-фашистской армии большая часть артиллерии была
рассредоточена по дивизиям. В результате в нашей армии до 50--60% артиллерии
постоянно участвовало в активных боевых действиях, а в фашистской армии не более
30--40%.
На вооружение авиации начали поступать новые, более современные истребители
Ла-4, Як-3, Як-З, усовершенствованные бомбардировщики ПЕ-2, ИЛ-4, штурмовики
ИЛ-2. В предшествующих боевых действиях на Кубани ВВС Красной Армии приобрел и
большой опыт в борьбе за господство в воздухе.
Ставке Верховного Главнокомандования удалось создать крупные стратегические
резервы. К лету 1943 г. в составе действующей Красной Армии было 6442 тыс.
солдат, сержантов и офицеров, 98790 орудий и минометов, 9580 танков и
самоходно-артиллерийских установок, 8290 боевых самолетов.
Завершался уже второй год войны, и Красная Армия, особенно ее командные кадры,
познавшие как тяжелые поражения, так и крупные победы, приобрели большой боевой
опыт ведения оборонительных и наступательных операций. За все время войны в
Курской битве Красная Армия с точки зрения чисто военного противостояния и
возможности проявления военного искусства впервые выступала примерно в равных
условиях по отношению к фашистской армии. Например, соотношение сил сторон,
сложившееся к июню 1941 г., характеризовало лишь их потенциальные возможности к
началу войны. Фактически же из-за крупных политических просчетов фронты Красной
Армии были поставлены в такие условия, из-за которых они не могли реализовать
свои боевые возможности. И после огромных потерь, понесенных нашими войсками в
первые же дни войны, особенно в авиации, дальнейшие сражения шли при подавляющем
превосходстве противника.
Примерно так же сложилась обстановка и летом 1942 г.
В 1943 г. вследствие своевременно принятых обоснованных политических и
стратегических решений Красная Армия была уже в ином, более благоприятном
положении, чем в 1941--1942 г.г.
С учетом всех этих факторов военно-политической и стратегической обстановки
Жуков вместе с Генштабом анализировал предстоящие действия.
Какими же были планы германского командования? Следует прежде всего подчеркнуть,
что Гитлер в своих планах на 1943 г. исходил из ложной посылки, что якобы
военный потенциал СССР на исходе и что "Советский Союз, понесший чудовищные
потери, должен потерпеть поражение". В данном случае он в какой-то мере повторял
ошибку Сталина накануне войны, когда во главу угла ставились политические
мотивы, взятые в "голом" виде, в отрыве от стратегических соображений. Он
исходил не столько из реальной оценки сложившейся военно-политической и
стратегической обстановки, сколько из ослепленного нежелания признать
назревающий коренной перелом в ходе войны не в пользу Германии и из стремления
любой ценой одержать в 1943 г. крупную победу, с тем, чтобы взять реванш за
поражения зимой 1942-43 гг., укрепить пошатнувшийся авторитет немецкой армии
среди союзников, вернуть стратегическую инициативу и изменить в свою пользу
стратегическое положение на советско-германском фронте. Именно исходя из этих
соображений, а не на основе оценки объективно сложившегося соотношения сил
определялось и решение гитлеровского командования на проведение крупной
наступательной операции летом 1943 г.
При проработке планов на 1943 г. изучались и другие варианты действий.
Командующий группой армии "Юг" генерал Манштейн еще ранней весной 1943 г. сразу
после успешного контрнаступления немецко-фашистских войск на Харьков предлагал
немедленно перейти в наступление против советских войск, находящихся на Курском
выступе с тем, чтобы разгромить их еще до того, как они организуют прочную
оборону. Позже командование "Юг", исходя из того, что наступление советских
войск летом 1943 г. скорее всего развернется против Донбасской группировки
немецких войск, стало полагать более целесообразным с боями отходить до рубежа
Мелитополь, Днепропетровск. Одновременно в ходе отхода намечалось подготовить
крупные силы в тылу северного фланга группы армий с целью нанесения контрударов
и разгрома советских войск на южном направлении.
Оба эти предложения командования "Юг" не были приняты и гитлеровское руководство
окончательно остановилось на варианте действий в районе Курского выступа.
Такое решение во многом предопределялось начертанием линии фронта в районе
Курска. Она глубоко вклинивалась в немецкий фронт обороны на стыке групп армий
"Центр" и "Юг", удлиняла протяженность расположения войск на 250 км, требуя для
этого дополнительные силы и перерезала важнейшие коммуникации в тылу
немецко-фашистских войск. Район Курского выступа представлял собой также
выгодный плацдарм для наступления советских войск и нанесения ударов в тыл
Орловской и Донбасской группировок противника.
Вместе с тем, охватывающее положение гитлеровских армий по отношению к Курской
группировке наших войск создавало серьезную угрозу для нее. Эту выгодную сторону
оперативного положения своих войск и решило использовать германское командование
при подготовке наступательных операций летом 1943 г.
Замысел операции "Цитадель" состоял в том, чтобы одновременным наступлением и
ударами немецко-фашистских войск с севера и с юга по сходящимся направлениям
окружить и уничтожить значительные силы Центрального и Воронежского фронтов
советских войск. В последующем предусматривалось разгромить подходящие
стратегические резервы, пересечь верхнее течение Дона, для того чтобы либо снова
достичь линии Волги, либо с юга угрожать Москве. С целью создания достаточно
сильных ударных группировок на направлениях главного удара перебрасывались силы
и с других участков фронта. В марте осуществлен отвод войск из
Ржевско-Вяземского выступа, что дало возможность высвободить 15 пехотных, 5
танковых и моторизованных дивизий. Ряд соединений был переброшен с южного
направления.
Всего для проведения операции в районе Курска было привлечено три армии и одна
оперативная группа (из двенадцати армий и пяти оперативных групп, имевшихся на
советско-германском фронте), семь армейских и пять танковых корпусов, в составе
которых было 50 дивизий (пехотных 34, танковых и моторизованных 16). Под Курском
было собрано 70% всех танковых соединений. Эти объединения и соединения
насчитывали 900 тыс.чел., 10 тыс.орудий и минометов, 2700 танков. Войска
поддерживались 4-м и 6-м воздушными флотами, имевшими в своем составе 2 тыс.
боевых самолетов (63%).
Предназначенные для наступления силы использовались с максимальным их
массированием на направлениях наносимых ударов. Как отмечал немецкий историк В.
Адам, "семнадцать немецких танковых дивизий, усиленных 60-тонными танками "Тигр"
и 70-тонными самоходно-артиллерийскими установками "Фердинанд", повели
наступление на участке фронта в 70 километров. Значит, одна танковая дивизия
приходилась на четыре километра фронта! Еще нигде вермахт не сосредоточивал на
ограниченном пространстве столько наступательной мощи". Особое внимание
уделялось достижению ошеломляющей силы первого удара, чтобы быстро сломить
сопротивление обороняющихся войск противника и развить успех в глубину. С учетом
этого и танковые дивизии наступали в первом эшелоне. В наши дни мы судим об этих
планах по подлинным немецким документам. Но тогда они не были известны. И все же
Жуков в сотрудничестве с Генштабом правильно оценил замысел противника.
В целом Курская битва основательно изучена и описана, в том числе в немецких
источниках. Но некоторые вопросы до сих пор вызывают споры и неоднозначно
оцениваются. В частности, относительно планов германского командования возникают
следующие вопросы. Это, прежде всего, оценка размаха и стратегической значимости
наступления немецко-фашистских войск летом 1943 г. В западной историографии было
немало заявлений, сводящихся к тому, что это наступление было сравнительно
ограниченным по своему размаху и стратегическим целям. Однако из приведенных
выше данных видно, что для проведения операций на Курском направлении германское
командование привлекало не меньше сил, чем в наступательных операциях летом 1942
г. Кроме того, в случае успеха под Курском предусматривалось развернуть крупную
наступательную операцию на юге в общем направлении на Купянск (операции
"Пантера" и "Ястреб") и на других направлениях севернее Курского выступа, в том
числе новое наступление на Ленинград. В результате проведения этих операций
планировалось разгромить около 100 советских дивизий из 382 имевшихся в
действующей армии, т.е. намечался, по существу, разгром всего южного
стратегического крыла советского фронта.
А о военно-политической значимости операции лучше судить по официальным
документам. В оперативном приказе No 6 от 15.4. 43 г. Гитлер указывал: "Я
решил... осуществить первое в этом году наступление "Цитадель". Это наступление
имеет решающее значение. Оно должно быть осуществлено быстро и решительно. Оно
должно дать нам инициативу на весну и лето. Поэтому все приготовления должны
быть осуществлены с большой осторожностью и большой энергией. На направлениях
главного удара должны использоваться лучшие соединения, лучшее оружие, лучшие
командиры и большое количество боеприпасов... Победа под Курском должна явиться
факелом для всего мира".
Да и объективно, в действительности исход сражений под Курском имел решающее
значение для всего последующего хода второй мировой войны.
Вопреки утверждениям некоторых немецких мемуаристов и наших публицистов о якобы
исключительно творческом характере германского военного искусства, в
действительности, на четвертом году второй мировой войны на примере Курской
битвы, мы видим не расцвет, а его деградацию и явные признаки шаблона и
схематизма. Взять хотя бы замысел операции и форму оперативного маневра. С точки
зрения отвлеченной теории военного искусства всегда соблазнительно нанести удары
по флангам вклинившегося противника с целью его окружения и уничтожения,
особенно когда это делается неожиданно для противника и удары наносятся по его
ослабленным флангам. Но в конкретных условиях лета 1943 г. о внезапности
нанесения главных ударов в районе Курского выступа не могло быть и речи, ибо
советское командование ожидало их и заблаговременно сосредоточило в этом районе
крупные силы. Причем именно на направлениях предстоящих ударов
немецко-фашистских войск были созданы наиболее сильные группировки советских
войск и организована наиболее сильная и глубоко эшелонированная оборона. Поэтому
удары немецко-фашистских войск формально были нацелены на фланги противника, а
по существу, наносились в "лоб" хорошо организованного фронта обороны.
Оперативный анализ альтернативных действий и проведенное в 80-е г. моделирование
Курской оборонительной операции показывает, что, если исходить не из отвлеченных
принципов военного искусства, а из конкретных условий обстановки, то для
германского командования было значительно выгодней нанести главный удар по
наиболее слабому месту в советской обороне, а именно -- по острию Курского
выступа с тем, чтобы рассечь оборону и выйти в тыл главным группировкам
Центрального и Воронежского фронтов, развернувшимся соответственно фронтом на
север и юг навстречу ожидавшимся ударам со стороны противника.
Германскому командованию не удалось также собрать все запланированные силы и
средства для проведения Курской операции (не были перегруппированы дивизии из
Кубанского плацдарма, из-под Новороссийска, не все соединения переброшены из
района Демянска, и т.д.). Но с учетом этих обстоятельств, в план проведения
операции по существу не были внесены какие-либо изменения, за исключением
неоднократного переноса сроков начала операции.
Действия германской армии летом 1943 г. строились примерно по такому же
принципу, что и в 1941 г., в начале войны, хотя условия для проведения операции
были уже иные. Несмотря на глубоко эшелонированное расположение советских войск
и организованную оборону, основные силы выделялись в первый эшелон, танковые
соединения предназначались не для развития успеха, а для прорыва обороны,
создавались крайне скудные резервы. Стремление подогнать обстановку под свои
планы давало о себе знать во всех звеньях. Так, в первый же день германского
наступления высланный на разведку немецкий летчик с удивлением докладывал:
"Бегство русских по дороге Белгород--Обоянь не наблюдаю". Видите ли, раз бегство
наших войск ими запланировано, оно обязательно должно состояться. К началу
Курской операции в резерве главного командования германской армии на востоке
имелось всего несколько дивизий. Вообще вся операция строилась в отрыве от того,
что делалось на противоположной стороне при явной недооценке возможностей
советских войск. После войны это признавал и Кейтель. "...Мы ни в коем случае не
ожидали, что Красная Армия не только готова к отражению нашего удара, но и сама
обладает достаточными резервами, чтобы перейти в мощное контрнаступление". Все
это с самого начала обрекало грандиозное наступление немецко-фашистских войск на
неудачу.
Что касается действий советского командования, то события 1941--1942 гг.,
тяжелые поражения и одержанные победы не прошли для него даром. Оно смогло
извлечь уроки сполна и реализовать их в обоснованных решениях и конкретных
действиях исходя из сложившейся обстановки на советско-германском фронте весной
1943 г.
Внутри страны на полную мощь заработало переведенное на военное положение
народное хозяйство, в том числе эвакуированные промышленные предприятия.
Укреплялось внешнеполитическое положение СССР, расширялись и углублялись его
политические, экономические и военные связи со странами антигитлеровской
коалиции. Советское руководство настойчиво добивалось от союзников открытия
второго фронта. В связи с очередным откладыванием этой важнейшей стратегической
акции в послании Сталина говорилось: "Советское правительство не может
примириться с подобным игнорированием коренных интересов Советского Союза в
войне против общего врага... дело здесь не просто о разочаровании Советского
правительства, а о сохранении его доверия к союзникам, подвергаемого тяжелым
испытаниям. Нельзя забывать того, что речь идет о сохранении миллионов жизней в
оккупированных районах Западной Европы и России и о сокращении колоссальных
жертв советских армий, в сравнении с которыми жертвы англо-американских войск
составляют небольшую величину".
Отсутствие второго фронта требовало от советского руководства мобилизации новых
сил и средств для наращивания ударов по врагу с целью окончательного его
разгрома, опираясь в основном на свои собственные силы, что не позволяло
уменьшить тяготы войны на фронте и в тылу, ограничивало возможности по
восстановлению освобожденных районов.
Наученный горьким опытом 1941-42 гг., Сталин стал больше прислушиваться к
предложениям представителей Ставки ВГК, Генштаба и командующих войсками фронтов.

Жуков, как видели, всегда уделял разведке первостепенное внимание. В отличие от
1941-42 гг., стратегическая и войсковая разведка сработала значительно лучше,
она своевременно вскрыла замысел действий германского командования и
сосредоточение главных группировок войск противника на Курском направлении.
Несмотря на неоднократные переносы сроков начала наступления противника, весьма
точно были установлены и сроки перехода немецко-фашистских войск в наступление.
На основе хорошего знания и предвидения возможного развития событий Жуковым в
сотрудничестве с Генштабом были разработаны наиболее соответствующие условиям
обстановки оптимальные стратегические и оперативные решения по выбору
направления сосредоточения основных усилий, созданию и сосредоточению
необходимых группировок войск, а главное -- наиболее целесообразных способов
оперативно-стратегических действий войск.
Первоначально Ставка и Генштаб планировали летом 1943 г. предпринять упреждающее
противника наступление. В начале, в принципе, не возражал против этого и Жуков.
Командующие фронтами Рокоссовский и Ватутин неоднократно и однозначно выступали
за наступательный вариант действий.
Однако у Георгия Константиновича, по мере глубокого изучения положения сторон и
группировки противника в районе Курского выступа, где он находился почти
непрерывно со второй половины марта, возникли серьезные сомнения относительно
целесообразности проведения в жизнь принятого Ставкой первоначального замысла
наших действий летом 1943 г. Эти сомнения еще больше окрепли после того, как от
разведки поступили достоверные данные о планах немецко-фашистского командования
захватить стратегическую инициативу путем проведения крупного летнего
наступления на Курском направлении. В пользу такого соображения говорило и то,
что наступать против крупных ударных группировок противника совершенно
безнадежно. Если же перегруппировать свои основные силы для наступления там, где
противник слабее, то ослаблялись бы наши войска, действующие на направлении
главного удара противника, что заведомо обрекало их на поражение. Кроме того, в
отличие от 1941--1942 гг. наши войска на Курском направлении подготовили
надежную оборону и ее надо было использовать. Вот эти соображения Жуков изложил
Василевскому, который тоже постепенно приходил к такому же выводу.
Взвесив все обстоятельства и посоветовавшись с командующими фронтами,
представитель Ставки 8 апреля 1943 г. направил свои предложения Верховному
Главнокомандующему. В частности, он докладывал:
"Видимо, на первом этапе противник, собрав максимум своих сил, в том числе до
13--15 танковых дивизий, при поддержке большого количества авиации нанесет удар
своей Орловско-Кромской группировкой в обход Курска с северо-востока и
Белгородско-Харьковской группировкой в обход Курска с юго-востока... Следует
ожидать, что противник в этом году основную ставку при наступлении будет делать
на танковые дивизии и авиацию, так как его пехота значительно слабее
подготовлена к наступательным действиям, чем в прошлом году.
...Переход наших войск в наступление в ближайшие дни с целью упреждения
противника считаю нецелесообразным. Лучше будет, если мы измотаем противника на
нашей обороне, выбьем ему танки, а затем, введя свежие резервы, переходом в
общее наступление окончательно добьем основную группировку".
Чтобы наша оборона была способна противостоять массированным атакам танков,
Г.К.Жуков предложил немедленно собрать с пассивных участков фронта и перебросить
на угрожаемые направления возможно большее количество противотанковой
артиллерии, все полки самоходной артиллерии, соредоточить как можно больше
самолетов и "...массированными ударами авиации во взаимодействии с танками и
стрелковыми соединениями разбить ударные группировки врага, чем и сорвать план
наступления противника".
12 апреля на заседании Ставки предложения Жукова были, наконец, приняты. Но
Сталин продолжал еще колебаться. И только в конце мая он окончательно утвердил
оборонительный способ действий. Но поскольку противник и в июне не переходил в
наступление, командующие фронтами Рокоссовский и Ватутин вновь обратились в
Ставку с предложениями о переходе в упреждающее наступление. Жукову с большим
трудом удалось добиться осуществления оборонительного варианта действий.
В окончательном виде замысел советского командования сводился к следующему:
переходом к преднамеренной стратегической обороне силами Центрального,
Воронежского, частично Степного фронтов, отразить летнее наступление
немецко-фашистских войск, обескровить их и последующим переходом в
контрнаступление нанести поражение главным группировкам противника. Таким
образом планировалась и проводилась ярко выраженная стратегическая
оборонительная операция силами нескольких фронтов под общим руководством Ставки
ВГК и ее представителей при фронтах (Г.К. Жуков -- Центральном и А.М.
Василевский -- Воронежском фронтах). Для проведения операции были выделены
крупные силы. В составе Центрального (командующий К.К. Рокоссовский) и
Воронежского (командующий Н.Ф. Ватутин) фронтов к началу июля 1943 г.
насчитывалось свыше 1,3 млн. чел., до 20 тыс. орудий и минометов, до 3600 танков
и САУ, 3130 самолетов (с учетом дальней авиации). Было достигнуто превосходство
над противником в личном составе 1,4, в танках 1,3, артиллерии 1,9, самолетах
около 1,6 раза. На направлениях главных ударов противника оборонялись наиболее
закаленные войска -- на Северном выступе 13 А генерала Пухова Н.П. и на Южном 6
гв. А генерала Чистякова И.М.
В этом решении на ведение операций и в организации обороны под Курском было
много принципиально новых положений, обогативших советское военное искусство.
Во-первых, благодаря прежде всего гибкости и незаурядности мышления Жукова, его
твердости в проведении в жизнь своих стратегических идей, впервые за время войны
в 1943 г. советская стратегическая мысль преодолела идеологические оковы и
предубежденность относительно стратегической обороны, рассматривавшей ее как
нечто недостойное нашей армии, чуть ли не унизительное и не оскорбительное для
нее. Несмотря на уроки 1941 г., весной 1942 г. Сталин, как уже отмечалось, с
ходу отверг предложение о переходе к обороне. И нужны были еще крупные поражения
лета 1942 г., чтобы прийти к решениям, принятым весной 1943 г. Характерно, как
уже было сказано, что и весной 1943 г. Ставкой ВГК, Генштабом первоначально
намечалось, что Красная Армия летом 1943 г. первой перейдет в наступление,
нанося главный удар на юго-западном направлении. Только после доклада Жукова 8
апреля начал серьезно рассматриваться оборонительный вариант действий.
Справедливости ради скажем, что предложение Жукова было принято Сталиным только
в результате поддержки его Генштабом, в частности Василевским и Антоновым.
В свете всего этого нам, фронтовым людям, много видавшим и пережившим, и сегодня
еще трудно понять, почему даже людям такого масштаба, как Жуков, порою требуется
столько умственных и волевых терзаний, боевых испытаний и горького опыта, так
много напрасно затраченных усилий и жертв, чтобы разорвать цепи
военно-идеологических стереотипов и встать на почву здравого смысла. Рецидивы
такого подхода в наше время дают о себе знать при решении различных вопросов и
это очень сложная психологическая проблема, которая еще не исследована.
Мучительный процесс выработки целесообразных решений летом 1943 г. еще раз
свидетельствует о том, что решения, планы и практические действия командиров и
войск (сил) должны соответствовать не военно-идеологическим и теоретическим
установкам, не требованиям уставов (которые дают лишь общие ориентиры); они
должны исходить и учитывать максимально полно сложившиеся
оперативно-стратегические условия. Во-вторых, новое в военном искусстве в битве
под Курском и новое видение Жуковым сути стратегической обороны состояло в том,
что советские войска переходили к обороне не вынужденно, не из-за недостатка сил
и средств, как это положено было делать по существовавшим теоретическим
взглядам, а именно преднамеренно, располагая превосходящими противника силами.
В связи с этим в нашей литературе (в частности маршалом М.В. Захаровым)
высказывалась мысль, что "...оборону под Курском нельзя рассматривать как
классический, типичный случай, как образец для подражания". Это один из примеров
того, когда новые явления, рожденные опытом войны, пытались подогнать под ранее
существовавшие теоретические положения. Дело в том, что долгое время в теории
считалось и поныне считается, что для отражения наступления противника
достаточно иметь в 2-3 раза меньше сил, чем для наступления. Но опыт второй
мировой войны это положение не подтвердил. За время войны не было ни одной
успешной оборонительной операции, проведенной значительно меньшими силами, чем у
наступающего противника. Конечно, когда сил и средств недостаточно, нет другого
выхода как переходить к обороне. Можно также "стоять" в обороне и удерживать
меньшими силами определенный оборонительный рубеж до начала наступления
противника. Но если противник переходит в большое наступление, то, располагая
значительно меньшими силами, остановить его и тем более сорвать наступление и
нанести поражение наступающему противнику далеко не всегда осуществимо. Возможно
отражение атак превосходящих сил противника в обороне в тактическом звене. Но в
оперативно-стратегическом масштабе при наличии мощных средств огневого поражения
и высокой маневренности войск и авиации наступающий, владея инициативой, имеет
возможность создавать многократное, подавляющее превосходство на избранных
направлениях, и для парирования его глубоких прорывов нужны достаточно крупные
силы. Поэтому, как показал опыт войны, для проведения оборонительной операции,
рассчитанной на успешное отражение и срыв крупного наступления противника
требуется не намного меньше сил и средств, чем для наступления. Например, без
задействования части сил Степного фронта противник мог иметь значительно большее
продвижение в направлении Курска. Хотя, конечно, с высоты сегодняшнего дня,
когда мы уже досконально знаем состояние обеих сторон и в целом обстановку того
времени, можно сказать, что стратегические резервы в ходе оборонительной
операции можно было бы, видимо, расходовать и менее расточительно и поберечь их
для предстоящего контрнаступления. Но вместе с тем надо учитывать, что после
серьезных неудач 1941-42 гг. опасения насчет того, что противник снова может
прорвать нашу оборону и связанный с этим риск были настолько большими, что
приходится, если не оправдывать полностью, то хотя бы с определенным пониманием
отнестись к тому, как были использованы стратегические резервы на оборонительном
этапе Курской битвы.
В-третьих, благодаря накопленному опыту и творчеству Жукова и Василевского,
командующих фронтами Рокоссовского, Ватутина, Конева, командармов и командиров
дивизий, построение и организация обороны под Курском в стратегическом и
оперативно-тактическом масштабах были доведены до высочайшей степени
совершенства и до сих пор остаются эталоном, непревзойденным образцом построения
обороны и оборонительных способов действий. Общая глубина обороны фронтов
доходила до 150--190 км., с учетом Степного фронта до 250--300 км. Были созданы
и оборудованы в инженерном отношении первая (главная) и вторая полосы обороны
каждая глубиной 5--6 км, составляющие тактическую зону обороны, несколько
армейских и фронтовых оборонительных рубежей в оперативной глубине (всего 8
оборонительных полос и рубежей). В общей сложности было вырыто и оборудовано
около 10 тыс. км. траншей и ходов сообщений. При подготовке оборонительной
операции Жуков побывал во всех армиях, дивизиях первого эшелона, во многих
частях и подразделениях.
Он особенно большое внимание уделял созданию во всех инстанциях четкой системы
стрелкового, противотанкового, артиллерийского, противовоздушного огня в
сочетании с ударами авиации и густой сетью инженерных заграждений. Как отмечал
маршал К.К. Рокоссовский, на направлениях действий противника были сосредоточены
мощные группировки артиллерии. "Общая плотность артиллерии у нас составляла 35
стволов, в том числе более 10 противотанковых орудий на километр фронта, но в
полосе обороны 13-й армии эта плотность была намного выше".
В основу всей обороны была положена ее способность отразить массированные атаки
танков противника, т.е. оборона была, прежде всего, противотанковой. Генерал
Пухов как-то показывал нам в академии схемы противотанковой обороны, начерченные
рукой Жукова. Именно с учетом опыта обороны под Курском в послевоенные годы был
сделан вывод, что противотанковая оборона не может рассматриваться только как
вид боевого обеспечения или дополнительный элемент обороны. Вся оборона
становилась противотанковой. Серьезное внимание уделялось и противовоздушной
обороне, но она тогда еще не получила такого развития, как противотанковая
оборона.
Причем Жуков занимался не только оперативно-тактическими вопросами. Он
интересовался настроениями личного состава, их бытовым устройством и снабжением,
прохождением службы. В 13-й армии Н.П. Пухова он встретил командира полка майора
М.С. Иванова, который воевал с первых дней войны, был трижды ранен и каждый раз
после госпиталя назначался на одну и ту же должность. За два года войны не
получил повышения ни в должности, ни в звании. Жуков доложил об этом Верховному
с тем, чтобы обратить внимание командования других фронтов и Главного управления
кадров. Иванову было присвоено звание полковника и он был назначен командиром
дивизии.
В-четвертых, Жуков, командующие фронтами добивались, чтобы оборона носила
исключительно активный и маневренный характер. Это проявлялось в проведении ряда
массированных ударов авиации по аэродромам и войскам противника еще до перехода
его в наступление. Большую роль сыграла и артиллерийская контрподготовка,
проведенная 5 июля на направлениях предполагаемых ударов противника в полосах
Центрального и Воронежского фронтов. Противник понес потери еще в исходном
положении для наступления и не смог начать свои атаки в установленные сроки.
Хотя, как справедливо отмечал Г.К. Жуков, от этой контрподготовки ждали
несколько большего. Она была проведена в ночное время (в полосе Ц.Ф. началась в
2.00 5.7. 43 г.) в момент, когда войска первого эшелона противника находились
еще в укрытиях, в ней не смогла в полном объеме участвовать авиация. Нашими
войсками осуществлялся широкий маневр силами и средствами, особенно
противотанковыми частями и соединениями, с одних участков фронта на другие, где
возникала наибольшая угроза.
Вторые эшелоны и резервы, в том числе танковые армии и корпуса использовались
для нанесения контратак и контрударов по прорвавшимся бронетанковым группировкам
противника. В результате произошли небывалые за все время войны танковые бои и
сражения и наиболее значительное из них в районе Прохоровки, где с обеих сторон
участвовало свыше 1200 танков и самоходных орудий.
Обычно в мирное время на учениях и военных играх все контратаки и контрудары
наносятся во фланг прорвавшимся группировкам противника. Лобовая контратака в
ходе академических занятий оценивается самым низким баллом. Но под Курском, как
и в некоторых других сражениях во время войны, контратаки и контрудары нередко
носили фронтальный характер, ибо слишком велика была цена риска. При фронтальных
контратаках и контрударах удавалось если не разбить, то хотя бы наверняка
преградить путь наступающему противнику, остановить и частично отбросить его
прорвавшиеся группировки.
При подготовке операции под руководством Жукова, Генштаба, Василевского,
Хрулева, командующих фронтами была проведена огромная работа по
доукомплектованию войск личным составом, оружием и техникой, подвозу и
накоплению необходимого количества боеприпасов и горюче-смазочных материалов.
Созданные запасы материальных средств к началу Курской битвы были значительно
выше, чем в операциях 1941-42 гг. Центральный и Воронежский фронты имели
боеприпасов основных калибров 2,5--3 боекомплекта (по тяжелым калибрам 5 б/к). В
13-й и 6-й гв. армиях по 4--5 боекомплектов. Автобензина в войсках Центрального
фронта было 4,8 заправки, Воронежском -- 5,8; продовольствия в обоих фронтах на
20--25 суток.
Проводилась напряженная боевая подготовка, где с командирами, штабами и войсками
отрабатывались способы действий по выполнению поставленных задач в обороне.
Жуков не раз участвовал в подготовке и проведении таких учений и тренировок.
Особенно интенсивно проводились тренировки по выдвижению на назначенные рубежи с
противотанковыми резервами и вторыми эшелонами. Автору этих строк пришлось
действовать севернее Орла в составе 5-го танкового корпуса. Нашему батальону
было назначено три вероятных рубежа, на каждый из которых в ходе тренировок мы
выдвигались не менее 10--12 раз, главным образом в ночное время. Вначале
выдвигались лишь командиры и оперативные группы штабов со средствами связи на
автомашинах и пешком (в зависимости от расстояния), а затем и подразделения в
полном составе. В результате, с получением условного сигнала каждый командир и
солдат четко знал, куда идти и что делать. Все это обеспечило высокую
организованность действий войск в ходе оборонительного сражения.
Большое внимание уделялось обобщению и передаче войскам боевого опыта,
воспитанию высокого морального духа. Достигалось это, конечно, не только
беседами, партсобраниями, листовками. Главное, что обеспечивало уверенность и
стойкость войск, -- это их хорошая обученность, умение владеть своим оружием,
общая обстановка целеустремленности и высокой организованности в действиях
командиров и штабов всех степеней.
Вся эта сложная и многообразная работа по подготовке оборонительной операции
предопределила успешное ее проведение. Если в 1941--1942 гг. немецко-фашистские
войска, переходя в наступление, полностью сокрушали нашу оборону и продвигались
на сотни и более тысячи километров, а нашим войскам удавалось остановить
противника ценой неимоверных усилий и после длительного отступления, то, перейдя
в наступление 5 июля под Курском, гитлеровская армия не смогла прорвать нашу
оборону и вклинилась только в тактическую зону обороны. К 10 июля, когда по
намеченному плану немецко-фашистские войска, наступающие с севера и юга, должны
были соединиться в районе Курска, они не только не решили этой задачи, но не
смогли даже создать условий для развития тактического успеха в оперативный.
Гитлеровское командование перебросило дополнительно несколько дивизий с других
направлений, надеясь таким образом нарастить усилия и прорвать советскую
оборону, но и эти новые атаки противника были отбиты нашими войсками. В общей
сложности немецко-фашистские войска продвинулись в полосе Центрального фронта до
10 км и в полосе Воронежского фронта до 30--35 км и лишь на узких участках
фронта. При этом они понесли большие потери в людях, танках и другой боевой
технике. Прорвавшиеся группировки противника были остановлены и в последующем
отброшены в исходное положение контрударами армейских и фронтовых вторых
эшелонов и резервов. Задача по срыву наступления противника была выполнена без
оставления занимаемого оборонительного рубежа в течение всего 6--7 суток.
Работая в войсках, Жуков обычно глубоко вникал во все детали организации и
обеспечения боевых действий. Если дело не клеилось у того или иного
командующего, особенно в кризисные моменты развития операции, он без всяких
церемоний брал управление войсками в свои руки. Был требовательным и, когда это
нужно, мог дать четкие и конкретные указания, добиваясь их неукоснительного
исполнения. Вместе с тем, как представитель Ставки, он старался без особой
надобности не сковывать действия командующих фронтами.
"Говоря об оборонительных боях войск Центрального фронта на Курской дуге, --
писал Рокоссовский, -- мне хочется оттенить некоторые характерные моменты.
Прежде всего -- роль представителя Ставки. Г.К. Жуков долго был на Центральном
фронте в подготовительный период, вместе с ним мы решили принципиальные вопросы
организации и ведения оборонительных действий и контрнаступления. Не без его
помощи были удовлетворены тогда многие наши запросы, адресовавшиеся в Москву. А
в самый канун битвы он опять прибыл к нам, детально ознакомился с обстановкой и
утром 5 июля, в разгар развернувшегося сражения, доложил Сталину: командующий
фронтом управляет войсками твердо, с задачей справится самостоятельно. И
полностью передал инициативу в мои руки. Это было правильно!"
Жуков, убедившись, что командование фронта действует уверенно, отбыл в войска
Брянского фронта для подготовки Орловской наступательной операции.
Когда же 12 июля осложнилась обстановка в полосе Воронежского фронта, он по
указанию Сталина немедленно выехал в район Прохоровского танкового сражения. Он
же настоял перед Ставкой на необходимости ввода в сражение части сил Степного
фронта в полосе Воронежского фронта.
О всех важнейших решениях и своих распоряжениях он докладывал Верховному.
Однако, когда требовала обстановка, он смело брал на себя ответственность и
неотложные распоряжения отдавал немедленно. Так, когда назрела необходимость, и
нельзя было терять ни одной минуты, он ночью 5 июля самостоятельно принял
решение и дал разрешение командующему Центральным фронтом на проведение
артиллерийской контрподготовки, а затем уже доложил в Ставку.
Главное, что обеспечивало успешные действия советских войск в обороне -- это их
упорство и стойкость, действительно массовый героизм солдат и офицеров, высокое
воинское мастерство и мужество военноначальников, которые под сильнейшим огнем,
массированными ударами авиации и бронетанковой техники противника до конца
отстаивали буквально каждый метр занимаемых позиций. Приходилось нести и тяжелые
потери. Безвозвратные потери наших войск в Курской оборонительной операции
составили 70330 человек. Как отмечал немецкий историк П.Карелл в книге
"Выжженная земля. Сражения между Волгой и Вислой", на Курской дуге "противники
противопоставили один другому мощные силы. Наступательный дух немцев,
оборонительная мощь русских, новейшее оружие, фанатизм, полководческое
искусство, военная хитрость... все достигло высшей точки в этой схватке".
В данном случае рассмотрена главным образом деятельность Жукова по организации
оборонительных действий под Курском, поскольку в первые два года войны успешные
действия в обороне нам не удавались. Но окончательный крах операции под Курском,
предпринятой гитлеровским командованием в июле 1943 г., был предопределен не
только оборонительными действиями, но и переходом в наступление 12 июля войск
Западного и Брянского фронтов на Орловском направлении и войск Степного и
Юго-Западного фронтов на Белгород-Харьковском направлении. Одновременно войска
Центрального и Воронежского фронтов, используя успех этих фронтов, продолжали
теснить противника, отбросив его на исходные позиции.
После разгрома прорвавшихся группировок противника и восстановления положения в
обороне Сталин потребовал от Воронежского и Степного фронтов продолжения
наступления (по плану операции "Румянцев") без всякой оперативной паузы. Однако
Жуков возразил против этого и убедил Верховного в целесообразности продолжения
наступления через 8--10 суток с тем, чтобы лучше подготовить операцию и
пополнить войска личным составом и материальными средствами. Одновременный
переход в наступление всех трех фронтов начался 3 августа.
Жуков и при проведении этих операций был неутомим и неисчерпаем на творчество:
он был противником всякой приверженности к внешней форме, ни в чем не признавал
схематизма и шаблона.
Так, считая в принципе окружение противника одной из наиболее эффективных форм
ведения операций, при планировании Белгород-Харьковской операции он отверг
предложение Н.Ф. Ватутина об окружении немецко-фашистских войск в районах
Белгорода и Харькова. При этом исходил из того, что окружение и уничтожение
крупных танковых группировок противника отвлечет много войск, займет много
времени, в то время как обстановка требовала быстрейшего выхода войск к р.
Днепр. Исходя из этих же соображений, он ввел в сражение 1-ю и 5-ю танковые
армии, как только общевойсковые армии вклинились в обороны противника. Танковые
армии завершили прорыв тактической зоны обороны и начали развивать наступление в
глубину.
Генштабом по предложению Жукова была умело осуществлена оперативная маскировка.
На правом фланге Воронежского фронта было имитировано сосредоточение главной
группировки Воронежского фронта. Противник сосредоточил на этом направлении
танковую группировку, уведя ее с направления главного удара Воронежского фронта.
При подготовке Орловской наступательной операции в полосах Западного и Брянского
фронтов был осуществлен оригинальный, неожиданный для противника порядок
проведения артиллерийского наступления и перехода в атаку. При проведении
прежних наступательных операций нашими войсками выработался определенный
трафарет. Противник приспособился к тому, что после 1,5--2 часовой артподготовки
начинается атака, артподготовка начинается и кончается пуском "катюш". После
завершающего залпа реактивных установок пехота противника немедленно покидала
укрытия и изготавливалась для отражения атаки. В Орловской операции по указанию
представителя Ставки до начала наступления тяжелая артиллерия в течение 4-х
часов проводила разрушение наиболее укрепленных опорных пунктов противника.
Действия тяжелой артиллерии завершились коротким огневым налетом, вслед за
которым началась разведка боем передовыми батальонами. Противник принял действия
этих батальонов за неудавшуюся атаку главных сил и в ходе отражения их атаки
раскрыл всю систему огня. На следующий день была проведена всего 5-минутная
артподготовка, а затем продолжалось подавление и уничтожение выявленных целей.
Под прикрытием артиллерийского огня танки и пехота выдвинулись на исходные
рубежи атаки и неожиданно ворвались в оборону противника. Это дало возможность
без больших потерь прорвать оборону противника. По опыту этой операции была
издана директива Ставки "Об артиллерийском наступлении", в которой давались
указания об исключении шаблона и более разнообразном осуществлении
артиллерийской подготовки и поддержки атаки, а также методов перехода в атаку
танков и пехоты.
Для повышения темпов наступления Жуков требовал непрерывных действий днем и
ночью, выделяя в ряде случаев заранее подготовленные подразделения для ночных
действий. В частности, овладение г. Харьковом было начато ночным штурмом
передовых частей Степного фронта.
Наиболее характерным для этих наступательных операций было то, что они велись
против очень плотных группировок противника. В связи с этим боевые действия
отличались огромным напряжением, и наши войска с большим трудом преодолевали
ожесточенное сопротивление противника. Можно предположить, что если бы
предварительно не измотали и не обескровили главные группировки противника в
оборонительных сражениях, то наше упреждающее наступление летом 1943 г., будь
оно предпринято, встретилось бы с еще большими трудностями. Это подтвердили и
последующие наступательные операции Западного фронта на Смоленском направлении.
По этой и некоторым другим причинам не удалось окружить и полностью уничтожить
группировку противника в Орловском выступе.
Следует заметить, что начавшаяся 10 июля десантная операция союзников в Сицилии
также оказала определенное влияние на общий ход военных действий в Европе. По
крайней мере она не позволила германскому командованию перебросить на
советско-германский фронт дополнительное количество авиации.
В целом в ходе Курской битвы превосходство советского военного искусства было
весьма внушительным. Маршал Г.К. Жуков, анализируя действия сторон летом 1943
г., отмечал: "В отличие от первого периода войны немецкое командование стало
каким-то тяжелодумным, лишенным изобретательности, особенно в сложной
обстановке. В решениях чувствовалось отсутствие правильных оценок возможностей
своих войск и противника. С отводом своих группировок из-под угрозы фланговых
ударов и окружения командование очень часто опаздывало, чем ставило свои войска
в безвыходное положение. Высшим руководящим кадрам немецких войск после разгрома
под Сталинградом, особенно на Курской дуге, в связи с потерей инициативы
пришлось иметь дело с новыми факторами и методами оперативно-стратегического
руководства войсками, к чему они не были подготовлены. Столкнувшись с
трудностями при вынужденных отходах и при ведении стратегической обороны,
командование немецких войск не сумело перестроиться". Таким образом, наступление
немецко-фашистских войск летом 1943 г. закончилось их сокрушительным поражением.
После Курской битвы до конца войны они уже не смогли предпринять ни одного
крупного наступления оперативно-стратегического масштаба. После Курской битвы
(7.8. 43 г.) руководитель фашистской пропаганды Геббельс был вынужден признать:
"Сейчас германская армия не в состоянии перейти в наступление, поэтому ее
основным принципом остается оборона...".
Красная Армия в этой битве одержала выдающуюся победу, означавшую окончательный
коренной перелом в ходе всей войны. Из опыта Курской битвы в области военного
искусства был сделан важнейший вывод о недопустимости недооценки обороны в
оперативно-стратегическом масштабе. Жуков при подготовке и ведении операций в
Курской битве убедительно показал правомерность и выгодность обороны в
определенных условиях. Однако, вопреки такой дорогой ценой добытому опыту и
прозрению в отношении обороны, в послевоенные годы (с появлением ядерного
оружия) военные руководители нашей страны вновь пришли к выводу, что оборона в
стратегическом и фронтовом масштабах в современных условиях недопустима и она
может применяться лишь в оперативно-тактическом звене. Такой вывод вытекал не из
опыта, не из научного анализа характера вооруженной борьбы будущего, а из чисто
субъективных мнений, полагая, что после победы можно вновь бравировать и
пренебрегать объективными законами военного искусства. При оборонительном
характере российской военной доктрины, когда полностью исключается возможность
начала военных действии первыми, в самом начале войны (если ее не удастся
предотвратить), при отражении возможной агрессии войскам придется решать в
основном оборонительные задачи. Поэтому вопросами обороны желательно заниматься
серьезно. Правда, как всегда, не обходится и без крайностей, когда некоторые
радикалы теперь уже хотят предать анафеме всякую мысль о возможности
наступления. Таких людей опыт ничему не учит.
Но уроки 1941--1942 гг. и то, как мы пришли к зрелости стратегической мысли в
Курской битве, еще раз напоминают о завете Жукова сочетать наступление и оборону
-- это объективная закономерность военного искусства, а всякое пренебрежение к
опыту и объективным законам к добру не приводит.
В сражениях за освобождение Украины
С точки зрения военной, коренной перелом в ходе войны, достигнутый в результате
Курской битвы, предопределил окончательно переход стратегической инициативы в
руки советского командования, а германская армия впервые в период второй мировой
войны полностью перешла к стратегической обороне. Гитлеровское командование
приступило к созданию так называемого "восточного вала" на рубеже Нарва,
Витебск, река Сож. На Украине главный оборонительный рубеж создавался в среднем
течении Днепра.
Жуков, размышляя об опыте и уроках проведенных операций и поражений, все больше
думал о том, как не дать противнику закрепиться на новых оборонительных рубежах
и прежде всего осуществить форсирование реки Днепр. Этот вопрос должен был
обсуждаться и на заседании Ставки.
И он тщательно готовился к нему. Советовался с командующими фронтами, армиями. В
августе дважды приезжал к нему на фронт заместитель начальника Генштаба генерал
А.Н. Антонов.
При обсуждении в Ставке планов ведения дальнейших операций Георгий
Константинович склонялся к мысли о том, что, если Красная Армия в 1943 г. была
вынуждена в основном проводить фронтальные наступательные действия, то после
перелома, достигнутого под Курском, появилась возможность осуществить ряд
операций с окружением крупных группировок противника. В частности, он предлагал
сосредоточить крупные силы в районе Харькова, Изюма, нанести ими удар в
направлении на Днепропетровск, Запорожье, отсечь и уничтожить Донбасскую
группировку немецко-фашистских войск.
В результате в обороне противника на подступах к р. Днепр образовалась бы
огромная брешь, обеспечивающая нашим войскам возможность стремительного
наступления на запад. Но Сталин считал, что такой способ действия надолго свяжет
главные силы наших войск и замедлит освобождение Украины. Поэтому он настоял на
том, чтобы безостановочно развивать наступление к Днепру. Видимо, как всегда, и
в том и другом решении были свои резоны, плюсы и минусы. Главное зависело от
того, как они будут осуществлены на практике.
Наступательные операции Центрального, Воронежского, Степного, Юго-Западного и
Южного фронтов на юго-западном стратегическом направлении проводились по единому
замыслу Ставки, однако, начались они в разное время. Жуков координировал
действия Воронежского и Степного фронтов, действовавших на главном -- Киевском
направлении. Начав наступление в конце августа и, преодолевая упорное
сопротивление противника, войска Воронежского фронта к 21 сентября 1943 г. вышли
к Днепру и захватили плацдармы севернее Киева (в районе Лютеж) и южнее города (в
районе Большого Букрина). С целью быстрейшего захвата плацдарма в районе Киева
были высажены две воздушно-десантные бригады. Войска Степного фронта, освободив
Полтаву, 24 сентября форсировали Днепр южнее Кременчуга.
Дальнейшее наступление по овладению Киевом затормозилось, так как противник
сосредоточил против Букринского плацдарма несколько дивизий, в том числе одну
танковую, и наносил контрудары с целью ликвидации нашего плацдарма на западном
берегу р. Днепр. Стало ясно, что наступление с Букринского плацдарма не имеет
быстрых шансов на успех. Поэтому Жуков предложил Сталину перенести основные
усилия на Лютежский плацдарм. Но Сталин, упрекая Жукова в том, что войска фронта
еще не пробовали наступать, а уже он отказывается от наступления с этого
плацдарма, не давал согласия. Только через месяц, после проведения
многочисленных бесплодных атак Сталин принял предложение Жукова и командующего
фронтом о нанесении главного удара с Лютежского плацдарма. Пришлось готовить
новую наступательную операцию. Была скрытно осуществлена сложнейшая
перегруппировка войск с Букринского плацдарма на Лютежский. Передвижение войск
осуществлялось только ночью. На Букринском плацдарме вместо убывших в новые
районы танков, орудий и другой техники устанавливались макеты. Имитировалась
подготовка нового наступления с этого плацдарма. Затем за два дня до наступления
главных сил было предпринято наступление с Букринского плацдарма, что ввело
немецкое командование в заблуждение и сковало его силы в этом районе. В
результате удар наших войск с плацдарма севернее Киева оказался для противника
неожиданным, что во многом предопределило успех наступления.
Противник начал перебрасывать силы с Букринского плацдарма на север и для
обороны Киева, но было уже поздно. С целью развития успеха по указанию Жукова
командующий войсками фронта ввел в сражение 3 гв. танковую армию и 1-й
кавалерийский корпус, вторые эшелоны фронтов, армий, которые, наступая на юг,
перерезали дорогу Киев--Житомир. Противник был вынужден начать отход. И войска
1-го Украинского (Воронежского) фронта к утру 6 ноября освободили Киев. Успешно
развивалось наступление и в полосе 2-го Украинского (Степного) фронта.
Заместитель Верховного Главнокомандующего в ходе Киевской операции большую часть
времени находился в войсках Воронежского фронта, действующего на главном
направлении. Но он постоянно следил и за действиями Степного фронта, уделяя
основное внимание обеспечению согласованных действий между двумя фронтами.
Когда противник предпринял сильные контрудары с целью ликвидации нашего
Кременчугского плацдарма, Жуков немедленно выехал в войска Степного фронта,
побывал во всех армиях, некоторых дивизиях, внимательно изучил обстановку, дал
ряд полезных советов, указания по более решительному сосредоточению усилий,
особенно артиллерии и танковых войск на главном направлении. Одновременно он
доложил в Ставку о необходимости срочного усиления Степного фронта резервами. В
итоге не только был удержан важный плацдарм в районе Кременчуга, но командование
фронта с помощью Жукова подготовило новую наступательную операцию на
Криворожском и Кировоградском направлениях. Таким образом, на юго-западном
направлении были разгромлены крупные группировки противника, успешно
осуществлено форсирование р. Днепр и наши войска приступили к освобождению
правобережной Украины.
Не обошлось и без некоторых досадных ошибок, от которых не застрахован даже
самый выдающийся полководец. В Киевской наступательной операции у Жукова, как и
под Вязьмой в 1941 г., явно не получилось с применением воздушного десанта,
который был выброшен в районе Канева. Сравнительно небольшому десанту (две
бригады) был назначен слишком большой район для десантирования общей площадью до
100 км по фронту и 25 км в глубину. Десантирование осуществлялось ночью в район,
занятый противником, без надежного его подавления, особенно его зенитных
средств. Самолеты, стремясь уклониться от зенитного огня, отходили в сторону от
маршрута и теряли ориентировку. Поэтому разбросали десантников на обширной
территории, из-за чего десант понес потери, не смог собраться и выполнить
задачу. Отчасти неудача объясняется тем, что, как и под Москвой, высадкой
десанта занимались в основном разные московские начальники "спецвойск", которые
не все вопросы согласовали с командованием фронта и во имя этой "самостийности"
готовы даже погубить свои войска. Вместе с тем невозможно снять ответственность
и с командования, штаба фронта, в том числе с Г.К. Жукова. Да он и сам весьма
критически оценивал опыт применения воздушных десантов.
Вообще, из опыта применения воздушных десантов во второй мировой войне и
американцами и нами до сих пор не сделаны должные и объективные выводы.
В целом деятельность Жукова в 1943 г. была связана с проведением ряда крупнейших
операций, которые обогатили его полководческое искусство.
    6. В сражениях 1944 года
Стратегическая обстановка и планы сторон на 1944 г.
В результате коренного перелома в войне в пользу Советского Союза к 1944 г.
создались благоприятные условия для полного освобождения страны из-под
фашистской оккупации и победоносного завершения войны. Враг понес крупные
потери, но был еще силен.
Для понимания сложности предстоящих задач следует напомнить, что вооруженные
силы Германии, насчитывавшие к началу 1944 г. свыше 10 миллионов человек, еще
удерживали Прибалтику, Карелию, значительную часть Белоруссии, Украины,
Калининской и Ленинградской областей, Крым и Молдавию. В составе действующей
армии они имели 6,7 млн человек, из них на советско-германском фронте находилось
около 5 млн, составлявших 198 дивизий (из 314 дивизий и бригад); 56,5 тыс.
орудий и минометов, 5400 танков и штурмовых орудий, более 3 тыс. боевых
самолетов. До июля 1944 г. продолжался рост германского военного производства.
Однако общее положение Германии быстро ухудшалось. Ее поражения на Восточном
фронте привели к обострению внутриполитической обстановки как в самой Германии,
так и в стане ее союзников. Особенно обострилось положение с людскими ресурсами.
Главная цель фашистского руководства состояла в том, чтобы насколько можно
затянуть войну и попытаться заключить сепаратный или многосторонний мир на
приемлемых для Германии условиях.
В целом военно-политическая и стратегическая обстановка к этому времени коренным
образом изменилась в пользу СССР и его союзников. В 1942--1944 гг. в восточных
районах нашей страны было вновь построено 2250 и восстановлено в освобожденных
районах свыше 6 тыс. предприятий. Оборонная промышленность в 1944 г. ежемесячно
производила танков и самолетов в 5 раз больше, чем в год начала войны.
К началу 1944 г. в нашей действующей армии насчитывалось более 6,3 млн человек,
имелось свыше 86,6 тыс. орудий и минометов (без зенитных орудий и
50-миллиметровых минометов), около 5,3 тыс. танков и самоходных орудий, 10,2
тыс. самолетов. Подавляющего превосходства наших вооруженных сил над
германскими, таким образом, еще достигнуто не было. Это превосходство стало
доминирующим тогда, когда союзники в июне 1944 г. высадили крупный десант в
Нормандии, открыв второй фронт в Европе. Это еще больше затруднило германскому
командованию маневр силами и средствами с одного фронта на другой.
Перед советскими вооруженными силами стояла задача не дать возможности
немецко-фашистской армии затянуть войну, закрепившись на занимаемых рубежах,
завершить освобождение территории СССР, освободить другие народы Европы от
фашистской оккупации.
В конце 1943 г. -- в начале 1944 г. Жуков, находясь на фронтах, продолжал вместе
с Генштабом продумывать предстоящие операции в кампании 1944 г. Первоначально в
Генштабе (с учетом предложений ряда командующих фронтами) предполагалось
осуществить в 1944 г. общее наступление от Балтийского до Черного морей, т.е.
намечалось одновременное нанесение так называемых "десяти сталинских ударов". Но
это опять привело бы к распылению сил. Кроме того, одновременное наступление
невозможно было обеспечить даже боеприпасами. Поэтому Жуков предложил
последовательное нанесение таких ударов, с чем в конечном счете Ставка
согласилась. В зимний период главный удар планировалось нанести на юго-западном
направлении с тем, чтобы завершить освобождение правобережной Украины, Крыма и к
весне выйти на нашу государственную границу. На севере намечалось разгромить
группу армий "Север", отбросить противника от Ленинграда и выйти к границам
Прибалтики. В летний период предполагалось главные усилия перенести на
центральное, Белорусское направление.
Когда в Ставке обсуждался вопрос о последовательности нанесения ударов в
кампании 1944 г., Сталин первоначально высказался за нанесение первого удара на
Львовском направлении, чтобы еще глубже обойти Белорусский выступ. Жуков, только
что прибывший с 1-го Украинского фронта, высказался против этого. Он ясно
отдавал себе отчет в том, что чем ближе наша армия к Германии, тем больше угроза
для гитлеровского командования. С выходом войск 1-го Украинского фронта на
Львовско-Краковское направление Гитлер большую часть своих танковых дивизий
расположил на этом направлении. Начало первой наступательной операции здесь
привело бы к затяжным сражениям с танковыми группировками противника без
каких-либо перспектив для успешного развития наступления. Поэтому Жуков и
Генштаб предложили первую наступательную операцию начать на северном фланге
советско-германского фронта и попытаться оттянуть туда резервы противника. С
некоторыми коррективами Ставка ВГК в целом приняла такую последовательность
действий.
После крупных поражений в 1943 г., особенно на юге, германское командование
крайне нуждалось в оперативной паузе для восстановления сил и закрепления на
новых рубежах. Поэтому от советских войск требовалось продолжать наступление и
лишить фашистское командование такой возможности. Тем более, что в отличие от
прежних периодов войны, теперь для этого имелись материальные возможности. В
резерве Ставки ВГК имелись две танковые, пять общевойсковых, одна воздушная
армии, девять танковых и механизированных корпусов.
В соответствии с намеченным Ставкой ВГК планом в течение 1944 г. Советская Армия
провела десять крупных наступательных операций, начав с зимнего наступления по
освобождению Правобережной Украины и снятию блокады Ленинграда.
В соответствии с договоренностью, достигнутой с союзниками на Тегеранской
конференции в ноябре 1943 г., летом 1944 г. было развернуто новое мощное
стратегическое наступление. В частности, проведены Выборгско-Петрозаводская,
Белорусская, Львовско-Сандомирская, Ясско-Кишиневская операции. Продолжение
этого наступления осенью на южном направлении привело к освобождению из-под ига
фашизма румынского, болгарского и югославского народов, началось освобождение
Венгрии и Чехословакии.
Последовательно проводимые по предложению Жукова на разных направлениях
наступательные операции (наступления на новом направлении начинались, как
правило, в то время, когда еще продолжались операции на других направлениях)
дезориентировали германское командование, вынуждали его распылять силы и лишали
возможности отразить или сорвать наступательные действия советских войск. Причем
последовательные наступательные операции чередовались не только по фронту, но и
в глубину, когда с момента завершения одних без существенных оперативных пауз
предпринимались новые наступательные операции с целью дальнейшего их развития.
Так, летом и осенью 1944 г. вслед за Ясско-Кишиневской операцией были проведены
наступательные операции по освобождению Румынии и Болгарии.
Белорусские фронты провели по 2--3 последовательных операции. При этом
планирование и подготовка последующих наступательных операций осуществлялись в
процессе завершения предшествующих операций. Это было новым явлением в военном
искусстве.
Вообще во второй половине войны существенно прибавили в своем воинском
мастерстве командования не только оперативно-стратегического масштаба, но и
командиры тактического звена. Войска чувствовали себя уверенно как в
наступлении, так и при отражении мощных танковых контрударов противника.
Отдельные его танковые группы могли прорываться в глубину расположения наших
войск, но это не нарушало оперативной устойчивости их положения. В 1944 г. были
отменены и расформированы заградотряды.
Корсунь-шевченковская операция
Зимой 1944 г. Жукову в качестве представителя ВГК была поручена координация
действий 1-го и 2-го Украинских фронтов. Работу он начал в войсках 1-го
Украинского фронта, который должен был первым начать стратегическое наступление
и проводил Житомирско-Бердичевскую наступательную операцию (с 24.12. 1943 г. по
14.01. 1944 г.). Подготовка этой операции осуществлялась в исключительно сложных
условиях, а именно в процессе отражения контрудара 4-й немецкой танковой армии
на Киевском направлении. Поэтому и наступать в последующем предстояло против
сильной танковой группировки противника.
Учитывая это, Жуков поставил перед Ставкой вопрос об усилении 1-го Украинского
фронта. Сталин согласился с этим предложением и фронту дополнительно были
приданы: одна танковая и две общевойсковые армии, два отдельных танковых
корпуса. Кроме того, Жуков вместе с командующим фронтом пошел на решительное
сосредоточение сил и средств на направлении главного удара.
На участках прорыва было сконцентрировано до 200 орудий и минометов, 20 танков и
самоходных орудий на 1 км фронта. Для введения противника в заблуждение умело
осуществлена имитация сосредоточения основных сил на правом фланге фронта. В
результате, несмотря на очень трудные условия, наступательная операция
развивалась успешно. В ходе Житомирско-Бердичевской операции войска фронта
нанесли поражение 4-й и 1-й танковым армиям противника и продвинулись до 200 км,
создав угрозу основным силам группы армий "Юг". С учетом сложившегося положения,
по докладу Жукова Ставка приняла решение подключить к дальнейшим наступательным
операциям войска 2-го Украинского фронта с тем, чтобы во взаимодействии с 3-м и
4-м Украинскими фронтами разгромить Никопольско-Криворожскую группировку
немецко-фашистских войск. Вначале наступление развивалось успешно, был
освобожден Кировоград, но затем гитлеровское командование перебросило на это
направление крупные резервы и ему удалось остановить наступление наших войск.
Заместитель ВГК немедленно прибывает в войска 2-го Украинского фронта. Объездив
ряд соединений, изучив обстановку, посоветовавшись с командующим фронтом, он
приходит к выводу о временной приостановке наступления войск фронта и подготовке
новой, более крупной наступательной операции силами 1-го и 2-го Украинских
фронтов с целью окружения и уничтожения Корсунь-Шевченковской группировки
противника, которая сковывала дальнейшие наступательные действия обоих фронтов.
План этой операции был разработан совместно с генералами Ватутиным, Коневым и
одобрен Ставкой. Корсунь-Шевченковская операция, проведенная под общим
руководством Жукова завершилась полным успехом. Войска двух фронтов провели
блестящую операцию по окружению и уничтожению Корсунь-Шевченковской группировки
и разгромили пятнадцать дивизий противника, значительно улучшив оперативное
положение наших войск. Характерно, что Жукову вместе с командующими фронтов
удалось (то, чего он добивался еще под Сталинградом) одновременное создание
внешнего и внутреннего фронтов окружения в процессе развития наступления с
отражением сильных контрударов противника. Практически без оперативной паузы
осуществлялось и уничтожение окруженной группировки. Несмотря на распутицу,
Жуков и командующие фронтами широко применяли быстрый маневр силами и средствами
с одних направлений на другие, а также ночные действия войск, что обеспечило
высокие темпы развития операции. Оправдало себя выдвижение на внешний фронт
окружения танковых армий, которые смогли противостоять контрударам противника и
не допустить его прорыва к окруженной группировке.
В один из моментов боевых действий по уничтожению окруженной
Корсунь-Шевченковской группировки противник предпринял попытку прорваться в
полосе 1-го Украинского фронта и продвинулся на несколько километров. И.С.
Конев, не поставив об этом в известность представителя Ставки, руководившего
всей операцией, доложил об этом Сталину и предложил передать 2-му Украинскому
фронту две армии 1-го Украинского фронта и объединить в руках Конева всю
операцию по завершению уничтожения окруженной группировки. Жукову и Ватутину
было предложено заняться управлением войсками, действующими на внешнем фронте.
Жуков как мог возражал против этого несправедливого и нецелесообразного решения.
Но Сталин настоял на своем. По итогам операции в приказе ВГК войска 1-го
Украинского фронта даже не упоминались.
После гибели Н.Ф. Ватутина, Жуков 1 марта 1944 г. вступил в командование
войсками 1-го Украинского фронта. Под его командованием в период с 4 марта по 17
апреля 1944 г. во взаимодействии с войсками 2-го Украинского фронта была
проведена Проскуровско-Черновицкая наступательная операция с целью разгрома
основных сил группы армий "Юг". В ходе этой операции войска 1-го Украинского
фронта разгромили крупную группировку немецко-фашистских войск, освободили 57
украинских городов, сотни сел и продвинулись на запад до 350 км. Подойдя к
предгорьям Карпат и перерезав рокадные коммуникации противника, наши войска
разорвали на две части его стратегический фронт на юго-западном направлении.
В этой операции творческой новинкой Жукова было и то, что он в составе главных
сил фронта компактно на одном направлении применил сразу три танковых армии, что
обеспечило создание мощного ударного кулака и развитие операции в высоких
темпах.
За умелое руководство этой операцией и достигнутые выдающиеся успехи Жуков был
награжден вновь учрежденным орденом "Победа" No 1.
Белорусская операция
22 апреля Г.К. Жуков участвовал в заседании Ставки по обсуждению планов на лето
1944 г. Жуков предложил основные усилия направить на разгром немецко-фашистских
войск в Белоруссии. Ставкой эта идея была одобрена, и Жуков вместе с Генштабом
занялся детальной разработкой плана операции "Багратион".
Белорусская операция проводилась с целью разгрома основных сил группы армии
"Центр" и завершения освобождения Белоруссии и части территории Литвы. Замыслом
операции предусматривалось: сковать противника с фронта активными действиями
2-го Белорусского фронта и, нанося главные удары силами 3-го и 1-го Белорусских
фронтов, разгромить поначалу наиболее сильные фланговые вражеские группировки,
окружить и уничтожить их в районе Витебска и Бобруйска, а затем, развивая
наступление в глубину, окружить Минскую группировку противника и тем самым не
допустить его отхода на запад. Забегая вперед, скажем, что осуществление этого
замысла привело к образованию бреши в оперативном построении группы армий
"Центр" шириной до 400 километров и создало условия для быстрого развития
оперативного успеха в стратегический.
Интересно отметить, что поначалу операции фронтов планировались на глубину
70--160 километров. При первоначальной постановке фронтам таких сравнительно
ограниченных задач, видимо, сказывался синдром безуспешных наступательных
операций Западного фронта в осенне-зимней кампании 1943-1944 гг.
Это обстоятельство сказалось и на решениях германского командования. Уверовав по
опыту предшествующих боевых действий в прочность своей обороны на территории
Белоруссии, оно полагало, что советское командование и летом 1944 г. не решится
наносить главный удар в Белоруссии и потому ждало его на юге -- на Львовском
направлении. Вот почему к началу летнего наступления наших войск 24 из 34
танковых и моторизованных дивизий противник держал южнее Полесья. Как и
предвидел Жуков, когда началась Белорусская операция, командование
немецко-фашистских войск стало перебрасывать большинство танковых соединений в
Белоруссию, но в это время с некоторым отставанием по времени началась
Львовско-Сандомирская операция 1-го Украинского фронта, и часть немецких дивизий
пришлось возвращать на юг. Ее проведение сорвало германские планы по
массированному использованию основных сил бронетанковых войск для
последовательного нанесения контрударов и срыва нашего наступления на Львовском
и Белорусском направлениях. Это лишний раз свидетельствует о том, насколько
умело и продуманно советским командованием были выбраны сроки и
последовательность нанесения ударов по противнику.
В связи с развитием наступления в Белоруссии в более высоких темпах, чем
предполагалось, цели наступления фронтов были уточнены и перед ними поставлены
более глубокие задачи.
Координацию действиями 1-го Прибалтийского и 3-го Белорусского фронтов
осуществил маршал Василевский, с которым Жуков постоянно согласовывал свои
действия.
По решению Ставки ВГК в начале мая Жуков сдал маршалу Коневу должность
командующего войсками 1-го Украинского фронта и переключился на подготовку
Белорусской стратегической операции. В последующем он координировал действия
войск 1-го и 2-го Белорусских фронтов (командующие соответственно -- К.К.
Рокоссовский и Г.Ф. Захаров). Учитывая, что в Белоруссии предстояло действовать
в трудной лесисто-болотистой местности, а противник длительное время оборонялся
и создал мощную глубокоэшелонированную оборону, Жуков вместе с командующими
фронтами, командармами занялся самой тщательной подготовкой предстоящей
операции. В штабах фронтов и армий он наиболее детально рассматривал систему
огня и расположение резервов противника, порядок прорыва обороны и боевого
применения артиллерии, авиации и танков, проделывания проходов в минных полях и
прокладки колонных путей в болотистой местности, вопросы обеспечения
боеприпасами, горюче-смазочными материалами, подготовки личного состава и боевой
техники к предстоящим боевым действиям.
Как заместитель Верховного Главнокомандующего он добился, чтобы к операции более
полно была подключена не только фронтовая, но и дальняя авиация. Причем требовал
непременного массированного применения авиации. Забегая вперед, скажем, что
например, для разгрома группировки противника, которая стремилась вырваться из
окружения в районе Бобруйска, было применено сразу свыше 500 самолетов.
В соответствии с жуковской методикой на первом плане были вопросы введения
противника в заблуждение, обеспечения скрытности подготовки операции и
достижения внезапности действий на направлениях главных ударов. Как и в
предыдущих операциях, его деятельность отличалась исключительной конкретностью и
целеустремленностью. Это можно видеть на примере того, с какой тщательностью он
разрабатывал способы действий по разгрому Бобруйской группировки, в результате
чего могла рухнуть вся система обороны противника в полосе 1-го Белорусского
фронта.
"Г.К. Жукова, -- писал генерал С.М. Штеменко, -- в течение по крайней мере двух
недель с утра до ночи занимал вопрос, как лучше разделаться с противником в
районе Бобруйска? В поисках ответа Георгий Константинович выехал на правое крыло
1-го Белорусского фронта севернее Полесья и вместе с К.К. Рокоссовским собрал на
совет командармов П.И. Батова, А.В. Горбатова, П.Л. Романенко, С.И. Руденко.
Приглашены также командующий артиллерией фронта В.И. Казаков и командующий
бронетанковыми войсками Г.Н. Орел. Изучив характер местности и систему
неприятельской обороны, все сошлись на том, что если из последнего выхватить
здесь обширный кусок и после прорыва выжить немцев, то обнажится основание всей
их группировки в Белоруссии, и она рухнет полностью...
Представитель Ставки поработал на местности в полосе каждой армии, еще и еще раз
примериваясь и рассчитывая различные варианты операции, пока, наконец, не было
признано окончательно, что наилучшим способом решения задачи 1-го Белорусского
фронта будет окружение противника в районе Бобруйска с последующим уничтожением
окруженных. Этот мучительный вопрос разрешился, можно считать, только 19 июня".
В подготовке операции важное место занимали вопросы тылового и технического
обеспечения.
В отличие от прошлых войн такую операцию уже не мог начать по своему почину
никакой самый выдающийся полководец. Для того чтобы операция состоялась, должна
была работать вся страна, весь народ. При подготовке Белорусской операции только
в июне 1944 г. фронтам было подано более 75 тыс. вагонов с войсками, техникой,
боеприпасами и другими грузами.
Жуков несколько дней посвятил проверке подвоза боеприпасов и других материальных
средств. Убедившись, что своевременная поставка боеприпасов срывается, он
немедленно доложил об этом Верховному. Были приняты самые экстренные меры для
улучшения работы железнодорожного транспорта.
Заместитель Верховного Главнокомандующего основные усилия сосредоточивал на
работе в войсках 1-го Белорусского фронта, действующего на главном направлении,
но уделил необходимое время и 2-му Белорусскому фронту, где особо кропотливо
занимался вопросами прорыва обороны и форсирования р. Проня. Причем, он
занимался не только оперативными, но и тактическими вопросами. Нередко часами
находился на переднем крае, изучая расположение противника, местность и
состояние своих войск.
В оперативно-стратегическом звене каждый элемент решения, каждый практический
шаг по подготовке операции были настолько всесторонне продуманы, столь тщательно
определены возможные варианты хода операции и необходимые меры на случай
неблагоприятного развития событий, что подчиненные войска ставились в
максимально благоприятные условия для выполнения возложенных на них задач. На
завершающем этапе подготовки операции по указанию Жукова во всех фронтах, армиях
были проведены командно-штабные учения по отработке предстоящих действий.
Все действия командиров и штабов были настолько глубоко проникнуты интересами
проведения в жизнь замысла операции, так органически слиты с тончайшими
особенностями обстановки, а методы организации боевых действий настолько
конкретны и предметны, что во всем этом творческом и организаторском процессе не
оставалось места для формализма, отвлеченных разговоров и теоретической
риторики. Делалось только то, что было нужно для предстоящего боя.
Для тактического стиля Жукова и Рокоссовского, свойственного и таким
военачальникам, как Черняховский, Батов, Крылов и др., была характерна
исключительная деловитость: вместо подробного заслушивания решения, как это
практиковалось иногда, -- внимательное изучение карты решения, затем несколько
вопросов: где точно передний край противника, рубежи переноса артогня во время
атаки, расчет времени на выдвижение танков с исходных позиций, откуда возможны
контратаки, и силы, средства для их отражения. Заслушав ответы, Жуков кратко и
четко уточнил порядок решения некоторых из этих задач. При работе на переднем
крае требовал показать места подготовки проходов в минных полях противника и
порядок их преодоления, сличал запланированные огни артиллерии на картах
командиров стрелкового батальона и артиллерийского дивизиона. В одной из
дивизий, обнаружив неточность, приказал командиру дивизии сличить все карты
командиров стрелковых и артиллерийских подразделений. Дал команду выпустить два
снаряда по одному из подготовленных участков огня. Убедился, что огонь
подготовлен в основном точно. Прибыв в исходный район танков НПП, заслушал
сжатый доклад офицеров танко-технической службы о готовности танков к бою и
после этого приказал командиру роты и механику-водителю головного танка вести
его по маршруту выдвижения танков НПП. Дойдя до рубежа развертывания и
убедившись, что командир роты знает места проходов в своих минных полях,
отправился на позиции полковой артиллерийской группы. И там -- никаких рассказов
или словесных объяснений того, как будет осуществляться выдвижение, смена
позиций или выполнение других задач. Все проверялось только практически, в деле.
За неполадки и погрешности в подготовке боевых действий был строжайший спрос.
Назначался срок устранения недостатков. При повторении ошибок некоторые
командиры отстранялись от должности и заменялись более энергичными и опытными.
Как и Жуков, такие военачальники, как Рокоссовский, Черняховский, Батов и многие
другие, с учетом приобретенного боевого опыта особо глубоко уяснили, что самыми
главными, решающими для успешного прорыва обороны являются два важнейших
условия: первое -- это тщательная разведка системы обороны и огневых средств
противника, второе -- точное наложение огня артиллерии и ударов авиации по
конкретным выявленным целям для надежного их уничтожения и подавления. Из
практики всех проведенных атак и наступательных боев становилось все более
очевидным, что если две эти задачи -- разведка и огневое поражение
осуществлялись точно и надежно, то даже при не очень организованной атаке
достигались успешное продвижение войск и прорыв обороны противника. Речь,
конечно, не идет о какой-либо недооценке необходимости успешных действий пехоты,
танков и других родов войск в ходе атаки и развития наступления. Без этого
невозможно в полной мере использовать и результаты огневого поражения
противника. Но верно и то, что никакая стройная и "красивая" атака не позволит
преодолеть сопротивление противника, если не подавлена его оборона.
Отношение к этому вопросу определяло и направленность боевой подготовки перед
началом наступательной операции. В одних случаях, как это было в войсках
Западного фронта зимой 1943--1944 гг., все сводилось к тренировкам по
развертыванию и движению подразделений в атаку, и лишь формально (часто
словесно) отрабатывались задачи ведения разведки и огневого поражения. В других,
как это было в войсках 1-го и 3-го Белорусских фронтов, наряду с отработкой
действий войск в атаке и в ходе наступления, главный упор делался на обучение
командиров, офицеров штабов, разведподразделений, артиллерийских и пехотных
наблюдателей, выявлению огневых средств противника и точному, эффективному
применению всех своих огневых средств. В тылу наших войск оборудовались также
опорные пункты, сходные с теми, которые предстояло встретить в глубине обороны
противника. На занятиях и учениях шла кропотливая работа по определению мест
расположения огневых средств противника днем и ночью, по сопоставлению схем
(карт) обозначенной обороны и результатов ее разведки, приемов вызова, переноса
и прекращения огня и многих других вопросов взаимодействия стрелковых, танковых,
артиллерийских и саперных подразделений. Подобные занятия и учения, конечно, не
были столь броскими и привлекательными, как, скажем, атаки танков и пехоты.
Можно сказать, что внешне они были очень рутинными и некоторым командирам
казались даже нудными, но на самом деле -- насыщенными большим внутренним
содержанием, воспроизводящим наиболее сложные и трудные вопросы ведения боя, от
которых в первую очередь зависел успех.
Потребовались немалое время и затрата очень большого труда, пока командиры и
разведчики овладели искусством выявления, засечки и точного нанесения на карты
огневых средств противника. С такой же тщательностью прорабатывались с
командирами всех уровней и другие вопросы организации боя. Все это, в конечном
счете, и обеспечило успех Белорусской операции.
Жуков, как и командующие фронтами постоянно уделял внимание взаимодействию с
партизанами. Белорусская операция началась 22 июля 1944 г., на несколько дней
раньше, чем намечалось первоначально. Это было вызвано необходимостью оказать
срочную помощь белорусским партизанам, оказавшимся к этому времени в очень
тяжелом положении. Дело в том, что, не ожидая в ближайшее время крупного
наступления советских войск в Белоруссии, но понимая, что со временем оно
состоится, гитлеровское командование решило бросить все охранные соединения и
резервы для полного блокирования и уничтожения партизанских соединений и частей,
чтобы покончить с ними и упрочить свой тыл до начала наступления советских
войск. И когда такое наступление действительно началось, некоторые германские
резервные соединения оказались неготовыми к своевременному нанесению контратак и
контрударов. Это обстоятельство также способствовало успешному прорыву обороны
противника и развитию наступления. Кстати, для помощи партизанам было заранее
подготовлено несколько колонн по 50--60 машин с продуктами и медикаментами,
которые начали движение в районы базирования партизан вслед за передовыми
частями сразу после прорыва обороны противника. Автору этих строк пришлось
возглавлять одну из таких колонн, направлявшуюся в район озера Палик.
Учитывая, что при проведении наступательных операций Западным фронтом зимой 1944
г. под Витебском, Оршей, Бобруйском, противник не раз перед атакой наших войск
отводил свои передовые подразделения в глубину, и наша артподготовка нередко
проводилась по "пустому" месту, за день до начала Белорусской операции в полосах
дивизий первого эшелона была проведена разведка боем передовыми батальонами,
которая позволила точнее установить подлинное начертание переднего края и
систему огня противника. В результате тщательно подготовленного артиллерийского
и авиационного наступления значительно повысилась эффективность огневого
поражения. Кроме того, по показаниям плененного генерал-лейтенанта Хиттера,
германское командование приняло разведку боем за очередное неудавшееся
наступление наших войск, и вследствие этого начавшееся наступление главных
советских сил на следующий день оказалось для него еще более неожиданным. В ходе
наступательной операции Рокоссовский, Захаров, Черняховский, Баграмян,
командующие армиями, командиры соединений широко маневрировали силами и
средствами, оперативно наращивая мощь наступления на направлениях, где намечался
наибольший успех. Осуществлялось также стремительное фронтальное и параллельное
преследование отходящего противника. Это позволило впервые в таком большом
масштабе окружить крупную группировку противника не в исходном положении для
наступления, как это происходило в районе Витебска и Бобруйска, но и в
оперативной глубине в ходе развития наступательной операции. Причем практически
одновременно осуществлялись окружение и уничтожение противника.
Все это и определило грандиозный успех Белорусской операции. В ходе операции на
первом этапе (с 22 июня по 4 июля) Жуков координировал действия 1-го и 2-го
Белорусских фронтов, которые разгромили Бобруйскую, Могилевскую группировки
противника, совместно с войсками 3-го Белорусского фронта окружили и уничтожили
восточнее Минска основные силы 4-й и 9-й немецких армий и с 18 июля по 2 августа
провели Люблин-Брестскую наступательную операцию с выходом на западную границу
СССР.
В результате Белорусской операции были разгромлены основные силы группы армий
"Центр" и нанесено серьезное поражение части сил группы армий "Север" и
"Северная Украина".
Были освобождены Белоруссия, часть территории Польши, Литвы и Латвии.
Наступление развивалось в полосе более 1100 км, войска продвинулись на глубину
до 500--600 км.
В августе 1944 г. с подключением к общему наступлению 1-го Украинского фронта
Жуков начал координировать действия этого фронта и 1-го Белорусского фронта при
проведении Львовско-Сандомирской операции. В целом и эта операция была успешно
завершена. Однако сам Жуков, отмечая эти успехи, вместе с тем, ради извлечения
уроков, критически оценивал и допущенные недостатки. Причем не сваливал их на
Конева или других подчиненных, а брал их главным образом на себя.
"В ходе войны, -- писал он, -- мы совершили немало ошибок, и об этих ошибках нам
надо писать в своих мемуарах. Я, во всяком случае, пишу. В частности, пишу о тех
ошибках, которые были у меня, как у координатора действий двух фронтов во
Львовско-Сандомирской операции, когда мы, имея более чем достаточные для
выполнения задачи силы, топтались перед Львовом, а я, как координатор действий
двух фронтов, не использовал эти силы там, где было необходимо, не сманеврировал
ими своевременно для успеха более быстрого и решительного, чем тот, который был
достигнут".
Несмотря на отдельные шероховатости, в целом в операциях 1944 г. методы работы
командующих, командиров и штабов, способы ведения наступательных операций были
доведены до высочайшего совершенства. Упорная и кропотливая работа Жукова,
Василевского, Рокоссовского, Конева, Говорова, Малиновского, Толбухина,
Баграмяна, Черняховского, Ватутина, Мерецкова, Петрова, Еременко, Воронова и
других более опытных военачальников по обучению командующих армиями, командиров
соединений и частей при подготовке и ведению многочисленных операций на
протяжении всей войны не пропали даром и дали замечательные результаты. Ценой
многих ошибок и неудач, новых творческих свершений и побед военное искусство
нашей армии, как и полководцев, командиров достигло высочайшего уровня.
Был огромен размах проводимых ими операций. Стратегические и фронтовые операции
проводились на фронте от 400 до 1100 км и на глубину до 500--600 км. При этом
достигались более решительные результаты не только по глубине продвижения, но и
по разгрому более крупных группировок противника. Например, в контрнаступлении
под Сталинградом было разгромлено 50, в Белорусской операции -- 68 дивизий. Если
даже успешно проведенные фронтовые операции 1941--1942 гг. развивались на
глубину не более 100--150 км, в 1943 г. -- 200--250 км, то глубина
Ясско-Кишиневской операции 2-го Украинского фронта в 1944 г. -- 250 км, а
Белорусских фронтов летом 1944 г. -- 500--600 км.
По настоянию Жукова достижению высокой результативности наступательных операций
способствовало более широкое и умелое применение таких смелых форм оперативного
маневра и решительных способов ведения операций, как окружение и уничтожение
крупных группировок войск противника. За первые два года войны окружение и
уничтожение противника было достигнуто лишь под Сталинградом. А в 1944 г., как
правило, большинство наступательных операций сопровождалось окружением и
уничтожением основных вражеских сил. Причем, в отличие от Сталинградского
сражения, в последующих наступательных операциях окружение и уничтожение
противника планировалось и осуществлялось как единый неразрывный процесс, когда
одновременно создавались как активно действующий внутренний, так и внешний
фронты окружения. Это позволило добиваться уничтожения окруженных группировок в
более короткие сроки. При этом, в отличие от методов, применявшихся германским
командованием, операции советских войск на окружение и уничтожение противника не
превращались в самоцель. И этот весьма эффективный способ разгрома противника не
сводился к шаблону, годному для любых условий обстановки. Выбор конкретных
способов разгрома противника осуществлялся с учетом целей операции, расположения
группировок и характера обороны противника, местности и других условий
обстановки.
Для советского военного искусства в целом и для полководческого искусства Жукова
в 1944 г. особенно характерна более смелая и решительная концентрация сил и
средств на направлениях главных ударов. На этих направлениях, составлявших
примерно 1/3 общей протяженности фронта, обычно сосредоточивалось до 50% личного
состава, 60--65% артиллерии и танков, основная часть авиации с учетом возросшей
глубины и прочности обороны противника. Создавались высокие плотности сил и
средств. Скрытное массирование сил и средств в третьем периоде войны
обеспечивало огромную мощь первого удара и быстрое развитие успеха в глубину и в
стороны флангов.
Совершенствовались оперативное построение и боевые порядки войск. Следует
сказать, что требования приказа НКО No 306 и боевого устава 1942 г. (БУП-42) об
одноэшелонном построении боевых порядков подразделений, частей и дивизий в целом
не оправдали себя.
Жуков еще после Сталинграда отказался от этой практики. Уже начиная с 1943 г. и
в полной мере в 1944-1945 гг., когда увеличилась глубина и мощь оборонительных
рубежей противника и возросли возможности наших войск, стало применяться двух-,
а порой и трех-эшелонное построение войск в частях, соединениях и объединениях
(например, 57-я армия в Ясско-Кишиневской операции).
В операциях 1944 г. дальнейшее развитие получили формы проведения стратегических
операций. Если в ходе первой мировой и гражданской войн стратегические
наступательные операции проводились силами отдельных фронтов, то во время
Великой Отечественной войны основной формой проведения стратегических
наступательных операций стали операции групп фронтов. В принятии решений по всем
этим операциям активное участие принимал Жуков, в большей части из них он
координировал действия двух-трех фронтов. К их проведению привлекались от двух
до пяти фронтовых объединений, соединения авиации дальнего действия войск ПВО
страны, а на приморских направлениях -- и силы флотов. Проведение операций
нескольких фронтов под руководством Ставки ВГК позволяло более согласованно
использовать и объединять их усилия для решения крупных стратегических задач,
более рационально применять имеющиеся силы и средства, своевременно привлекая на
главные направления войска и авиацию с других участков советско-германского
фронта.
Управление войсками в стратегических операциях осуществляла непосредственно
Ставка ВГК через Генштаб, своих представителей на фронтах и командующих войсками
фронтов. Жуков в течение всего 1944 г. непрерывно находился на фронтах.
Он добивался как в оперативном, так и в тактическом звеньях максимального
приближения пунктов управления к впереди действующим подразделениям. При
подготовке наступательных операций он наиболее тщательно отрабатывал вопросы
прорыва обороны. Войска овладели искусством более быстрого прорыва обороны
противника, что было весьма мучительным процессом в операциях 1941--1942 гг. В
операциях 1944 г. нередко уже в первый день наступления удавалось прорвать
главную полосу обороны, а иногда и всю ее тактическую зону. Решающую роль в
развитии тактического успеха и стремительном развитии наступления играли
танковые корпуса и армии.
Полководческие заслуги и личное мужество Жукова в Белорусской операции были
отмечены награждением второй медалью "Золотая Звезда" Героя Советского Союза.
О Варшавском восстании
Говоря об операциях 1944 г., невозможно не остановиться еще на одном вопросе,
связанном с Варшавским восстанием 1944 г. Ибо до сих пор раздаются голоса о
виновности Красной Армии, которая якобы могла, но не пришла на помощь
восставшим. Это используется как еще один повод для обвинений Жукова и
Рокоссовского. Один из польских коллег на военно-исторической конференции в
Москве в 1995 г. так и заявил: "Это Жуков воспрепятствовал оказанию помощи
восставшим варшавянам".
Но реальные события того времени, новые документы, ставшие известными после
войны, опровергают такие наговоры.
Если без дипломатических уловок взглянуть правде в глаза, то совершенно ясно
вырисовываются главные глубинные истоки и причины не только поражения
Варшавского восстания, но и всей трагедии польского народа во время второй
мировой войны.
Еще в 30-е г. для предотвращения войны и нападения фашистской Германии на
Советский Союз особенно большое значение имело сохранение польского государства.
Учитывая это, СССР наверное мог бы предпринять более настойчивые усилия по
завоеванию доверия Польши, чтобы выступить на ее защиту совместно с Францией и
Англией. Ведь во время переговоров с западными странами Советский Союз даже не
попытался пригласить на эти переговоры Польшу, хотя и было ясно, что она
откажется от участия в них. Английский посол в Москве У. Сидс в своем донесении
в МИД Англии приводит высказывание К.Е. Ворошилова: "В течение всего периода
переговоров (имеются в виду англо-франко-советские переговоры -- М.Г.) польская
пресса и общественность заявляли, что они не хотят помощи от Советов, что же, мы
должны были завоевывать Польшу, чтобы предложить нашу помощь или нам надо было
на коленях умолять эту помощь принять". Действительно, в условиях, когда
правители Польши предпочитали скорее погубить свое государство, чем
"связываться" с Советским Союзом, оказать какую-либо помощь Польше было трудно.
Уже в ходе Великой Отечественной войны, когда польский народ пожинал плоды
предательства своих лидеров, 14 октября 1943 г. Бур-Коморовский на заседании КРП
(польского политического представительства) при рассмотрении вопроса о
возможности польского восстания на оккупированной территории цинично заявил: "Мы
не можем допустить до восстания в то время, когда Германия все еще держит
Восточный фронт и защищает нас с той стороны. В данном случае ослабление
Германии как раз не в наших интересах. Кроме того, я вижу угрозу в лице
России... Чем дальше находится русская армия, тем лучше для нас. Из этого
вытекает логическое заключение, что мы не можем вызвать восстание против
Германии до тех пор, пока она держит русский фронт и тем самым и русских вдали
от нас". Руководители буржуазной Польши были готовы продолжать сколько угодно
держать свой народ под фашистской оккупацией только ради того, чтобы не
поступиться своими узкоклассовыми интересами.
Если для некоторых лидеров, несмотря на трагическую гибель 6 млн поляков, и
фашизм не фашизм (как-никак он пришел с Запада), то кому и как можно было
помогать в том же 1944 г.?
Во-первых, правительство в Лондоне и Бур-Коморовский никак не хотели ни
сотрудничества, ни помощи со стороны Советской Армии. Мне пришлось участвовать в
боях за освобождение Вильнюса в составе 45-го неманского стрелкового корпуса,
которым командовал один из самых талантливых наших командиров польского
происхождения -- С.Г. Поплавский. Мы видели, какие он предпринимал усилия и
самые честные, искренние намерения с целью установления связей и сотрудничества
с польским подпольем при освобождении Вильнюса и других районов Литвы, где
проживало много поляков. Еще при подходе наших частей к этим районам он выслал в
тыл к немцам несколько групп офицеров для того, чтобы связаться с литовскими и
польскими патриотами. Многие рядовые подпольщики охотно шли на это. Но
руководители, связанные с Бур-Коморовским и другими лидерами Армии Крайовой
всячески темнили и, по существу, не хотели сотрудничать. С. Поплавский просил их
ударить с тыла по немцам с подходом частей корпуса к Вильнюсу, а они предприняли
попытку взять Вильнюс 7 июля и их 5-тысячный отряд был разбит германскими
частями. 45-й корпус и другие соединения 5-й армии овладели Вильнюсом 13 июля
уже без должного содействия польских патриотов. Пишу об этом потому, что сам все
это видел, выполнял ряд заданий генерала Поплавского по этим вопросам и знаю,
как все происходило на самом деле.
Примерно то же самое было 23 июля во Львове, но в еще большем масштабе случилось
под Варшавой.
1 августа по указанию лондонского эмигрантского правительства в Варшаве было
предпринято вооруженное восстание. О нем не были поставлены в известность ни
Ставка ВГК в Москве, ни командующий 1-м Белорусским фронтом К.К.Рокоссовский. По
заданию Верховного Рокоссовским были посланы к генералу Бур-Коморовскому два
офицера-парашютиста для связи и согласования действий, но он не пожелал их
принять, а судьба этих офицеров так и осталась неизвестной. До этого генерал
Коморовский принимал гитлеровских парламентеров, а тут не захотел принять
представителя союзной армии. Политическая цель восстания была понятна: захватить
Варшаву и объявить, что у Польши есть там правительство. Ради этого лондонские
польские лидеры бросили тысячи плохо вооруженных варшавян против
немецко-фашистских войск в период, когда советские войска еще не подошли к
Варшаве.
Как сообщалось в польских газетах, недавно в польских архивах удалось обнаружить
скрываемый на протяжении десятилетий документ, позволяющий понять, как
готовилось восстание, и убедиться в том, что героическая акция варшавян была
изначально обречена на провал.
Этот документ подтверждает, что в середине июня 1944 г. вблизи Юзефова
(пригорода Варшавы) состоялась тайная встреча старшего офицера немецкой службы
безопасности Пауля Фухса и командующего Армией Крайовой Тадеуша
Бур-Коморовского. На переговорах присутствовал немецкий офицер-переводчик,
впоследствии завербованный польской службой безопасности и представивший
детальный отчет об их ходе. В этом документе 50-летней давности воспроизводится
запись хода переговоров.
"ФУХС. Пан генерал, до нас дошли слухи, что вы намерены объявить о начале
восстания в Варшаве 28 июля и что в этом направлении с вашей стороны ведутся
активные приготовления. Не считаете ли вы, что такое решение повлечет за собой
кровопролитие и страдания гражданского населения?
КОМОРОВСКИЙ. Я только солдат и подчиняюсь приказам руководства, как, впрочем, и
вы. Мое личное мнение не имеет здесь значения, я подчиняюсь правительству в
Лондоне, что, несомненно, вам известно.
ФУХС. Пан генерал, Лондон далеко, они не учитывают складывающейся здесь
обстановки, речь идет о политических склоках. Вы лучше знаете ситуацию здесь, на
месте, и можете всю информацию о ней передать в Лондон.
КОМОРОВСКИЙ. Это дело престижа. Поляки при помощи Армии Крайовой хотели бы
освободить Варшаву и назначить здесь польскую администрацию до момента вхождения
советских войск...
Я знаю, что вам известны места, где я скрываюсь, что каждую минуту меня могут
схватить. Но это не изменит ситуации. На мое место придут другие, если Лондон
так решил, восстание, несомненно, начнется".
Удивляет жестокость польских эмигрантских деятелей. Бросают на верную и
бессмысленную гибель тысячи своих сограждан в условиях, когда гитлеровское
командование все заранее знало и готовилось к подавлению восстания. Заслуживает
внимания и такая деталь: немецкая служба безопасности, по признанию
Коморовского, знает каждую минуту, где он находится и не считает нужным его
схватить. Значит он был зачем-то нужен немцам. Не случайно и то, что после
подавления восстания Коморовский не нашел возможным перейти на сторону советских
войск (такая возможность была) и продолжить борьбу за освобождение Польши, а
предпочел сдаться германским спецслужбам. Таким образом, все было сделано для
того, чтобы затруднить, а в ряде случаев сделать невозможным оказание помощи со
стороны Советского Союза.
Во-вторых, несмотря на всю враждебность и авантюризм лондонских польских
правителей и во имя уважения к польскому народу, советское командование, в том
числе Жуков и Рокоссовский, в создавшихся условиях делали все возможное, чтобы
оказать помощь восставшим варшавянам. Некоторые историки и журналисты ставят
вопрос таким образом, что войскам 1-го Белорусского фронта надо было продолжить
наступление, идти навстречу восставшим и овладевать Варшавой. Но при этом не
учитывают, что войска фронта завершили грандиозную Белорусскую наступательную
операцию и, продвинувшись с непрерывными боями до 500--600 км, не имели
необходимых сил, боеприпасов для того,чтобы продолжать наступление.
И при сложившейся неблагоприятной обстановке в десятых числах августа войска
1-го Белорусского фронта предприняли ряд настойчивых попыток пробиться к
Варшаве. Но высокий левый берег Вислы давал большие преимущества обороняющимся и
затруднял наступление. Немцы отчаянно контратаковали на флангах и против
захваченных плацдармов на западном берегу реки. Тогда Жуков и Рокоссовский
выработали план освобождения Варшавы путем охвата города с севера и юга.
Предполагалось, что в город должна вступить 1-я армия Войска Польского. В это
время Ставка направила Жукова в Болгарию. Вернувшись, он застал продолжающиеся
тяжелые, изнурительные бои на подступах к Варшаве. В то время, когда тысячи
советских солдат и подлинных польских патриотов погибли в боях, в Лондоне и
вообще на Западе подняли шум по поводу того, что Красная Армия не хочет помогать
восставшим. Американская и английская авиация с больших высот демонстративно
сбрасывала грузы в районе Варшавы, но лишь немногое попадало к восставшим.
Более действенной была помощь со стороны советского командования. С 13 сентября
по 20 октября авиация 1-го Белорусского фронта совершила 4821 самолетный вылет
для оказания помощи восставшим, из них с грузами боеприпасов, продовольствия,
медикаментов -- 2535; причем наши ночные самолеты ПО-2 сбрасывали грузы с малых
высот и поэтому грузы, как правило, попадали по назначению.
Только 11 сентября войска 1-го Белорусского фронта, отбив многочисленные
контрудары и контратаки немецко-фашистских войск, смогли перейти в новое
наступление.
"К 14 сентября, -- писал Рокоссовский, -- они разгромили противника и овладели
Прагой... Вот когда было наиболее подходящее время для восстания в польской
столице! Если бы осуществить совместный удар войск фронта с востока, а
повстанцев -- из самой Варшавы (с захватом мостов), то можно было бы в этот
момент рассчитывать на освобождение Варшавы и удержание ее. На большее, пожалуй,
даже при самых благоприятных обстоятельствах войска фронта не были способны.
Очистив от противника Прагу, наши армии подошли к восточному берегу Вислы. Все
мосты, соединявшие предместье с Варшавой, оказались взорванными".
Как рассказывал Рокоссовский, десантные подразделения польской армии
высаживались на участках берега, которые должны были быть в руках повстанческих
отрядов. И вдруг оказалось, что на этих участках -- гитлеровцы. Вскоре стало
известно, что по распоряжению Бур-Коморовского и Монтера части и отряды Армии
Крайовой к началу высадки десанта были отозваны с прибрежных окраин в глубь
города. Их место заняли немецко-фашистские войска.
Итак, идея Бур-Коморовского, высказанная еще в 1943 г. о том, что ему выгоднее,
чтобы фашистские войска как можно дольше удерживали фронт против советских
войск, настойчиво проводилась в жизнь. А всякие байки о том, что советские
войска не хотели помочь Варшавскому восстанию -- это все неуклюжие сказки,
рассчитанные на неосведомленных людей. Вот так при соприкосновении с
действительными историческими фактами лопается и еще одна сплетня о Жукове и
Рокоссовском.
Можно было бы не занимать так много внимания читателя этими вопросами, если бы
они не сохраняли своей актуальности для нашего времени, особенно в связи с
расчетами некоторых польских кругов найти свое спасение и счастье только в НАТО.
Остается надеяться, что польский народ все же извлечет уроки из своей истории и
не будет считать, что только бур-коморовские правильно отражали его национальные
интересы.
Как фронтовик, участвовавший в освобождении Польши, смею заверить, что, несмотря
на все наши многие взаимные ошибки и несправедливости, Жуков и Рокоссовский,
Поплавский, Берлинг и Сверчевский, 600 тыс. советских солдат и многие тысячи
поляков, отдавших жизни за освобождение Польши, искренне хотели ей добра,
надеялись на взаимопонимание между нашими народами.
Вселяет надежду то, что наиболее дальновидные политики Польши понимают значение
отношений с Россией. "Неправы те политики в Польше, -- говорит Президент Польши
Александр Квасьневский, -- особенно правой ориентации, которые утверждают, что
чем хуже будут наши отношения с Россией, тем быстрее мы окажемся в структурах
европейской безопасности. Сегодня, как и прежде, никто на Западе не будет
"умирать за Гданьск".
Возвращаясь к деятельности Жукова, подчеркнем, что попытки советских войск вести
наступление, в том числе и с целью оказания помощи Варшавскому восстанию,
продолжались до начала октября 1944 г., т.е. до тех пор, пока восставшие
сражались (восставшие капитулировали 2 октября).
В конце сентября 1944 г. по поручению Ставки Г.К. Жуков прибыл в район Варшавы в
полосу действий 1-го и 2-го Белорусских фронтов. Он сразу побывал в 47-й и 70-й
армиях, которые вели тяжелые бои по удержанию и расширению плацдармов на р.
Нарев. Войска успеха не имели и несли большие потери. Только 2-я танковая армия
потеряла 500 танков и самоходных орудий. Представитель Ставки пришел к выводу о
необходимости прекращения этих бесплодных атак, закрепления на достигнутых
рубежах и подготовки новой наступательной операции. С этим был согласен и К.
Рокоссовский, но по требованию Ставки он был вынужден продолжать попытки
наступать. Во время войны именно в ходе таких атак войска несли наибольшие
потери. Сталин не согласился с доводами Жукова и вызвал его вместе с командующим
войсками фронта в Москву. В ходе заседания Ставки Сталин и Молотов продолжали
оказывать сильнейший нажим на двух маршалов, требуя от них продолжения
наступления и обещая при этом усиление авиацией, артиллерией и танками. Но
маршалы стояли на своем. Видимо, на Сталина больше всего подействовал аргумент
Жукова о том, что плацдармы северо-западнее Варшавы в оперативном отношении не
очень то и нужны, так как в последующем брать Варшаву придется с юго-запада.
После долгих препирательств Верховный, наконец, принял предложение своего
заместителя о целесообразности перехода войск к обороне.
Продолжая бесплодные атаки войсками, утратившими свои наступательные
возможности, еще долгое время невозможно было бы освободить Варшаву, всю Польшу
и другие страны из-под власти фашизма. Нужна была новая, хорошо подготовленная
наступательная операция. И она через некоторое время состоялась.
Как бы кто к Жукову ни относился, но есть исторический факт: Жуков стоял во
главе советских и польских войск, освободивших Варшаву и основную часть польских
земель.
Кстати, это еще один замечательный хрестоматийный пример для военной истории.
Нередко так и бывает на войне. Командование приковывает свое внимание к полосе
действий того или иного объединения, соединения, выполняющего трудную, ранее
казавшуюся важной задачу, и продолжает смотреть на нее прежними глазами в рамках
интересов завершающейся операции. Затягивание с выполнением задачи (в данном
случае с расширением плацдармов р. Нарев) обычно вызывает раздражение высокого
начальства и оно, ослепленное только этим фактом, этой задачей, упорно
добивается ее выполнения, растрачивая напрасно время, силы и средства. Но
оказывается, стоит посмотреть на все это с точки зрения перспектив развития
стратегической обстановки, новых задач, которые придется решать в последующей
операции и становится ясным, что прежнюю задачу, над которой упорно бьемся, уже
и не нужно решать или решать ее следует совсем по-другому. Вот эта способность
Жукова воспринимать обстановку в широком диапазоне, в ее непрестанном
динамическом развитии, сверять решаемые задачи с тем, что ждет впереди -- всегда
была одной из замечательных черт его стратегической одаренности.
Если бы критики, разлагольствующие о полководческой посредственности Жукова,
могли знать, или в состоянии были понять, как редко и нелегко приходят подобные
озарения военной мысли, им, мягко говоря, было бы очень неловко.
В конце 1944 г. Жуков своевременно увидел возможность наступления на другом
направлении. В результате успешного развития Белорусской операции в июле
сложилась благоприятная обстановка для того, чтобы войскам 3-го и 2-го
Белорусских фронтов с ходу ворваться в Восточную Пруссию, которую германскому
командованию в то время было нечем оборонять. По приказу Гитлера для этой цели
начали только формироваться 15 "гренадерских дивизий". Учитывая это, Жуков
предложил Сталину взять с 1-го Украинского фронта часть сил, в том числе одну
танковую армию, и направить на Восточно-Прусское направление. Однако убедить в
этом Сталина не удалось. Эта была большая стратегическая ошибка, которая
потребовала в последующем проведения тяжелейшей и самой длительной в истории
войны (около 3 месяцев) Восточно-Прусской наступательной операции. А нависающее
положение германской группировки войск в Восточной Пруссии создало большие
затруднения в проведении Висло-Одерской и Берлинской операции.
Как уже говорилось, 22 августа Сталин вызвал Жукова в Москву и поставил задачу
вместе с С.К. Тимошенко оказать помощь командованию 3-го Украинского фронта
(командующий маршал Ф.И. Толбухин) в подготовке к вводу советских войск на
территорию Болгарии. И эту военно-политическую задачу он выполнил со
свойственным ему творчеством и основательностью. Человеку, не знающему высшие
сферы того времени, может показаться, конечно, странным, что в 3-м Украинском
фронте уже находились представитель Ставки ВГК маршал Тимошенко, болгарский
руководитель Г. Димитров и еще туда направился Г. Жуков. У Тимошенко это
протеста не вызвало, хотя в душе, видимо, скребло. И это не впервые. При прорыве
блокады Ленинграда назначены представители Ставки: К. Ворошилов -- на
Ленинградский фронт, Г. Жуков -- на Волховский. Однако последнему поручается
организация взаимодействия между двумя фронтами. Во время Курской битвы при
Воронежском фронте находится начальник Генштаба А.М. Василевский, но с
возникновением угрозы прорыва танковых группировок противника в районе
Прохоровки Верховный срочно направляет туда еще и Жукова. Все это, с одной
стороны, говорит о том, что Сталин особой деликатностью не отличался. С другой
-- о том, что последний, несмотря на крайне ревнивое отношение к Георгию
Константиновичу, все же был вынужден считаться с его авторитетом, незаурядными
способностями и знал, что в особо сложные кризисные моменты именно он может,
лучше чем кто-либо другой, выправить положение или посылал его (как например на
3-й Украинский фронт), когда хотел застраховать себя от всяких случайностей и
решить задачу наверняка. Вместе с тем эта вынужденность всякий раз в трудную
минуту обращаться к Жукову постепенно накапливала и заряд раздражения,
недоброжелательности к нему, который разрядился у Сталина после войны.
Но все это еще впереди. А пока наступает завершающий период войны, и Жукова ждут
новые дела и испытания.
    7. На Варшавско-Берлинском направлении
Висло-Одерская операция
В печати не раз говорилось, в частности, в статье Д. Ортенберга, о снятии,
смещении К. Рокоссовского с должности командующего 1-го Белорусского фронта. Но
в данном случае речь шла о действительной оперативно-стратегической
целесообразности, интересах дела. Когда под Сталинградом с целью улучшения
управления войсками, занятыми уничтожением окруженной группировки противника,
объединяли Сталинградский и Донской фронты, у генерала А. Еременко, с самого
начала сражавшегося под Сталинградом, было больше моральных оснований для того,
чтобы остаться во главе объединенного фронта. но с точки зрения интересов дела
назначение К. Рокоссовского было более предпочтительным. Да и Жукова не раз
перемещали с одного фронта на другой: с Резервного (по названию, но по существу
воюющего) и действовавшего на главном Московском направлении, -- на
Ленинградский, а затем на Западный фронт, в последующем на 1-й Украинский фронт
и т.д. Такие перемещения неправомерно квалифицировать как отрешение от
должности.
В конце 1944 -- начале 1945 г. война вступала в свою завершающую стадию. В
ноябре 1944 г. Сталин вызвал к себе Жукова и объявил ему о назначении
командующим войсками 1-го Белорусского фронта вместо К.К. Рокоссовского, который
назначался командующим войсками 2-го Белорусского фронта.
Георгий Константинович поступил благородно: ответив, что готов командовать любым
фронтом, вместе с тем счел нужным заметить, что перемещение Рокоссовского на
менее важный фронт может обидеть его. Верховный, по словам Жукова, сказал: "У
вас больше опыта, вы и впредь останетесь моим заместителем. Что касается обиды,
то мы не красные девицы. Я сейчас поговорю с Рокоссовским". В ходе тут
происшедшего разговора по телефону Константин Константинович, конечно, просил
оставить его на 1-м Белорусском фронте. На что Сталин ответил: "Этого сделать
нельзя. На главное направление решено поставить Жукова, а вам принять 2-й
Белорусский фронт".
После войны по этому поводу ходили разные версии. Сам Рокоссовский, будучи в
Польше, признавался, что ему очень хотелось быть во главе фронта, освобождающего
Варшаву и Польшу. Но Сталин, скорее всего, кроме сложности предстоящих задач,
необходимости большого опыта, учитывал и то обстоятельство, что с учетом
предстоящей капитуляции Германии в Берлин должен прийти наиболее авторитетный
военачальник, заместитель Верховного Главнокомандующего, человек, стоявший во
главе обороны Москвы, по вполне понятным причинам -- не в последнюю очередь
русский человек.
Сталин на заседании Ставки предложил, чтобы в завершающих операциях руководство
всеми фронтами было передано непосредственно в руки Ставки без назначения
представителей на важнейших направлениях -- здесь можно провести аналогию с
Александром I, который в 1813 г. отстранил Кутузова от главнокомандования и
вступил в Париж во главе русских войск.
16 ноября 1944 г. Жуков вступил в должность командующего войсками 1-го
Белорусского фронта, преисполненный чувством ответственности и решимостью
достойно завершить войну и довести ее до победного конца.
Замысел завершающей кампании войны разрабатывался Генштабом. Несмотря на то, что
в этой кампании тесное взаимодействие фронтов имело особенно большое значение,
Сталин почему-то решил рассмотрение замысла стратегической операции на западном
направлении провести путем вызова каждого из командующих отдельно, не собирая их
вместе, как это было раньше при подготовке, например, Белорусской операции.
Г.К. Жуков, ознакомившись с замыслом предстоящих операций на 1945 г., не
согласился с идеей прямого лобового удара на Варшавско-Берлинском направлении. К
началу 1945 г. противник на этом направлении подготовил глубокоэшелонированную
оборону до 500 км, последовательное преодоление которых могло бы замедлить
наступление и привести к излишним потерям. Поэтому он предложил наносить главный
удар в направлении Лодзи и Познани, что обеспечивало большую свободу маневра и
позволяло обходить наиболее укрепленные районы вражеской обороны. В конечном
счете Ставка согласилась с соображениями заместителя Верховного
Главнокомандующего и в планы операций 1-го Белорусского и 1-го Украинского
фронтов были внесены соответствующие уточнения.
С точки зрения развития военного искусства и полководческого почерка Г.К. Жукова
и И.С. Конева, Висло-Одерская операция является наиболее характерной. Она была
проведена в январе -- начале февраля 1945 г. силами 1-го Белорусского и 1-го
Украинского фронтов.
По размаху, уровню военного искусства и достигнутым военно-политическим
результатам Висло-Одерская операция стала одной из выдающихся операций Великой
Отечественной и второй мировой войны в целом. В ней приняли участие 16
общевойсковых, 4 танковые и две воздушные армии -- всего 2,3 млн человек; 7 тыс.
танков и САУ, 33,5 тыс. орудий и минометов, 5 тыс. самолетов. Боевые действия в
ходе операции развернулись в полосе более 500 км. В стремительном наступлении
войска 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов разгромили основные силы
фашистской группы армий "А" и продвинулись на глубину до 500 км. Была
освобождена значительная часть Польши, и военные действия перенесены на
территорию фашистской Германии. Советские войска достигли рубежа, находившегося
в нескольких десятках километров от Берлина.
В Висло-Одерской операции совместно с советскими войсками доблестно сражались
соединения Войска Польского. Как известно, создание Войска Польского началось
весной 1943 г. на территории СССР с формирования 1-й польской пехотной дивизии
имени Т. Костюшко, получившей боевое крещение в октябре 1943 г. в Белоруссии. С
помощью Советского Союза были созданы и вооружены в марте 1944 г. 1-я армия, а
во второй половине года и 2-я армия Войска Польского, которые совместно с
советскими войсками приняли активное участие в заключительных операциях войны,
завершивших разгром гитлеровского фашизма.
Висло-Одерская операция явилась одним из примеров выполнения союзнического долга
советскими вооруженными силами. По планам Верховного Главнокомандования
Висло-Одерская операция должна была начаться 20 января 1945 г. Однако немецкое
командование внезапным переходом в наступление на западном фронте в Арденнах
поставило англо-американские войска в крайне трудное положение. По просьбе
правительства Англии наше Верховное Главнокомандование приняло решение начать
наступление 12 января, то есть на 8 дней раньше намеченного срока, и тем самым
вынудило фашистское командование снимать войска с Западного и перебрасывать на
Восточный фронт. В ходе проведения операции советское командование принимало все
меры к постоянному наращиванию усилий, развитию стремительного наступления с
тем, чтобы совместно с союзными войсками на западе в кратчайшие сроки завершить
разгром врага и избавить народы Европы от фашистского ига.
Возросшие возможности советских вооруженных сил позволяли уже проводить
одновременно не одну-две стратегические операции, как это было в предыдущих
периодах войны, а целый ряд увязанных единым замыслом стратегических операций на
всем советско-германском фронте.
В соответствии с военно-политическими целями и необходимостью в кратчайшие сроки
завершить разгром врага было избрано направление сосредоточения сил и средств
для проведения операций на всех важнейших стратегических направлениях. Жуков,
как заместитель ВГК внес предложение по уточнению плана действий не только 1-го
Белорусского, но и других фронтов. По своей инициативе согласовал ряд вопросов
взаимодействия с командующими соседних фронтов К.К.Рокоссовским и И.С. Коневым.
В частности, свертывание обороны противника на север и северо-восток силами 2-го
Белорусского фронта, на юг и юго-запад силами 1-го Украинского фронта создавало
благоприятные условия для действий 1-го Белорусского фронта на
Варшавско-Познаньском направлении. Для преодоления возникших впоследствии в ходе
операции 1-го Белорусского фронта сложностей с обеспечением флангов было
предусмотрено создание достаточных резервов не только в начале, но и в ходе и к
концу операции. Жуков и другие командующие фронтами еще на стадии планирования
операции глубоко проанализировали возможные действия противника и с учетом этого
определили различные варианты действий наших войск. В ходе операции, умело
осуществляя разведку противника, советское командование гибко реагировало на все
изменения обстановки и своевременно уточняло ранее принятые решения.
В системе Висло-Одерской операции центральное, ведущее положение занимала
Варшавско-Познаньская операция 1-го Белорусского фронта, осуществленная под
командованием Маршала Советского Союза Г. Жукова.
Начиная со смелости и широты замысла операции, умения предвидеть ход ее
развития, изыскания новых, неожиданных для противника способов действий и кончая
вопросами тщательности и кропотливости подготовки операции, всестороннего ее
обеспечения, твердости управления войсками в ходе операции -- во всех аспектах
этой выдающейся операции лежит печать личности Жукова.
Замысел операции состоял в том, чтобы расчленить противостоящую группу армий "А"
и разгромить ее по частям. Главный удар наносился с Магнушевского плацдарма
силами 61-й, 5-й ударной, 8-й гвардейской, 1-й и 2-й танковых армий в
направлении Кутно -- Познань. Вспомогательные удары -- с Пулавского плацдарма
силами 69-й и 33-й армий в направлении Радом, Лодзь, севернее Варшавы наносила
удар 47-я армия. 1-ая армия Войска Польского получила задачу начать наступление
на 4-й день операции и во взаимодействии с другими армиями овладеть Варшавой.
Таким образом с самого начала операции создавались условия для расчленения
противника и разгрома его по частям.
И эту операцию Жуков очень основательно готовил, считая первоочередной заботой
всех командиров сбережение людей и выполнение задач с наибольшей эффективностью.
Только это осуществлялось не громкими фразами и призывами, а самоотверженной
кропотливой работой по тщательной организации боевых действий. Например, с
учетом наличия между Вислой и Одером семи глубоко эшелонированных оборонительных
рубежей, которые опирались, как правило, на водные преграды, особое внимание
уделялось подготовке передовых отрядов для стремительных действий, их
взаимодействию с авиацией, чтобы овладеть этими рубежами до занятия их
противником. Маршал Жуков лично провел показное занятие по действиям передовых
отрядов в оперативной глубине. При подготовке операции на все батальонные,
полковые и другие подобные учения привлекались артиллерийские, инженерные части
и другие средства усиления, которые должны были совместно выполнять боевые
задачи. Учения и тренировки в начале проводились в основном тактико-строевым
методом, а затем завершались слитной отработкой всех учебных вопросов и боевым
слаживанием подразделений и частей.
Как и при подготовке прежних операций, Жуков, исходя из конкретных сложившихся
условий, ищет пути, как обмануть противника, применить то, чего еще не было в
других операциях, имея в виду, что для каждого боя и операции годится лишь то,
что наиболее полно учитывает особенности именно данной обстановки. После
внимательного изучения противника, положения своих войск и местности, сверки
своих мыслей с командармами, командирами соединений и частей, он вновь находит
способ как разнообразить действия войск в начале операции, чтобы они были
неожиданными для противника и обеспечивали действия войск наверняка.
Больше всего его беспокоила возможность того, что германское командование может
в последний момент отвести в глубину свои передовые подразделения и впустую
выложить всю мощь нашей артиллерийской подготовки. В этом случае вражеская
оборона осталась бы не подавленной и войска могли встретить организованное
сопротивление, наступление могло застопориться.
Поэтому командующий фронтом решил не проводить сразу намеченную 2-х часовую
артиллерийскую подготовку. Утром 14 января был проведен артналет
продолжительностью 25 минут и началась атака передовых батальонов. Пехота
противника, ожидавшая наступления после продолжительной артподготовки,
оставалась в укрытиях и оказалась не готовой к отражению нашего наступления.
Наши передовые батальоны, овладев опорными пунктами первой линии, ворвались в
глубину обороны противника. Внезапности способствовало и то, что в других
операциях обычно наступление главных сил начиналось на следующий день после
разведки боем. В данном случае командующий фронтом решил сразу развить успех
передовых батальонов ("особого эшелона") главными силами дивизий первого
эшелона. Это дало возможность в первый же день прорвать неприятельскую оборону с
Пулавского плацдарма на 18--20 км и с Магнушевского плацдарма на глубину до
10--12 км. Весьма важно и то, что было сэкономлено огромное количество
артиллерийских боеприпасов, которые очень пригодились затем при развитии
операции на большую глубину, чем планировалось.
Внезапные и умело организованные действия войск при прорыве обороны
предопределили успешное начало всей операции. 16 января командующий фронтом ввел
в сражение 2-ю танковую армию, которая стремительным ударом продвинулась до 80
км и перерезала пути отхода противника в районе Сохачев.
Войска фронта, развивая стремительное наступление с темпом до 25 км в сутки, а
танковые -- до 70 км, к 25 января овладели рубежом Быдгощ, Познань и на неделю
раньше установленного Ставкой срока выполнили поставленную задачу. Случай крайне
редкий за всю войну! За выдающиеся успехи в Висло-Одерской операции Г.К. Жуков
был награжден вторым орденом "Победа".
Если подходить формально, казалось бы естественным, что наступательная операция
успешно завершена и теперь надо закрепляться и готовиться к выполнению новых
задач, которые будут поставлены старшим начальником. Но не для Жукова, который
мыслил не только в рамках фронта, но и в масштабе всей стратегической
обстановки. Он ясно видел, что 2-й Белорусский фронт, повернув по указанию
Ставки резко на север и северо-восток, оторвался от правого фланга 1-го
Белорусского фронта и между фронтами образовался разрыв до 100 км, несколько
отставал и 1-й Украинский фронт, занятый уничтожением противника в районе
Катовице. В этих условиях устремляться дальше вперед было крайне рискованно.
После всего сделанного, да еще в конце войны для самого командующего фронтом не
было никакого резона терпеть неудачу, которая перечеркнула бы все прежние его
заслуги. Он хорошо знает, что его ждет в этом случае. Но Жуков живет прежде
всего интересами дела. Он рискует, но идет на этот риск обоснованно, тщательно
взвесив вероятные действия противника и возможности своих войск. Как командующий
фронтом, которому предстоит брать Берлин, Жуков отдает себе отчет в том, что
если немедленно не сделать рывок из последних сил и не выйти на р. Одер, то
противник займет подготовленные оборонительные рубежи и тогда потребуются
длительные усилия с большими потерями войск и вообще окончание войны может
затянуться.
Исходя из таких соображений, он обращается в Ставку с предложением разрешить его
фронту продолжать наступление. Сталин категорически возражал, и тогда состоялся
следующий разговор с председателем Ставки:
"Днем 25 января, -- пишет Жуков, -- мне позвонил Верховный. Выслушав мой доклад,
он спросил, что мы намерены делать дальше.
-- Противник деморализован и не способен сейчас оказать серьезное сопротивление,
-- ответил я. -- Мы решили продолжать наступление с целью выхода войск фронта на
Одер. Основное направление наступления -- Кюстрин (Костшин), где попытаемся
захватить плацдарм. Правое крыло фронта развертывается в северном и
северо-западном направлениях против Восточно-Померанской группировки, которая не
представляет пока серьезной непосредственной опасности.
-- С выходом на Одер вы оторветесь от фланга 2-го Белорусского фронта больше чем
на 150 километров, -- сказал И. В. Сталин. -- Этого сейчас делать нельзя. Надо
подождать, пока 2-й Белорусский фронт закончит операцию в Восточной Пруссии и
перегруппирует свои силы за Вислу.
-- Сколько времени это займет?
-- Примерно дней десять. Учтите, -- добавил И. В. Сталин, -- 1-й Украинский
фронт сейчас не сможет продвигаться дальше и обеспечивать вас слева, так как
будет занят некоторое время ликвидацией противника в районе Оппельн (Ополе. --
М.Г.) -- Катовице.
-- Я прошу не останавливать наступления войск фронта, так как потом нам будет
труднее преодолеть Мезерицкий укрепленный рубеж. Для обеспечения нашего правого
фланга достаточно усилить фронт еще одной армией.
Верховный обещал подумать, но ответа в тот день мы не получили".
Позже Сталин уступил и согласился с предложением командования фронта о
продолжении наступления.
Интересно, что получив согласие Ставки на продолжение наступления, Г.К. Жуков,
реализуя свое неиссякаемое творчество и оригинальность мышления, не
предпринимает огульного методичного наступления, а находит своеобразный,
подходящий именно только для данной обстановки способ для совершения
оперативно-стратегического броска крупной массы войск с целью сорвать замысел
противника по организации обороны на Померанском, Мезерицком укрепленных
оборонительных рубежах и стремительного выхода к р. Одер. Он бросает вперед
танковые армии, которые начали действовать в большом отрыве от остальных войск,
занятых уничтожением окруженных группировок противника в Познани и других
городах, для лучшего взаимодействия с танковыми армиями, требует выслать вперед
сильные передовые отряды от общевойсковых армий, направляет основные силы
авиации на поддержку всего этого эшелона развития успеха, тем самым добиваясь
организованного и стремительного развития наступления. Одновременно принимает
меры для надежного обеспечения своего правого фланга, и ряд других мер, чтобы
нейтрализовать возникающие опасности и по возможности уменьшить проявление
отрицательных сторон риска.
Таким образом, в действиях командования 1-го Белорусского фронта (с подходом
войск фронта к Померанскому и Одерскому оборонительным рубежам противника)
проявились зрелость и высокий уровень военного искусства. С одной стороны,
смелое решение продолжать наступление, чтобы овладеть Одерским оборонительным
рубежом прежде, чем противник успеет занять его крупными силами. С другой,
смелость, решительность и умение пойти на риск сочетались с прозорливостью,
благоразумием, известной осторожностью, рассчитанной на гарантированное
достижение успеха в операции. Командующий войсками фронта, с согласия Ставки
ВГК, не предпринимает непродуманного быстрого продвижения к Берлину, а
захватывает плацдарм на реке Одер (Одра), создавая выгодные условия для
проведения последующей наступательной операции.
Из всего этого становится ясным, насколько важно при принятии решения,
планировании операции не только располагать исчерпывающими сведениями о составе
вражеской группировки, но и глубоко вскрывать возможный замысел действий
противника, предвидеть и продумать возможные условия развития операции,
тщательно рассчитать соотношение сил, необходимые группировки и состав своих
войск, определить наиболее целесообразные и неожиданные для противника способы
действий, всесторонне обеспечить и подготовить операцию в морально-политическом,
оперативном, тыловом и техническом отношениях.
Поразительная проницательность Жукова, умение далеко вперед рассчитывать ход
развития операции, его личное мужество и высочайшая ответственность за
выполнение своего долга позволяют сберечь десятки тысяч солдатских жизней, в
более короткие сроки выйти к р. Одер, захватить плацдармы на ее западном берегу
и создать выгодное оперативное положение для завершающего удара по Берлину.
Берлинская операция
Берлинскую операцию Г.К.Жуков считал одной из наиболее трудных своих операций.
Каждая операция по-своему трудна. Но при подготовке этой операции особенно
причудливо и остро переплелись в один сложнейший узел многие
военно-политические, стратегические, дипломатические и психологические факторы,
которые надо было во взаимосвязи разрешить.
Главная особенность обстановки состояла в том, что война завершалась, советские
войска, оборонявшие Москву, под руководством Г.К. Жукова пришли к Берлину. Видя
свою неминуемую гибель, фашистское руководство собрало для обороны Берлина все
имевшиеся силы: свыше 1 млн. человек, 11,5 тыс. орудий и минометов, 1500 танков
и самоходных орудий, 3300 самолетов.
Гитлеровское командование было полно решимости оказать отчаянное сопротивление и
стремилось любой ценой удержать район Берлина и в целом оборону на
советско-германском фронте. Против Советской Армии действовало 214 дивизий и 14
бригад, а против англо-американских войск всего 60 слабо укомплектованных
дивизий. В тылу групп армий "Висла" и "Центр" формировались стратегические
резервы. Непосредственно в Берлине создано 200 батальонов "фольксштурма". На
подступах к Берлину была создана сильная, не просто глубокоэшелонированная, а,
по существу сплошная оборонительная полоса глубиной до 60--70 км, она включала
Одерско-Нейсенский рубеж глубиной до 20--40 км, имевший три полосы, и Берлинский
оборонительный район. Наиболее сильная группировка была создана против
Кюстринского плацдарма. Оперативная плотность сил и средств на этом участке
составляла 3 км на дивизию. На 1 км фронта приходилось 60 орудий и минометов.
Приказ Гитлера об обороне Берлина гласил: "Жилые дома превратить в крепости,
железобетонные сооружения -- в опорные пункты... Противнику не давать ни минуты
спокойствия, он должен быть обескровлен и изойти кровью в борьбе за опорные
пункты... Предпосылкой успешной обороны Берлина должна быть оборона до
последнего жилого блока, каждого дома, каждого окна... Нет нужды в том, чтобы
каждый обороняющий столицу империи знал детально военное дело, гораздо важнее,
чтобы каждый был воодушевлен фанатичным желанием и волей к борьбе, знал: весь
мир с затаенным дыханием следит за этой борьбой и что борьба за Берлин решит
судьбу войны".
И надо сказать, что этот приказ выполнялся. Нацистские злодеи сражались упорно и
фанатично.
Все основные здания города были приспособлены для обороны, особенно в
центральной части города. Оборонительные позиции соединяли между собой ходами
сообщений. Для скрытного маневра использовалось метро.
Цель фашистской клики состояла в том, чтобы играть на разногласиях между
союзниками, выиграть время и попытаться заключить на любых условиях сепаратный
мир с США и Великобританией. Было известно и о тайных переговорах американских
спецслужб с Гиммлером. В свою очередь союзники, которые до этого не торопились с
открытием второго фронта, теперь также стремились как можно дальше продвинуться
в глубь Германии вплоть до овладения Берлином и завоевать наиболее выгодные
стратегические позиции к моменту завершения войны.
У. Черчилль дал даже указание не расформировывать капитулировавшие немецкие
части, чтобы быть готовым их вновь вооружить и использовать в своих целях, если
советские войска, как он подозрительно, применительно к своим политическим
замашкам, полагал, вдруг вздумают и дальше наступать на запад. В то время трудно
было сказать, чем все это может кончиться.
В последние годы появились публикации, где нас уверяют, что наши западные
союзники и не собирались брать Берлин. Поэтому Жукову не было надобности
спешить. Н.С. Хрущев в своих мемуарах поведал "тайну", будто бы Сталин ему
рассказал, что если бы не доброжелательное отношение к нам со стороны
Эйзенхауэра, то Жукову ни при каких обстоятельствах не удалось бы овладеть
Берлином. Но это не так. Есть хорошо известные заявления Черчилля, генералов
Эйзенхауэра, Монтгомери, свидетельствующие о том, что они при определенных
обстоятельствах не прочь были бы овладеть Берлином. А генерал Паттон, по его
собственному признанию, только об этом и грезил.
1 апреля 1945 года У. Черчилль писал Ф. Рузвельту:
"Русские армии, несомненно, захватят всю Австрию и войдут в Вену. Если они
захватят также Берлин, то не создастся ли у них слишком преувеличенное
представление о том, будто они внесли подавляющий вклад в нашу общую победу, и
не может ли это привести их к такому умонастроению, которое вызовет серьезные и
весьма значительные трудности в будущем? Поэтому я считаю, что с политической
точки зрения нам следует продвигаться в Германии как можно дальше на восток, и в
том случае, если Берлин окажется в пределах нашей досягаемости, мы, несомненно,
должны его взять".
Д. Эйзенхауэр сообщил Монтгомери: "...Если у меня будут возможности взять
Берлин, я его возьму".
Но в апреле союзные войска были задержаны противником на рубеже реки Эльбы.
Генерал Эйзенхауэр писал английскому фельдмаршалу Монтгомери: "Ясно, что Берлин
является главной целью. По-моему, тот факт, что мы должны сосредоточить всю нашу
энергию и силы с целью быстрого броска на Берлин, не вызывает сомнения".
Генерал Эйзенхауэр соглашался с тем, что "важнейшим объектом после Рура был
Берлин", но считал, что Берлин не может быть объектом западных союзных армий,
так как Красная Армия находилась ближе к нему, чем союзные войска. Об этом
решении он поставил в известность советское Верховное Главнокомандование еще 28
марта 1945 года. Но Эйзенхауэр испытывал большое давление со стороны политиков и
некоторых влиятельных военных руководителей и поэтому трудно было сказать, до
конца ли он будет придерживаться этой позиции.
Это подтверждается и следующим его письмом председателю Объединенного комитета
начальников штабов (от 7 апреля 1945 г.): "Я первым признаю, что война ведется
для достижения политических целей. И если Объединенный комитет начальников
штабов решит, что стремление ... взять Берлин перевешивает чисто военные
соображения, я с радостью пересмотрю мои планы, чтобы осуществить такую
операцию".
В свете всего этого пусть читатель сам судит, насколько верно утверждение Эд.
Поляновского о том, что "Берлин был обречен, войска союзников не собирались его
штурмовать, он был наш во всех случаях". Вроде, иди и бери голыми руками... Но
кроме всего остального, там сидели еще правители фашистской Германии, от которых
можно было ждать чего угодно, если бы взятие Берлина затянулось.
Вот почему Сталин торопил Жукова с подготовкой наступления на Берлин.
В этих условиях сложной и запутанной военно-политической обстановки советское
руководство и командование могли пресечь все закулисные дипломатические маневры
и интриги только путем быстрейшего разгрома остатков немецко-фашистской армии и
овладения Берлином. В Берлинской операции участвовали войска 1-го и 2-го
Белорусского, 1-го Украинского фронтов и силы Балтийского флота, 18-я армия
дальней авиации, соединения войск ПВО страны. Главная роль отводилась войскам
1-го Белорусского фронта под командованием маршала Жукова. В сжатом виде замысел
операции состоял в том, чтобы ударами трех фронтов прорвать оборону фашистских
войск по рекам Одер и Нейсе, и, развивая наступление на запад, окружить и
уничтожить основную группировку противника, овладеть Берлином, выйти на р. Эльба
и соединиться с войсками наших западных союзников.
По решению командующего войсками 1-го Белорусского фронта маршала Г.К. Жукова
главный удар наносился с плацдарма западнее Кюстрина силами пяти общевойсковых и
двух танковых армий. Планировалось, что общевойсковые армии в первый день должны
прорвать первую оборонительную полосу противника глубиной 6--8 км и затем для
развития успеха будут вводиться танковые армии.
Саму й сложившейся обстановкой, задачами, поставленными Ставкой, 1-й Белорусский
фронт был поставлен в условия, когда затруднены какие-либо другие формы
оперативного маневра. Но Жуков и в первоначально наносимом фронтальном ударе
закладывает основы для последующих охватывающих ударов с целью расчленения и
уничтожения Берлинской группировки противника по частям.
Как подчеркивалось на военно-научной конференции группы советских оккупационных
войск в Германии в апреле 1946 г., в данном случае фронтальный удар в первую
очередь преследовал цель дробления сосредоточенных на кратчайшем направлении
Кюстрин -- Берлин сил и средств противника. Прорыв производился на широком
фронте и на трех направлениях. Ширина прорыва равнялась 44,3 км, что составляло
больше, чем 1/4 протяжения всей линии фронта войск 1-го Белорусского фронта. В
то время как, например, в Варшавско--Лодзинско--Познаньской операции ширина
фронта прорыва составляла 1/7 часть протяжения всей линии фронта. Прорыв на
широком фронте, производимый в трех направлениях, исключал возможность
контрманевра сил, средств, сосредоточенных противником для прикрытия Берлинского
направления с востока. Противник не мог ослабить фланги своей Берлинской
группировки с севера или с юга (противостоявшие правому и левому крылу войск
фронта), так как это облегчило бы нам возможность развить наступление на
вспомогательных направлениях севернее или южнее Берлина и совершить охват
Берлина с флангов. В то же время противник не мог усилить свои фланги за счет
центра, т.к. этим бы облегчалось успешное развитие наступления на направлении
Кюстрин--Берлин, где расстояние было наименьшим.
После утверждения плана операции в ставке (1 апреля) Жуков и на этот раз с
головой и полной энергией ушел в работу по подготовке операции. Вроде бы уже и
для фашистских и наших войск все было ясно. Обе стороны стояли друг против друга
перед решающей схваткой. И, казалось бы, удивить противника уже нечем, он ждет
решающего удара. Но Жуков вновь и вновь ищет новые, неожиданные для него способы
действий. Он принимает решение начать наступление ночью, проведя артиллерийскую
подготовку за два часа до рассвета. С целью ослепления и ошеломления противника
на передний край выдвигаются 143 зенитных прожектора. И по другим вопросам
операция была подготовлена самым тщательным образом. В результате в целом
операция развивалась успешно.
Берлинская операция проходила в три этапа. На первом с 16 по 19 апреля
осуществлялся прорыв Одерско-Нейсенского оборонительного рубежа. На втором этапе
с 19 по 25 апреля велись боевые действия по окружению и расчленению берлинской
группировки противника. На третьем этапе с 26 апреля по 8 мая производилось
уничтожение окруженных группировок. В результате упорных, напряженных боев
войска овладели Берлином и соединились с союзниками. Германия капитулировала.
В отличие от других, ранее проведенных операций, когда вначале надо было разбить
силы противника на первой полосе обороны, а затем вести борьбу с его
оперативными резервами, в Берлинской операции пришлось одновременно прорывать
тактическую зону обороны и перемалывать его оперативные резервы.
Особенность состояла еще и в том, что, несмотря на полное представление о
противнике и его силах, Жукова беспокоило то обстоятельство, что противник может
в последний момент отвести пехотные подразделения в глубину и тогда
артподготовка могла оказаться проведенной впустую. Поэтому командование фронта в
течение 14 и 15.4.45 г. провело разведку боем на широком фронте перед самым
началом операции. В результате разведки боем накануне Берлинской операции
окончательно уточнена система всех видов огня противника, прочность его обороны,
начертание переднего края и подтверждена группировка противника первой линии.
Кроме того, разведка боем накануне операции ввела противника в заблуждение в
отношении сроков нашего наступления. Для противника начавшееся 16.4.45 г.
генеральное наступление было неожиданным.
Некоторые участники Берлинской операции и военные историки высказывали мнение,
что противник разгадал замысел командования фронта и заранее отвел основные силы
на Зееловские высоты. Но вот что показал попавший в плен командир 56-го
танкового корпуса генерал артиллерии Вейдлинг: "Однако то, что русские после
действий своих разведотрядов 14.4 не начали наступление 15.4, ввело наше
командование в заблуждение. Когда мой начальник штаба полковник фон Дуфвийг от
моего имени высказал мнение начальнику штаба 11-го танкового корпуса СС, что
нельзя накануне русского наступления менять 20 мд и тд "Мюхеберг", начальник
штаба 11 танкового корпуса СС ответил: "Я, командир корпуса, считаю -- если
русские сегодня не наступали, значит они предпримут наступление только через
несколько дней. Такого же мнения придерживались и другие офицеры штаба
командования 9-й армии".
С началом наступления главных сил войск фронта перед рассветом 16 апреля
наиболее трудные и напряженные боевые действия проходили в районе Зееловских
высот, где были очень сложные условия местности и наиболее сильно укрепленная
оборона противника, дававшие существенные преимущества обороняющейся стороне.
Общевойсковые армии после преодоления первой полосы обороны, подойдя к
Зееловским высотам, встретились с организованной обороной и со свежими войсками,
которые заранее заняли там оборону. Овладев Зееловскими высотами, соединения
первого эшелона, выходя на промежуточную позицию, вновь встречали свежие резервы
противника. Войска, которые были разбиты, противник отводил перекатами, выдвигая
свежие резервы на новые позиции. Как говорил на конференции генерал В.И. Чуйков,
с такими жесточайшими боями шло наступление армии включительно до последнего его
Одерского рубежа, до Мюнхеберга. Только после взятия Мюнхеберга Одерская позиция
была прорвана, войска только тогда дали более быстрый темп наступления. При всем
желании, при всем стремлении наших войск, которые рвались в Берлин, все же за
день боя пройти два рубежа обороны было чрезвычайно трудно.
Таким образом, наступление наших войск в этом районе затормозилось. Поэтому
пришлось ранее намеченного срока ввести в сражение танковые армии. Жуков на
разборе учения в Белорусском военном округе в 1955 г., критически анализируя
этот досадный эпизод, когда не удалось в первый же день прорвать оборону
противника говорил, что над ним и командармами в какой-то степени довлел
успешный прорыв обороны в начале Висло-Одерской операции и поэтому трудность
предстоящего прорыва обороны противника в района Зееловских высот была несколько
недооценена. В связи с этим он заметил, что вообще иногда командиры после
успешного выполнения трудной задачи немного забывают, с каким трудом и каким
напряжением усилий был достигнут прежний успех.
После ввода танковых армий темпы наступления возросли. Следует иметь в виду
также, что кончалась война, у людей появилось сознание того, что можно остаться
живым. И морально командующим и командирам все труднее было направлять
подразделения в атаку. Поэтому так много уделялось внимания массированному
применению артиллерии и авиации не только перед общим наступлением, но и перед
каждой атакой. Достаточно сказать, что авиация делала по 6500 самолето-вылетов в
сутки. Когда произошла задержка наступления войск на Зееловских высотах, Сталин
упрекал Жукова, что он недооценил оборону противника в этом районе. Но замысел
Жукова состоял еще в том, чтобы как можно больше войск противника из Берлина
вытянуть на открытую местность, ибо разбить их в поле было легче, чем в городе.
С этой же целью он вводит 1-ю танковую армию не на север, как было предусмотрено
по плану, утвержденному Ставкой, а проявляет инициативу и направляет ее на
юго-восточную окраину Берлина, отсекая таким образом 9 А противника и не давая
ей возможности отойти к Берлину, чтобы бои в большом городе не затянулись.
В ходе боевых действий в городе широко применялись штурмовые отряды, в состав
которых включались пехотные и танковые подразделения, усиленные саперами,
огнеметами и артиллерией.
Для достижения более высоких темпов днем наступали первые, а ночью вторые
эшелоны. Развивая наступление, войска фронта к исходу 21 апреля вышли на
северо-восточную окраину Берлина.
В последующем шли трудные, упорные бои за германскую столицу, каждую улицу,
каждый дом приходилось брать после жаркой схватки.
Жуков доложил Сталину, что к 1 мая Берлин взять не удастся, нужна
перегруппировка сил. "Я ожидал, -- пишет Жуков, -- от Сталина резких возражений,
а Сталин ответил так: "Ну ничего, впереди Первомай, это и так большой праздник,
народ хорошо его встретит. А что касается того, возьмем ли мы Берлин 2 или 3
мая, это не имеет большого значения. Я с вами согласен, надо жалеть людей, мы
меньше потеряем солдат. Подготовьте лучше заключительный этап этой операции".
Однако 2 мая нашим войскам удалось полностью овладеть Берлином. То, что не
удалось немецко-фашистским войскам под Москвой, Ленинградом и Сталинградом после
многомесячных усилий, советские войска свершили в Берлине. Они за 7--8 суток
овладели столицей Германии и водрузили советский флаг над рейхстагом.
Г.К. Жуков за умелое руководство войсками и личную отвагу в Берлинской операции
был удостоен третьей медали "Золотая звезда" Героя Советского Союза.
Берлинская операция вызывала после войны больше всего различных неоднозначных
толков. Поэтому представляется необходимым остановиться на некоторых из
проблемных вопросов истории этой операции.
Первый вопрос, который поднимался еще на военно-научной конференции в декабре
1945 г. и затем вновь был затронут маршалом В.И. Чуйковым в 60-е гг., касается
того, что нашим войскам после завершения Висло-Одерской операции следовало не
останавливаться на р. Одер, а сразу же продолжать наступление и с ходу овладеть
Берлином. Георгий Константинович вполне обоснованно доказал, что такая задача в
марте 1945 г. была практически нереальной. В ходе войны, не раз смело идя на
риск, на этот раз он считал невозможным рисковать. И хотя Сталин после выхода
войск 1-го Белорусского фронта на р. Одер настойчиво требовал продолжения
наступления, и сам Жуков первоначально ориентировал командующих армиями на
безостановочное продолжение наступления на Берлин, затем, взвесив все
особенности изменившейся обстановки, он отказался от этого. Он убедительно
доказал, что Берлинскую операцию можно начинать только после определенной
оперативной паузы и основательной подготовки. Почему же в феврале, после выхода
на рубеж Быдгоша, Жуков добивается безостановочного развития операции на р.
Одер, а на этом рубеже вдруг считал нужным остановиться? По этому поводу
некоторые историки риторически вопрошали, какого же он принципа придерживается:
непрерывности наступления или теории "затухающей операции" (был найден и такой
дохлый, надуманный термин). А Жуков потому и был великим полководцем, что он не
придерживался отвлеченных принципов, а исходил из глубокого анализа конкретной
оперативно-стратегической обстановки, подчеркивая: "всем повелевает обстановка".
Самый "хороший", испытанный опытом принцип в одних случаях может годиться, в
других -- нет.
Жуков считал, что для продолжения наступательной операции на Берлинском
направлении нужно было решить ряд неотложных проблем.
Во-первых, восстановить необходимую для трудной операции боеспособность войск,
пополнить их личным составом, боеприпасами, горюче-смазочными и другими
материалами.
Это в наши дни вынашиваются идеи создания такой централизованной системы
тылового обеспечения, чтобы избавить командующих от "мелких тыловых забот". Во
время войны организация тыла, особенно подвоз боеприпасов, считались важнейшими
оперативно-стратегическими вопросами, и командующие посвящали этому делу
значительную часть своего времени и усилий. Без этого все остальные оперативные
вопросы повисали в воздухе. На 1-м Белорусском фронте после проведения
предыдущей операции и продвижения войск до 500 км тыловые части отстали, авиация
базировалась на большой глубине. Все это надо было подтянуть. Требовалось также
завершить уничтожение окруженных вражеских группировок в районах Шнайдемюль и
Познань, которые продолжали сковывать значительные силы войск фронта и нарушали
коммуникации, а также расширить и закрепить захваченные плацдармы на р. Одер,
без чего невозможно было сосредоточить, развернуть там ударные группировки для
предстоящего наступления. Наконец, войскам нужно было дать хоть небольшой отдых.

Во-вторых, разгромить угрожающую группировку в Восточной Померании, которая
могла нанести контрудар с севера по вырвавшимся вперед войскам 1-го Белорусского
фронта. Для решения этой задачи с 10 февраля по 4 апреля 1945 г. силами 2-го и
1-го Белорусских фронтов во взаимодействии с Балтийским флотом была проведена
Восточно-Померанская операция. Только после этого стало возможным возвратить на
Берлинское направление танковые и несколько общевойсковых армий 1-го
Белорусского фронта. Ясно, что фронт не мог проводить одновременные операции на
северном и западном направлениях. Нельзя было исключать и такой вариант, когда
германское командование могло бы снять все силы против англо-американского
фронта и бросить их против советских войск.
Как считал Жуков, в первых числах февраля стала назревать серьезная опасность
контрудара со стороны Восточной Померании во фланг и тыл выдвигавшейся к Одеру
главной группировки фронта. Вот что показал на допросе по этому поводу немецкий
фельдмаршал Кейтель:
"В феврале-марте 1945 года предполагалось провести контрнаступление против
войск, наступавших на Берлин, использовав для этого Померанский плацдарм.
Планировалось, что, прикрывшись в районе ГрудзЈндз, войска группы армий "Висла"
прорвут русский фронт и выйдут через долины рек Варта и Нетце с тыла на
Кюстрин".
Этот замысел подтверждает также и генерал-полковник Гудериан. В своей книге
"Воспоминания солдата" он писал: "Немецкое командование намеревалось нанести
мощный контрудар силами группы армий "Висла" с молниеносной быстротой, пока
русские не подтянули к фронту крупные силы или пока они не разгадали наших
намерений".
Приведенные свидетельства военных руководителей фашистской Германии не оставляют
сомнений в том, что опасность со стороны Восточной Померании была реальной.
Однако командование 1-го Белорусского фронта своевременно приняло необходимые
меры для активного противодействия врагу.
Рисковать в данном случае было нежелательно еще и потому, что даже в случае
временной неудачи под Берлином наподобие того, что случилось с
англо-американскими войсками в Арденнах, можно было "смазать" не только военный,
но и политический авторитет Советского Союза, что могло дать дополнительные
козыри для интриг гитлеровского руководства и иметь другие негативные
последствия. Да и потери войск могли быть значительно большими. Жуков хотел и
добился, чтобы Берлинская операция была подготовлена и проведена наверняка.
Полководческая зрелость Жукова проявилась и в том, что он не превращал действия
своего фронта в самоцель, а подчинял их общим интересам всей Берлинской
стратегической операции.
В марте 1945 гитлеровское командование во многом рассчитывало на наше огульное
наступление на Берлин. В.И. Чуйков и другие помимо прочего упустили из виду то,
о чем 15 марта Геббельс с глубоким разочарованием записал в своем "Дневнике":
"Наши генштабисты ожидали от Советов точно такой же ошибки, какую мы допустили
поздней осенью 1941 года при разработке планов окружения Москвы, а именно: идти
прямо на столицу врага, не оглядываясь ни направо, ни налево и не заботясь о
прикрытии флангов. С этим мы здорово просчитались в свое время".
Л. Мехлис, посланный в 1942 г. на Крымский фронт в качестве представителя
Ставки, сделав все для дезорганизации работы командования фронта, просил Сталина
заменить командующего фронтом генерала Д. Козлова кем-либо вроде Гинденбурга.
Верховный ему ответил: "... Вы не можете не знать, что у нас нет в резерве
гинденбургов и что не нужно быть Гинденбургом, чтобы справиться с положением дел
в Крыму". Теперь, в конце войны, не Мехлис, много сделавший, чтобы истребить
своих гинденбургов, а Геббельс мечтал о таких полководцах, как Жуков, Конев и
Рокоссовский. Вот так под давлением жизненных обстоятельств менялись взгляды
самых неисправимых ортодоксов. И после всего этого нам смеют сегодня толковать,
что "все наши полководцы были бездарными". А вот гитлеровские генералы, несмотря
на сокрушительное поражение, были, по мнению А. Мерцалова, более образованны и
талантливы. Наш известный военный историк Василий Морозов напомнил недавно
сказанные по этому поводу примечательные слова А.В. Суворова: "У этого
политика-историка два зеркала: одно увеличительное для своих ("свои" в данном
случае, у Мерцалова -- это гитлеровские военачальники), а уменьшительное -- для
нас. Но потомство разобьет вдребезги оба и выставит свое, в котором мы не будем
казаться пигмеями". И Берлинская операция наиболее ярко и наглядно отразила в
зеркале истории, кто чего стоит на деле.
Второй вопрос о построении стратегической Берлинской операции. Как известно, в
кампании 1945 года Сталин решил не иметь представителей Ставки на фронтах и
самому (при помощи Генштаба) возглавить руководство проведением завершающих
операций, в том числе на Берлинском направлении. Причем он всячески стимулировал
соперничество между командующими фронтами по овладению Берлином. По этим
соображениям и разгран линии между 1-м Белорусским и 1-м Украинским фронтами он
оборвал перед Берлином, давая понять, кто первым придет, тот и берет город.
Здоровое соревнование в военном деле -- дело неплохое.
Но в данном случае такой подход имел и некоторые негативные последствия. Стоило
войскам 1-го Белорусского несколько задержаться на Зееловских высотах, как И.С.
Конев начал уже просить Ставку, чтобы южную часть Берлина брали его войска.
А вместо стимулирования соперничества от Ставки и Генштаба требовалась
своевременная и хорошая координация действий фронтов, что не всегда имело место.
С выходом на подступы к Берлину смешались войска двух фронтов. На послевоенной
научной конференции Г.К. Жуков признавал, что могли быть и другие варианты
построения Берлинской операции. Он писал:
"Сейчас, спустя много времени, размышляя о плане Берлинской операции, я пришел к
выводу, что разгром Берлинской группировки противника и взятие самого Берлина
были сделаны правильно, но можно было бы эту операцию осуществить и несколько
иначе.
Слов нет, теперь, когда с исчерпывающей полнотой все стало ясно, куда легче
рассуждать, чем тогда, когда надо было практически решать уравнение со многими
неизвестными. И все же хочу поделиться своими соображениями по этому поводу.
Взятие Берлина следовало бы сразу поручить двум фронтам: 1-му Белорусскому и
1-му Украинскому, а разграничительную линию между ними провести так:
Франкфурт-на-Одере--Фюрстенвальде--центр Берлина. При этом варианте главная
группировка 1-го Белорусского фронта нанесла бы удар на более узком участке и в
обход Берлина с северо-востока, севера и северо-запада. 1-й Украинский фронт
нанес бы удар своей главной группировкой по Берлину на кратчайшем направлении,
охватывая его с юга, юго-запада и запада.
Мог быть, конечно, и иной вариант: взятие Берлина поручить одному 1-му
Белорусскому фронту, усилив его левое крыло не менее чем двумя общевойсковыми и
двумя танковыми армиями, одной авиационной армией и соответствующими
артиллерийскими и инженерными частями.
При этом варианте несколько усложнилась бы подготовка операции и управление ею,
но значительно упростилось бы общее взаимодействие сил и средств по разгрому
Берлинской группировки противника, особенно при взятии самого города. Меньше
было бы всяких трений и неясностей".
Послевоенный анализ свершившихся событий, когда многие вопросы становятся яснее,
доказывает, что были возможны два альтернативных варианта.
Первый, когда Г.К. Жуков был бы представителем Ставки и координировал действия
2-го, 1-го Белорусских и 1-го Украинского фронтов. Можно было образовать во
главе с ним и главное командование Берлинского стратегического направления. Это
давало бы возможность более оперативно решать вопросы взаимодействия между
фронтами.
Второй вариант -- это изменение состава 1-го Белорусского фронта в ходе развития
операции с подчинением ему двух фланговых армий 1-го Украинского и одной армии
2-го Белорусского фронта. Тогда бы один фронт брал Берлин и было бы больше
согласованности в действиях войск. Дело в том, что 1-й Белорусский фронт был
слишком стиснут справа и слева и по условиям местности и соседними фронтами, что
мешало его свободе маневра. Подключение к нему смежных армий соседних фронтов
создало бы для этого более благоприятные условия.
Вообще, когда маршал Конев слишком рвался к Берлину и задействовал для этого
довольно крупные силы, он не в полной мере учитывал все своеобразие обстановки
на юго-западном направлении и не предусмотрел заблаговременную перегруппировку
необходимых сил на Пражское направление, что потом спешно пришлось делать.
Третий вопрос связан с вводом танковых армий в сражение в первый день для
завершения прорыва обороны и развития наступления в глубину. Жукова упрекали в
том, что он нарушил "классическую схему", когда общевойсковые армии должны
прорывать тактическую зону обороны, а танковые вводиться только после этого для
развития успеха в оперативной глубине. Но отличие Жукова как полководца и
состояло в том, что он никогда не действовал по отвлеченной схеме. Он учитывал
прежде всего своеобразие условий и смотрел, что можно сделать в данной
обстановке для более эффективного и безусловного выполнения боевой задачи. Какое
своеобразие обстановки под Берлином учитывал Жуков и чего до сих пор не могут
разглядеть его некоторые критики-танкисты?
Во-первых, шли завершающие бои и надо было беречь пехотинцев. Почему ничем не
защищенного солдата-пехотинца можно посылать на прорыв обороны, а укрытые броней
боевые машины нельзя? В середине войны, скажем, иногда жертвовали пехотой, чтобы
сберечь более дефицитные танковые войска для последующих операций. Но здесь
война кончалась и больше танковые войска уже негде было использовать.
В обстановке, когда артиллерия была еще на прежних позициях и для ее перемещения
и проведения артиллерийской подготовки на новом рубеже требовалось 10--12 час.,
для того, чтобы выиграть время, огромные массы танков должны были заменить
артиллерию и обеспечить немедленное наращивание силы удара и огня.
Во-вторых, сама постановка вопроса о необходимости ввода в сражение танковых
армий с выходом на оперативный простор не жизненна. Ибо под Берлином была
сплошная оборона от Зееловских высот до самого города и по существу никакого
оперативного простора не было. Такой талмудистский подход означал бы, что надо
до самого Берлина воевать пехотой, а в огромный город вводить танковые войска,
как это было сделано в Грозном в 1995 г. Но, видимо, никто не будет отрицать,
что у Жукова получилось, мягко говоря, "не хуже". Надо учитывать и фактор
времени, о котором говорилось в начале, нужно было наращивать силу удара, чтобы
взять Берлин в кратчайшие сроки.
Командующий 2-й гвардейской танковой армией маршал С.И. Богданов был уверен, что
ввод танковых армий для прорыва обороны в сложившейся обстановке был
обоснованным.
Выступая на военно-научной конференции в апреле 1946 г. генерал армии В.Д.
Соколовский говорил: "Задерживаться с вводом танковых армий нельзя было. Это
было бы неверно. Неверно потому, что мы здесь неоправданно должны были рисковать
своей пехотой, вынудили бы армии израсходовать свои резервы и вести затяжное
медленное наступление, которое могло бы привести к потере инициативы, темпа и
привести к выталкиванию противника вместо его дробления и уничтожения. Этим
самым противнику создавались бы благоприятные условия для организации
планомерной, последовательной обороны с нарастающей плотностью на рубежах,
которых, как вы видите, было подготовлено очень много. Иными словами, мы дали бы
противнику козырь в руки для ведения затяжных оборонительных боев и позволили бы
ему выиграть время для усиления обороны собственно Берлина.
Товарищ Чуйков считает, что решение на ввод танковых армий до преодоления второй
полосы обороны было неправильным. Но ведь, кроме второй полосы, противник еще
имел целую систему оборонительных полос включительно до Берлина. В этих условиях
рассчитывать на создание благоприятных условий для ввода в прорыв танковых армий
не приходилось. Необходимо было усилить удар общевойсковых армий ударом танковых
армий, то есть нанести такой мощный удар, чтобы не допустить каких бы то ни было
пауз в начале операции. Момент ввода в сражение танковых армий вполне отвечал
обстановке. Сила нашего удара вынудила противника ускорить ввод своих резервов и
по существу ослабить оборону Берлина. Мы же, введя танковые армии, сохранили в
общевойсковых армиях резервы целые корпуса для борьбы за Берлин в уличных боях и
тем самым выиграли темп и стремительность маневра для окружения берлинской
группировки противника и захвата самого Берлина".
В ходе упомянутой военно-научной конференции говорилось также, что надо вести
речь не о нецелесообразности использования танков в городе, а о наиболее
рациональных способах их применения.
В ходе боевых действий в городе применялись два метода атаки: первый -- когда
сначала посылали пехоту для очищения зданий, чердаков, подвалов и пр., а затем
продвигали танки и артиллерию. Этот метод требовал большей затраты времени.
Второй -- артиллерия подготавливала короткий удар, танки броском прорывались
вперед на 1,5--2 км, а потом уже пехота очищала населенный пункт или квартал. В
Берлине чаще применялся второй метод.
По мнению маршала бронетанковых войск С.И. Богданова, опыт боев в Берлине
показал, что уличные бои для танков не так страшны, как нам кажется. "Я считаю,
-- говорил он, -- что если у кого есть такое мнение, то его нужно изменить, т.к.
оно неверное. Прежде всего танк представляет из себя могучее подвижное орудие,
которое значительно подвижнее обычной пушки, которая идет с расчетом. Это факт.
Мне нужно туда три снаряда пустить, я кнопку нажал, развернул башню и веду
огонь. Обычная пушка на узкой улице так не развернется. Танк -- пушка серьезная,
он не признает мелких снарядов, осколков, не признает пуль, которые бьют по
расчету обычной пушки, а поэтому танк в уличных боях должен быть таким же
хозяином боя, как и на обычной местности".
Задача овладения таким огромным городом, как Берлин, была исключительно сложной.
Но войска 1-го Белорусского фронта во главе с маршалом Жуковым во взаимодействии
с 1-м Украинским и 2-м Белорусским фронтами и благодаря высокому военному
искусству командующих объединениями генералов И.И. Федюнинского, П.А. Белова,
С.Г. Поплавского, Ф.И. Перхоровича, В.Я. Колпакчина, В.Н. Гордова, В.И.
Кузнецова, А.В. Горбатова, А.С. Жадова, Н.Э. Берзарина, В.И. Чуйкова, В.Д.
Цветаева, М.Е. Катукова, С.Н. Богданова, С.И. Руденко, С.Е. Голованова,
контр-адмирала В.В. Григорьева, командиров соединений и частей, героизму и
самоотверженности офицеров и солдат всех родов войск блестяще выполнили
возложенную на них задачу.
Значение этой победы было признано всем миром, в том числе и нашими союзниками.
Начальник штаба армии США Дж. Маршалл отмечал: "Хроника этой битвы дает много
уроков для всех, кто занимается военным искусством. Штурм столицы нацистской
Германии -- одна из самых сложных операций советских войск в ходе второй мировой
войны... Эта операция представляет собой замечательные страницы славы, военной
науки и искусства".
8 мая маршал Жуков председательствовал на исторической церемонии подписания Акта
о безоговорочной капитуляции фашистской Германии и выполнил эту задачу с большим
достоинством.
Вот как описывает К. Симонов, один из свидетелей, момент подписания акта о
капитуляции Германии:
"И однако, когда при участии других фронтов именно фронт Жукова взял большую
часть Берлина, имперскую канцелярию и рейхстаг и именно Жукову было поручено
принять безоговорочную капитуляцию германской армии, это было воспринято в
народе как нечто вполне справедливое, люди считали, что так оно и должно было
быть.
Очевидно, можно без преувеличения сказать, что среди присутствовавших там
представителей союзного командования именно за его плечами был самый большой и
трудный опыт войны. Однако капитуляцию неприятельской армии ему приходилось
принимать впервые, и процедура эта была для него новой и непривычной. Если бы он
сам воспринимал эту процедуру как дипломатическую, наверное, он бы чувствовал
себя менее уверенно. Секрет той спокойной уверенности, с какой он руководил этой
процедурой, на мой взгляд, состоял как раз в том, что он не воспринимал ее как
дипломатическую. Подписание акта о безоговорочной капитуляции германской армии
было для него прямым продолжением работы, которой он занимался всю войну: ему
было поручено поставить на ней точку именно как военному человеку, и он поставил
ее с тою же уверенностью и твердостью, которая отличала его на войне.
Трудно даже мысленно проникнуть в душу другого человека, но надо думать, что
Жуков ощущал себя в эти часы не только командующим фронтом, взявшим Берлин, или
заместителем Верховного Главнокомандующего, но человеком, представлявшим в этом
зале ту армию и тот народ. которые сделали больше всех других. И как
представитель этой армии и этого народа он лучше других знал и масштабы
совершившегося, и меру понесенных трудов. В его поведении не было ни
высокомерия, ни снисходительности. Именно для его народа только что
закончившаяся война была борьбой не на жизнь, а на смерть, и он вел себя с той
жесткой простотой, которая пристала в подобных обстоятельствах победителю".
В последующем Жуков в качестве главнокомандующего оккупационными войсками в
Германии и главы военной администрации много и усердно, как и во время войны,
занимался послевоенным устройством войск в полевых районах дислокации в
Восточной Германии.
    Глава третья
О НЕКОТОРЫХ ИТОГАХ ВОЙНЫ И ЦЕНЕ ПОБЕДЫ
1. о критериях и цене победы
Таким образом, Великая Отечественная война завершилась полной победой Советского
Союза над фашистской Германией. Да, победа нам досталась неимоверно тяжело. Но
вместе с тем радостно сознавать, что мы все же победили, что не зря люди гибли и
перенесли столько лишений и страданий. Для лучшего понимания значения победы не
следовало бы забывать и о том, какие цели ставил перед собой Гитлер.
Обратимся к некоторым положениям плана Гитлера, зафиксированным на бумаге 3
марта 1941 г.:
-- вся территория Советского Союза должна быть разделена на ряд государств с
собственными правительствами, с которыми "мы могли бы заключить мир";
-- еврейско-большевистская интеллигенция -- "угнетатель народа" -- должна быть
устранена;
-- ни при каких обстоятельствах на место большевистской России не должна прийти
Россия национальная, которая, как доказывает история, в конечном счете снова
окажется враждебной Германии;
-- с использованием минимума вооруженных сил должны быть созданы
социалистические государственные образования, "которые находились бы в
зависимости от нас".
Его намерения по истреблению 30--40 млн славянских народов уже практически
осуществлялись.
И если вспомнить, какая участь была уготована нашим и другим народам согласно
гитлеровским планам, то нетрудно понять, какое великое дело сделали советский
народ и его вооруженные силы, одержав победу над заклятыми врагами нашей Родины.
24 июня 1945 г. в ознаменование Победы над Германией в Великой Отечественной
войне на Красной площади в Москве состоялся парад, который принимал Жуков.
Парадом командовал Рокоссовский. Выступая на параде, маршал Жуков говорил: "На
советско-германском фронте был растоптан авторитет германского оружия и
предрешен победоносный исход войны в Европе. Война показала не только
богатырскую силу и беспримерный героизм нашей армии, но и полное превосходство
нашей стратегии и тактики над стратегией и тактикой врага... В Отечественной
войне Красная Армия с честью оправдала великое доверие народа. Ее славные воины
достойно выполнили свой долг перед Родиной. Красная Армия не только отстояла
свободу и независимость нашего Отечества, но и избавила от немецкого ига народы
Европы. Отныне и навсегда наша победоносная Красная Армия войдет в мировую
историю как армия освободительница, овеянная ореолом немеркнущей славы".
Во все времена главной целью войны было достижение победы или по крайней мере
заключение мира на приемлемых условиях. "Пиррова победа" всегда считалась
нежелательной, но все же и такая победа была предпочтительней, чем поражение.
Как говорил Дмитрий Донской своим дружинам перед Куликовской битвой, "не бойтесь
смерти, бойтесь поражения. Оно и смерть принесет вам и бесславие". Это относится
не только к воинам, но и государствам.
Во время Великой Отечественной войны из-за непримиримости целей сторон
вооруженная борьба носила особо ожесточенный характер и поэтому речь шла о
победе любой ценой, ибо альтернативой этому было лишь сокрушительное поражение
со всеми вытекающими тяжелейшими последствиями, жертвами и издержками.
Какие-либо полумеры и компромиссы исключались. Для СССР речь шла о жизни и
смерти ее народов. Это накладывало свой отпечаток и на наше военное искусство, в
том числе и на полководческое искусство Г.К. Жукова.
Как показывает исторический опыт, цена победы обычно определяется степенью
сложности условий, в которых она достигается, силой противостоящего противника,
военно-политической и стратегической значимостью одержанной победы, общими
(благоприятными или неблагоприятными) итогами войны, проявлением уровня военного
искусства, людскими потерями и материальными издержками войны. Когда речь идет о
коалиционной войне, важное значение имеет и вклад той или иной страны в общую
победу.
Известно, в каких неимоверно трудных условиях и с каким сильным и коварным
противником пришлось иметь дело советскому народу и его вооруженным силам в
Великой Отечественной войне. Огромное историческое значение победы, достигнутой
во второй мировой войне, и решающий вклад в ее достижение со стороны советского
народа считались до сих пор общепризнанными.
В свое время решающую роль Советских Вооруженных Сил в войне признавали и высоко
оценивали президент США Ф. Рузвельт, премьер-министр Великобритании У. Черчилль
и другие руководители государств-союзников по антифашистской коалиции.
У. Черчилль был вынужден признать, "... что все наши (западных союзников --
М.Г.) военные операции осуществляются в весьма незначительных масштабах... по
сравнению с гигантскими усилиями России".
"Если бы Советский Союз, -- писал госсекретарь США Э. Стеттиниус, -- не смог
удержать свой фронт, у немцев создалась бы возможность захвата Великобритании.
Они могли бы также захватить Африку, и в этом случае им удалось бы создать свой
плацдарм в Латинской Америке".
Государственный секретарь США К.Хэлл откровенно заявлял: "Мы должны всегда
помнить, что в своей героической борьбе против Германии русские, возможно,
спасли союзников от сепаратного мира с немцами. Такой мир унизил бы союзников и
открыл двери для следующей Тридцатилетней войны".
Высокую оценку нашей победе и военному искусству давал генерал Д. Эйзенхауэр в
своих беседах с маршалом Г.К. Жуковым.
Роль Советского Союза в достижении победы и значимость самой победы не вызывала
сомнений. Но в последние годы все это как-то стало переиначиваться.
Слышатся уже голоса не только о "виновности" СССР в развязывании войны, но и
вообще напрасности сопротивления фашистскому нашествию, об ошибочности позиции
западных стран, ставших на сторону Советского Союза. По мнению сторонников таких
утверждений сопротивление фашизму и победа над ним только отдалили крушение
коммунистического режима и имели регрессивное значение. Поэтому власовцы,
бандеровцы, дезертиры, бежавшие с фронта и прочие предатели были, оказывается,
более дальновидными и прогрессивными людьми, еще тогда начав борьбу против
сталинского режима. А все фронтовики и большинство нашего народа были
бессознательной, неполноценной массой, делавшей во время войны не то, что надо
было делать. Как когда-то писал один поэт про Минина и Пожарского: "Подумаешь,
спасли Расею! Может было б лучше не спасать".
Невозможно требовать от каждого человека, чтобы он был патриотом, но если Родина
для него чужая, то видимо, можно и нужно рассчитывать на элементарную
гражданственность, хотя бы на уровне мопассановской Пышки, которая хоть и была
женщиной легкого поведения, но не хотела иметь дела с пруссаками,
оккупировавшими ее страну...
И в свете сказанного, чтобы убедительно ответить на вопрос, не напрасно ли мы
воевали, о роли и значении победы во второй мировой войне, надо историю этой
войны рассматривать не изолированно, а в общей исторической ретроспективе и
перспективе. При таком рассмотрении перед нами предстают два ее взаимосвязанных
аспекта.
Первый из них -- философский, связанный с извечным вопросом, что же ждет
человечество в будущем, были ли идеи социализма лишь историческим эпизодом,
иллюзией, может ли быть более совершенное, социально справедливое общество, чем
то, которое существует сейчас в западных капиталистических странах или
диалектику развития общества надо снова "притормозить", как это пытался сделать
Гегель, но теперь уже у новых Бранденбургских ворот. Этот вопрос требует
отдельного рассмотрения. Но в связи с упомянутыми выше суждениями об этом
приходится говорить только потому, что он затрагивает и смысл Великой
Отечественной войны, за что сражались народы нашей страны. Что, какие идеи надо
быть готовым защищать, -- эти вопросы остро встают перед российской армией и
сегодня.
Второй аспект -- социально-политический и связан он с утверждением о том, что
если бы не советский строй, не коммунистический режим, то на нашу страну никто
бы не нападал. Несомненно, возникновение Советской Республики усилило
противоречия с капиталистическим миром и служило одним из стимулов,
подталкивающих фашистскую агрессию на восток. Но многочисленные факты и
документы свидетельствуют о том, что если бы даже в нашей стране продолжал
существовать царский или буржуазно-демократический строй, то все равно России не
удалось бы избежать войны против Германии. Цель ее экспансии на восток была
заложена в германской и особенно фашистской политике весьма глубоко,
основательно и она неуклонно осуществлялась бы при любых обстоятельствах.
Если все это учесть, то даже при неодинаковом отношении к идеям коммунизма то
главное, что воодушевляло и объединяло большинство людей была идея защиты
Родины, спасения Отечества и вместе с ним и всей Европы от угрозы фашистского
порабощения, поэтому и писатель В.Набоков, и генерал Деникин, и многие другие
антисоветски настроенные люди были не на стороне Гитлера, а на стороне России. И
главная цель государственной политики в этот период была связана со спасением
Отечества, а не с мировой революцией, как это сегодня кое-кто изображает. Всем
было понятно, что если бы Гитлеру удалось победить, то вся история человечества
была бы отброшена на несколько десятилетий назад.
Поэтому героическая самоотверженная борьба советского народа с фашизмом и победа
над ним в союзе с другими народами антигитлеровской коалиции имели огромное
историческое, прогрессивное значение. Наша страна, как и другие государства
Европы и Азии, боровшиеся с фашизмом, отстояла свою независимость. В результате
победы во второй мировой войне и усиления национально-освободительной борьбы
рухнула позорная колониальная система и многие народы встали на путь
самостоятельного развития. Никто, видимо, не возьмется отрицать прогрессивность
этого явления в истории человечества. Без победы во второй мировой войне не было
бы и многих других позитивных изменений, которые произошли в послевоенные годы,
в том числе и в судьбах немецкого и японского народов, которые сейчас и
процветают прежде всего в результате свержения фашизма и милитаризма. Да и наш
народ в годы войны многое увидел в ином свете, чем ему внушалось, и это в
последующем способствовало его пробуждению. Таковы в нескольких словах
социально-политическое значение и главный показатель цены достигнутой победы во
второй мировой войне.
Но поскольку, несмотря на все это, говорят, что все равно никакой победы не
было, что вместо Дня Победы надо установить день траура, мотивируя это ссылками
на большие потери и наше неумение воевать, то, видимо, есть смысл задуматься,
какие же история выработала объективные критерии, определяющие победы и
поражения. Из чего же всегда исходили, чтобы отличать победу от поражения?
Во-первых, в практике общественной жизни и исторической науке при подходе к
этому вопросу исходили из того, какие военно-политические и стратегические цели
ставили перед собой воюющие стороны и насколько они на деле достигались.
Известно, что цель фашистской Германии состояла в захвате и ликвидации СССР, как
государства, порабощении и истреблении огромных масс славянских и других
народов, составляющих "низшую расу", в завоевании мирового господства. Советский
Союз и другие страны антигитлеровской коалиции ставили своей главной целью
защиту свободы и независимости своих государств и других народов, разгром и
искоренение фашизма. Как достигнуты эти цели? Германия, Япония и их союзники
потерпели полное поражение, ликвидирован навязанный народам фашистский режим.
Советский Союз и другие страны антигитлеровской коалиции сокрушили агрессоров на
Западе и Востоке и освободили оккупированные врагом территории. И не фашисты
пришли в Москву, Лондон и Вашингтон, как это они планировали, а войска союзных
стран вступили как победители в Берлин, Рим и Токио. Если бы был "разгром
советских войск под Москвой", как утверждает "Столица", фашисты пришли бы в
Москву, но они были отброшены от Москвы и наши войска пришли в Берлин. Вот ведь
в чем "нестыковка" в позиции ниспровергателей нашей истории.
Во-вторых, была ли победа или поражение на войне, определяется тем, в каком
состоянии страна и армия закончили войну. Советский Союз, несмотря на огромные
потери и разрушения, вышел из войны окрепшим и более мощным государством, чем до
начала войны, как в экономическом, так и военном отношении, фашистский рейх и
бундесвер, милитаристская Япония и ее армия были сокрушены и вообще перестали
существовать, территории государств-агрессоров оккупированы союзными войсками.
В-третьих, как показывает исторический опыт, на достигнутую победу накладывает
особый отпечаток "качество победы", ее цена, выраженная не только в
приобретениях, но и потерях и издержках, понесенных во время войны. Наиболее
распространенный в публицистике тезис состоит в том, что мы "неправильно"
воевали и победили. Страна вообще к войне не была подготовлена. Армия начала и
кончила войну, не умея воевать, оружие ее было никудышним, "все ее командиры и
полководцы были бездарными". Не делается даже исключения ни для Жукова, ни для
Конева, ни для Рокоссовского, ни для Покрышкина, ни для сержанта Павлова, ни для
кого.
Но такого не может быть, чтобы немцы все делали правильно, а мы во всем
поступали неправильно и каким-то чудом взяли и победили. В действительности были
многие экономические, политические и военные факторы, которые предопределили
нашу победу. Серьезный фундамент обороны был заложен еще до войны. Советский
Союз, несмотря на большие потери в народном хозяйстве в 1941-42 гг., уже во
второй половине войны в производстве основных видов оружия превосходил Германию,
которая опиралась на промышленность всей Западной Европы.
Для сравнения можно вспомнить, какие неразрешимые трудности испытала царская
Россия в обеспечении армии оружием и боеприпасами в период первой мировой войны.
И во время Великой Отечественной войны были большие ограничения и трудности в
обеспечении продовольствием тружеников тыла, проявивших не меньшее мужество, чем
солдаты на фронте. Но ради спасения Отечества все это приходилось терпеливо
сносить. Нужды фронта и тыла в основном удовлетворялись. Многое справедливо
говорится об ущербности советского тоталитарного политического режима. Но, как
уже говорилось, надо бы задуматься и над тем, почему демократическая Франция
вместе с английскими и бельгийскими войсками летом 1940 г. за короткий срок
потерпела сокрушительное поражение? Почему не выдержал испытание войной еще
более тоталитарный режим фашистской Германии? А советский политический режим,
несмотря на все его изъяны, добился активного участия основной массы народа в
Великой Отечественной войне, что явилось решающим условием победы. Все это надо
всесторонне, объективно исследовать, преодолевая как прежние узость и
идеологический догматизм, так и современные нигилистические крайности.
Во всяком случае, можно определенно сказать, что жесткая централизация
политической и военной власти, строгая требовательность и ответственность во
всех звеньях, установившиеся в нашей стране во время войны, имели не только
отрицательные, но и некоторые положительные стороны. Было и насилие, порой
совершенно недопустимое и неоправданное даже с точки зрения интересов военного
времени, особенно со стороны органов НКВД. Но нельзя согласиться и с тем, что
все якобы держалось на насилии. Это не только несправедливо и оскорбительно для
участников войны, но и не соответствует действительности. Уж какие свирепые
репрессивные меры с массовыми расстрелами применяли фашисты, но они так и не
смогли покорить большинство советских людей и партизан на оккупированной
территории. Вообще российскими народами одним лишь насилием управлять
невозможно.
Иногда события войны изображают так, что наша страна при любых обстоятельствах,
чуть ли не автоматически должна была победить, поскольку у нас было больше
населения, территории, ресурсов. Но Россия в 1904--1905 гг. еще больше
превосходила Японию по этим показателям, однако потерпела поражение. В
действительности, в 1941--1942 гг. из-за крупных просчетов политического
руководства и военного командования у нас были отчаянные моменты, и мы стояли
порой на грани поражения, но все же наш народ сумел выйти из этих трудных
положений и одержать победу. Как подчеркивал Г.К. Жуков, для этого требовалось и
умелое стратегическое руководство и высокий уровень военного искусства. Совершая
только просчеты и ошибки, одержать победу невозможно.
Наш народ по достоинству оценивает большой вклад в победу, который внесли народы
и армии США, Великобритании, Франции, Китая и других стран антигитлеровской
коалиции. Г.К. Жуков прямо говорил об этом генералам Эйзенхауэру и Монтгомери.
Мы высоко ценим самоотверженную борьбу с фашистскими захватчиками бойцов
воинских соединений и партизан Югославии. Мужественно сражались вместе с
Советской Армией Войско Польское и Чехословацкая армия. Навсегда в летописи
антифашистской борьбы войдут действия патриотов Болгарии, Румынии, Албании,
Венгрии, участников движения Сопротивления, широко развернувшегося в
оккупированных странах.
Но историческая истина состоит в том, что советский народ и его Вооруженные Силы
преградили дорогу фашистским агрессорам к мировому господству, их экспансии на
другие страны и континенты. Именно на советско-германском фронте происходили
главные битвы второй мировой войны. Здесь были достигнуты основные результаты в
вооруженной борьбе. На советско-германском фронте фашистское военно-политическое
руководство использовало подавляющую часть своих войск и войск европейских
союзников. В течение первых двух лет против Советской Армии сражались почти все
действующие силы вермахта. В течение последующих лет на советско-германском
фронте находилось две трети общего числа соединений, которыми располагала тогда
фашистская Германия. Ни на одном из фронтов второй мировой войны не было столько
продолжительных, непрерывных и ожесточенных военных действий, как на
советско-германском фронте. С первого до последнего дня, днем и ночью здесь шли
кровопролитные сражения, которые в разное время охватывали или весь фронт, или
значительные его участки.
Советскими Вооруженными Силами было разгромлено 507 немецко-фашистских дивизий и
100 дивизий ее союзников, почти в 3,5 раза больше, чем на всех остальных фронтах
второй мировой войны.
На советско-германском фронте вооруженные силы Германии потеряли более 73%
убитыми, ранеными и пленными из общих потерь за войну. Здесь же была уничтожена
основная часть военной техники вермахта: свыше 70 тыс. (более 75%) самолетов,
около 50 тыс. (до 75%) танков и штурмовых орудий, 167 тыс. (74%) артиллерийских
орудий, более 2,5 тыс. боевых кораблей, транспортов и вспомогательных судов.
Небывалым в истории был пространственный размах вооруженной борьбы на
советско-германском фронте. С первых же дней она развернулась здесь на рубежах
протяжением свыше 4 тыс. км. К осени 1942 г. фронт превысил 6 тыс. км. В целом,
протяженность советско-германского фронта была в четыре раза больше
северо-африканского, итальянского и западно-европейского, вместе взятых. О
глубине территории, на которой происходило военное противоборство Советской
Армии с армиями фашистского блока, можно судить по тому, что советские войска
прошли от Сталинграда до Берлина, Праги и Вены более 2,5 тыс. км. От
немецко-фашистских захватчиков было освобождено не только 1,9 млн.км2 советской
земли, но и 1 млн. км2 территории стран Центральной и Юго-Восточной Европы.
Все это предопределило и размах полководческой деятельности Г.К. Жукова, К.К.
Рокоссовского, А.М. Василевского, И.С. Конева, Р.Я. Малиновского, И.Д.
Черняховского и других наших замечательных полководцев, не сравнимый с тем, что
было на других фронтах второй мировой войны.
Даже открытие второго фронта не изменило значения советско-германского фронта,
как главного в войне. Так, в июне 1944 г. против Советской Армии действовало
181,5 немецких и 58 дивизий сателлитов Германии. Американским и английским
войскам противодействовали 81,5 немецких дивизий. Перед завершающей кампанией
1945 г. советские войска имели против себя 179 немецких и 16 дивизий ее
союзников, а американско-английские войска 107 немецких дивизий. Не говоря уже о
том, что в первые, самые трудные годы войны СССР один противостоял фашистскому
агрессору. Конечно, были разные дни войны. Были крупные неудачи и поражения
1941--1942 гг. Но и в первой половине войны были не только поражения и неудачи.
Были победы под Москвой, Сталинградом, Курском и в других сражениях.
А в операциях 1944-1945 гг. советские Вооруженные Силы настолько превосходили
армии противника во всех отношениях (в вооружении, технике, умении воевать,
высоком моральном духе), что в короткие сроки прорывали его оборонительные
рубежи, сходу форсировали крупные водные преграды, окружали и уничтожали крупные
группировки противника, показывая высочайшие образцы военного искусства, хотя
успехи и в этих операциях достигались путем огромного напряжения сил армии,
флота и тружеников тыла. Именно эти блестящие наступательные операции, о которых
теперь принято "скромно" умалчивать, привели нас в конечном счете к желанной
победе.
Как писал Эйзенхауэр, "великие подвиги Красной Армии во время войны в Европе
вызвали восхищение всего мира. Как солдат, наблюдавший кампанию Красной Армии, я
проникся глубочайшим восхищением мастерством ее руководителей".
В 1996 г. в Париже опубликована книга французского ученого Жака Сапира "Забытая
Маньжурия". В ней он, сопоставляя войны, которые вела Россия в ХХ в., приходит к
выводу о преимуществе советской системы ведения войны над германской. "В ходе
войны, -- пишет он, -- германские офицеры, ответственные за стратегическое
планирование, пришли к тому, что стали презирать своих начальников и восхищаться
Советским Союзом".
2. О военных потерях
При оценке итогов Великой Отечественной войны особенно остро поднимается вопрос
о наших жертвах во время войны. Из-за наших больших людских потерь ставится под
сомнение вообще значимость достигнутой победы, поскольку, мол, мы победили
исключительно за счет того, что завалили противника своими трупами. Но
результаты войны, цена победы, как уже отмечалось -- это прежде всего разгром
врага, защита Родины, избавление своего и других народов от фашистского
порабощения. Если бы мы не смогли победить и потерпели поражение, наша страна
потеряла бы все и общие потери были бы неизмеримо большими. Нет слов, безмерно
тяжелы и случившиеся утраты и жертвы войны. И нет, наверное, ничего более
недостойного и кощунственного, как злорадство по поводу людских и материальных
потерь, использование этой чрезвычайно болезненной темы в неблаговидных целях.
Если говорить о потерях Советского Союза в целом, то его людские потери
составляют около 27 млн. человек.
Война не только уничтожала людей, опустошала казну и несла разрушения, она
препятствовала созданию новых ценностей, привела к ряду отрицательных
последствий в области экономики, демографических процессов, которые в
совокупности составили косвенные издержки войны. Огромны и наши военные потери.
Но они все же не такие, как иногда изображается.
Идет какое-то глупое соревнование, кто придумает больше потерь. Один известный
деятель говорит о том, что потери советских войск в 14 раз превышали потери
фашистских войск (это, по существу, все мужское население страны). Другой
сообщает о 22 млн. безвозвратных военных потерь. И если некоторые редакции весь
этот бред охотно печатают, следовательно, кому-то все это очень нужно.
Вместе с тем надо самокритично признать и то, что многие домыслы порождались
тем, что не были своевременно опубликованы подлинные данные. Автору, совместно с
военными и гражданскими специалистами-демографами, пришлось основательно
заниматься изучением документов, анализом и сопоставлением различных данных у
нас и за рубежом, а по нашим вооруженным силам -- прежде всего ежемесячных
донесений фронтов о потерях.
В результате было установлено, что общие безвозвратные потери Советских
Вооруженных Сил вместе с союзниками -- польскими, чехословацкими, болгарскими,
румынскими воинами (75943 чел.) к концу войны составляли 10,3 млн. человек.
Потери фашистского блока -- 9,3 млн. чел. (7,4 млн. человек фашистская Германия,
1,2 млн. -- ее сателлиты в Европе, 0,7 млн. -- Япония в маньчжурской операции),
не считая потерь вспомогательных частей из числа иностранных формирований,
воевавших на стороне фашистов (по некоторым данным -- до 500--600 тыс. человек).

При этом безвозвратные потери Советских Вооруженных Сил, включая войска КГБ, МВД
(погибло, умерло от ран, пропало без вести, не вернулись из плена и небоевые
потери) за годы войны, с учетом Дальневосточной кампании, составляют 8 668 400
человек, в том числе армии и флота -- 8 509 300 чел., погранвойск КГБ СССР -- 61
409 чел., внутренних войск МВД СССР -- 97 700. Значительная часть всех потерь
приходится на 1941-42 гг. (3 048 800 чел.) ввиду крайне неудачно сложившихся
обстоятельств для нас в первом периоде войны.
Безвозвратные потери по годам войны выглядят следующим образом: 1941 г. (за
полгода войны) -- 27,8; 1942 г. -- 28,2; 1943 г. -- 20,5; 1944 г. -- 15,6; 1945
г. -- 7,5% от общего количества потерь. Следовательно, за первые полтора года
войны наши потери составили 57,6, а за остальные 2,5 года -- 42,4%.
Для выяснения подлинных данных о потерях следует иметь в виду и следующие
обстоятельства. Так, при изучении документов военно-мобилизационных и
репатриационных органов выявлено, что при проведении мобилизации на
освобожденной от оккупации территории СССР в 1943--1944 гг. в Советскую Армию
вторично было призвано 939700 военнослужащих, ранее находившихся в плену, в
окружении и на оккупированной территории. Кроме того, 1 836 000 человек бывших
военнослужащих вернулось из плена после окончания войны. Поэтому все эти
военнослужащие (общей численностью 2 775 700 чел.) из общего числа безвозвратных
потерь исключены. Исходя из этого складывается количество потерь 8,6 млн.
человек.
Г.К. Жуков первым из числа крупных руководителей занялся проблемой
военнопленных, поднял вопрос о произволе, репрессиях против тех, кто был в
плену. По его инициативе было принято постановление ЦК КПСС и Совета Министров
от 26.06.1956 г "Об устранении последствий грубых нарушений законности в
отношении бывших военнопленных и членов их семей".
В ходе работы, упомянутой выше, нашей комиссии пришлось столкнуться с
источниками, где эти вторично призванные в армию (около 1 млн. человек), а
иногда и люди, возвратившиеся из плена или оставшиеся за рубежом, зачислялись в
наши безвозвратные потери. При ознакомлении с некоторыми зарубежными материалами
мы встретились с таким подходом, когда в число наших потерь включались потери
власовцев, бандеровцев и других националистических, профашистских формирований,
которые сражались против Советской Армии на стороне врага. Причем некоторые из
этих людей дважды включались в число наших потерь. Вначале -- как попавшие в
плен, а затем как погибшие. Но засчитать эти потери надо той стороне, на чьей
они воевали.
Нет слов, приведенные выше потери огромны, и без боли о них говорить невозможно.
Но тем более грешно добавлять к ним что-то надуманное.
По расчетным данным, составленным по трофейным и другим документальным
материалам, безвозвратные потери фашистского блока составляют 8 649 000 чел.
(фашистской Германии -- 7 413 000, ее сателлитов -- 1 245 000), из них на
советско-германском фронте 7 168 000. После окончания войны из Советского Союза
было возвращено из плена 1 939 000 немецких военнослужащих. Таким образом,
боевые потери самой фашистской Германии к концу войны составили около 7,4 млн.
чел., а с учетом возвращенных пленных безвозвратные потери составили 5,5 млн
чел., ее союзников 1,2 млн чел. (всего 6,7 млн чел.). Не говоря уже о том, что в
1945 г. вся фашистская армия в полном составе капитулировала перед Советской
Армией и союзными армиями.
Безвозвратные потери Квантунской армии Японии в период боевых действий на
Дальнем Востоке (август -- сентябрь 1945 г.) составили 677 700 чел., в том числе
убитыми 83 737 чел. Наши потери в маньчжурской операции составили 12 тыс.
человек.
В сведениях, опубликованных в ФРГ и других западных странах, данные о потерях
фашистского блока явно занижены. Например, не учитываются потери союзников
Германии -- Италии, Румынии, Венгрии, Финляндии; иностранных формирований,
воевавших на стороне фашистской Германии (власовцы, словаки и др.); тыловых
учреждений вермахта, строительных организаций, в которых в основном работали
лица других национальностей (поляки, чехи, словаки, сербы, хорваты и др.).
Следует подчеркнуть также, что СССР и Германия возвратили после войны примерно
по два миллиона человек военнопленных, в то время как наших пленных Германией
было захвачено больше. (По некоторым данным пленных было около 5 млн. человек).
Таким образом, если учесть потери вспомогательных частей Германии, исключить
наши потери, связанные с гибелью военнослужащих в плену ввиду зверского с ними
обращения со стороны фашистов и взять соотношение потерь за всю Великую
Отечественную войну, включая Маньчжурскую операцию, то общие боевые потери
советских вооруженных сил и наших восточно-европейских союзников с одной стороны
и Германии и ее союзников с другой стороны, расходятся не в такой степени, как
это изображается.
В телесериале "Монстр" диктор говорит, что мы за время войны потеряли 27 млн., а
немцы 6 млн. человек. Но почему в нашей стране берут всех (и русских, и казахов,
и грузин, и др.), в том числе потери на Дальнем Востоке, а со стороны
фашистского блока только немцев, а где -- австрийцы, венгры, румыны, финны,
другие, кто воевал против Советского Союза? Почти через полстолетия после войны
неловко говорить о любых потерях, с чьей бы то стороны они ни были, но делать
это приходится только для того, чтобы показать недопустимость такой подтасовки
фактов.
Как уже отмечалось, безвозвратные военные потери советских Вооруженных Сил
составляют 8,6 млн. человек. Остальные наши потери ( более 18 млн. чел.)
относятся к мирному населению, больше всего пострадавшему от фашистских зверств
и репрессий. Сами немецкие историки пишут о том, что Германия захватила 5 млн.
наших военнопленных. Но из них возвратились после войны лишь 1836 тыс. человек.
Куда девались остальные, какова их трагическая судьба в фашистском плену --
теперь уже хорошо известно. Если бы Советская Армия, придя на немецкую землю,
поступала по отношению к мирному населению и военнопленным так же, как фашисты к
нашим людям, соотношение потерь было бы другим, но этого не случилось. И не
могло случиться.
И теперь "цивилизованный" подход к этому крайне деликатному вопросу довели до
того, что нашему народу ставят в вину его же гуманность, да еще пытаются
привесить к этой "вине" жертвы фашистских злодеяний. И приходится только
удивляться, что люди, исповедующие такую дикую "логику", смеют говорить, что
выступают за историческую "правду". И, конечно, более углубленная работа по
выявлению структуры потерь должна продолжаться. В частности, в Генштабе нет
точных сведений о потерях наших войск в 1941 г. (донесения от штабов не всегда
поступали) и поэтому данные за этот период выявлены на основе сопоставления
обобщенных документальных материалов о количестве имевшихся войск к началу
войны, поданного пополнения и оставшейся численности действующей армии к концу
1941 г.
Сейчас вообще нужно не охаивать огульно то, что сделано, как поступают доктора
наук Мерцаловы ("Свободная мысль" No 3, 1993 г.), а опираясь на опубликованные
официальные данные, искать новые источники, дополнительные данные и сопоставлять
конкретные сведения и документы. Критиковать и все ставить под сомнение, не
приводя никаких других данных и источников, -- это самое легкое и вместе с тем и
самое бесплодное занятие. Нужна критическая, но конкретная работа. Нельзя верить
и многим сообщениям германского командования о наших потерях и захваченных
пленных, как и докладам наших штабов о немецких потерях. Данные о потерях
противника по соображениям военного времени всегда завышались, да и определить
их точно во время военных действий практически невозможно.
За время войны были также большими потери в вооружении и военной технике.
Советская Армия потеряла 61,5 тыс. орудий и минометов полевой артиллерии, 83,5
тыс. танков, 13 тыс. самоходно-артиллерийских установок, более 46 тыс.
самолетов, 1014 боевых кораблей. Ежесуточно в советских войсках в среднем
выбывало 11 тыс. единиц стрелкового оружия, 68 танков, 224 орудия и миномета, 30
самолетов.
Германские вооруженные силы потеряли танков и штурмовых орудий 42,7 тыс., орудий
и минометов -- 394, 2 тыс., боевых самолетов -- 75,7 тыс.
Но если к концу войны фашистская армия вообще перестала существовать и потеряла
все вооружение, произведенное ею перед нападением на СССР и в ходе войны, то
советские вооруженные силы к 9.5.1945 г. на своем оснащении имели 35,2 тыс.
танков и САУ -- в 1,6 раза больше, чем у нее было на 22.6.1941 г., орудий и
минометов 321,5 тыс. единиц (превышение в 2,5 раза), боевых самолетов -- 47,3
тыс. -- в 2,4 раза больше, чем в начале войны.
В ответ на некоторые измышления в иностранной печати о нашей победе Г.К. Жуков в
одном из своих интервью в 1945 г. сказал: мы со своими армиями, со своим оружием
стоим в Берлине, а фашистской армии я больше не вижу.
Вместе с тем, рассматривая боевые потери, надо сказать и о совершенно не
оправданных интересами боевой обстановки потерях, которых в ряде случаев
наверняка можно было избежать. Так, ошибки Сталина в 1941 году привели к потере
более 3 млн. человек.
Упрямство Сталина и несвоевременный отвод основной группировки войск
Юго-Западного фронта за р. Днепр увеличили наши потери примерно на полмиллиона
человек. Просчеты ВГК, неумелое руководство командующих и командиров на местах
привели к большим потерям в Крыму и под Харьковом в 1942 г., в наступательных
операциях Западного фронта зимой 1943--1944 гг. и в некоторых других операциях.
К сожалению, в нашей армии существовала и такая практика, когда по указаниям
Сталина и других начальников требовали продолжения практически завершившихся
наступательных операций, несмотря на то, что наступление уже явно выдохлось, и в
таких бесплодных, неподготовленных и материально необеспеченных атаках наши
войска порой несли больше потерь, чем в основной части успешно проведенной
операции. Бои такого характера, конечно, изматывали и противника, не давая ему
закрепляться, но и своим войскам наносили в ряде случаев несопоставимый урон.
Как уже было сказано по ходу нашего повествования, именно Г.К. Жуков на
протяжении всей войны как мог противостоял произволу Сталина в этих вопросах и
многое он предотвратил, но не все было и в его силах. Выражаясь словами А.
Твардовского: "Тут ни убавить, ни прибавить -- так это было на войне".
Наши потери могли бы быть сокращены, если бы западные союзники открыли второй
фронт в 1942 или в 1943 г. Кстати, когда сравнивают наши жертвы с потерями
американских или английских войск, то забывают об одном очень важном
обстоятельстве. Судьба войны решалась на советско-германском фронте, где
происходили наиболее ожесточенные сражения. Пользуясь скованностью германских
войск на этом фронте, командование союзников имело возможность и не спешить,
могло из года в года откладывать открытие второго фронта или ту или иную
операцию. Но этого не могло себе позволить советское командование, ибо от ряда
сражений -- под Москвой, Сталинградом, Курском и др., уклоняться было
невозможно. Больше заинтересованное в быстрейшем окончании воины, оно более
последовательно выполняло и союзнический долг, начиная иногда по просьбе
союзников операции ранее установленных сроков, как это было, например, в
Висло-Одерской операции в январе 1945 г.
Отрицательное значение имели и некоторые другие факторы, вызвавшие большие
потери, о них откровенно и обоснованно говорится в воспоминаниях Г.К. Жукова.
Анализировать причины потерь нужно и сегодня, но делать это грамотно, не
устраивая вокруг такой щепетильной проблемы скандальные сенсации.
Сколько было заклинаний по поводу того, что Генеральный штаб скрывает данные о
потерях. Но из документов, опубликованных в журнале "Источник" No 5, за 1994 г.,
видно, что Министерством обороны представлялись предложения в ЦК КПСС об
опубликовании сведений о потерях, но как раз те политические деятели, которые
больше всего говорили о "сокрытии" этих данных, под всевозможными предлогами
возражали, тормозили предание их огласке в печати.
Продолжаются спекуляции и после опубликования официальных (ранее закрытых)
данных. Причем некоторые газеты обязательно ко Дню Победы приурочивают
публикации о потерях и поражениях.
Но в любой, даже самой несчастной семье, кроме горестей, бывают и праздничные
дни. Представьте себе, например, человека, который приходит на свадьбу, и
начинает долго и нудно говорить только об умерших, погибших, несчастьях. В его
словах может быть и правда, но в данном случае люди ее не примут, так как кроме
этого в их жизни есть и другие события. Так и в День Победы -- помянут они и
тех, кто ушел из жизни, но все к этому сводить не станут -- День Победы -- это
праздник!
Иногда, чтобы уйти от сути дела или принизить роль Жукова и других полководцев,
говорят, не одни они победили, победил народ. В принципе это верно. Но к народу
относятся и Жуков и Власов, рядовой Матросов, Зоя Космодемьянская и те, кто
бежал с фронта, служил в полицаях. Подавляющее большинство советских людей,
составляющих народ, до конца остались верными своей Родине. Но мерить всех одной
меркой тоже нельзя. Поэтому народ будет прославлять тех, кто больше всего сделал
для победы, поклонится и маршалам и рядовым. С полным правом воздастся должное и
маршалу Жукову.
Виктор Петрович Астафьев когда-то написал хорошие книги о войне. Еще в 1985 г.
он справедливо писал: "О войне и о войнах надо говорить всю правду, пусть иногда
и горькую. Мы достойно вели себя на войне и достойны не только благодарности, но
и самой высокой, самой святой правды, мы и весь наш многострадальный героический
народ на века, на все будущие времена прославивший себя и трудом, и ратным
делом".
Теперь вдруг, в новые времена, оказывается, этого народа не стало.
Сейчас он уже пишет: "В итоге всего этого и получилось у нас: был народ -- стало
народонаселение, аморфная, послушная масса трудящихся, не осознающая своих
интересов, не способная самоорганизоваться для их защиты, с энтузиазмом
голосующая то за Жириновского, то за Зюганова".
Виктор Петрович по этому вопросу уже заодно с А. Нуйкиным и М. Капустиным.
"Хватит уже молиться на наш "святой народ"! Да нет его давно уже, этого народа,
есть то, что достаточно точно описала прозорливая западная мысль -- есть масса!
(см. "Восстание масс" Ортеги; читайте Рисмена, Миллса, Белла, Шилза)" -- пишет
философ М. Капустин.
Таким образом, был народ без героев, а теперь уже и самого народа нет. Но когда
победу ниспровергают, а героев унижают, замахнувшись даже на Жукова, побед и
подвигов может не быть уже никогда. На это может быть и делается расчет.
В результате ряда откровенных бесед после войны Г.К. Жуков и Д. Эйзенхауэр
сошлись на том, что советский и американский народы имеют много общих интересов
и поэтому должны продолжать тесное сотрудничество, которое обеспечило нашу общую
победу.
Но несмотря на официальную договоренность, наши власти не дали Жукову
возможность посетить США. А Эйзенхауэра увели в сторону другие политические
силы. Начавшаяся "холодная война" нанесла огромный вред не только
советско-американским отношениям, но и всему международному сообществу. Но и с
окончанием "холодной войны" ее завалы в области истории второй мировой войны до
сих пор не преодолены. Дело не только в отдельных ошибках и извращениях истории
второй мировой войны или, скажем, роли Жукова в важнейших сражениях, а в
реальной позиции, которая занимается сегодня.
Если наши бывшие союзники по антигитлеровской коалиции не сочли нужным
пригласить представителей России на 50-летие Нормандской операции или настояли
на том, чтобы их войска и части российской армии порознь выводились из Берлина,
то это вынуждает еще раз задуматься над тем, почему они не хотели договариваться
с СССР еще в 1939 г., почему так долго тянули с открытием второго фронта, как и
над некоторыми другими событиями периода "холодной войны".
И официально провозглашенное "партнерство во имя мира", и другие формально
заключенные соглашения, и самые громкие политические заверения о благих
намерениях мало что дают и мы уже сполна это испытали еще в 1941 г. Главным
является стратегическая направленность политики, стремление к искреннему и
честному сотрудничеству, чего нет, к сожалению, и поныне.
Но опыт войны свидетельствует о том, что, несмотря на трудности и противоречия,
такое сотрудничество возможно и необходимо, особенно между народами и ветеранами
наших стран, которые и в прошлую войну не занимались политическими играми, а
честно сражались и вместе ковали победу. Большое значение для такого
сотрудничества имеет и создание добротной исторической базы, объективно
вскрывающей ошибки и уроки прошлого. Только правдивая история, свободная как от
прежнего приукрашивания и замалчивания неугодных фактов, так и современного все
отрицающего нигилизма, может способствовать укреплению мер доверия между
народами. Нужна и элементарная преемственность исторического процесса.
Нормальному человеку трудно понять, почему отмечается 300-летие флота и 4-летие
российской армии. Попытки некоторых историков перечеркнуть целые периоды истории
или потрафить западным коллегам и подогнать оценки и выводы по истории второй
мировой войны под модные и идеологизированные на новый лад веяния лишь вызывают
недоверие и сеют новые подозрения, еще больше дискредитируя историческую науку.
Вообще, выдающиеся, мыслящие люди России отрицательно относились к
нигилистическому подходу к отечественной истории. В свое время Л.Н. Толстой
критиковал односторонность исследований истории С.М. Соловьевым, принижение им
роли народа, который не только управлялся сменявшими друг друга государями, но и
созидал, жил своей жизнью. Такой подход, по мнению великого писателя, не давал
историку постичь главную суть и саму тайну истории. "Читаю историю Соловьева, --
писал Толстой. -- Все, по истории этой, было безобразие в допетровской России:
жестокость, грабеж, грубость, глупость, неумение ничего сделать... Читаешь эту
историю и невольно приходишь к заключению, что рядом безобразий совершилась
история России. Но как же так ряд безобразий произвели великое, единое
государство? Но кроме того, читая о том, как грабили, правили, воевали (только
об этом и речь в истории), невольно приходишь к вопросу: что грабили и разоряли?
А от этого вопроса к другому: кто производил то, что разоряли?".
В последнее время освещение истории Великой Отечественной войны, значение победы
в ней часто даются только под одним углом зрения -- необходимости
разоблачительного подхода к нашему прошлому и слишком уж легко оправдывается
все, что делалось и делается на Западе.
В "Известиях" Станислав Кондрашев пытался даже оправдать то, что осудила уже вся
мировая общественность, а именно -- применение США 50 лет назад атомных бомб для
уничтожения десятков тысяч мирных жителей в Хиросиме и Нагасаки. Эта варварская
акция была предпринята исключительно с политическими целями, так как никакой
военной необходимости в ней не было. Ми Чарлз в книге "Встреча в Потсдаме"
писал, что государственный секретарь США "...считал, что главное достоинство
бомбы -- отнюдь не в степени ее воздействия на Японию. Бомба, -- говорил он, --
будет применена с иной целью, а именно: сделать русских более сговорчивыми в
Европе". Уинстон Черчилль, получив сообщение Трумэна о предстоящем применении
атомного оружия, и не подумал о противнике, с которым воевали. В беседе с
фельдмаршалом Аланбруком он весьма определенно заявил: "Теперь у нас есть новое
средство, которое сбалансирует соотношение сил с Россией... Сейчас Советскому
Союзу можно заявить: Ну раз вы настаиваете, чтобы сделать то или это, ладно
же... А потом мы посмотрим, куда же они подевались, эти русские". Так, что цели
были совсем не те, которые им задним числом приписывает С.Кондрашев. Его
восхищает национальный прагматизм американского государства, которое "как зеницу
ока, бережет сограждан, максимально обеспечивая успех чужой, а не своей кровью"
(автора не смущает, что атомные бомбы сброшены на мирное население). Слов нет,
нашим политикам не мешало бы поучиться американскому национальному эгоизму.
Вместе с тем следовало бы задуматься, насколько рационален такой эгоизм, если
соотносить его с целями борьбы с общим противником, интересами союзников,
особенно если союзники и партнеры будут поступать в таком же духе по отношению к
американцам.
Известно, например, что в мае 1945 г. японское правительство предлагало СССР
выступить посредником в поисках путей прекращения войны с США. Взамен
предлагалось вернуть Советскому Союзу Сахалин, Курильские острова и еще
некоторые территории. Если руководствоваться только "национальным прагматизмом"
и игнорировать интересы общей борьбы и союзников, Советский Союз имел
возможность достичь своих политических и военно-стратегических целей не вступая
в войну против Японии и не имея никаких потерь. Но как пишет президент Трумэн,
Сталин дал японцам отрицательный ответ и "я поблагодарил маршала Сталина". Он же
после Потсдамской конференции, где была достигнута окончательная договоренность
о вступлении СССР в войну с Японией, в своем дневнике записал: "когда это
случится -- японцам конец". К этому времени решение о применении атомных бомб
против Японии президентом в принципе уже было принято. СССР мог вполне
уклониться от войны, в этом случае Япония и после применения против нее атомных
бомб продолжала бы сопротивление и тогда могли оправдаться расчеты американского
командования на то, что войну против Японии удастся завершить лишь в 1946 или в
1947 г., смирившись с потерями около одного миллиона американских солдат. Вот
что могло и может быть, если не только американцы, но и другие государства будут
руководствоваться в политике и стратегии исключительно национальным эгоизмом.
Таковы действительные уроки и, как выразился уважаемый журналист, "жесткие
прикладные истины американской демократии и демократии вообще", ибо в наше время
подобный подход куда опаснее, чем в прошлом. Поэтому жизненные интересы США и
России требуют вспомнить о начале совсем другого сотрудничества, которое
пытались заложить Эйзенхауэр и Жуков.
В последнее время появились суждения о том, что войну советского народа против
фашистской Германии можно считать отечественной и освободительной только до
момента выхода советских войск к нашим государственным границам. Дальше вроде бы
западные страны вели войну освободительную, а мы -- захватническую.
Высказывается точка зрения, что Советскому Союзу следовало выйти на свои границы
и на этом кончать войну. Тогда, мол, война на год раньше кончилась бы. Кончить
войну, не добив фашизм, сохранив гитлеровскую армию, оставив под оккупацией
Польшу, Чехословакию и другие страны, не освободив угнанных в неволю своих
соотечественников и военнопленных?! При самых благих намерениях вряд ли это было
возможно и тем более целесообразно. Перечисляя все очевидные негативные аспекты
такого решения, скажем лишь о том, что в этом случае вместо 50 лет мирной жизни
нашему народу возможно, пришлось бы перенести еще одну тяжелую войну.
Великая Отечественная война навсегда останется одним из самых трагических и
героических периодов в истории нашей страны. Разные страницы были в истории
войны и их толкование еще долго будет вызывать горячие споры и различные
суждения. Но ничто не может поколебать величие и значимость победы. Никто не
вправе отрицать главного. Советский народ и его армия вынесли на своих плечах
основную тяжесть войны и внесли решающий вклад в освобождение народов Европы и
Азии и достижение победы над фашистской Германией, милитаристской Японией и их
союзниками. Несомненной и общепризнанной во всем мире остается и огромная роль,
которую сыграл в достижении победы маршал Советского Союза Георгий
Константинович Жуков, как наиболее талантливый и выдающийся полководец второй
мировой войны.
3. Кто и в чем обвиняет Жукова?
Прежде всего те политические общественные круги в нашей стране и за рубежом,
обслуживающие их средства массовой информации, кто ставит своей целью
дискредитировать победу Советского Союза во второй мировой войне, вообще лишить
российский народ исторической памяти, национального достоинства и тем самым
заложить в его сознание чувство исторической неполноценности и обреченности.
Одной из самых ярких личностей, олицетворяющих нашу победу в минувшей войне и
национальное достоинство российских народов, является Г.К. Жуков. Поэтому не
случайно люди, чуждые подлинным российским национальным интересам, кому не по
нутру наша армия и ее герои, направляют свои отравленные ложью стрелы в первую
очередь против великого полководца. Как справедливо отмечали генерал-полковник
Родионов И.Н. и другие товарищи из Академии Генштаба: "Жуков по праву стал одной
из выдающихся фигур в национальном самосознании нашего народа, и именно поэтому
появились нападки на него, как на национального героя...".
Причем опубликовать что-либо доброе о Жукове или других полководцах невозможно.
В то время как порочащие их материалы охотно издаются и тиражируются.
В истории не раз уже бывало, когда победившие революции во многом невольно
копировали свергнутые режимы, повторяли в еще более жестоком виде методы их
борьбы с противниками, оппозицией и в конечном счете приходили к тому, против
чего боролись. В последнее время, когда непримиримость ужесточилась, многие
справедливо выражают озабоченность тем, что продолжение такой линии может
привести к новой форме единомыслия, что было бы опасным не только для судьбы
исторической науки, но и вообще для демократии, для всего общества.
Поощрение конъюнктурности неизбежно ведет к снижению научной требовательности. В
научную среду под прикрытием модной политической демагогии легко проникает масса
посредственностей, порождающих ту самую глухую стену, о которую в истории науки
разбивались многие новые мысли и открытия. Эта среда и порождает в основном
ниспровергателей Жукова.
На этой бесплодной ниве, к сожалению, подвизается В.П. Астафьев -- известный
писатель-фронтовик. В последние годы он не только о Жукове, но и о всей войне
пишет как-то озлобленно, однобоко, главным образом о ее грязной, жестокой
стороне. Вроде бы оно и правильно. Все это было, война есть война. Но В.
Астафьев, -- замечает Виктор Розов, -- "как бы забывает, во имя чего она нами
велась, что это все было необходимо для спасения Родины, то есть матери нашей.
Ведь если ты хочешь спасти свою мать или спасти своего ребенка, ты готов горло
врагу перекусить". Присоединился к ниспровергателям полководца писатель В.
Солоухин, которого, как говорят, война обошла стороной.
Среди других историков и публицистов, занимающихся дискредитацией Жукова, нет
людей ни с таким фронтовым опытом, как у В. Астафьева, ни с современными
военными и военно-историческими знаниями, без чего судить обоснованно о
чьем-либо полководческом искусстве невозможно. Кто же они? Один из них во время
войны заведовал библиотекой, был начальником Дома офицеров; другой --
разносчиком газет в политотделе корпуса; третий ухитрился всю войну просидеть в
запасном полку и только к концу войны на короткое время попал на фронт. На этом
недостойном поприще ниспровержения нашей победы и Жукова пытаются приобрести
себе скандальную известность и некоторые более молодые, не нашедшие себя в
серьезном деле младшие научные сотрудники.
Исполнителями травли Жукова после войны стали работники ЦК КПСС, Главпура, КГБ,
в частности Шелепин и Семичастный, отсидевшиеся в тылу во время войны на
комсомольской работе. Система наша в этом отношении была никудышной, но ее
питали подобные, в том числе и быстро перевернувшиеся, люди.
Историк А. Мерцалов в своей публикации "Георгий Жуков: новое прочтение или новый
миф? Посмертная судьба "маршала Победы" пишет о низком уровне советского
военного искусства, полководческих способностей Жукова, представив его в
качестве малообразованного, посредственного военачальника, лишенного морали,
нравственности и допустившего во время войны "грубейшие просчеты и вреднейшие
действия". В таком же духе брани и выдумок писали в "Независимой газете" Арсений
Тонин и Б. Соколов.
Полковник М. Захарчук в той же газете пишет: "За время правления Сталина и за
многие годы после него в армии царило тотальное невежество убогих духовно,
интеллектуально и нравственно, но очень исполнительных людей". Далее продолжает
он: "Даже самого Жукова, нашего выдающегося, если хотите гениального,
полководца, нельзя поставить в один ряд с известными генералами русской армии. И
не вина его в том, а беда великая, что двигался он по службе не в окружении
людей высокообразованных, благородных, честных, какими были царские офицеры, а в
амбициозной массе сослуживцев -- послушных, исполнительных, готовых по первому
зову партии предать, оклеветать, осудить. Хотя повторяю: Жуков был гениален для
той конкретно-исторической обстановки, когда солдаты закрывали своими телами
вражеские амбразуры, а смершевцы за нечаянно оброненное слово истребляли этих
бойцов или в лучшем случае формировали из них штрафные батальоны".
Удивительно, каким образом из этого мрака невежества вышли такие светлые
личности как А. Мерцалов, М. Захарчук, Б. Соколов и другие.
И не может не знать М. Захарчук, как показали себя образованные и изысканно
воспитанные русские генералы в русско-японскую, в первую мировую войну или на
стороне белых в гражданскую войну. Да и в 1941--1945 гг. и в Генштабе и в
управлениях фронтов и армий (из-за деликатности не станем называть фамилий) было
еще немало генералов, вышедших из благородной дворянской сферы. Но, видимо,
никто не будет утверждать, что Жуков по своим полководческим качествам в чем-то
им уступал. Не будем повторять сказанное относительно очень образованных
германских генералов. Навязать человечеству две мировые войны, в обеих потерпеть
сокрушительное поражение и после этого с помощью нынешних апологетов пытаться
числиться в законодателях военного дела -- нет, это уж слишком!..
И еще о некоторых не очень корректных сопоставлениях. В 1 томе
военно-исторических очерков Института военной истории отмечается, что
"Шапошников кроме высокой теоретической подготовки имел богатую практику штабной
работы в стратегическом звене. В гражданскую войну он возглавлял оперативный
отдел Полевого штаба Реввоенсовета республики, а в межвоенный период дважды
назначался начальником Генерального штаба РККА. В отличие от Жукова,
происходившего из простых крестьян и пришедшего в Красную Армию в звании
младшего унтер-офицера царской армии, Шапошников окончил Николаевскую академию и
еще до революции успел получить чин полковника".
Действительно, Б.М. Шапошников один из самых уважаемых и достойных наших
военачальников. Он вошел в историю как один из выдающихся военных теоретиков ХХ
века и обладал чудесными человеческими качествами. У него многому научились наши
генштабисты, к нему всегда очень тепло относились Жуков и Василевский. Но
крестьянское происхождение Жукова нисколько не унижает его достоинство. Получить
больших чинов до революции он не мог и по возрасту. Конечно, ему было далеко до
Бориса Михайловича в области знания генштабовской службы. Но все же если сам
Генштаб по ряду важных вопросов оказался не подготовленным к войне, то кто за
это несет больше ответственности: тот, кто в предвоенные годы дважды по
нескольку лет занимал должность начальника Генштаба или тот, кто был в этой
должности всего несколько месяцев?
И нельзя отождествлять сталинизм и Жукова. Он как мог противостоял сталинской
системе еще в те времена, когда другие нынешние герои и пикнуть не смели. Где же
были эти борцы за справедливость, когда после войны в течение 25-ти лет травили
человека, который всю свою жизнь посвятил служению своему Отечеству.
Поговаривают и о том, что сейчас возвеличивают Жукова и совсем забыты другие, не
менее заслуженные полководцы. Конечно, этого не должно быть. Но в данном случае
речь идет о Жукове. И почему нынешние критики не поднимали своего голоса, когда
в официальных трудах и изданиях по истории войны замалчивали и по сей день
продолжают замалчивать заслуги Жукова. В вышедшем в 1994 г. фильме Ю. Озерова
"Сталинград" (из киноэпопеи "Освобождение") в роли вершителей победы под
Сталинградом изображены Хрущев, Еременко, Чуйков, но не удостоены внимания не
только Жуков, но и Василевский, Рокоссовский, Ватутин. При таком однобоком,
конъюнктурном подходе о каком поиске истины может идти речь.
Иногда для того, чтобы опорочить Жукова, ссылаются на отдельные критические
замечания других полководцев, в частности, Рокоссовского. Но они ведь, в отличие
от нынешних ниспровергателей, не отрицали в целом роль и способности Жукова. Тот
же Константин Константинович, отмечая недостатки в его характере, вместе с тем
признавал, что у Георгия Константиновича "всего было через край -- и таланта, и
энергии и уверенности в своих силах". И разговор о заслугах Жукова не умаляет и
не может умалять заслуг других полководцев.
В предыдущих главах этой книги приведены исторические факты, данные о
численности сторон и соотношение сил, подтвержденные реальными результатами
проведенных операций и итогами войны, аргументы, опровегающие всякого рода
измышления о Жукове и свидетельствующие о высоком уровне его образованности и
полководческого искусства. Разве такие операции как Сталинградская, Белорусская,
Висло-Одерская и другие с окружением, расчленением и уничтожением по частям
крупных группировок противника похожи на "искусство парового молота",
выталкивания и выдавливания пришельца со своей земли, о котором пытается
толковать профессор А. Мерцалов? По ходу нашего повествования сказано и об
ошибках и доле ответственности Жукова за неудачи в 1941--1942 гг.
Распространяются, правда, различного рода примитивные байки и сплетни о
деятельности Жукова во время войны, которые не стоят даже того, чтобы их
опровергать. Пусть судит читатель хотя бы по такому примеру. В День Победы в
этом году по НТВ показали английский фильм о Жукове, в котором ведущий
утверждал, что наш полководец в Берлинской операции с целью прокладывания пути
для танков через противотанковые минные поля посылал вперед пехоту. Но
элементарно смыслящий в военном деле человек понимает, что это чепуха, ибо для
подрыва противотанковой мины нужно давление не менее 250--500 кг. Под пехотинцем
она не подорвется.
В. Солоухин тоже выдумал свои данные о потерях, к этому добавил: "Известно, что
Жуков просил перед каждым наступлением, чтобы соотношение наших бойцов и немцев
было десять к одному". В том то и дело, что неизвестно, откуда это взято, на чем
основано. Из рассмотренных нами исторических фактов это никак не вытекает.
Наиболее распространенный тезис в обвинениях в адрес Жукова -- это ничем не
подтвержденные домыслы о его жестокости, невнимательности к подчиненным,
стремлении добиваться цели "любой ценой", о непомерно больших потерях в личном
составе (по сравнению с другими полководцами) во всех операциях, которые он
проводил. Георгий Владимов в романе "Генерал и его армия" приводит мысль, что
Гудериан бережно относился к людям, а наш Жуков исходил из принципа "с потерями
не считаться". Как же обстоит дело в действительности? Жуков на протяжении всей
своей военной службы исповедовал принцип максимально возможного сбережения
людей, достижения победы с минимальными потерями.
В 1924 г., прощаясь с личным составом 39-го Бузулукского полка перед отправкой
на учебу в Высшую кавалерийскую школу, Георгий Константинович сказал:
"Товарищи бойцы, командиры и политработники. Уезжая в высшую кавшколу для
пополнения своих знаний, которые требуются Красной Армии в связи с эволюцией
военного искусства, вытекающей из достижений техники, должен сказать...
Передовой кадр армии трудящихся, разрешая свои задачи на полях сражений, обязан
будет разрешить их с наименьшими жертвами, с наименьшей затратой крови, ибо
трудовые силы, родственные нам по крови, не могут гибнуть от незнания ее
руководителей, а посему, уезжая на учебу, я полон надежды, что каждый командир и
боец, который в текущем году не мог быть направлен в широко раскинутые школы
СССР, не потеряет ни одной лишней минуты для самообразования и самовоспитания, и
те достижения, которые имеет 39-й Бузулукский полк в деле поднятия своей
боеспособности, будут, безусловно, закреплены и углублены".
В приказе по полку No 132 от 6.5.1926 г. он указывал: "Замечены случаи ведения
строевых занятий в праздничные дни. Так, 18 апреля производились занятия по
джигитовке по желанию красноармейцев. Кроме того, в эти же дни зачастую
производятся разного рода хоз. работы. Штабы частей перегружаются рабочими
часами. В результате переутомление как личного, так и конского состава, и, как
следствие, несчастные случаи.
Отмечая эти ненормальности, приказываю:
1) Строевые занятия производить в отведенное для этого время... задерживая
сотрудников лишь в крайней к тому необходимости и спешности. Праздничные дни
целиком предоставлять для отдыха, и никаких занятий в эти дни не производить".
Особенно беспощаден был Г.К.Жуков к фактам произвола и насилия, строго наказывал
виноватых за это.
Но Жуков не просто голословно провозглашал требования о сбережении людей. Он
своим самоотверженным требовательным отношением к своей личной особе и боевой
подготовке войск, тщательной подготовкой командиров, штабов и войск к каждой
операции, предостерегая от оплошностей, настойчиво добиваясь (насколько это было
возможно) наиболее целесообразных решений -- всем этим уже закладывал основы для
успешного выполнения боевых задач и сокращения потерь в людях и технике.
Уже на Халхин-Голе Жуков тяжело переживал потери, требуя беречь людей, в том
числе командиров. Например, он приказывал на всех танках "БТ", а не только на
командирских, установить штыревые антенны, по которым японцы опознавали и
выводили в первую очередь из строя командиров. И тогда все танки внешне стали
одинаковыми. Да и в целом он разгромил группировку японских войск, понеся
значительно меньшие потери, чем противник.
Во время Великой Отечественной войны Жуков, как уже отмечалось, настойчиво
добивался, чтобы не предпринимались не подготовленные операции, но это не всегда
удавалось. Сталин распоряжения о немедленном наступлении или контрударе нередко
доводил непосредственно до командующих объединениями. Имело место стремление
некоторых из них выполнить сталинскую директиву любой ценой, не считаясь ни с
обстановкой, ни с потерями. Поэтому Жуков оказывался в труднейшем положении.
Во время оборонительных сражений под Сталинградом он внушал командному составу
1-й Гвардейской армии: "Мы воюем второй год, и пора бы уже научиться воевать
грамотно. Еще Суворов говорил, что разведка -- глаза и уши армии. А именно
разведка у вас работает неудовлетворительно. Поэтому вы наступаете вслепую, не
зная противостоящего противника, системы его обороны, пулеметно-артиллерийского
и прежде всего противотанкового огня. Ссылка на недостаток времени для
организации разведки неосновательна. Разведку всех видов мы обязаны вести
непрерывно, круглосуточно, на марше и при выходе в районы сосредоточения. Нельзя
полагаться только на патриотизм, мужество и отвагу наших бойцов, бросать их в
бой на неизвестного вам противника одним призывом "Вперед, на врага!". Немцев на
"ура" не возьмешь. Мы не имеем права губить людей понапрасну и вместе с тем
должны сделать все возможное, чтобы выполнить приказ Ставки -- разгромить
вражескую группировку, прорвавшуюся к Волге, и оказать помощь Сталинграду".
В донесении в Ставку он отмечал: "Вступление в бой армий по частям и без средств
усиления не дало нам возможности прорвать оборону противника и соединиться со
сталинградцами, но зато наш быстрый удар заставил противника повернуть от
Сталинграда его главные силы против нашей группировки, чем облегчилось положение
защитников города, который без этого удара был бы взят противником".
Ясно, что выполнение боевых задач в таких труднейших условиях сопровождалось и
тяжелыми потерями. Но исторические факты, их сопоставление опровергают такие
утверждения (в том числе маршала И.С. Конева) о том, что в операциях, которыми
непосредственно руководил Жуков, потери были значительно бу льшими, чем на
других фронтах. Об этом можно судить по следующей таблице потерь в операциях,
проведенных в одно время и примерно в одинаковых условиях различными фронтами.
Потери
войск фронтов в некоторых стратегических наступательных операциях Великой
Отечественной войны
1941-1945 гг.

О П Е Р А Ц И И И
            Ф Р О Н Т ЫЧисл. войск к началу
            операцииП О Т Е Р И
              Безвозвратн.
              кол-во% к числ. войск
            к началу опер.
            Контрнаступление под Москвой
            Западный фронт74870010119213,5
            Калининский фронт1922002734314,2
            Правое крыло Юго-Западного фронта80800970912,0
            Итого102170013958613,7
            Ржевско-Вяземская наступательная операция
            Калининский фронт34610012338035,6
            Западный фронт71310014894020,9
            Итого105920027232025,7
            Висло-Одерская
            операция
            1-й Белорусский фронт1028900170321,7
            1-й Украинский фронт1083800262192,4
            Итого2112700432512,1
            Берлинская операция
            2-й Белорусский фронт44160013070ок. 3,0
            1-й Белорусский фронт908500376104,1
            1-й Украинский фронт550900275805,0
            Итого1906200782914,1

Из приведенной таблицы видно, что безвозвратные потери в Московской
наступательной операции составили: Западного фронта (командующий Г.К. Жуков) --
13,5% от общей численности войск, Калининского (командующий И.С. Конев) --
14,2%.
В Ржевско-Вяземской наступательной операции соответственно -- Калининский фронт
-- 35,6, Западный фронт -- 20,9%.
В Висло-Одерской операции при практически одинаковой численности войск (чуть
больше 1 млн человек в каждом фронте) -- потери 1-го Белорусского фронта 17032
(1,7%), 1-го Украинского фронта 26219 человек (2,4%).
В Берлинской операции, где наиболее крупная и сильная группировка противника
противостояла 1-му Белорусскому фронту, 2-й Белорусский фронт (К.К.
Рокоссовский) -- 3%, 1-й Белорусский (Г.К. Жуков) -- 4,1%, 1-й Украинский фронт
(И.С.Конев) -- 5% от общей численности войск. Причем потери противника в полосе
1-го Белорусского фронта составили 232766 человек и в полосе 1-го Украинского
фронта 108700 человек.
В Будапештской операции, где войскам 2-го Украинского (Р.Я. Малиновский) и 3-го
Украинского (И.Ф. Толбухин) также пришлось овладевать большим городом,
безвозвратные потери личного состава в процентном отношении (7,7%) были в 1,5--2
раза выше, чем 1-го Белорусского фронта в Берлинской операции, в том числе 3-го
Украинского фронта 14%.
Об этих потерях приходится с большим сожалением напоминать, поскольку Родион
Яковлевич не раз поговаривал о том, что Жуков с потерями не считался.
Поэтому наговоры на Жукова и по этому вопросу не выдерживают сопоставления с
реальными фактами.
Вопрос об отношении к потерям весьма принципиальный и щепетильный. Некоторые
генералы и офицеры, прошедшие Афганистан и Чечню, чуть ли не с гордостью
говорят, что они в ряде случаев, получив боевую задачу, старались ее не
выполнять, а лишь имитировать выполнение, оправдывая свои действия стремлением
избежать потерь. Но если бы так же действовали Жуков и другие командиры во время
войны, мы, видимо, до сих пор бы не закончили войну и не освободили свою страну
от фашистов. Опыт Великой Отечественной, как и других, более поздних войн,
показывает, что наименьшие потери случаются именно при массированных,
решительных, хорошо организованных боевых действиях. И наоборот, всякое
обозначение военных действий, вялотекущие, пассивные действия вызывают
наибольшие потери с наименьшими результатами.
Далее А. Мерцалов в упомянутых работах утверждал, что военную деятельность
маршала Жукова никто в мировой литературе не изучал. Она якобы просто
неизвестна. Но мне в последние годы пришлось побывать во многих военно-учебных
заведениях, учебных центрах США, Великобритании, участвовать в научных форумах в
Германии, Норвегии, Швейцарии, Сирии и я имел возможность убедиться, что Жукова
хорошо знают и его полководческое искусство тщательно изучают.
Как мы -- группа авторов -- уже писали, возможно, что людям, не следящим за
современной зарубежной историографией, военная деятельность Жукова и неизвестна.
Но это ведь не довод для подобных категоричных заявлений. Укажем, что только за
последние годы различные работы о маршале Жукове были опубликованы в США,
Канаде, Англии, Сирии, Италии, Испании, ФРГ, Франции. Вот что, в частности,
говорилось в опубликованном несколько лет назад в специальном выпуске
итальянского издания "Сториа иллюстрата" под красноречивым названием "Георгий
Константинович Жуков. Остановил нацистов под Москвой".
"Роль Жукова в войне с Германией, пожалуй, больше, чем роль других генералов
второй мировой войны -- русских и зарубежных... Ни один из крупных
стратегических планов советского командования не был разработан без участия
Жукова, наиболее крупные операции осуществлялись под его прямым руководством.
Рассказать о вкладе этого военного руководителя в победу над Германией значило
бы рассказать о всем ходе войны Советского Союза против Германии в эти годы".
Заслуги во второй мировой войне и полководческий талант Жукова признаны во всем
мире. "Я восхищен полководческим дарованием Жукова и его качествами как
человека, -- говорил Эйзенхауэр. -- Когда я был главнокомандующим союзными
войсками в Западной Европе, то мы все -- и я, и мои подчиненные, и генералы,
командовавшие союзными воинскими соединениями, -- буквально затаив дыхание
следили за победным маршем советских войск под командованием Жукова в
направлении Берлина. Мы знали, что Жуков шутить не любит, если уж он поставил
цель сокрушить главную цитадель фашизма в самом сердце Германии, то непременно
это сделает... Мы видели, что, несмотря на бешеное сопротивление гитлеровских
войск, на всем протяжении советско-германского фронта инициативу прочно
удерживала наступавшая Красная Армия".
Жуков является признанным авторитетом и в зарубежных ученых кругах. Крупный
американский публицист Гарррисон Е. Солсбери в книге "Великие битвы маршала
Жукова" отмечал: "Когда история завершит свой мучительный процесс оценки, когда
отсеются зерна истинных достижений от плевел известности, тогда над всеми
остальными военачальниками засияет имя этого сурового, решительного человека,
полководца полководцев в ведении войны массовыми армиями. Он поворачивал течение
битв против нацистов, против Гитлера не раз, а много раз".
Американский военный историк Мартин Кайден в книге "Тигры горят" (1974 г.)
разъяснял своим соотечественникам: "У нас, на Западе, были крупные военные. На
память приходит генерал Джордж Паттон. Были фельдмаршал Бернард Л. Монтгомери и
генерал Дуглас Макартур. Были и другие военные гиганты. Адмирал Честер У. Нимиц,
генерал Дуайт Д. Эйзенхауэр. Но много ли исследователей теперь ушедшей в прошлое
второй мировой войны сразу назовут имя Георгия Жукова? Сколько из них знают, кто
он был и что сделал? Многие ли понимают, что Жуков действительно был, по самой
точной характеристике Гаррисона Е. Солсбери, "полководцем полководцев в ведении
войны массовыми армиями двадцатого столетия"? Он нанес немцам больше потерь, чем
любой другой военачальник или группа их во второй мировой войне. В каждой битве
он командовал более чем миллионом людей. Он вводил в дело фантастическое
количество танков. Немцы были более чем знакомы с именем и сокрушающим
мастерством Жукова, ибо перед ними был военный гений". Он был, заканчивает
Кайден, "чудо-маршалом", а Солсбери особо выделил: "Он знал назубок всю
классическую военную литературу от Цезаря до Клаузевица". Как же после этого
можно говорить, что Жукова никто не знает?
После войны среди трофейных документов германского командования было найдено
досье на советских военачальников.
Об этом досье Геббельс -- в это время он комиссар обороны Берлина -- записал в
дневнике 18 марта 1945 г.: "Мне представлено генштабом дело, содержащее
биографии и портреты советских генералов и маршалов...". Забыв о своих
небрежных, наглых суждениях 1941 г., он ошеломленно пытается за полтора месяца
до падения Берлина найти объяснение победному натиску советских войск: "Эти
маршалы и генералы почти все не старше 50 лет. С богатой политико-революционной
деятельностью за плечами, убежденные большевики, исключительно энергичные люди,
и по их лицам видно, что народного они корня... Словом, приходится прийти к
неприятному убеждению, что военное руководство Советского Союза состоит из
лучших, чем наше, классов...".
Здесь вынужденное почтение нашим полководцам и проклятия в адрес своих, которых
Геббельс называет предателями. То, что понял даже Геббельс, ранее с насмешками
отзывавшийся о нашем командном составе, никак не могут понять наши нынешние
мародеры в области истории.
Такими же несостоятельными являются и все другие домыслы о Жукове.
На чем тогда основываются упомянутые его ниспровергатели, чем они могут
опровергнуть такие факты и свидетельства, как одержанные победы и высокое
воинское искусство, которое было при этом проявлено, или, наконец, приведенные
выше цифры и факты (в том числе о потерях), авторитетные свидетельства
отечественных и зарубежных военачальников? А никаких доказательств, фактов нет.
Есть одно злопыхательство и голословные заявления в угоду некоторым новым
веяниям и неоидеологическим установкам -- любой ценой дискредитировать победу в
Великой Отечественной войне и заслуги одного из ее главных творцов. По этому
поводу, несколько изменяя лермонтовские слова, можно было бы сказать: "и вы не
смоете всей вашей черной ложью Жукова истинную роль". Его роль в достижении
победы и славу величайшего полководца вычеркнуть из истории невозможно. Вместе с
тем жуковское полководческое искусство, как и других полководцев должно
изучаться и осваиваться строго критически, объективно. Только тогда оно нам
будет верно служить.
    Глава четвертая
В ЧЕМ УНИКАЛЬНОСТЬ ПОЛКОВОДЧЕСКОГО ИСКУССТВА ЖУКОВА
1. Ставка ВГК. Сталин и Жуков
В Ставку Верховного Главнокомандования во время войны входили: И.В. Сталин, А.И.
Антонов, Л.П. Берия, С.М. Буденный, Н.А. Булганин, А.М. Василевский,
К.Е.Ворошилов, Г.К. Жуков, Н.Г. Кузнецов, В.М. Молотов, С.К. Тимошенко, Б.М.
Шапошников.
Деятельность Ставки заключалась в оценке военно-политической и стратегической
обстановки, принятии стратегических и оперативных решений, создании группировок
войск, организации взаимодействия и координации действий в ходе операций между
группами фронтов, фронтами и отд. армиями, между действующей армией и
партизанскими силами. Ставка руководила формированием и подготовкой
стратегических резервов, материально-техническим обеспечением Вооруженных Сил,
решала другие вопросы, касающиеся военных действий.
В стратегическом руководстве Ставка ВГК опиралась на Генеральный штаб.
Сталин, будучи Генеральным секретарем ЦК ВКП(б), еще до войны сконцентрировал в
своих руках всю политическую власть в стране и осуществлял непосредственное
руководство укреплением обороны и военным строительством. В мае 1941 г. он стал
Председателем Совета Народных Комиссаров СССР. С началом Великой Отечественной
войны (с 30 июня 1941 г.) Сталин становится Председателем Государственного
комитета обороны. Сосредоточив всю полноту власти в СССР, ГКО руководил в годы
войны деятельностью всех государственных ведомств, перестройкой народного
хозяйства и всей жизни страны в соответствии с требованиями военного времени,
мобилизацией всех ресурсов на нужды ведения войны, определял общий характер
стратегического применения вооруженных сил. 10 июля 1941 г. Сталин назначается
Председателем Ставки Верховного Командования (с 8 августа -- Верховного
Главнокомандования). 19 июля Сталин взял на себя и функции Народного Комиссара
обороны. Одновременно он становится Главнокомандующим Вооруженными Силами СССР.
Жуков на протяжении всей войны был членом Ставки, а с лета 1942 он стал также
заместителем Верховного Главнокомандующего. Члены Ставки занимали далеко не
одинаковое положение.
Например, Ворошилов и Буденный весьма редко участвовали в работе этого органа.
Из числа военных наиболее активно и практически постоянно участвовали в ее
работе Г.К. Жуков и А.М. Василевский, хотя последний, будучи начальником
Генштаба, формально не входил в состав Ставки и стал ее членом лишь в 1945 г.
В целом, как уже отмечалось, с точки зрения стратегического и оперативного
руководства, победа в Великой Отечественной войне достигнута совместными
усилиями многих полководцев, флотоводцев, военачальников и офицеров Генштаба,
штабов и начальников родов войск всех уровней под общим руководством Ставки
Верховного Главнокомандования, возглавляемого И.В. Сталиным.
Полководческая деятельность Жукова, как и других полководцев, протекала под
воздействием сталинского стиля руководства.
Выполнение Сталиным функций Верховного Главнокомандующего вооруженными силами
было крайне противоречивым, как, впрочем и вся его деятельность во время войны.
Не подлежит сомнению, что вследствие прежде всего его просчетов и ошибок
произошли катастрофические поражения в начале войны. Очевидно в то же время, что
во многом благодаря его мобилизующей роли и организаторским усилиям,
поддержанным большинством народа, нашей стране удалось выстоять, а затем и
прийти к победе.
Если говорить о Сталине, как Верховном Главнокомандующем, то хорошая память,
умение быстро вникнуть в суть вопроса, сильная воля и твердый характер создавали
предпосылки для становления руководителя стратегического масштаба.
Но отрицательно сказывались отсутствие систематизированных военных знаний и
военного опыта. Поэтому, как отмечал Г.К. Жуков, Сталин только через 1,5 года
после тяжелых поражений начал более или менее разбираться в
оперативно-стратегических вопросах.
Никто не отрицает, что у Сталина была хорошая интуиция, способность быстро
схватывать обстановку и разбираться в сложных вопросах. Например, Черчилля
поразила быстрая и верная оценка Сталиным показанного ему плана "Торч" по
высадке союзников в Северной Африке в 1942 г. "Это замечательное заявление, --
отмечал он, -- произвело на меня глубокое впечатление. Оно показывало, что
русский диктатор быстро и полностью овладел проблемой, которая до этого была
новой для него. Очень немногие из живущих людей смогли бы в несколько минут
понять соображения, над которыми мы так настойчиво бились на протяжении ряда
месяцев. Он все оценил молниеносно".
Знавшие и близко работавшие со Сталиным авторитетные люди единодушно отмечали,
что наиболее сильной его стороной, как Верховного Главнокомандующего, было
умение разбираться в сложных военно-политических вопросах, подчинять интересам
политики решение экономических и стратегических вопросов. Хотя и в этой области
были крупные провалы, как это случилось с определением возможных сроков
нападения Германии на нашу страну. Но в последующем были и крупные позитивные
шаги. Уже то, что удалось избежать одновременной войны против Германии и Японии
и осуществить их последовательный разгром, добиться участия западных стран в
антигитлеровской коалиции или то, как он твердо и последовательно отстаивал на
всех переговорах во время войны интересы СССР, говорит о многом. Но Сталин
нередко превращал политику в самоцель и не всегда учитывал в полной мере
военно-стратегические соображения, как это было например, в 1941 г.
Сталин, как известно, придавал большое значение созданию экономического
фундамента обороны страны, техническому оснащению армии и флота и другим, как он
говорил, постоянно действующим факторам, решающим ход и исход войны.
Сталин был сторонником максимальной централизации руководства всеми оборонными
делами и вооруженными силами. С тех пор как война стала охватывать все стороны
жизни государства, объединение в одних руках политической и военной власти
считалось одним из условий, благоприятствующих наиболее полной мобилизации всех
экономических, моральных и военных возможностей государства для ведения войны.
Стремление к этому в той или иной мере проявлялось во всех государствах в
периоды первой и второй мировых войн, в том числе и в буржуазно-демократических
странах, таких как, скажем, США и Англия.
Вообще твердое руководство, насаждение жесткой требовательности и дисциплины
были вполне оправданными в военное время. Но в нашей стране такая централизация,
перейдя все допустимые разумные пределы, во многом сковывала деятельность
руководящих кадров и особенно военного ведомства.
Сталин, несмотря на свою исключительно высокую работоспособность и напряженную
деятельность, не мог своевременно охватить многих вопросов, а без него они не
решались. Пагубно сказывались на всех делах излишние самоуверенность и упрямство
Сталина. В результате, перед войной, как уже отмечалось, совершенно бесправные
Нарком обороны и Генштаб, командующие войсками военных округов вносили одно
предложение за другим о приведении приграничных военных округов в полную боевую
готовность, но не смогли добиться одобрения и реализации своих предложений.
Контроль за исполнением приказов -- важнейшая обязанность любого вышестоящего
органа управления. Но Сталин, будучи по натуре крайне подозрительным человеком и
никому не доверяя, довел требование о контроле до абсурда. Нагромождение
контроля не только сковывало, но и подавляло всякую инициативу подчиненных
инстанций.
Не говоря уже о многих инспектирующих комиссиях, проверяющих типа Мехлиса,
буквально терроризирующих подчиненных и дезорганизующих работу, о
систематических доносах представителей НКВД, особых и других органов, которые в
совокупности нередко создавали тягостную, нервозную обстановку в системе
управления войсками. Стоило маршалу Тимошенко, будучи командующим Сталинградским
фронтом, в ходе боевых действий искупаться в реке, Хрущев тут же донес об этом
Сталину. Прилег представитель Ставки при фронте отдохнуть, пошел ли он в баню,
сказал ли лишнее слово -- все становилось известным в Москве. И в такое тяжелое
время, такие большие люди находили время собирать и рассматривать такую
информацию. Положение дел усугублялось беспрерывными перемещениями командующих и
других должностных лиц. Только непосредственно перед войной сменилось четыре
Начгенштаба, в ходе тяжелых оборонительных сражений в 1941--1942 гг. происходили
частые смены командующих фронтами и армиями. Но ни один самый одаренный
командующий, прибыв на фронт, не может за несколько дней не то что изменить
обстановку, но даже познакомиться и овладеть ею.
К тому же Сталин практически не бывал в действующей армии, не выезжал на фронты,
а без личного общения с теми, кто выполняет боевую задачу, по одним лишь
донесениям и телефонным докладам невозможно понять и прочувствовать во всей
глубине все особенности складывающейся обстановки. Правда, этот изъян в
стратегическом руководстве компенсировался частыми основательными выездами на
фронты Г.К. Жукова, А.М. Василевского, других представителей Ставки ВГК. Но
ничто не может заменить личного восприятия обстановки. Отметим, между прочим,
что в отличие от Сталина, Черчилль, Де Голль, да и Гитлер побывали во время
войны во всех объединениях и во многих соединениях своих войск.
Главная беда Сталина, как и других политических деятелей (например, К.Е.
Ворошилова, Д.Ф. Устинова), в разное время самонадеянно бравшихся за решение
военных вопросов, состояла в том, что они, не зная войск, не имея опыта
управления ими, совершенно не представляли себе как в действительности могут
происходить действия после принятия политических решений и отсюда военная
некомпетентность решений, постановка войскам нереальных задач. Сталину казалось,
как только он скажет, армия сразу же и развернется для отражения агрессии, с
началом войны или в ходе войны по любому телефонному звонку войска смогут
перейти в наступление или нанести контрудар, он не понимал, что на это требуется
определенное время. Именно по этому вопросу в большинстве случаев происходили
столкновения Жукова и Сталина.
Сталин придерживался активной наступательной стратегии, хотя в теории признавал
и правомерность отступления, когда это требуется по обстановке. Он высказывал
даже правильные слова о недопустимости огульного наступления, необходимости
закрепления успехов. Но на деле культ наступления был доведен у него до
крайностей, когда стратегическая оборона рассматривалась как что-то низменное и
недостойное советского военного искусства, что явилось одной из причин наших
поражений в 1941 и летом 1942 г.
Одним из коренных положений теории и практики военного искусства, выдвинутых
Сталиным, был тезис о решающем значении выбора главного удара для успеха в любой
операции. Его теоретические суждения о необходимости учета при выборе
направления главного удара политических, экономических и военных аспектов
обстановки в принципе были резонными. Но и это положение было превращено в
догмат. В частности, было, конечно, большим преувеличением, что правильный выбор
направления главного удара на три четвертых и чуть ли не автоматически
предопределяет успех операции.
Опыт войны показал, что наряду с обоснованным решением (в том числе выбором
направления сосредоточения главных усилий), постановкой реальных задач войскам,
главными факторами, обеспечивающими успех, были достижение скрытности и
тщательности организации боевых действий и всестороннего их боевого,
материального и технического обеспечения, умелого управления войсками в ходе боя
и операции.
На практике же Сталину ни в 1941, ни в 1942 гг. не удалось правильно определить
направление главного удара противника и соответственно направления для
сосредоточения основных усилий своих войск. В последующие годы войны, когда он
стал прислушиваться к мнению Генштаба, Г.К. Жукова, других командующих фронтами,
Ставке ВГК во главе с ним, как правило, удавалось изыскать наиболее выгодные
направления для ударов с решительным сосредоточением основных усилий на решающих
участках фронта. В отличие от контрнаступления под Москвой и наступательных
операций весной и летом 1942 г., когда силы были распылены, в 1943--1945 гг.
довольно удачно и продуманно определялась последовательность нанесения ударов и
проведения операций путем широкого маневра силами и средствами и
заблаговременной подготовки резервов с целью разгрома основных группировок
противника по частям.
Срыв планов мобилизационного развертывания вооруженных сил в начале войны и
тяжелое отступление с огромными потерями, непредвиденное расширение линии
фронта, острая нехватка квалифицированных кадров привели к тому, что пришлось,
вопреки ранее намеченным планам, значительно увеличить количество фронтов, армий
и дивизий при одновременном снижении их численности и боевой мощи.
Это была одна из причин, потребовавших для решения крупных стратегических задач
привлечения усилий двух и более фронтов. Однако появление новой формы
стратегических действий в виде операций группы фронтов определялось и
объективными условиями в связи с возрастанием размаха и сложности вооруженной
борьбы. Идея необходимости объединения усилий нескольких фронтов в
стратегических операциях дала о себе знать еще в период первой мировой войны и
гражданской войны в СССР. Но свое наиболее полное оформление операции группы
фронтов нашли в период Великой Отечественной войны, когда большинство
стратегических операций проводилось силами нескольких фронтов. В завершающем
периоде войны они стали основной формой ведения стратегических наступательных
операций, что потребовало координации действий фронтов через представителей
Ставки ВГК. На главных направлениях эту задачу решали, как правило, Г.К. Жуков и
А.М. Василевский.
Разработка и практическое применение новых способов вооруженной борьбы, таких,
как подготовка и ведение оборонительных операций с последующим переходом в
контрнаступление, стратегических наступательных операций, в том числе и операций
групп фронтов, решение проблемы стратегического и оперативного прорыва с
последующим развитием успеха в глубину путем ввода мощных подвижных групп,
окружением и уничтожением крупных группировок противника, форсирование сходу
водных преград, способов боевого применения и взаимодействия различных видов ВС
и родов войск, изыскание такой эффективной формы огневого поражения, как
артиллерийское и авиационное наступление, более совершенных форм и способов
построения боевых порядков, создание новой системы боевого, тылового и
технического обеспечения, как и новаторское решение многих других проблем
военного искусства, явились результатом творчества представителей Ставки ВГК,
Генштаба, командующих видами ВС и родов войск, командующих, командиров и штабов
фронтов, армий, соединений, частей и подразделений. Самое активное участие в
разработке новых положений военного искусства принимал Жуков. Но неправомерно
говорить о том, что все это творчество в области военного искусства было
осуществлено помимо или даже вопреки Сталину, хотя бы потому, что без его ведома
и согласия решения по таким вопросам и не могли приниматься. Следует сказать и о
том, что война требовала ответственного отношения к военной теории. Попытки не
считаться с накопленным опытом, с выработанными на его основе теоретическими
рекомендациями очень быстро давали о себе знать неудачами на фронте. С этим
объективным обстоятельством был вынужден считаться и Сталин. После многих неудач
1941--1942 гг., по свидетельству Г.К. Жукова и А.М. Василевского, он уже меньше
проявлял произвола, самонадеянности и стал более внимательно прислушиваться к
мнению людей, знающих военное дело. Хотя некоторые отрицательные черты
сталинского стиля руководства не были преодолены до конца войны.
Из полководцев, кроме Г.К. Жукова, Сталин особо высоко ценил А.М. Василевского,
К.К. Рокоссовского, И.С. Конева, Л.А. Говорова, А.А. Новикова, Н.Н Воронова.
В целом страна и Вооруженные Силы во время войны твердо управлялись, поэтому
нельзя дело изображать так, как это иногда делается, будто все происходило чуть
ли не стихийно и мы одолевали врага вопреки всякому руководству. Но бесспорно и
то, что именно самоотверженные усилия народа на фронте и в тылу, его преданность
своему Отечеству во многом компенсировали издержки руководства и в конечном
счете обеспечили достижение победы.

2. Г.К. ЖУКОВ -- ЧЛЕН СТАВКИ, ЗАМЕСТИТЕЛЬ ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО
Во время Великой Отечественной войны Жуков занимал в Ставке Верховного
Главнокомандования особое место. На него, как и на Василевского, Сталин больше
всего опирался, давал ему наиболее сложные и ответственные задания.
По существу, только Г.К. Жуков, А.М. Василевский и Б.М. Шапошников
систематически занимались управлением Вооруженными Силами в стратегическом
масштабе. По подсчетам генерал-полковника Ю.А. Горькова по этим вопросам Г.К.
Жуков был в Кремле у И. Сталина около 130 раз с докладами по стратегической
обстановке, выводами из нее и предложением на ведение военных действий.
Как член Ставки ВГК и заместитель Верховного Г. Жуков непосредственно в Ставке
работал по крупным вопросам стратегического характера около 25 раз
продолжительностью по 5--6 суток, не считая кратковременного пребывания по
экстренным вопросам, когда его срочно вызывали с фронта на несколько часов и он
тут же отправлялся на фронт.
Около 80 случаев отмечается работа Г.К. Жукова в войсках фронтов, где он помогал
командованию в сложных вопросах вооруженной борьбы, а также для оказания помощи
в подготовке войск к операциям и контролю за их готовностью. В 15 случаях за
время с августа 1942 г. по ноябрь 1944 г. на Г.К. Жукова возлагалась обязанность
по координации действий фронтов с полной ответственностью за исход операции и с
правом отдавать приказы и распоряжения командующим войсками фронта. Особенности
и методы его работы по подготовке и ведению операций, управлению войсками
рассмотрены в предыдущих главах.
Более сотни раз маршал работал в армиях и дивизиях, проявляя завидную храбрость.

Когда под Москвой на командный пункт фронта в Перхушкове ворвались немецкие
танки и автоматчики, Жуков вместе с другими офицерами с автоматом в руках
отбивался от противника. Член Военного Совета И.С. Хохлов предлагал ему
немедленно переместить КП подальше в тыл. И Жукову было понятно, что командующий
и штаб не могут нормально работать, находясь под непрерывным обстрелом. Но был
вынужден мириться с этой опасностью, понимая, что вслед за перемещением КП
фронта потянутся пункты управления армий, дивизий, а затем и войска. В
сложившейся тогда обстановке пример стойкости и личной храбрости командующего
был одним из важнейших психологических факторов, обеспечивающих уверенность и
упорство войск в обороне.
Маршал бронетанковых войск Г.К. Рыбалко считал, что в апреле 1944 г. Жуков
проявил героизм и мужество, вылетев в расположение оказавшейся в окружении 3 гв.
танковой армии и помог командованию армии найти наиболее целесообразный способ
выхода из тяжелого положения.
Бывали случаи, когда он пробирался ползком на передовую, чтобы лучше изучить
местность, расположение противника и своих войск. Журналист В.М. Песков записал
следующий эпизод, рассказанный ему майором Н.Х. Беловым -- начальником личной
охраны маршала.
"В боях на Курской дуге прежде, чем отдать приказ Ставки о наступлении Брянскому
фронту, Г.К. Жуков приехал к месту намеченного удара. Было это 11 июля 1943
года. Машину оставили в леске, примерно в километре от передовой. Далее он пошел
пешком с командующим фронтом М.М.Поповым. Уже у самой передовой он сказал:
"Теперь вы останьтесь, а я один...". Надо было убедиться, что местность для
рывка танков была выбрана без ошибки. Полз я за ним. У нейтральной полосы Жуков
внимательно осмотрел лощины и взгорки. А когда возвращались, как видно, были
замечены немцами. Мины!
Одна -- впереди, другая -- сзади. Третья будет наша, прижимайся к земле! При
этих словах я рванулся и накрыл, как мне предписано было службой, маршала своим
телом. Мина разорвалась в четырех метрах -- осколки прошли верхом. Но взрывом
нас здорово тряхнуло. Георгий Константинович потерял слух".
"В 9-ю гвардейскую стрелковую дивизию, -- писал генерал А. Белобородов, --
которой я командовал, неожиданно прибыли Жуков и Рокоссовский... оказывается,
прежде чем ехать к нам в штаб дивизии, он побывал на самых передовых участках. А
когда мы разговорились, меня прежде всего поразило глубокое знание Георгием
Константиновичем обстановки на участках дивизии. А ведь это был командующий, и
фронт тянулся от Тулы до Калинина".
После войны у Георгия Константиновича спросили:
-- Какая необходимость была всю войну рисковать собой, выходя на передний край?
Жуков ответил, почти не задумываясь, будто эта мысль не покидала его:
-- Командующий или представитель Ставки даже в самое критическое время,
по-моему, просто обязан непременно бывать на передовых позициях. Опасно? Да,
опасно. А где и когда на фронте не опасно? На то и война. Но, посещая передовые
позиции, военачальник с глазу на глаз встречается с солдатами, из первых рук
получает истинные сведения о положении своих войск и войск противника. А это,
во-первых, дает ему возможность принять наиболее целесообразное решение -- то ли
укрепить этот участок, то ли вывести часть на передышку. Во-вторых, солдаты
переднего края, как известно, располагают так называемой беспроволочной связью
-- от плеча к плечу, что ли... И стоит побывать среди них, как всему переднему
краю буквально за минуты становится известно, что с ними находится командующий,
а это -- большое дело".
Как командующему фронтом Г.К. Жукову на протяжении войны пришлось действовать в
основном на решающих стратегических направлениях, наиболее трудных участках
фронта, где решались главные и наиболее сложные задачи. Он и К. Рокоссовский --
по существу два единственных полководца, которые за время войны, когда они
непосредственно командовали войсками, не потерпели ни одной серьезной неудачи и
поражения. Не случайно поэтому, что именно они в 1945 г. возглавляли парад
победы.
Для того чтобы верно судить о полководческой деятельности Жукова, Василевского,
Рокоссовского, Конева и других военачальников, никогда нельзя забывать о жестких
и политически неблагоприятных условиях, в которых им приходилось проводить в
жизнь стратегические и оперативные решения.
Российской армии в этом отношении уже более 150 лет не везло. Если вспомнить
историю Крымской войны 1853--1856 гг., русско-японской, Первой мировой войны, то
сразу бросается в глаза, в какие невыносимо трудные условия ставили политики
русскую армию, из которых она каждый раз должна была выходить ценой неимоверных
усилий.
Уже говорилось, в какое катастрофическое положение попали советские вооруженные
силы в 1941 г. И это продолжалось в Афганистане, теперь в Чечне и т.д.
В этом отношении неплохо бы приглядеться к тому, как политически готовят
применение вооруженных сил западные политики.
Они и во время второй мировой войны и в послевоенные годы, как правило, умели
(за исключением Польши, Франции в 1939--1940 гг. или Вьетнама в 70-е гг.)
создавать максимально благоприятные условия для действий своих вооруженных сил и
всесторонней подготовки операций. Пренебрегая порою общесоюзническими интересами
и исходя исключительно из эгоистичных национальных интересов, США вступили в
первую мировую войну лишь в апреле 1917 г., когда исход войны был предопределен.
Во вторую мировую войну они вступили лишь в декабре 1941, после внезапного
нападения Японии на Перл-Харбор. Наиболее крупные десантные операции в Африке в
1942 г., Сицилии в 1943 г., в Нормандии в 1944 г. были проведены после более чем
годичной подготовки каждой из них. Этим объясняются и сравнительно небольшие
потери. Более тяжелый характер носили для американцев боевые действия в зоне
Тихого океана. При этом военные командования на Европейском и Тихоокеанском
театрах военных действий имели довольно большую самостоятельность. Характерны в
этом отношении действия британского правительства во время войны с Аргентиной
из-за Фолклендских (Мальвинских) островов. Политическое руководство страны
определило лишь задачи, а во всем остальном военное командование, не торопясь,
методично готовило десантную операцию.
В США и сегодня часто ссылаются на так называемую "доктрину Уайенберга",
означающую, что США могут и должны вступить в войну только в тот момент, когда
создаются для этого благоприятные условия и после гарантированной всесторонней
подготовки к ней. Поучительна в этом отношении внешнеполитическая подготовка США
к военной операции в районе Персидского залива в 1991 г. Это и затеянная
заблаговременно сложнейшая дипломатическая игра, и политическая интрига со
странами Ближнего Востока и с президентом Ирака по подталкиванию его к нападению
на Кувейт; подготовка общественного мнения и обеспечение поддержки внутри страны
и большинством других стран (включая СССР); проведение хорошо продуманной
дезинформации и психологической операции с целью изнурения и подрыва морального
духа иракских войск; получение от государств, предоставивших оружие Ираку,
данных о частотах его радиоэлектронных средств, неоднократное откладывание срока
нанесения удара по Ираку и создание иллюзии политического разрешения конфликта;
переход в наступление сухопутных войск коалиционных сил после проведения
длительной массированной воздушной кампании и именно в тот момент, когда Ирак
начал отводить войска из Кувейта и вывел их из подготовленных укрытий и
оборонительных позиций на открытую местность. Короче говоря, было сделано все,
чтобы войска могли без особого риска, напряжения и больших потерь выполнить
поставленные им задачи. Такому могут позавидовать любая армия, любой солдат.
Но всегда ли это возможно? Ясно, что такую политику, такой подход к решению
военных задач могут себе позволить только такие государства, как США,
Великобритания и некоторые другие, находившиеся во время второй мировой войны в
особо благоприятном географическом положении, когда главные силы противостоящего
противника были скованы на советско-германском фронте или в той специфической
политической обстановке, которая сложилась к 1991 г.
Например, Польша в 1939 г, Франция в мае 1940 г. СССР при нападении на него в
1941 г. или в сражениях под Москвой, Сталинградом и Курском не имели возможности
выбора: подождать до полной подготовки или вступать в войну, начинать то или
иное сражение или нет. Когда война уже навязана, сражения начались, можно лишь
капитулировать или, независимо от степени подготовленности, вести эти
разразившиеся сражения. В таких условиях и усилия от вооруженных сил требуются
совсем другие, и вооруженная борьба приобретает совсем иной, более сложный
характер, приходится нести и потери.
Мы отдаем должное воинским заслугам наших союзников и полководческому искусству
генералов Эйзенхауэра, Монтгомери, Маршалла, Де Голля и других. Но им пришлось
воевать в совершенно других условиях, несравнимых с теми, в которых находились
Жуков и другие наши полководцы.
3. Наука и искусство воевать
Во все времена полководцы и армии готовились только к победам. Но когда
наступала война, одни действительно побеждали, а другие терпели поражение. И
это, как известно, зависело от многих причин: политических целей и экономических
возможностей воюющих государств, численности, способа комплектования и
вооружения армий, их обученности и морально-боевых качеств, способностей и
организаторских качеств военачальников и ряда других конкретных условий. Среди
них одним из самых важных факторов, определяющих победы и поражения, был уровень
развития военной науки, отражавший военно-теоретические взгляды, и военное
искусство как умение воевать, воинское мастерство, т.е. область практической
деятельности по подготовке и ведению вооруженной борьбы.
Качество победы, ее цена во многом определяется не только конечным результатом
войны (кто победил?), но и эффективностью науки и искусства воевать, какими
жертвами и издержками они достигнуты.
Великая Отечественная война закончилась полной победой советского народа и его
вооруженных сил. В конечном счете, несмотря на многие неудачи и первоначальные
поражения, война продемонстрировала превосходство советской военной науки и
военного искусства над военной наукой и военным искусством фашистской Германии.
В связи с этим версия о том, что Советская Армия воевала основной "массой", а не
умением, "заваливая противника трупами", не состоятельна, ибо фашистская
Германия вместе с завоеванными ею европейскими странами имела не меньше, а
больше людских и материальных ресурсов, чем СССР, и во имя достижения своих
целей не останавливалась перед любыми жертвами, но она потерпела поражение.
Были, особенно на Востоке, и другие страны, которые имели многократное
превосходство над противником в количестве населения и численности своих армий,
но не смогли "завалить противника трупами" и успешно противостоять агрессии.
Без умения воевать одержать победу невозможно. И этим умением, высоким уровнем
военного искусства мы обязаны таким нашим замечательным полководцам, как Г.К.
Жуков, который всю жизнь готовил себя теоретически и практически к
полководческой деятельности.
Безусловно, важно помнить и то, что победа в Великой Отечественной войне была
достигнута путем неимоверных усилий нашего народа и армии, ценой больших потерь,
и это обязывает видеть не только позитивные стороны нашей военной теории и
практики, но и ее негативные стороны и в целом объективно оценивать.
Почему, как и во все времена, на войне были нужны и военная наука, и военное
искусство?
Исторический опыт показывает, что при всем разнообразии и сложности явлений
войны им присущи внутренние, глубокие и существенные связи, в них есть нечто
общее, устойчивое и повторяющееся с силой необходимости. Поэтому формы и способы
вооруженной борьбы порождаются не "свободной" волей полководцев, командиров, а
подчинены, как и сама деятельность людей, независимым от их воли и сознания
объективной действительности, определенным закономерностям и своим специфическим
принципам. Этим и объясняется возможность и необходимость военной науки,
представляющей собой систему знаний о законах, военно-стратегическом характере
войны, строительстве и подготовке вооруженных сил и способах ведения вооруженной
борьбы. Г.К. Жуков военных академий не кончал (о чем он искренне сожалел, а не
гордился как некоторые другие), но всю жизнь много читал, упорно работал над
собой, глубоко осмысливал военно-теоретические проблемы и поэтому был на высоте
современных ему военных знаний.
Да и вообще образованность определяется не формальным наличием диплома, а тем,
как человек работает над собой всю жизнь. А.В. Суворов уже к 20 годам
самостоятельно изучил и досконально знал все походы А. Македонского, Ганнибала,
Цезаря, Конде и других известных тогда полководцев. А разве мог сравниться по
глубине и разносторонности своей образованности кто-либо из писателей,
окончивших литературный институт, с А.М. Горьким. Это относится и к Жукову,
который всю жизнь истязал себя упорной работой над собой. Его научная
теоретическая подготовка была необычайно высокой.
В книге "Воспоминания и размышления" маршал Советского Союза Г.К. Жуков писал:
"Будучи командиром 6-го корпуса, я усиленно работал над
оперативно-стратегическими вопросами, так как считал, что не достиг еще многого
в этой области. Ясно отдавал себе отчет в том, что современному командиру
корпуса и нужно знать очень много, и упорно трудился над освоением военных наук.

Читая исторические материалы о прошлых войнах, классические труды по военному
искусству и различную мемуарную литературу, я старался делать выводы о характере
современной войны, современных операций и сражений. Особенно много мне дала
личная разработка оперативно-тактических заданий на проведение дивизионных и
корпусных командных игр, командно-штабных учений, учений с войсками и т.п.".
Характерно, что Жуков, как и другие советские военачальники, и во время войны
постоянно занимался совершенствованием своей подготовки. Он глубоко изучал опыт
боевых действий, внимательно следил за развитием боевой техники как у нас, так и
у противника, отрабатывал уставные положения на занятиях и учениях с войсками и
штабами, настойчиво учился сам и учил подчиненных.
Другая особенность войн состоит в том, что присущие им закономерности и
объективные явления, будучи независимыми от воли и сознания людей действуют не с
неотвратимой стихийностью законов природы, а проявляются, и в других
общественных явлениях, через деятельность людей. Знание законов, принципов,
способов ведения вооруженной борьбы облегчает практическую деятельность, дает
возможность лучше предвидеть развитие событий, действовать осознанно. Но это
знание не может дать ответа на вопрос, как действовать в той или иной конкретной
обстановке. Поэтому положения военной науки не могут применяться во всех
случаях, независимо от условий обстановки, с таким же постоянством и одинаковым
исходом, как законы естественных наук. Требуются умение, военное искусство. Этой
стороной военного дела Жуков владел особенно мастерски.
Но в целом овладение военным искусством во время войны шло очень трудно, и
поэтому Жукову, другим представителям Ставки, более опытному фронтовому и
армейскому звену командования приходилось (особенно в первой половине войны)
много работать по оказанию помощи тактическому звену командиров.
Дело еще в том, что наши военные кадры, крайне ослабленные в результате
сталинских репрессий, к началу войны не овладели в полной мере и теми
достижениями военной науки, которые имелись к тому времени. Крайне слабы были не
только теоретические знания, но и особенно практические навыки по их творческому
применению. Оказалось, что для проявления высокого уровня военного искусства
кроме глубоких знаний необходимо развивать оперативно-тактическое мышление,
творческий подход к делу, умение быстро оценивать обстановку и анализировать ее,
а также высокие организаторские и морально-боевые качества, такие, как мужество,
смелость и решительность, инициатива и самостоятельность, твердость и
настойчивость в достижении цели. Все эти качества не являются только врожденными
или свойственными лишь особо одаренным людям. Они не появляются и в результате
одного лишь изучения теоретических положений. Качества, необходимые для
проявления военного искусства, вырабатываются в процессе боевой и оперативной
подготовки, практической деятельности, всей военной службы в мирное и военное
время. Но этим делом как раз до войны толком не занимались. Между усвоением
теоретических знаний и овладением искусством их практического применения --
немалая дистанция. Например, в начале войны, пожалуй, не было такого
военачальника или командира, который бы не понимал теоретически и не знал из
опыта прошлого о необходимости сосредоточения основных усилий на решающем
направлении, создания ударных группировок, тщательной разведки и надежного
огневого поражения противника. И все же прошло значительное время, потребовались
немалые усилия и жертвы, прежде чем удалось овладеть искусством решения этих и
других задач.
Самые хорошие теоретические взгляды становятся материальной силой военного
искусства, когда ими овладевают не отдельные военачальники и командиры, а
основная масса офицерского состава. В этом отношении весьма характерен эпизод,
подмеченный К. Симоновым под Тарнополем. "Полковник К. произвел на меня именно
такое впечатление -- очень обыкновенного человека, который не отличался, мне
кажется, ни большим военным талантом, ни сверхъестественной, сокрушительной
силой воли. И в то же время именно он штурмовал наиболее трудный участок обороны
Тарнополя... А самое главное -- в этом не было ничего удивительного, и мне с
самого начала, как только я попал к нему, казалось, что так оно и должно быть.
Именно на таких людях сказывается... общий средний уровень армии, в которой не
все командиры высокоталантливы и непогрешимы, но которая все решительнее и
спокойнее выигрывает войну".
Наиболее распространенный в нашей исторической литературе изъян в этом вопросе
состоит в том, что в ней обычно речь идет в основном о теоретических взглядах на
различные способы ведения боя и операции до войны и во время войны. Сложный и
мучительный процесс развития практической стороны военного искусства, овладения
им военными кадрами не раскрывается в полной мере.
Как сказал Г.К. Жуков в беседе с К.М. Симоновым, "надо оценить по достоинству
немецкую армию... мы же не перед дураками отступали по тысяче километров, а
перед сильнейшей армией мира. Надо ясно сказать, что немецкая армия к началу
войны была лучше нашей армии подготовлена, выучена, вооружена, психологически
более готова к войне, втянута в нее. Она имела опыт войны, и притом войны
победоносной. Это играет огромную роль. Надо также признать, что немецкий
генеральный штаб и вообще немецкие штабы тогда лучше работали, чем наш
генеральный штаб и вообще наши штабы, немецкие командующие в тот период войны
лучше и глубже думали, чем наши командующие. Мы учились в ходе войны и
выучились, и стали бить немцев, но это был длительный процесс. И начался этот
процесс с того, что на стороне немцев было преимущество во всех отношениях".
Нередко говорят о том, что Советская Армия в начале войны имела многократное
превосходство над фашистской армией в количестве танков, артиллерии и авиации.
Если подходить формально, в целом наша армия к началу войны действительно имела
большое количество этих видов боевой техники. Но по изложенным в предыдущих
главах причинам в первые же дни войны вся эта техника, особенно авиация, была
потеряна, и начальный период войны, все последующие операции 1941--1942 гг.
пришлось вести совсем при другом соотношении сил и средств, когда германские
войска имели существенное превосходство, особенно в танках и артиллерии. Это
ничем не оправдывает наше командование, но это факт, без учета которого трудно
понять то, что произошло в 1941--1942 гг.
Советское военное искусство формировалось во время войны в ожесточенном
противоборстве с очень сильным военным искусством Германии. В военной науке и
военном искусстве Германии наиболее полно были разработаны весьма изощренные
формы и способы дезинформации и достижения внезапности действий, упреждения
противника в стратегическом развертывании, массированного применения ВВС для
завоевания господства в воздухе и непрерывной поддержки действий сухопутных
войск на главных направлениях. В операциях 1941--1942 гг. весьма эффективно
строились наступательные операции с массированным применением танковых войск и
широким маневрированием силами и средствами.
С точки зрения военного искусства наиболее сильной стороной германского
командования было умение постоянно маневрировать силами и средствами как в
наступлении, так и в обороне, быстро переносить усилия с одних направлений на
другие, хорошее взаимодействие между сухопутными войсками и авиацией. Как
правило, немецкие командующие и командиры стремились обходить сильные узлы
сопротивления наших войск, быстро переносили удары с одних направлений на другие
и умело использовали образовавшиеся бреши в оперативном и боевом построении
наших войск для свертывания обороны в сторону флангов и развития наступления в
глубину. Объективности ради надо признать, что такие операции, как окружение и
уничтожение наступающих советских войск под Харьковом весной 1942 г. или
действия генерала Манштейна по разгрому наших войск в Крыму в 1942 г. и
некоторые другие, были проведены с большим блеском и военным мастерством.
Германские командующие и командиры более гибко действовали в обороне. Они, в
отличие от нас, не всегда придерживались принципа жесткой обороны и, когда
требовала обстановка, отводили войска на новые рубежи. Например, в ходе
Белорусской наступательной операции наших войск, когда в оперативном построении
немецко-фашистских войск образовалась брешь в 400 км, германское командование не
стало растягивать оставшиеся силы, чтобы заткнуть эту брешь. Они собрали ударную
группировку и нанесли по советским войскам встречный удар в центре этого пустого
пространства. Тем самым они вынудили наши войска ввязаться в бой и приостановить
наступление. Одновременно в тылу начали создавать новую линию обороны и
благодаря этому неожиданному и смелому удару выиграли время для ее создания.
Жуков считал такое решение смелым и умным.
Как говорил Жуков, "у нас стесняются писать о неустойчивости наших войск в
начальном периоде войны. А войска бывали неустойчивыми и не только отступали, но
и бежали, и впадали в панику. В нежелании признать это сказывается тенденция:
дескать, народ не виноват, виновато только начальство. В общей форме это верно.
В итоге это действительно так. Но, говоря конкретно, в начале войны мы плохо
воевали не только наверху, но и внизу. Не секрет, что у нас рядом воевали
дивизии, из которых одна дралась хорошо, стойко, а соседняя с ней -- бежала,
испытав на себе такой же самый удар противника. Были разные командиры, разные
дивизии разные меры стойкости.
Обо всем этом следует говорить и писать, я бы сказал, что в этом есть даже
педагогическая сторона: современный читатель, в том числе молодежь, не должен
думать, что все зависит только от начальства. Нет, победа зависит от всех, от
каждого человека, от его личной стойкости в бою. Потому что мы знаем, как в
одинаковых условиях одни люди вели себя стойко, а другие нет. И этого нельзя
замалчивать".
"Говоря о том, как немцы проиграли войну, мы сейчас часто повторяем, что дело не
в ошибках Гитлера, дело в ошибках немецкого генерального штаба. Но надо
добавить, что Гитлер своими ошибками помогал ошибаться немецкому генеральному
штабу, что он часто мешал принимать генштабу более продуманные, более верные
решения. И когда в 1941 году, после разгрома немцев под Москвой, он снял
Браухича, Бока, целый ряд других командующих и сам возглавил немецкие сухопутные
силы, он, несомненно, оказал нам этим серьезную услугу. После этого и немецкий
генеральный штаб, и немецкие командующие группами армий оказались связанными в
гораздо большей мере, чем раньше. Их инициатива оказалась скованной. Шедшие
теперь от Гитлера, как от главнокомандующего, сухопутным войскам директивы стали
непререкаемыми в большей степени, чем это требовалось интересами дела".
Во второй половине войны германское командование не смогло решить и проблему
подготовки и ведения оборонительных операций, способных успешно противостоять
мощным наступательным операциям советских войск.
Начиная с осени 1942 г. действия германского командования не отличались уже и
особой гибкостью и творческим характером.
Слабым местом германской стратегии на протяжении всей войны была ее
авантюристичность.
У нас ведущую роль в разработке военно-теоретических вопросов и практическом
управлении вооруженными силами играл Генштаб.
В ходе войны сложился весьма компетентный и работоспособный коллектив Генштаба,
который стал настоящим мозговым центром, хотя, конечно, нельзя признать
оправданными частые выезды начальника Генштаба во фронты (А.М. Василевский из 34
месяцев пребывания в должности начальника Генштаба лишь 12 месяцев был
непосредственно в Генштабе).
Советское командование в период Великой Отечественной войны придавало большое
значение своевременному обобщению и доведению до войск боевого опыта. Ставка
Верховного Главнокомандования, Генеральный штаб, Наркомат Военно-Морского флота,
командование и штабы видов Вооруженных Сил и родов войск, объединений и
соединений были не только органами практического руководства войсками, но и
основными центрами военно-теоретической мысли. Руководство войной было немыслимо
без творческой работы по подготовке научно обоснованных решений, разработке
уставов, инструкций и приказов, обобщающих все передовое в опыте ведения войны.
Богатый боевой опыт Советской Армии находил отражение в разрабатываемых и
обновляемых во время войны уставах, наставлениях и инструкциях. В разработке
этих уставов активное участие принимал и Г.К. Жуков. Например, в 1944 г. были
разработаны и переработаны Полевой и Боевой уставы пехоты, Руководство по
форсированию рек, Руководство по действию войск в горах, Наставление по прорыву
позиционной обороны и др. Всего за 1943--1944 гг. было переработано и
разработано вновь 30 уставов, наставлений и инструкций, связанных с ведением
боевых действий и подготовкой войск.
Обращает на себя внимание конкретность и предметность наших военно-научных
исследований, строгая подчиненность их интересам успешного ведения вооруженной
борьбы на фронтах. Обобщение и теоретическое осмысление боевого опыта
органически входило в практическую деятельность военачальников.
Вместе с тем надо отметить, что армия фашистской Германии, несмотря на
значительное несоответствие довоенных уставов опыту второй мировой войны,
особенно после нападения на Советский Союз, не переработала в ходе военных
действий почти ни одного устава, хотя и вела боевые действия в течение шести
лет. По захваченным трофейным документам, показаниям пленных офицеров
установлено, что анализ и обобщение боевого опыта в немецко-фашистской армии
велись лишь путем издания отдельных памяток и директив. Многие фашистские
генералы в своих мемуарах называют одной из причин поражения то, что они и на
Востоке воевали по тем же уставным документам, как на Западе.
В результате четырехлетнего противоборства двух стратегических линий и в целом
военного искусства советское военное искусство показало превосходство и
обеспечило достижение победы над немецко-фашистской армией.
Таким образом, война еще раз подтвердила, что даже хорошо разработанная теория
сама по себе мало что дает, если ею не овладевают кадры. Кроме того, требуется
развитое оперативно-стратегическое мышление, целый ряд организаторских и волевых
качеств, без которых нельзя проявить высокий уровень военного искусства.
Еще при проведении военной игры в Генштабе в начале 1941 г. началось мысленное
сражение с германским Генштабом, и битва стратегических умов, двух военных школ,
советской и прусской, возглавляемых Жуковым и Кейтелем, продолжалась всю войну.
Весьма показательно и символично, что в мае 1945 г. они встретились при
подписании акта о безоговорочной капитуляции -- один как победитель, второй --
побежденный.
4. В чем секреты военного искусства,
уникальность полководческого искусства Жукова?
Для того чтобы ответить на этот вопрос, есть надобность задуматься над более
фундаментальным вопросом. Как вообще в истории определяли величие и значимость
наиболее видных полководцев: Александра Македонского, Ганнибала, Цезаря,
Суворова, Наполеона? Прежде всего, конечно, их выдающимися победами,
оригинальностью полководческого искусства и вкладом в развитие военного
искусства. Но за счет чего достигались эти победы и достижения? В исторической
литературе, военных энциклопедиях, в учебниках по истории военного искусства
обычно упор делается на новые способы боевых действий или построения боевых
порядков, которые они применяли.
Например, считается, что Эпаминонд при Левктре в 371 г. до н.э. первым открыл
великий тактический принцип -- неравномерное распределение войск по фронту в
целях сосредоточения сил для главного удара на решающем пункте, имевший
определяющее значение для достижения успеха в сражениях на протяжении многих
веков.
Александр Македонский, в отличие от своих предшественников, увеличил плотность
фаланги, повысив ее ударную силу, развил дальше принцип неравномерного
распределения сил по фронту, превратил кавалерию в решающую маневренную и
ударную силу армии, более детально разработал кавалерийскую тактику, способы
взаимодействия пехоты и конницы и различных элементов боевого порядка.
Ганнибала отличало умение вести разведку, и использовать противоречия в лагере
противников, организовывать длительные переходы, постоянная забота об устройстве
и охране своего тыла и коммуникаций, смелый маневр силами и стремление к полному
разгрому врага, способность находить каждый раз внезапные и новые способы
действий. Наибольшую славу ему принесло сражение при Каннах (в 216 г. до н.э.),
где он осуществил оригинальное построение карфагенской армии с расчетом на
полное уничтожение римской армии путем ее окружения с помощью усиленных флангов.
Это был первый в военной истории пример окружения и уничтожения основных сил
противника. Но слабым местом в полководческой деятельности Ганнибала было
неумение закреплять достигнутые военные успехи. Он в многочисленных сражениях
каждый раз разбивал римские войска, но ничего не мог сделать для политической
реализации победы. И в результате всех своих блистательных побед потерпел
окончательное поражение.
Суворов вошел в историю военного искусства как противник "кордонной стратегии",
рассчитанной на пассивные действия и вытеснение противника, он внедрил в
практику войны принцип решительных сражений, как основной, наиболее верный
способ достижения победы. Быстрота действий, стремление не ждать противника, а
идти ему навстречу, решительно и внезапно атаковать, разгромить и неотступно
преследовать -- главная особенность полководческого искусства Суворова. Будучи
великим новатором военного искусства, в зависимости от построения войск
различных противников и условий местности он применял разнообразные способы
стратегических, тактических действий и построения боевых порядков (дивизионные,
батальоные и ротные каре, колонны, как для маневра на поле боя, так и для атаки
противника, сочетая их с рассыпным строем в батальонах первой линии). Огромной
силой суворовского войска была огромная вера солдат в своего полководца.
Суворов, как и Наполеон, придавал большое значение морально-нравственной стороне
боевой мощи армии.
Наполеон, в отличие от Ганнибала, обладал искусством политически подготовить
сражения, добиться благоприятной для себя расстановки военно-политических сил и
на выгодных для себя условиях закрепить политически одержанную победу. Он довел
до высокой степени совершенства стратегическое и тактическое применение огромных
вооруженных масс, рожденных французской революцией. Наибольшее значение придавал
сосредоточению превосходящих сил и массированному их использованию, особенно
артиллерии, на направлении главного удара -- стремительным внезапным действиям с
целью разгрома противника по частям, обходу противника с выходом на его
коммуникации, чтобы дать сражение в наиболее выгодных условиях, созданию и
умелому использованию резервов (и не только общего, но и в дивизиях), тесному
взаимодействию родов войск. В построении боевых порядков сочетал действия в
колоннах и рассыпном строе.
Как мы видим, известные полководцы применяли различные способы боевых действий и
боевые порядки: построение войск в сомкнутые колонны, фаланги, деление легионов
на манипулы, сочетание колонн и рассыпного строя, позже -- рассыпной строй
(цепи) с построением войск в несколько линий и эшелонов.
Все это имело значение. Но не было главным среди факторов, определяющих победы и
поражения. Некоторые полководцы, терпевшие поражения, тоже признавали
необходимость внезапных, решительных, стремительных действий и других принципов,
которых придерживались победившие полководцы. Например, Ганнибал не только не
применил каких-то новых боевых порядков, но в ходе войны даже отказался от ранее
применявшихся им и перенял у римлян способы построения боевых порядков. Были
примерно одинаковыми формы построения боевых порядков у Суворова и Наполеона.
Во время первой или второй мировых войн практически все полководцы применяли
одни и те же формы построения боевых порядков. Однако результаты их
полководческой деятельности были неодинаковыми. Многое зависело от личных
качеств полководцев, их таланта, интеллектуальных, волевых и организаторских
качеств. Военное искусство, как всякая творческая деятельность, несет на себе
отпечаток личности полководца. Но всегда было и будет нечто общее, что
определяет победы и поражения.
В чем тогда "секрет" полководческого искусства, в чем состоит вообще основной
закон военного искусства, определяющий победы и поражения на войне?
В свое время считалось, что победы и поражения определяются характером
политических целей, при этом имелось в виду, что сторона, ведущая справедливую
прогрессивную войну, закономерно одерживает победы. Но этот закон, имеющий в
целом важное значение, далеко не всегда "срабатывал". Т. Костюшко, ведя
освободительную справедливую войну против реакционного царского самодержавия и
имея войско в 100 тыс. человек, потерпел поражение в сражении против 25 тыс.
войска Суворова. Армии таких буржуазно-демократических стран, как Франция и
Англия, летом 1940 г. потерпели сокрушительное поражение в войне против
фашистской Германии, которая вела самую несправедливую, агрессивную войну.
Предлагалось считать основным законом войны зависимость от экономической мощи
государств. И, действительно, экономически более мощное государство имеет больше
шансов для победы. Но нередко экономически более слабые государства выходили
победителями и наоборот. Та же фашистская Германия после завоевания всей
Западной Европы имела значительные экономические преимущества перед Советским
Союзом, но несмотря на это, тоже оказалась побежденной. Не всегда обеспечивало
победу и чисто военное и военно-техническое превосходство в силах и средствах.
Некоторые деятели и военные теоретики полагали, что основным законом военного
искусства является правильный выбор направления главного удара или неравномерное
распределение сил и средств, сосредоточение их на решающих направлениях.
Исторический опыт свидетельствует, что все эти факторы, закономерности, из
которых вытекают соответствующие принципы военного искусства, играют важную
роль, правильный их учет во многом способствует успеху в вооруженной борьбе. Но
если в ряде случаев вопреки им одерживаются победы или случаются поражения, они
не могут считаться основным законом военного искусства. Ибо в основном законе
должны переплетаться и находить отражение все причины и следствия, все процессы
и явления, определяющие ход и исход вооруженной борьбы в любом масштабе. Степень
и полнота их учета оказывают решающее воздействие на успех или неуспех военных
действий.
Изучение прошлого опыта, истоков и причин многих побед и поражений в Великой
Отечественной войне и особенно полководческого искусства маршала Жукова
позволяет сделать вывод, что основным законом военного искусства является
максимальное соответствие решений командующих, командиров и действий войск (сил)
конкретным условиям обстановки, обеспечивающее наиболее эффективное выполнение
военных задач.
Это предполагает:
1) наиболее полное выявление и учет всех сторон и конкретных условий,
сложившейся обстановки, и прежде всего политических целей и экономических
возможностей;
2) выработку вытекающих из особенностей обстановки решений и способов действий;
3) своевременное доведение задач до подчиненных, организацию их выполнения и
всестороннее обеспечение военных действий с тем, чтобы использовать все выгодные
и нейтрализовать отрицательные для своих войск моменты;
4) проведение в жизнь решений и поставленных задач, своевременное реагирование
на изменения обстановки. Поскольку в современной вооруженной борьбе динамизм
резких, быстрых и неожиданных изменений обстановки все больше возрастает, то
управление войсками (силами) во многом сводится к тому, чтобы постоянно
приводить свои решения и способы действий в соответствие с изменяющимися
условиями ведения боя и операции. Причем речь не идет о реагировании на стихийно
складывающую обстановку, а требуется постоянное влияние на нее в нужном
направлении путем обмана, дезинформации противника, применения неожиданных для
него действий, навязывания своей воли, сохранения за собой инициативы, а также
стимулированием действий своих войск.
Чем талантливее полководец, тем больше степень его влияния на обстановку -- не
только на свои войска, но и противника. Например, переход наших войск летом 1943
г. к стратегической обороне по настоянию Жукова позволил навязать противнику
выгодный для советских войск и невыгодный для него способ действий.
Каждый бой, операция, война уникальны и неповторимы по условиям обстановки и
поэтому творческими, уникальными, неповторимыми должны быть и соответствующие
сложившимся условиям решения и способы действий, как это, например, было у
маршала Жукова во всех проведенных им операциях.
Внимательное изучение не только явных, но и многих скрытых подспудных
особенностей сложившейся обстановки с учетом тенденций ее развития, выявление
всех ее позитивных и негативных элементов, наиболее полное раскрытие сильных и
слабых сторон противника, возможностей своих войск, местности, умение
максимально полно извлечь из всего этого выгоды для себя и обратить в ущерб для
противника, нейтрализовать или найти способы преодоления негативных условий --
все это является важнейшим критерием эффективности принимаемых решений и
предпринимаемых способов действий.
Но на войне обе стороны стремятся использовать благоприятные элементы обстановки
для себя и поставить противника в невыгодное положение. В сражении при Каннах из
двух римских консулов-полководцев, противостоявших Ганнибалу, Павел Эмилий был
убит, а рекомендовавший ошибочное решение о наступлении и ответственный за
поражение Теренций Варрон бежал с поля сражения. В связи с этим Шлиффен заметил,
что "совершенное воплощение сражения при Каннах лишь очень редко встречается в
военной истории, ибо для него необходимы, с одной стороны, Ганнибал, с другой
Теренций Варрон, которые оба по-своему содействуют достижению великой цели".
А. Свечин в труде "Стратегия" по этому поводу писал: "...каждый вождь, разумно
руководящий операцией, может рассчитывать найти в лице своего партнера одного из
идейных потомков Теренция Варрона. Племя горе-полководцев неистребимо".
В 1942 г. Манштейн не смог бы так легко расправиться с советскими войсками в
Крыму, если бы ему не "помогал" генерал Козлов и особенно такой "идейный
потомок" Варрона, как Л.З. Мехлис. Но как только тот же Манштейн попадал против
Р. Малиновского под Сталинградом, Г. Жукова, А. Василевского, Н. Ватутина и И.
Конева под Курском или Корсунь-Шевченковым, он сам оказывался на положении
Варрона. Когда обе стороны действуют сообразно сложившейся обстановке, может
произойти то, что случилось под Бородиным или осенью 1944 г. на Варшавском
направлении.
Сейчас, когда мы имеем документы и более полные данные о положении, состоянии и
намерениях противника и своих войск, в прошлых войнах можно разглядеть и
возможности принятия несколько иных решений и способов действия в той или иной
операции. Причем такой критический анализ прошлых боев и операций позволяет
видеть неисчерпаемые возможности по более глубокой оценке обстановки и
постижению всех ее нюансов. Но вместе с тем в военно-исторических исследованиях
никогда не следует упускать из виду, что полководцы и командиры исходили из
реальной действительности того времени. После войны на оперативно-тактических
занятиях и учениях было принято говорить, что решение того или иного командира
соответствует или не соответствует требованиям устава. Но решение по
определенной задаче не может и не должно соответствовать уставам или тем или
иным теоретическим положениям. Оно может быть жизненным только в том случае,
если учитывает все оттенки сложившихся условий, соответствует конкретной
обстановке и обеспечивает наиболее эффективное выполнение поставленной задачи.
Не случайно при изучении военного искусства выдающихся полководцев нередко
говорят, что Суворов, Наполеон, Фрунзе или Жуков в том или ином случае
действовали вопреки тому или иному в принципе правильному положению устава или
теоретическим установкам. В этом -- одно из проявлений их творчества и
новаторства.
Например, вроде бы существует совершенно правильное положение, требующее
максимально быстрого, стремительного развития наступления. Но почему Жуков в
одном случае в ходе завершения Висло-Одерской операции настойчиво добивается
согласия Сталина на продолжение наступления к реке Одер, а с выходом на этот
рубеж, вопреки требованию Верховного, доказывает необходимость временной
оперативной паузы с целью закрепления успеха, более надежного обеспечения своего
правого фланга и подготовки Берлинской операции? В том и другом случае он
исходит только из одного -- своеобразия обстановки и вытекающей из нее
оперативно-стратегической целесообразности. Самый страшный враг рационального
военного искусства -- это шаблон и догматизм. Сила военного искусства -- в
творчестве, новаторстве, оригинальности, а следовательно, в неожиданности
решений и действий для противника. Жуков как никто другой понимал эту суть
военного искусства и умел претворять ее в жизнь в каждый операции, которую ему
доводилось готовить и проводить. Важным средством обмана противника,
неожиданности действий, навязывания ему своей воли Жуков считал хитрость и
дезинформацию. Некоторые военачальники после войны, справедливо придавая большое
значение этим факторам, предлагали считать хитрость отдельным элементом решения
командующего, командира и специально его формулировать. Но хитрость должна быть
заложена в замысле решения в целом и органически входить во все его элементы:
время начала операции, неожиданность для противника направления главного удара,
оперативное построение и способы действий войск и др.
Иногда извращенно толкуются слова Наполеона: главное ввязаться в сражение, а там
видно будет. Смысл этого высказывания в том, что сразу с завязкой активных
боевых действий обстановка начинает быстро меняться и надо свои действия
сообразовывать не только с заранее намеченным планом, а прежде всего с учетом
действий противника, своих войск и вообще реально складывающейся обстановки.
Кстати, в 1815 г. под Ватерлоо Наполеон сам отошел от этого положения и, не
учитывая в полной мере условий местности, состояния дорог после проливных
дождей, рассчитывал на такие же темпы сосредоточения войск, подхода артиллерии и
резервов, как в нормальных условиях. Наряду с другими, это явилось одной из
причин его поражения.
Изложенный выше подход, наиболее наглядно характеризующий особенности
полководческого искусства Жукова, является и ключом к пониманию сути и
соотношения военной науки и военного искусства, о чем всегда спорили в военной
среде и продолжают спорить по сей день.
Военное искусство начинается там, где, с одной стороны, глубокие теоретические
знания и творческое их применение помогают командиру лучше видеть общую связь
происходящих явлений и увереннее ориентироваться в обстановке, с другой стороны,
командир, не сковывая себя общей теоретической схемой, стремится глубже
проникать в суть реально сложившейся обстановки, уловить ее выгодные и
невыгодные особенности и, исходя из их анализа, найти оригинальные решения и
способы действий, в наибольшей степени соответствующие данным конкретным
условиям обстановки и поставленной боевой задаче. Именно поэтому максимальная
степень соответствия решений и действий командующих, командиров и войск
конкретным условиям обстановки дает о себе знать на протяжении всей истории с
такой устойчивой закономерностью, так как именно в этом выражается главная суть
военного искусства, определяющая наиболее существенные и устойчивые связи,
соотношение объективных и субъективных факторов, внутренние движущие силы и
основные причины побед и поражений на войне.
Жуков считал самым опасным в военном деле и в подготовке военных кадров, когда
сложнейший процесс выработки решений подменяется поверхностным, отвлеченным
приложением теории к практике, когда решения не вытекают из анализа конкретных
условий обстановки, а извлекаются из теории. Б.М. Шапошников, выступая на
разборе маневров РККА в 1929 г., подчеркивал: "Ту ступень общей тактической
подготовки, которую мы теперь имеем, можно характеризовать как овладение общей,
чисто внешней схемой решения, общей схемой отдачи распоряжений, управления
войсками. Но настоящее творчество, настоящее искусство начинается там, где эта
общая схема (без сомнения, необходимая) не заслоняет, не стушевывает особенности
каждого частного случая, а помогает быстрее и увереннее эти особенности
понимать, а для каждого частного случая давать нечто новое, оригинальное,
обусловливаемое только особенностями данной обстановки решение. Вот этой высшей
школы, которая граничит с настоящим искусством, у нас еще нет".
Один из участников дискуссии о военном искусстве в 20-е гг. Е. Смысловский
писал: "...Изучение какой-либо науки совершенно не гарантирует владения
руководимым этой наукой искусством, и жизнь нам являет неоднократные примеры так
называемых "ученых дураков", которые, владея в совершенстве широкими научными
познаниями, оказываются совершенно несостоятельными в области соответствующего
искусства. Одно дело знать, другое -- уметь".
В боевой обстановке военачальникам и командирам нередко приходится сталкиваться
с такими явлениями, которые не предусмотрены никакими теоретическими положениями
или противоречат им, поэтому возникает необходимость в поиске совершенно новых
способов действий. Как правило, на войне более успешно действуют командиры,
имеющие высокую теоретическую подготовку. Но известны случаи, когда
военачальники, обладая большими теоретическими знаниями, оказывались
малопригодными для практической деятельности, так как не владели искусством
управления войсками в сложных условиях обстановки.
Какие талантливые книги написал Г.С. Иссерсон. Как теоретик и военный писатель,
он может быть имел и преимущества перед Жуковым. Он высказывал правильные мысли
о том, что практическое значение вопроса "военная наука или военное искусство"
заключается в том, что его разрешение дает возможность вырабатывать основные
критерии для подготовки бойца и, главным образом, командира. Но при командовании
дивизией даже в мирное время, на учениях, оказался просто беспомощным. На одном
из учений в Белорусском военном округе в 30-е гг. при столкновении во встречном
бое с дивизией, которой командовал Жуков, он был сокрушен. Просто овладение
военным искусством не каждому дано.
Вот этот главный смысл военного искусства некоторые офицеры не постигли даже
после Великой Отечественной войны. Порою внешняя теоретическая схема, а не
конкретная обстановка диктовала решения. На одном командно-штабном учении была
создана обстановка, когда противник, совершив агрессию, вклинился на 150--200
км. Войска, ведя тяжелые оборонительные бои, отступали. Командующий
объединением, увидя эту обстановку, еще не оценив ее, сразу же начал рисовать
стрелы по окружению и уничтожению вклинившейся группировки противника. Трудно
было понять, как без перегруппировки, ввода новых сил, войска, которые
отступали, вдруг начали бы наступать только потому, что на карту нанесены
стрелы, изображающие направления их наступления. Жуков, увидев это, был крайне
расстроен и сказал, что такого командующего и близко нельзя допускать к войскам.
Из военной истории мы знаем немало великих полководцев и выдающихся военных
деятелей-администраторов. В той и другой области одновременно наиболее ярко
проявили себя Петр I, Румянцев, Суворов, Кутузов, Наполеон. Однако не всегда
качества, присущие полководцу на войне и военному администратору, удачно
сочетались в одном лице. Потемкин или Милютин, например, были хорошими военными
администраторами, но в полководческом искусстве им не пришлось себя проявить. И
не у всех полководцев было достаточно призвания для военно-администраторской
работы в мирное время. Так, Г.К. Жуков, будучи выдающимся полководцем, сам в
одной из бесед заметил, что на любой должности во время войны он себя чувствовал
увереннее, чем в послевоенные годы. Например, у М.В. Фрунзе качества полководца
и военного администратора, военного реформатора очень хорошо дополняли друг
друга, и на том и другом поприще он показал выдающиеся способности.
Еще реже мы встречаемся в истории с примерами соединения в одном человеке
качеств выдающегося полководца и теоретика, способного к крупным научным
обобщениям военного опыта с глубоким проникновением в суть рассматриваемых
вопросов. Великим примером в этом отношении может служить А.В. Суворов. Богатые
по содержанию мысли оставил Наполеон. Но все же и Наполеон, блестяще проявивший
себя в ряде сражений как полководец и имевший шесть лет свободного времени на
острове Эльба, не поднялся до таких высот обобщения явлений войны, как
Клаузевиц. После Великой Отечественной войны многие военные деятели оставили
свои мемуары. Но наиболее богатыми и глубокими мыслями наполнены воспоминания
Жукова.
Известный психолог Б. М. Теплов в своей блестящей работе "Ум полководца" на
основе военно-исторических материалов излагает опыт психологического
исследования мышления полководца. При этом он задался целью исследовать
"практическое мышление", справедливо утверждая, что для психологии оно имеет не
меньшую важность и не меньший интерес, чем исследование "мышления
теоретического".
Анализируя особенности "практического ума", Б.М. Теплов отмечает, что от
полководца требуется наличие двух качеств -- выдающегося ума и сильной воли. Он
ссылается на Наполеона, который дарование полководца сравнивал с квадратом:
основание -- воля, высота -- ум. Крупным полководцем может быть только тот
человек, у которого воля и ум равны. Если воля значительно превышает ум,
полководец будет действовать решительно и мужественно, но малоразумно; в
противном случае у него будут хорошие идеи и планы, но не хватит мужества и
решительности осуществить их. Но поскольку такое полное равновесие в человеке
встречается редко, Наполеон считал, что лучше иметь больше характера, чем ума, и
у своих маршалов ценил прежде всего волевые качества. Исходя из этих же
соображений, М.И. Драгомиров полагал возможным мириться с тем, что дарование
полководца будет не квадратом, а прямоугольником, отдавая предпочтение воле. По
его мнению, "из всех деяний человеческих война есть дело в значительной степени
более волевое, чем умовое".
Однако, как показывает психологический анализ деятельности полководцев, ум и
волю полководца неправомерно рассматривать как две разные способности, более
правильно исходить из единства ума и воли, на что обращал внимание и М.В.
Фрунзе. "Когда говорят, -- пишет Б.М. Теплов, -- что какой-либо военачальник
имеет выдающийся ум, но лишен таких волевых качеств, как решительность или
"моральное мужество", то это значит, что и ум у него не тот, который нужен
полководцу. Подлинный "ум полководца" не может быть у человека безвольного,
робкого и слабохарактерного". Далее он подчеркивает, что не могут быть
по-настоящему решительными люди, обладающие ограниченным умом. Необходимым
условием решительности являются большой ум, проницательность и мужество.
При рассмотрении под этим углом зрения дарования Г.К. Жукова мы видим
удивительно полное сочетание незаурядного ума, характера и воли. Действительно,
в голове у безвольного военачальника не могла бы родиться такая смелая идея, как
окружение и уничтожение Ельнинской группировки противника, когда весь фронт вел
тяжелые оборонительные бои; к тому же без огромной силы воли, настойчивости и
энергии было и невозможно провести ее в жизнь. С другой стороны, развитое
оперативно-стратегическое мышление, умение находить удачные и смелые решения
укрепляют волю, прибавляют силу и энергию для их осуществления, позволяют смелее
идти на риск и дерзания. Пропорциональное развитие умственных способностей,
волевых и организаторских качеств Г.К. Жуков считал важнейшим условием обучения
и воспитания командных кадров вообще.
Своеобразие умственных способностей Г.К. Жукова проявлялось прежде всего в
умении предвидеть развитие событий, мыслить не только за себя, но и за
противника, видеть сразу целое и все детали, в соединении, выражаясь словами Б.
М. Теплова, "синтетической силы ума с конкретностью мышления", в особом даре
превращения сложного в простое, сохранении верности суждений, простоты и ясности
мысли в сложнейших условиях боевой обстановки, а также при решении самых
запутанных и трудных проблем военной теории и практики.
Причем Г.К. Жуков, как и М.В. Фрунзе, особое значение придавал интуиции.
Интуицию он рассматривал не как случайную, счастливую догадку, а как способность
к глубокому научному предвидению, умение быстро принимать смелые решения,
требующие предварительного накопления больших знаний, практического опыта и
длительной умственной работы.
Г.К. Жукова отличали гибкий ум и твердая воля. Для его полководческого искусства
было характерно тщательное планирование предстоящих операций и твердое
проведение в жизнь принятых решений и разработанных планов. Вместе с тем эта
настойчивость не превращалась в неумное упорство, в упрямство, по словам Б.М.
Теплова, разрушающее ту самую волю, которая на первый взгляд представляется его
источником. Георгий Константинович проявлял необходимую гибкость, когда
обстановка изменялась, и своевременно уточнял свои решения и действия, проявляя
при этом суворовский "глазомер", быстроту ориентировки, соображения и
реагирования на изменения обстановки. Жукову были свойственны и многие другие
качества, характеризующие его как великого полководца.
Роль и значение любой личности в истории, и тем более человека с высоким
положением, определяются в конечном счете не только его способностями и
потенциальными возможностями, а совершенными им делами, результатами,
эффективностью его практической деятельности на том или ином участке работы,
который был ему доверен. Или, как иногда говорят, "сухим остатком" прожитой
жизни, то есть тем, что удалось сделать из того, что не удавалось на этом
поприще предшественникам.
Любой иной подход не позволяет судить объективно. К сожалению, в некоторых
мемуарах и теоретических работах можно видеть иногда однобокий подход к оценке
отдельных военных деятелей. Нередко при их характеристике все сводится к тому,
что он был обаятельным и добрым человеком, внимательно и вежливо разговаривал со
всеми и т. д. Но при этом умалчивается о том, какой "сухой остаток" он оставил
после себя, почему на том участке, на котором он работал, скажем, перед войной и
за который отвечал, выявилось так много совершенно недопустимых упущений, о
которых в других местах этих же мемуаров тоже немало и очень убедительно
сказано.
Спору нет, высокая культура общения с людьми украшает любого руководителя. Но на
военной службе она имеет смысл только в том случае, если сочетается с высокой и,
если необходимо, суровой и беспощадной требовательностью к себе и подчиненным,
когда, несмотря ни на какие трудности, препятствия, вопреки всякому
сопротивлению и недопониманию, соответствующие интересам дела решения и
мероприятия проводятся в жизнь. Такая позиция может иметь и тяжкие последствия
для того или иного человека, но в конечном счете с точки зрения интересов дела
-- принципиальная линия есть единственно верная линия. Проявление гражданского
мужества в мирное время иногда значительно сложнее, чем проявление мужества на
поле боя. Клаузевиц в своей книге высказал следующие примечательные в этом
отношении слова: "Чем выше мы поднимаемся по ступеням служебной иерархии, тем
больше преобладания в деятельности получает мысль, рассудок и понимание; тем
более отодвигается на второй план смелость, являющаяся свойством темперамента;
поэтому мы так редко находим ее на высших постах, но зато тем более достойной
восхищения является она тогда". Это мужество и, если хотите, отвагу Жуков
проявлял всю войну даже перед таким диктатором как Сталин.
Порою ссылаются, что сам по себе данный руководитель, военачальник был человеком
деловым и способным, но ему не давали возможности как следует развернуться, ему
мешали вышестоящие начальники или непутевые подчиненные. Например, до сих пор в
военно-исторической литературе принято считать, что М.И. Кутузов вроде бы не
несет никакой ответственности за поражение русско-австрийских войск в
Аустерлицком сражении 1805 г. Все дело испортили вмешавшиеся в дела командующего
русский и австрийский императоры. Кутузова за его ратные подвиги под Измаилом,
Рущуком, в войне 1812 г. мы по-праву считаем одним из великих российских
полководцев. Но никакие другие заслуги не могут снять с него ответственности за
поражение под Аустерлицем. В этом сражении он являлся командующим союзными
войсками и был обязан поставить себя действительным командующим или отказаться
от командования.
В этом состояла беда и Куропаткина в русско-японскую войну, которому мешали и
великий князь, и японцы, но в основном -- собственная бесхарактерность.
В "Красной звезде" недавно опубликованы дневники генерала А.Е. Снесарева периода
гражданской войны. Из его записей видно одно: он был внутренне враждебно
настроен к армии, в которой служил. Он весьма красочно и с оттенками злорадства
описывает страшные беспорядки и разложение, которые творились в войсках,
которыми он командовал. Считая их, видимо, неизбежными в революционной армии, он
практически ничего не предпринимает для пресечения беспорядков и падения
дисциплины. Но в не менее сложных условиях во время той же гражданской войны
совсем по-другому действовали М.В.Фрунзе во главе фронта, которого Жуков глубоко
уважал, да и Жуков, воевавший в самом низовом звене. Например, Фрунзе
сталкивался часто не только с неприязнью, но и со скрытым и даже с открытым
противодействием, а порой и саботажем. Ему не раз приходилось решительно
укрощать части, которые проявляли неповиновение и даже поднимали мятежи. Никогда
не мирился с беспорядками и Жуков.
Еще раз вспомним в какие сложные ситуации он попадал и на Халхин-Голе, и во
время Великой Отечественной войны, кто только не пытался ему мешать. Но ничто не
могло его поколебать.
На войне постепенно вырабатывается привыкание к опасности, различного рода
лишениям.
Но, как заметил один писатель, такие качества как ответственность,
принципиальность, решимость до конца выполнить поставленную задачу -- должны
каждый раз приходить к военачальнику как всегда новое и безмерно тяжкое
испытание. Жуков не только не избегал ответственности, а во имя интересов дела
шел ей навстречу, например, взявшись проводить Ельнинскую операцию 1941 г. В
том-то и сила таких руководителей, как Фрунзе и Жуков, что они умеют в самых,
казалось бы, безвыходных положениях превращать себя в сгусток энергии и,
наперекор всему добиваться намеченной цели и успешного решения возложенных
задач. Как в военное, так и в мирное время упущенных побед бывает порою больше,
чем одержанных. Но именно последние в конечном счете определяют подлинное лицо и
качества полководца.
Как видно из изложенного, для проявления высокого уровня военного искусства
требуется сочетание умственно-ителлектуальных и волевых организаторских качеств.
Какие черты наиболее характерны для Жукова? Прежде всего глубокий, гибкий ум и
проницательность. Умение не только проникнуть в замысел противника, но и как бы
в живом виде воссоздать в сознании возможный ход развития событий за неприятеля
и свои войска, что давало возможность предвидеть их и принимать заблаговременные
меры.
По словам Макиавелли: "Ничего не делает полководца более великим, как
проникновение в замысел противника". Жуков в совершенстве владел этим
искусством.
К сожалению, это не всем во время войны удавалось. И может быть больше всего
страдали наши войска на фронте из-за неумения некоторых командующих предвидеть
возможные действия противника, из-за чего запаздывали ответные меры.
Например, Жуков был справедливо возмущен, когда войска, одержавшие блестящую
победу под Сталинградом, без особых на то причин допустили в марте 1943 г. сдачу
противнику Харькова. Не в обычае Жукова поминать старое, но когда фронт
стабилизировался, он иной раз крепко выражался в адрес "разгильдяев",
допустивших такую нелепость.
А бывший командующий Воронежским фронтом генерал Голиков сочинил для истории
отчет о причинах неудач: "Необходимо признать, что на этом этапе я имел
неправильную оценку намерений и возможностей противника. Ошибка в оценке
противника заключалась в том, что мы рассматривали массовое движение
мотомеханизированных сил противника на Полтаву как его отход. Между тем
противник отводил главные силы своего танкового корпуса СС в район Полтавы для
того, чтобы начать оттуда свой контрудар".
Самокритика -- дело, конечно, полезное. Но так рассуждает генерал, возглавлявший
перед войной главное разведывательное управление!
По словам Клаузевица, "... три четверти того, на чем строится действие на войне,
лежит в тумане неизвестности". С тех пор, с одной стороны, факторов, порождающих
неопределенность и неизвестность на войне, стало значительно больше, с другой
стороны, неизмеримо возросли возможности разведки и средств связи, позволяющие
добывать данные о противнике и получать сведения о своих войсках.
На фронте командующий постоянно получает огромный поток самой разнообразной и
часто противоречивой оперативной информации о положении дел по обе стороны
фронта. Причем вся эта информация не всегда находится в готовом виде, ее надо
добывать всеми видами разведки и всеми формами общения со своими войсками. Жуков
умел все это охватить, переработать в своем сознании, уловить то, что является
достоверным, и самую главную суть различных сведений о сложившейся обстановке.
Как отмечал И.Х.Баграмян, Жуков был военачальник, для которого "самая запутанная
и противоречивая обстановка -- открытая книга; он бегло читает ее, и верные
решения возникают как бы сами собой".
А отличная, цепкая память помогала помнить и свободно оперировать тысячами
различных данных о противнике, своих войсках и других условиях обстановки.
Причем Жуков, обладая развитой оперативно-стратегической интуицией, чувствовал
изменения обстановки еще по едва заметным малейшим признакам, которые на первый
взгляд мало о чем говорят, и по ним улавливал назревающие крутые повороты в
развитии событий, как это было, например, с оценкой неспособности дальнейшего
наступления фашистских войск на Москву в конце ноября 1941 г.
Он считал совершенно недопустимым, когда военачальник исходит не из реальной
действительности, какой бы она неприглядной ни была, а желаемое выдает за
действительное. Сталину в 1941 г. очень хотелось оттянуть войну, и он этому
своему желанию подчинил все свое мышление, не посчитавшись с предложениями
наркома обороны и начальника Генштаба. Так не раз было и в ходе войны.
На войне испытываемое чувство опасности и нервного напряжения сковывает человека
и поэтому даже военачальники, командиры с недюжинными умственными способностями
не всегда могут в полной мере их проявить. Нередки случаи, когда люди просто
теряются. Жуков был из числа военачальников, которые в моменты смертельной
опасности и исключительной ответственности становились еще собранней, умели как
бы сжать свою волю, и, превратив себя в сгусток энергии, начинали мыслить
особенно просветленно, ясно и действовать еще энергичнее, чем в обычной
обстановке.
Его аналитический ум, способности к анализу и синтезу позволяли ему в минимально
короткое время охватить одновременно как всю оперативно-стратегическую
обстановку в целом, так и мельчайшие тактические детали. Это способствовало
глубокой оценке обстановки, обоснованным выводам и нахождению неожиданных
оригинальных решений, все новых и новых возможностей войск, которые никогда не
смогут прийти в голову командующего, командира, формально выполняющих
обязанности.
"Хорошо помню, -- писал Георгий Константинович, -- эпизод в период сражения за
Москву, когда немцами был захвачен Солнечногорск, когда дорога Солнечногорск --
Москва осталась почти без прикрытия... Я тогда позвонил командующему ПВО страны
генералу Громадину и сказал ему: "Солнечногорск сейчас захвачен танками
противника, для прикрытия Москвы из района Серпухова со стороны Солнечногорска
мною перебрасывается на машинах 7-я стрелковая дивизия, прибудет она туда не
раньше как через 8--10 часов. Что Вы можете дать сейчас из числа зенитной
артиллерии ПВО Москвы для противотанковой обороны путей на Москву со стороны
Солнечногорска?". Генерал Громадин, век его за это не забуду, тут же ответил: "В
районе Сходни у меня стоит 85-милиметровый артиллерийский зенитный дивизион. Я
сейчас же выброшу его в район Солнечногорска и прикажу -- умереть, но не
пропустить танки врага до подхода 7-й дивизии".
Через 30 минут я уже знал, что дивизион снялся и выступил навстречу противнику,
с танками которого дивизион встретился где-то между деревнями Пешки и Дубинино.
В коротком бою было подбито несколько танков противника, остальные отошли на
Солнечногорск. Вскоре туда подошли на машинах передовые части 7-й дивизии. К
сожалению, я не узнал, кто командовал этим геройским дивизионом".
При формальном подходе, казалось бы, при чем здесь войска ПВО страны. У них свои
задачи -- бороться с воздушным противником, у войск Западного фронта свои. Но
Жуков мыслил шире, на высоте оказался и генерал М.С. Громадин. Это и давало
возможность находить все новые и новые силы для сопротивления врагу даже в
условиях, где, казалось, их уже нет. Это говорит о том, что военачальник, хорошо
зная возможности своих войск, сильные и слабые стороны противника, условия
местности, способен нейтрализовать преимущества противника и повысить боевой
потенциал своих войск.
Волевые и организаторские качества Жукова особенно ярко проявлялись в его
способности настойчиво проводить в жизнь принятые решения, добиваться выполнения
боевых задач, несмотря ни на какие препятствия и трудности, активно бороться за
инициативу, упреждать противника и навязывать ему свою волю. Этому
способствовали и его целеустремленность, уверенность в своих решениях и
действиях, высокая ответственность и самостоятельность в решении задач с неясным
рискованным исходом, решительность и упорство в достижении цели.
Бывают люди, обладающие очень проницательным умом и безусловным мужеством, но,
по словам Клаузевица, "...их мужество и проницательность стоят порознь, не
протягивая друг другу руки и потому не производят третьего свойства --
решительности".
Весьма определенно высказался по этому поводу и генерал Драгомиров:
"Кто искусен и решителен, -- писал он, -- тому теория впрок; кто не искусен, но
решителен -- достигнет цели дорогою ценою, но достигнет: кто нерешителен, хотя
бы и был теоретически осведомлен, -- тот ничего не достигнет... Тот же, кто
колеблется, всегда рискует быть побитым, потому что вследствие колебаний он
ничего не в состоянии делать, между тем как противник действует. Неспособный
решиться на что-нибудь похож на человека со связанными руками, с которым всякий
может сделать что хочет. Поэтому-то в военном деле... самая опасная из всех
решимостей -- это ни на что не решаться: самое дерзкое, хуже -- самое
необдуманное, предприятие не представляет такого риску, как нерешительность".
При рассмотрении проведенных под командованием Жукова сражений мы видим, с какой
скрупулезной тщательностью он подходил к подготовке каждой операции боя с тем,
чтобы войска выполнили задачи наверняка. С.С. Смирнов -- писатель, посвятивший
все свое творчество Великой Отечественной войне, по воспоминаниям многих
фронтовиков записал, что Жуков не меньшее значение, чем знанию и изучению
противника придавал знанию и пониманию нашими войсками своих целей и задач.
Суворовское правило: "Каждый солдат должен понимать свой маневр" -- было
возведено им в незыблемый принцип подготовки к операциям. Многочисленные штабные
занятия, командирские учения, подробный инструктаж были направлены на то, чтобы
каждый командир в нужном для него масштабе понимал цель и план будущей операции
и точно знал свою задачу в ней.
Каждое очередное командно-штабное совещание, которое Жуков проводил перед
началом операции, было нелегкой, но необычайно важной школой для всех его
участников. Командующие армиями, командиры соединений. штабные работники знали,
что на это совещание нельзя явиться с не до конца продуманным планом, с
недостаточно мотивированным решением. Сосредоточенно-внимательный, Жуков не
просто выслушивал доклады. Он до мельчайших деталей прослеживал по своей карте
предполагаемые действия войск и тут же задавал вопросы, требуя мотивировок того
или иного решения, высказывая свои соображения или сомнения. Ни одно слабое
звено в докладе не ускользало от его внимания. Только основательные
доказательства, веские аргументы могли убедить его, и лишь интересы дела, успеха
будущей операции, а не соображения престижа и собственной власти диктовали ему
окончательное решение.
Сам предельно собранный, целеустремленный, он создавал на этих совещаниях
атмосферу напряженно рабочую, четко деловую, заставляя каждого из присутствующих
испытывать состояние полной внутренней мобилизованности и сознания важности и
ответственности обсуждаемых вопросов. Этот напряженный труд порой продолжался по
нескольку часов подряд, без перерыва, но, как вспоминают участники таких
совещаний, они не чувствовали при этом сильной усталости -- так интересно,
плодотворно, с подлинно творческим подъемом проходила работа.
А потом во фронтовом тылу начинались учения войск в условиях, максимально
приближенных к той местности и обстановке, в которых им предстояло действовать.
По опыту Курской, Белорусской, Висло-Одерской или Берлинской операции можно было
видеть как специфика каждой из них накладывала свой отпечаток на особенности
боевой подготовки войск. Маршал с обычной своей дотошностью следил, чтобы во
время этих учений были учтены все возможные неожиданности, все "мелочи", которые
могут сказаться на проведении будущей операции. Если при этом в практику
вводилось нечто новое, требовал, чтобы оно было тщательно и всесторонне
проверено, прежде чем применить его на поле боя.
Жукову было также свойственно умение сжато, емко и четко излагать обстановку и
свои решения, чего он требовал и от подчиненных. Донесения, представляемые в
Ставку, исполнял лично. Он был весьма лаконичен и при постановке задач,
организации взаимодействия и проведении занятий по обработке предполагаемого
хода боевых действий в предстоящей операции. Это позволяло экономить время,
спрессовать его до предела и выполнять колоссальный объем мыслительной и
организаторской работы. Он был полностью поглощен делом, работал строго по
плану, сосредоточивал усилия на главных, решающих вопросах, ничего не делал
формально или для изображения напускной деятельности.
Так, в июле 1939 г. в район Халхин-Гола прибыл маршал Кулик и потребовал от
Жукова ехать с ним на плацдарм на восточном берегу этой реки, который удерживали
наши войска. Комкор доложил, что по плану у него другие дела и послал с Куликом
своего заместителя. Под Сталинградом Г.М. Маленков предложил Жукову совместно с
ним послушать начальников политотделов соединений. Маршал ответил: заслушивайте,
но у меня другие планы. И это не было проявлением какого-то неуважения к
руководителям высокого ранга. Просто он знал, что всякое отвлечение от главной
задачи приведет к тем или иным недоработкам и изъянам в подготовке операции.
Некоторые командующие, боясь попасть в немилость, только и занимались тем, что
сопровождали то одного, то другого высокого гостя, что самым пагубным образом
сказывалось на подготовке операции. Сам Георгий Константинович, приезжая во
фронты, армии, как правило, без особой надобности не задействовал при себе
командующих, предоставлял им возможность работать по своему плану. Он считал
нужным все делать прежде всего во имя интересов дела, а не в угоду даже самым
влиятельным руководителям.
Вообще работал он очень сосредоточенно, целеустремленно, всесторонне обдумывая
на многие шаги вперед свои решения и действия.
Известное суждение Наполеона о себе характерно и для других выдающихся,
неординарных личностей, в том числе и для Жукова. "Если кажется, что у меня, --
писал французский полководец, -- на все имеется готовый ответ и ничто меня не
захватывает врасплох, то это следствие того, что прежде, чем что бы то ни было
предпринять, я долго обдумываю и предусматриваю все, что может произойти. Это не
гений мне внезапно, по секрету подсказывает, что я должен сказать в
обстоятельствах, которые для других являются неожиданностью; нет, это есть
результат моего образования и моих размышлений. Я всегда работаю".
Помощники нашего полководца отмечали: бывало, уже глубокая ночь, пора бы маршалу
отдохнуть, а он стоит у огромной карты всего театра войны, стоит и час, и другой
в глубокой задумчивости. Он читал ту, еще незримую оперативную обстановку,
очертания которой еще только складывались.
Жуков отличался большой организованностью в работе и пунктуальностью. Был
строгим, требовательным и распорядительным военачальником, крайне нетерпимым к
любым проявлениям неисполнительности и недисциплинированности. Как и Суворов, он
терпеть не мог ссылки на трудности и разные "объективные" условия.
Георгий Константинович обладал могучим здоровьем, большой работоспособностью,
психологической и физической выносливостью. Без этого невозможно было бы
выдержать ту колоссальную нагрузку, которую приходилось переносить на фронте,
иногда по нескольку суток без сна или довольствуясь сном продолжительностью не
более 2--3 часов в сутки. В завершающих оборонительных сражениях под Москвой,
находясь в чрезвычайном нервном напряжении, он не спал 11 суток. И когда войска
уже перешли в наступление, он уснул как убитый, его не могли разбудить даже по
вызову Сталина к телефону. При подготовке операции и в ходе боевых действий ему,
как и другим военачальникам, часто приходилось работать на пределе человеческих
возможностей. В современной войне без такой физической и психологической
выносливости полководец не может состояться.
Уже говорилось о личном мужестве Жукова, его принципиальности и непреклонной
решимости постоять за свои решения и предложения. Это очень важно на войне. Если
сравнить, то ведь командующий Западным фронтом генерал Соколовский в
осенне-зимней кампании 1943--1944 гг. понимал, что в том виде, как
предусматривает Ставка, нецелесообразно проводить наступательные операции. Но не
решился предложить другие решения и настойчиво постоять за них, и мы знаем,
какие тяжелые последствия это имело. Жуков же, благодаря своей смелости и
твердости, уберег наши войска от многих бедствий. Он мог оспаривать
нецелесообразные решения, настойчиво отстаивать свою позицию. Но вместе с тем,
когда решение уже принято, он, как хороший солдат, был и очень
дисциплинированным и творческим исполнителем возложенных на него задач.
Георгия Константиновича изображают иногда человеком высокомерным. Но это не так.
Он был суровым, но очень справедливым, душевным человеком и особенно близок к
низовому звену офицеров и к солдатам. И суровость его к подчиненным командирам
проистекала из его отношения к делу, в том числе сбережения людей,
недопустимости поверхностного и неряшливого отношения к организации боевых
действий и управления войсками. Поэтому в суровой требовательности на войне
больше гуманности, чем в ложном демократизме и попустительстве упущениям в
управлении войсками.
Почти во всех служебных характеристиках на Жукова отмечается его сильная воля и
суровый характер. "Даже озаренный светом побед, неразрывно связанных с его
именем, Жуков, -- пишет С.С. Смирнов, -- в представлении своих современников
остается суровым человеком, и, видимо, только времени суждено будет сгладить
резкие черты его исторического портрета.
О суровости его на фронте ходили легенды. Сейчас трудно решить, что в них
истинно и что вымышлено. Но и в то время легко было подметить одну характерную
особенность фронтовых рассказов: Жуков изображался в них беспощадно строгим,
суровым, жестким, но неизменно справедливым, что всегда свойственно солдатским
анекдотам о любимых полководцах.
История выдвигает на авансцену людей, чьи характеры отвечают характеру эпохи.
Война -- всегда суровое дело, но Великая Отечественная война, особенно в первые
ее два года, отличалась суровостью исключительной, небывалой. Характер Жукова и
соответствовал этому суровому времени и неизбежно испытывал на себе его
воздействие.
Кто возьмет на себя право определить необходимую и достаточную меру суровости в
ту страшную осень сорок первого года?", если, конечно, не забывать, какой была
обстановка, и чем могла бы кончиться война без принятия чрезвычайных мер в
чрезвычайных условиях.
Ни в одной отрасли деятельности не считается достойным плохо знать и делать свое
дело. Но в боевой обстановке это граничит с преступлением, ибо деятельность
командира, любого военного руководителя связана с ответственностью за многих
других людей, судьбой которых он должен разумно распорядиться и вместе с тем при
любых обстоятельствах выполнить поставленную задачу. Очень важно, чтобы люди
верили своим командирам. Не секрет, какой подъем боевого настроения и
уверенности вызывало только само появление на том или ином фронте таких
полководцев, как Г.К. Жуков, К. К. Рокоссовский, И. Д. Черняховский.
Подчеркнем еще раз, что Жуков к себе относился не менее строго и требовательно,
чем к другим. "Я никогда не был, -- говорит он, -- самоуверенным человеком.
Отсутствие самоуверенности не мешало мне быть решительным в деле. Когда делаешь
дело, несешь за него ответственность, решаешь, тут не место сомнениям в себе или
неуверенности. Ты всецело поглощен делом и тем, чтобы всего себя отдать этому
делу и сделать все, на что ты способен. Но потом, когда дело закончено, когда
размышляешь о сделанном, думаешь не только над прошлым, но и над будущим,
обостряется чувство того, что тебе чего-то не хватает, того или иного недостает,
что тебе следовало бы знать ряд вещей, которых ты не знаешь, и это снова
вернувшееся чувство заставляет все заново передумывать и решать с самим собой:
"А не мог бы ты сделать лучше то, что ты сделал, если бы ты обладал всем, чего
тебе не хватает?"
Мне многое приходилось осваивать практически, без достаточных, предварительно
накопленных, широких и разносторонних знаний. Это имело и свою положительную
сторону. Отвечая за дело, стремясь поступить наилучшим образом и чувствуя при
этом те или иные пробелы в своей общей подготовке, я стремился решать встававшие
передо мной вопросы как можно фундаментальнее, стремился докопаться до корня, не
позволить себе принять первое попавшееся, поверхностное решение. Было повышенное
чувство ответственности по отношению к порученному делу, ощущение необходимости
до всего дойти своим умом, своим опытом, стремясь тут же, непосредственно
пополнить свои знания всем тем, что было нужно для дела.
При всей трудности положения иногда в этом была и своя положительная сторона.
Кстати сказать, некоторые из наших высокообразованных, профессорского типа
военных, профессоров, оказавшихся в положении командующих на тех или других
фронтах войны, не проявили себя с положительной стороны. В их решениях мне
случалось замечать как раз элементы поверхностности. Порой они предлагали
поверхностные решения сложных проблем, не укладывавшихся в их профессорскую
начитанность. В этом состояла оборотная сторона медали -- им иногда казалось
простым, само собой разумеющимся то, что на самом деле было трудным и что мне,
например, казалось очень трудным для решения, да так оно и было в
действительности".
У Жукова было также хорошо развито чувство войскового товарищества и
справедливости. Он не раз в самой напряженной обстановке в Ставке, когда многие
боялись промолвить хотя бы слово, защищал С.К. Тимошенко. В начале октября 1941
г. спас от нависшей над ним расправы И.С. Конева. Взял к себе на фронт снятого с
должности командующего войсками Западного фронта В.Д. Соколовского, своим
мужеством и принципиальностью уберег от гнева и сталинско-бериевских расправ
многих командующих и командиров. Когда на фронте случались неудачи, он никогда
не сваливал на подчиненных и брал ответственность на себя. Так он поступил,
например, когда в апреле 1945 г. затормозилось наступление у Зееловских высот. В
докладе Сталину он говорил о недооценке обороны противника в этом районе,
которую допустил он, и не высказал никаких упреков в адрес В.И. Чуйкова или
других командиров. В том же 1945 г., после войны, в группу советских войск в
Германии прибыл заместитель наркома внутренних дел Абакумов и начал арестовывать
офицеров. Жуков в самой резкой форме потребовал освободить подчиненных офицеров
и выпроводил из группы бериевского опричника. Мало кто из военачальников в те
времена мог решиться на такой смелый и принципиальный шаг, если вспомнить, что
такие, казалось бы, близкие к Сталину и всесильные партийные деятели как
Молотов, Калинин, Поскребышев не смогли защитить даже своих жен. Георгий
Константинович не мог не понимать, какие последствия может иметь (и имел!) его
мужественный поступок.
О культуре военачальников принято судить по их отношению к штабам и прежде всего
Генштабу. Последний во время войны возглавлялся такими выдающимися
военачальниками как Б.М. Шапошников, А.М. Василевский, А.Н. Антонов. Генштаб
был, конечно, действительно мозгом армии, а не каким-то "рабочим органом"
Ставки, как это изображали после войны. В Советской Армии, начиная еще с
довоенного периода, организационное и оперативное становление штабов шло с
большими потугами.
Неправильным было отношение к Генеральному штабу, как основному органу
оперативного управления вооруженными силами. Нередко слова "Генеральный штаб"
вызывали недоверие, употреблялись в пренебрежительном смысле; одно время
необходимость такого органа вообще ставилась под сомнение. А те, кто допускал
возможность существования Генштаба, представляли его себе не в виде творческого
("мозга армии") и организующего органа, а как технический исполнительный орган
или в виде "полевой канцелярии главнокомандования", которая не должна обладать
директивными правами. Говорили, что директивные функции свойственны только
буржуазному генштабу.
Недооценивалась роль самого начальника генштаба. Б.М. Шапошников отмечал, что
"смена начальника генерального штаба действительно являет собой эру в военной
подготовке государства...", а у нас их меняли иногда через несколько месяцев. В
1935 г. из его ведения были изъяты вопросы технического оснащения и
комплектования Вооруженных Сил.
В ряде случаев примерно такое же отношение было вообще к штабам. Вопросы
организации управления войсками имели принципиальное значение не только для
Генерального штаба. Речь, по существу, шла о роли и месте штабов и системе
управления войсками и силами флота: быть штабам основными органами управления,
через которые главным образом осуществляется руководство войсками, или
исполнительными органами канцелярского типа без директивных и полноценных
контрольных функций. Два этих принципиально разных подхода долго еще давали о
себе знать. Но суровая проверка войной показала, что первый из них был
единственно верным подходом и нашел законодательное закрепление не только в
наших Вооруженных Силах, но и во всех основных армиях мира.
До сих пор ходят различные толки об отношении Жукова к штабам. Командир 7-й
Самарской кавалерийской дивизии К.К. Рокоссовский в 1930 г. в аттестации на
командира бригады Г.К. Жукова, давая высокую оценку его военной подготовке,
деловым, командирским качествам, среди недостатков указывал на его упрямство,
болезненное самолюбие и сделал вывод: "Может быть использован с пользой для дела
по должности помкомдива или командира мехсоединения. На штабную и
преподавательскую работу (назначен) быть не может -- органически ее ненавидит".
(Курсив мой -- М.Г.). Последующая деятельность Георгия Константиновича не
подтвердила такого его отношения к штабной работе. Просто он как к командирам,
так и к штабам предъявлял чрезмерно повышенные требования, к чему они тогда были
еще не готовы. А главное, ненавидел и терпеть не мог штабную суету, бюрократизм,
оторванность штабов от жизни воинских частей. В действительности на протяжении
всей своей службы Жуков высоко ценил работу штабов, дружно сотрудничал с
коллективом Генерального штаба. Будучи в Москве или на фронтах, он постоянно
поддерживал связь с Генштабом. Советовался с его основными сотрудниками.
Поддерживал Генштаб при рассмотрении важнейших вопросов в Ставке ВГК. Как член
Ставки и командующий войсками фронта он много уделял внимания подготовке и
слаживанию штабов во всех звеньях. Он подчеркивал, что отношение к штабам, как
основным органам управления, объективно вытекает из характера современной
вооруженной борьбы. Управление войсками при подготовке и ведении операций и
боевых действий стало исключительно сложным делом. Возросли количество и объем
вопросов, которые при этом надо одновременно охватить, а времени на их решение
отводится все меньше, стали более трудными сам процесс и условия деятельности по
управлению войсками, особенно при резких и неожиданных изменениях обстановки.
В таких условиях не только не уменьшается, а еще больше возрастает значение
единоначалия, роль командующих и командиров в процессе управления войсками. Но
именно в связи с возрастанием личной ответственности командующих и командиров,
значения своевременного и качественного принятия решений, их организаторской
деятельности по выполнению поставленных задач -- необходимы штабы как
творческие, полноценные органы управления, способные обеспечить четкое,
оперативное управление войсками, а следовательно, и наиболее полное и
эффективное проявление единоначалия.
Жуков считал, что во взаимоотношениях со своим штабом полководцу следует
соблюдать два простых правила: никогда не пытаться самому делать работу штаба и
не позволять штабу становиться между ним и войсками. Каждый штаб бывает доволен,
когда он получает ясные и определенные указания, детали которых он разрабатывает
сам без дальнейших вмешательств. Подчиненные командиры и войска любят, когда
военачальник поддерживает с ними постоянный контакт и не смотрит на все глазами
штаба. Чем меньше времени военачальник будет сидеть в канцелярии и чем больше
будет находиться среди войск, тем лучше.
Нередко с приходом нового командующего начиналась замена и перетряска основных
должностных лиц штаба. Приняв от Рокоссовского 1-й Белорусский фронт, Жуков не
стал этого делать. Больше того, он оставил в основном прежними порядок и методы
работы управления фронта, установленные прежним командующим и начальником штаба
фронта М.С. Малининым.
Во время Великой Отечественной войны суровая практика боевой деятельности
заставила резко поднять роль штабов в общей системе управления Вооруженными
Силами. Военная практика жестоко наказывала тех, кто игнорировал эту объективную
закономерность, проявлявшуюся в процессах управления войсками. Не случайно к
концу Великой Отечественной войны начальники штабов во всех инстанциях стали
первыми заместителями командующих, командиров: только они были наделены правами
отдавать от имени последних распоряжения войскам и лицам, непосредственно
подчиненным командующим и командирам. Такое положение в системе управления
войсками штабы и начальники штабов не только заслужили по праву, но и, можно
сказать, выстрадали во время войны вместе со своими командующими и командирами.
Обобщая все сказанное о характерных чертах полководческого искусства Жукова,
можно было бы сослаться на А.М. Василевского: "Г.К. Жуков, отличавшийся довольно
решительным и жестким характером, решал вопросы смело, брал на себя полностью
ответственность за ведение боевых действий; разумеется, он держал связь со
Ставкой и нередко подсказывал ей целесообразное решение. К разработке операций
подходил творчески, оригинально определяя способы действий войск. Думаю, не
ошибусь, если скажу, что Г.К. Жуков -- одна из наиболее ярких фигур среди
полководцев Великой Отечественной войны".
"Из всех молниеносно выросших в предвоенные годы крупных военачальников, --
писал И.Х. Баграмян, -- Жуков был, безусловно самой яркой и одаренной личностью.
Хорошо зная его способности, я не удивлялся его поразительной, даже для тех лет,
военной карьере. Г.К. Жуков обладал не только военным дарованием, без которого в
годы военных испытаний не может получиться полководца, но и жестким характером,
беспощадностью к недобросовестным людям... И еще одна черта характера Жукова мне
бросалась в глаза. Если он чего-нибудь добивался, то не любил идти к цели, как
говорится "медленным шагом, робким зигзагом". В таких случаях он шел напрямую".
Все эти авторитетные высказывания о Жукове (возможно иному читателю они
покажутся слишком пространными) нахожу нужным привести потому, что это
свидетельства очевидцев, видевших полководца в деле, которые были опубликованы
20--30 лет назад и мало известны новому поколению читателей. Из них можно
видеть, как далеки от действительности всякого рода сплетни и слухи о Георгии
Константиновиче, распространяемые в последние годы.
Во время второй мировой войны Г.К. Жуков внимательно следил за деятельностью
полководцев союзных армий. Особенно высоко он отзывался о крупнейшей в истории
Нормандской десантной операции, проведенной под командованием генерала Д.
Эйзенхауэра. В послевоенные годы он внимательно изучал опыт операций,
проведенных англо-американскими войсками в Африке, в зоне Тихого океана и в
Европе.
Если сравнить с военачальниками союзных нам стран, то на Западе непревзойденным
организатором строительства и стратегического применения вооруженных сил
считался генерал Д.К. Маршалл, бывший во время второй мировой войны
председателем объединенного комитета начальников штабов США. Генерал Д.
Эйзенхауэр, не имевший по существу до войны почти никакого командного опыта, но
имевший большой опыт штабной службы, оказался на месте во главе союзных войск и
сыграл выдающуюся роль в завершающих операциях второй мировой войны. Не побывав
в бою даже во главе взвода, в Нормандской операции в 1944 г. он сразу повел в
сражение почти 3-х миллионную группировку войск, сил авиации и флота. Его
полководческая деятельность -- это замечательный пример сочетания в одном лице
политика, дипломата и стратега. Он был большим мастером планирования
стратегических операций, в том числе крупных комбинированных десантных операций.
Его планы подкреплялись добротными, всесторонними расчетами. Эйзенхауэр был
особенно находчивым в сложных условиях военно-политической обстановки.
Важнейшая особенность полководческого искусства Эйзенхауэра -- тщательная,
всесторонняя и скрытная подготовка операций, их материально-техническое
обеспечение; его методы планирования и подготовки войск были рассчитаны на
проведение операций наверняка. Он предоставлял большую инициативу подчиненным.
Умение, несмотря ни на что, проводить общесоюзническую и американскую
стратегическую линию и добиться высадки союзных войск в Нормандии вопреки особой
позиции Черчилля, строптивого Монтгомери, которых все время тянуло в Африку и на
Балканы, совладать со своими не менее строптивыми генералами Паттоном или Брэдли
-- все это уже о многом говорит. В целом он показал себя выдающимся стратегом
коалиционной войны.
В современных условиях, когда основные офицеры штабов занимаются не только
планированием, но и организаторской работой по подготовке операций, боевым
обеспечением, управлением войсками, их служба охватывает ряд элементов
командирской деятельности. И формально даже не будучи на командирских должностях
(лучше, конечно, когда происходит сочетание командирской и штабной службы), они
в определенной степени приобретают и командный опыт. Этим отчасти (наряду с
личными способностями) объясняется уверенная и успешная полководческая
деятельность Д. Эйзенхауэра, А. Василевского, Н. Ватутина и других
военачальников, пришедших во время войны со штабной службы на большие командные
должности.
Большим мастером вождения войск был генерал Бернард Лоу Монтгомери. Его отличала
не меньшая, чем у Жукова, стойкость перед политиками и удивительная способность
добиваться наиболее полного учета военной стороны вопроса. Когда премьер-министр
Черчилль предлагает ему немедленно вылететь в Африку, принять командование 8-й
армией и начать операции против Роммеля, он твердо ответил, что примет решение
только разобравшись с положением дел. В последующем премьер-министр забрасывает
его телеграммами с требованием более решительных действий. Но Монтгомери не
сдвинулся с места, пока не подготовил операцию наверняка. Он был также
искуснейшим тактиком, перехитрил в ряде случаев генерала Роммеля, который
считался непревзойденным в этом отношении.
Ряд блестящих операций проведен в тихоокеанской зоне под руководством генерала
Макартура, который среди всех полководцев второй мировой войны имеет наибольший
опыт организации взаимодействия и проведения совместных операций
военно-морскими, военно-воздушными силами и сухопутными войсками.
Особо следует сказать о генерале де Голле, который сумел сплотить силы
сопротивления Франции и вместе с союзными армиями привести их к победе.
В составе Войска Польского вместе с советскими войсками воевали такие
талантливые генералы как С.Г. Поплавский, З.Берлинг, К. Сверчевский, В. Корчиц и
другие. Пройдя школу войны под их руководством, в послевоенные годы выросли
такие выдающиеся военачальники, как генерал В. Ярузельский и многие другие.
Чехословацкий корпус возглавлял легендарный и храбрейший генерал Л. Свобода.
Освободительную борьбу югославского народа возглавлял маршал Тито. Героически
сражался китайский народ. В борьбе против японских агрессоров его наиболее
надежную вооруженную силу составляла народно-освободительная армия Китая,
которую возглавляли такие выдающиеся полководцы как Чжу-Дэ, Лю-Бо Чень, Пэн Де
Хуэй и др.
В союзных армиях было немало и других способных военачальников, в том числе
прошедших фронтовые дороги под руководством маршала Жукова.
Все они в той или иной степени добивались максимального соответствия своих
решений и способов действий конкретным условиям обстановки, и деятельность
каждого из них проходила в своеобразных условиях своего времени.
В чем своеобразие условий, в которых действовал Жуков, чем отличается он от
своих выдающихся предшественников и соратников по второй мировой войне?
Во-первых, ограниченностью возможностей по окончательному принятию
стратегических решений. Петр I или Наполеон соединяли в одном лице высшую
государственную и военную власть, что давало им возможность обеспечить наиболее
полную согласованность политической и военно-стратегической линий. Этого были
лишены Суворов и Жуков.
Генералы Эйзенхауэр, Монтгомери или Макартур, будучи связанными определенными
политическими решениями, не испытывали на себе произвола и довлеющего
политического диктата. Даже немецкие генералы, находясь под прессом фашистского
руководства, могли довольно часто подавать в отставку и, за редким исключением,
без особых последствий. Им не требовалось оказывать чрезмерного давления на
войска, ибо они ставились обычно в сравнительно выгодные условия и, как правило,
не попадали в чрезвычайные условия, за исключением мая-июня 1940 г. или
Арденнского сражения в декабре 1944 г.
Имели свои преимущества по сравнению с западными союзниками и наши
военачальники. Нашим политическим руководством были обеспечены мобилизация всех
сил народа на отпор фашистской агрессии, оснащение вооруженных сил первоклассным
вооружением, всенародная их поддержка.
Несмотря на все перипетии, сложилась антигитлеровская коалиция СССР и западных
стран, это имело огромное значение для исхода войны. Начиная с 1943 г., на
должном уровне были военно-политическое и стратегическое руководство
вооруженными силами и поэтому они могли действовать в более благоприятных
условиях. С точки зрения военно-политической и стратегической, в наиболее
выгодные условия были поставлены наши вооруженные силы в Маньчжурской операции.
В этой операции они оказались примерно в таком же положении, как союзные армии
на протяжении всей войны.
Жуков и другие наши военачальники и командиры имели самоотверженного и отважного
солдата, которого не было ни в одной армии мира. Если бы Жуков, Конев и
Рокоссовский оказались во главе англо-американских войск, которые были бы
поставлены в условия, сложившиеся в 1941--1942 гг., вряд ли они успешно
завершили бы войну. Думаю, что и нашими войсками невозможно было бы управлять
методами генерала Эйзенхауэра. Каждому свое... Но все же наша армия, и все
полководцы, особенно в 1941--1942 гг., ставились в военно-политическом отношении
в крайне невыгодное, а в ряде случаев в катастрофическое положение.
И во второй половине войны военно-политическое руководство слишком жестко
регламентировало деятельность Генштаба и командующих фронтов. Некомпетентное
вмешательство в стратегические и оперативно-политические вопросы затрудняло
проведение в жизнь наиболее целесообразных решений и способов действий,
вынуждало наших военачальников тратить огромные усилия на преодоление
искусственно создаваемых кризисных ситуаций и трудностей, затрудняло полную
реализацию их полководческих способностей. За излишнюю настойчивость и
стратегическую инициативу Жуков уже в июле 1941 г. и вовсе лишился должности
начальника Генштаба. Поэтому, как справедливо пишет Уильям Спар, "... не всегда
гениальные озарения Жукова востребовались политическим руководством".
Во-вторых, из-за просчетов и произвола военно-политического руководства, особой
непримиримости военно-политических целей и ожесточенности вооруженной борьбы,
обстановка на советско-германском фронте диктовала весьма жесткие рамки, в
условиях которых приходилось строить полководческую деятельность и осуществлять
управление войсками. Никому из прежних полководцев и союзных армий не
приходилось действовать в таких необычайно сложных, чрезвычайных условиях, как
Жукову и другим нашим военачальникам.
Например, в январе 1942 г. разгромленные японской армией на Малайском
полуострове английские войска под командованием генерала Персивала отступили к
Сингапуру через пролив Джохар, и взорвали дамбу. Но как только передовые
японские части, восстановив дамбу, проникли вглубь острова и захватили водоемы,
генерал Персивал, имея более 60 тыс. войск, решил капитулировать. А Брест,
Одесса, Севастополь, Ленинград и другие наши города до последней возможности
продолжали сражаться. И многие наши города оказывались у противника, но
противник овладевал ими, как правило, после ожесточенных сражений и понеся
существенные потери.
У. Черчилль охарактеризовал капитуляцию британских войск на Сингапуре крупнейшим
бедствием в истории Англии.
Некоторые наши "гуманистически" настроенные соотечественники ставят англичан в
пример, считая, что так надо было поступать и нам под Москвой, Сталинградом и в
других местах. Тогда мол и потерь было бы меньше, но при этом "забывают" о том,
какие бедствия и неизмеримо бу льшие потери ожидали наши народы в случае победы
фашистов.
Даже при самых эгоистичных соображениях британского гарнизона так воевать, как
он "воевал" в Сингапуре можно лишь зная, что кроме английских солдат есть еще
советские, они-то при любых условиях будут продолжать сражаться и победа будет
одержана. Но если бы Жуков и наши солдаты под Москвой, Ленинградом во имя
"гуманизма" при первой неудаче складывали оружие, то фашисты достигли бы своей
цели и весь мир сегодня жил бы совсем другой жизнью.
Исходя из всего этого, нетрудно предположить, что Жуков, видимо, действовал бы в
подобной обстановке "несколько" иначе, чем генерал Персивал.
Поэтому в широком историческом плане жуковский подход в конечном счете оказался
более гуманным.
В-третьих, решения и способы действий Жукова не только в наибольшей степени
учитывали конкретные условия сложившейся обстановки, те необычно сложные
своеобразные условия, о которых уже говорилось. Из самой бездны даже
неблагоприятной обстановки он умел извлечь такие выгоды для себя, так повернуть
сложившиеся обстоятельства во вред противнику, изыскать такие способы действий,
с такой неукротимой волей и организаторской хваткой проводить свои решения в
жизнь, которые позволяли наиболее эффективно решать стратегические,
оперативно-тактические задачи и одерживать победы там, где другие военачальники
терпели поражения или даже не пытались их решать.
Наш выдающийся ученый-оборонщик С.П. Непобедимый в 1990 г. рассказал о том, что
назвал "русской работой", и, рассуждая о судьбах отчизны, заметил: "Я немного
отвлекусь в сторону военной истории. Один из ярчайших полководцев ХХ века --
Георгий Константинович Жуков. Он не был утонченным интеллигентом с изысканными
манерами -- он был русским солдатом с маршальскими погонами на плечах, но
превзошел всех немецких фельдмаршалов-аристократов с богатой рыцарской
родословной, разбил их тевтонские армады. Когда в Г.К. Жукове пытаются
выискивать какие-то недостатки и пытаются принизить его величие, я сразу
вспоминаю чье-то меткое выражение: а попробовали бы его соперники повоевать под
командованием Джугашвили! И как в конце концов обошлись с народным героем?..
Вспомнил я о маршале Жукове вот почему. Люди, добивающиеся выдающихся
результатов в условиях наибольшего неблагоприятствования, несомненно,
талантливее тех, кто работает в парниковых условиях, ни в чем не нуждаясь".
Можно что-то из сказанного принимать или не принимать, но судить о Жукове или
других наших полководцах без учета всего этого нельзя.
    Глава пятая
ПОЛКОВОДЧЕСКОЕ НАСЛЕДИЕ ЖУКОВА И СОВРЕМЕННОСТЬ
1. СУДЬБА И ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ПОЛКОВОДЦА
В ПОСЛЕВОЕННЫЕ ГОДЫ
В послевоенные годы полководческое наследие Жукова складывалось в основном из
обобщения и освоения богатейшего опыта Великой Отечественной войны с учетом
перспектив дальнейшего развития военного искусства.
За время войны действующей армией во взаимодействии с флотами было проведено 51
стратегических, более 250 фронтовых и около 1000 армейских операций, несчетное
количество сражений и боев на земле, в воздухе и на море.
Все эти операции, сражения и бои проведены под руководством Ставки ВГК во главе
с И.В. Сталиным, наших военачальников и командиров.
Жуков со всей нашей доблестной армией приобрел огромный боевой опыт, осуществляя
не только стратегическое руководство в роли представителя Ставки, но и
командующего войсками фронта. Всего за время войны он прокомандовал различными
фронтами около двух лет (22 месяца), для такой войны -- это большой срок.
В завершающем периоде войны каждая из проведенных Жуковым операций отличалась
своей оригинальностью, новизной применяемых способов действий и поэтому, как
правило, оказывалась неожиданной для противника. Его решения и способы действий
в каждой операции были неповторимы, не всегда схожи с предыдущими. Постоянными
были в них только выдающиеся победы и все новые и новые достижения военного
искусства. Были и принципиально важные, общие для них аспекты, которые выражали
сущность советского военного искусства в пору его наибольшего расцвета,
сохраняющие свое значение и для современных условий.
Маршал Советского Союза Г.К. Жуков на военно-теоретической конференции в 1945 г.
следующим образом охарактеризовал основные положения военного искусства, которых
он придерживался.
Первое -- отличное знание противника, правильная оценка его замыслов, сил и
средств; умение учесть, на что он способен и на что не способен, на чем можно
его поймать. Это достигается непрерывной и глубокой разведкой.
Второе -- знание своих войск, их тщательная подготовка к бою. Необходима
всесторонняя подготовка командования и штабов, заблаговременная отработка всех
вариантов предстоящих действий войск.
Третье -- оперативная и тактическая внезапность. Это достигается тем, что враг
вводится в заблуждение о наших истинных намерениях. Надо действовать настолько
быстро, чтобы неприятель везде и всюду опаздывал и тем самым попадал в тяжелое
положение.
Четвертое -- точный расчет сил и средств в зависимости от поставленной задачи.
Войскам нельзя ставить непосильные задачи. Ничего, кроме потерь и подрыва
боевого духа, это не даст. Лучше реже проводить наступательные операции, а
копить силы и средства для решительных ударов.
Пятое -- материальное обеспечение операций. Ни при каких обстоятельствах
неподготовленную в материальном отношении операцию проводить не следует. Общая
обстановка может толкать Главное Командование на быстрейшее осуществление
операции. Но начинать ее можно только после тщательной подготовки и
всестороннего обеспечения.
Важным условием развития наступательной операции Г.К. Жуков считал умелое
применение артиллерии, смелый маневр с целью окружения и уничтожения противника.
Фронтальный удар он рассматривал только как важный этап к достижению цели.
Прорыв не ради прорыва, а для получения свободы маневра, что дает возможность
поразить врага с самого невыгодного для него направления. Полководец считал, что
в любой войне большое значение будет иметь создание и умелое использование
резервов. При обороне Ленинграда или Москвы он ухитрялся создавать минимально
необходимые резервы даже в условиях острого недостатка сил и средств в первой
линии войск. Если Кутузов считал, что полководец, сохранивший резерв, не
побежден, то Наполеон говорил, что полководец, который слишком держится за
резервы, непременно будет разбит. Жуков завещал сочетать то и другое, постоянно
заботясь о восстановлении резервов.
Жуков еще в ходе войны, и особенно настоятельно после войны, постоянно думал о
том, как опыт и мудрость, добытые такой дорогой ценой, использовать рационально
для решения задач военного строительства. Но ему не дали возможности в полной
мере осуществить его замыслы. Согласно принятой тогда сталинской системе за ним,
как и за другими военачальниками, постоянно следили. "Грехов" для того, чтобы
расправиться с ним, было собрано уже вполне достаточно. Но Сталин видел, что
пока идет война, без Жукова не обойтись. Поэтому до поры до времени терпел его
славу, авторитет и крайне раздражавшие его самостоятельность и принципиальность
Жукова. Но, как это не раз бывало в истории, как только кончилась война,
военачальники такого масштаба, как Жуков, были уже не нужны. По замыслу Сталина
и Берия для него была уготована самая страшная участь. Только огромный авторитет
в народе, армии и за рубежом спасли его. Диктатору хотелось быть "лучом света в
темном царстве" и всю славу, все заслуги за победу присвоить себе. Как всегда, в
мирное время нужны были более удобные люди. Так вышли на первый план Н.А.
Булганин и В.Д. Соколовский, отстраненные от должности в 1944 г. за полную
неспособность готовить и проводить наступательные операции и это в условиях,
когда вся Советская Армия уже мастерски воевала. Однако Жуков не сломался и
продолжал самоотверженно трудиться на всех постах, которые ему поручались.
В послевоенные годы Жуков, будучи главнокомандующим группой советских
оккупационных войск в Германии, главнокомандующим сухопутными войсками,
командующим войсками Одесского и Уральского военных округов, первым заместителем
министра и министром обороны СССР, большое внимание уделял осмысливанию,
обобщению и внедрению в практику боевой и оперативной подготовки органов
управления и войск (сил) опыта Великой Отечественной войны. Обращаясь к этой
богатейшей сокровищнице боевого опыта и полководческой деятельности Г.К. Жукова,
мы и сегодня находим все более ценные крупицы нового, которые рождают глубокие
мысли и приводят к выводам большого теоретического и практического значения.
Жуков, придавая большое значение прошлому опыту, вместе с тем правильно уловил
основные направления научно-технического прогресса и развития вооружений. С
появлением ядерного оружия особенно важно было определить, что является основным
средством его доставки: стратегическая авиация или ракеты. Американцы долгое
время основную ставку делали на стратегическую авиацию. Наше руководство
ориентировалось в основном на ракеты, в том числе на создание ракетных войск
стратегического назначения, и это дало возможность нашей стране сделать огромный
рывок вперед и получить существенные преимущества по достижению стратегического
паритета.
Мысли маршала Жукова все больше обращались к будущему. Он отчетливо представлял
себе то огромное влияние, которое окажет на дальнейшее развитие военного
искусства появление ядерного оружия и других новых средств вооруженной борьбы.
Вместе с тем, как всегда, он подходил ко всем этим новациям весьма взвешенно и
мудро, не поддаваясь крайним точкам зрения. С одной стороны раздавались голоса,
что стратегические задачи на войне будут решаться с помощью ядерного оружия,
которое позволяет ставить неограниченные политические и стратегические цели.
С другой стороны, было ясно, что новое оружие ставит определенные пределы для
политических и стратегических устремлений. Но последнее не всегда учитывалось в
полной мере, и представлялось, что мировая война неизбежно будет ядерной.
Возникла теория ядерной войны, которая основательно исследовала боевые свойства
ракетно-ядерного оружия, способы возможного его применения, меры защиты войск и
населения от оружия массового поражения.
Некоторые теоретики явно преувеличивали возможные последствия даже ограниченного
применения ядерного оружия. Так, некоторые ученые писали, что в результате
применения по плану "Дропшот" 180 атомных бомб по СССР, произойдет сильное
заражение радиоактивными осадками в виде радионуклидов не только территории
СССР, но и США, в итого обе страны могут погибнуть. Однако реально за
послевоенные годы произведено более 2 тыс. ядерных взрывов и только в атмосфере
512 взрывов и последствия их известны. Другие, наоборот, недооценивали
последствия применения ядерного оружия.
В теории ядерной войны предполагались совершенно нереальные меры, например,
возможность после обмена массированными ядерными ударами восстановления
боеспособности войск, сил флотов в короткие сроки и продолжения боевых действий,
наступления с темпами до 100 км в сутки. В ходе боевой подготовки эта сложнейшая
проблема нередко самым несерьезным образом упрощалась.
Следует сказать, что в период, когда противостоящие стороны имели сравнительно
ограниченное количество ядерного оружия и разрабатывались первые планы ядерной
войны ("Дропшот", первоначальные варианты "СИОП" и советские планы применения
стратегических ядерных сил), можно было допустить, что и в условиях применения
ядерного оружия возможны организованные военные действия, хотя и с большими
потерями и тяжелыми последствиями.
Это подтверждали и опытные учения с применением атомного оружия в США и СССР.
Так, в 1955 г. в армии США в штате Невада было проведено учение "Дезерт рок VI",
где был произведен наземный взрыв ядерного устройства мощностью 30 килотонн.
Учитывая высокий уровень радиоактивного заражения, участвовавшие на учении
войска (смешанная бронетанковая группа) располагались в 3 км от эпицентра взрыва
и затем, обозначая наступление, приблизились к нему на 900 м.
В Советском Союзе в сентябре 1954 г. было проведено учение в районе Тоцкое, где
была брошена атомная бомба с самолета и произведен воздушный взрыв мощностью 20
килотонн на высоте 350 м. Войска до начала взрыва располагались в укрытиях не
ближе 5--7 км. Руководящий состав Министерства обороны СССР, министры обороны
ряда союзных стран, командующие войсками округов располагались для наблюдения
открыто (имея лишь защитные очки) в 11 км от эпицентра взрыва. Передовые части
наступающих войск выдвинулись к району взрыва через 2,5 часа.
Атакующие подразделения в средствах защиты прошли в 500--600 м от эпицентра,
получив дозу облучения 0,02--0,03 рентгена, а в танках в 4--5 раз меньше. Но
впоследствии выявились более тяжелые последствия радиационного облучения и
радиоактивного заражения местности, отчего пострадало местное население.
Вообще долгосрочные факторы влияния радиоактивного заражения на организм
человека долгое время недооценивались. Вместе с тем из-за неоправданной
закрытости информации по поводу этого учения ходит много недостоверных слухов.
Так, В.В.Карпов пишет: "Тридцатилетние, недавно могучие мужчины превращались в
дряхлые развалины. Наверное, уже все участники этих учений вымерли... Это,
наверное, самый черный день в жизни и службе маршала Жукова, как руководителя
учения...".
Владимир Васильевич, видимо, почерпнул такие сведения из газет "перестроечного"
периода. А тогда что только ни придумывали. Во-первых, учение проводилось по
Постановлению правительства СССР. Его проведение было возложено на Министерство
обороны. Н.А. Булганин поручил проведение учения Г.К. Жукову, его заместителем
по учению был генерал армии И.Е. Петров.
Во-вторых, работая в штабе Белорусского военного округа, я тоже был участником
этого учения (на наступающей стороне действовали войска БВО, 128 стрелковый
корпус из Бреста). Так вот, я, слава Богу, пока жив и знаю десятки офицеров,
которые были на этом учении, были в районе взрыва дольше, чем И.Е.Петров, и
поныне здравствуют.
А что касается "немногих оставшихся в живых", то, как писал генерал-полковник
Б.П. Иванов (тоже участник этого учения), людей нашего возраста -- фронтовиков и
среди тех, кто не участвовал на Тоцком учении, осталось, к сожалению, не более
трех-четырех из ста.
Да, это учение имело более тяжелые последствия, чем вначале предполагалось. К
сожалению, были и тяжело пострадавшие и умершие, и эту горькую правду надо
обязательно говорить, в том числе и о Жукове, но не придумывать того, чего не
было. Но в данном случае и правительство и Министерство обороны, полагались на
ученых-физиков, которые должны были лучше предвидеть последствия испытания
атомного оружия. Кстати, мягко скажем, не очень корректны суждения автора в этой
же книге о чернобыльской трагедии, где он пишет "только выброс, а не взрыв
причинил столько бед". Но если бы это был взрыв (не дай Бог, конечно), а не
выброс, то последствия радиоактивного заражения в районе Чернобыля были бы
значительно меньшими.
По опыту этих учений и ряду других испытаний без привлечения личного состава в
армиях НАТО, а затем Варшавского Договора были разработаны специальные
наставления по ведению боевых действий с применением ядерного оружия. Затем эти
вопросы нашли отражение и в боевых уставах многих стран.
После вмешательства Китая в корейскую войну, американское руководство было
готово начать ядерную войну, и только вмешательство премьер-министра
Великобритании К.Этли смогло удержать президента Г. Трумэна от применения
ядерной бомбы в Корее. И позже не раз возникала угроза применения ядерного
оружия.
Например, Г. Кан доказывая приемлемость термоядерной войны как средства
политики, утверждал, что "война ужасна, но ужасен и мир, что человечество
переживет третью мировую войну с применением ракетно-ядерного оружия, что
колоссальные разрушения и жертвы не исключат нормальную жизнь для выживших и их
потомков". Еще более определенно в этом духе высказывался Б. Голдуотер, призывая
не бояться ядерной войны. "Мы, -- писал он, -- сильны, мы победим, не нужно
страшиться жертв и развалин, главное -- победить коммунизм". Однако после
появления ядерного оружия у Советского Союза, увеличения количества этого
оружия, настроения на Западе стали меняться. Официальные заявления советских
политических и военных деятелей сводились к тому, что СССР располагает
вооруженной силой такой колоссальной мощности, которая сокрушит любого
агрессора.
Следует сказать, что в Советской Армии появление первых наставлений по ведению
боевых действий в условиях применения ядерного оружия, наспех переписанных из
американских наставлений, были встречены некоторыми военачальниками и многими
офицерами со скрытым, а кое-где и открытым противодействием. Командующий
войсками Белорусского военного округа маршал С.К.Тимошенко вообще приказал эти
наставления никому не показывать. И только после настоятельных требований
министра обороны, эти наставления были отправлены в войска округа. Маршал
Тимошенко не верил, что ядерное оружие можно применить, выражал уверенность в
том, что его постигнет та же участь, что и химическое оружие во второй мировой
войне. Больше всего офицеров, имевших боевой опыт, беспокоило то обстоятельство,
что расчеты на возможность решения всех основных боевых задач с помощью ядерного
оружия, приведут к деградации военного искусства. Этих офицеров тогда нещадно
критиковали как консерваторов. Но у опытных людей даже при недостаточно широкой
образованности бывает какое-то особое чутье, которое в жизни нередко
подтверждается.
Во время крупного войскового учения в Белорусском военном округе в 1955 г. С.К.
Тимошенко поделился своими соображениями по этому вопросу с Г.К. Жуковым.
Министр обороны на разборе учения подчеркнул необходимость освоения способов
ведения боевых действий с применением оружия массового поражения. Вместе с тем
он потребовал не полагаться только на него, а тщательно отрабатывать применение
обычного оружия.
Некоторые военные теоретики до сих пор сокрушаются по поводу того, что военное
искусство недостаточно учитывает влияние применения ядерного оружия на способы
вооруженной борьбы. Но нет никакого смысла приспосабливать военное искусство
только к оружию, которое невозможно применить.
Однако, несмотря на продолжавшееся бряцание ядерным оружием, по мере накопления
тысяч ядерных боеприпасов и средств их доставки становилось все более очевидным
(хотя и не всеми сразу осознавалось), что война с массовым применением ядерного
оружия невозможна и победителей в ней не будет.
Как бы там ни было, но и после того, как высшие политические и военные
руководители приходили к выводу о невозможности достижения победы в ядерной
войне, это оружие, занесенное над человечеством как дамоклов меч, продолжало
оказывать огромное влияние на политику и военную стратегию, придавая им
определенную уверенность и одновременно сдерживая страх.
Например, если бы не угроза применения ядерного оружия, то Карибский кризис в
1962 г., может быть, не удалось бы решить путем переговоров. Опасный характер
современной войны сдерживает в определенной степени применение не только
ядерного, но и обычного оружия. Например, согласно докладу Бруклинского
института "Использование вооруженных сил США в качестве инструмента внешней
политики в 1946--1975 гг." США (кроме войн в Корее и Вьетнаме использовали свои
вооруженные силы для защиты своих национальных интересов в 215 случаях. И только
в 18 инцидентах (причем вне пределов противостояния Восток -- Запад!) открывали
огонь. В остальных случаях использование военной силы выражалось лишь в военном
присутствии или демонстрации силы.
Это, разумеется, не означало отказа от самих политических и стратегических
целей, но изыскивались новые пути их достижения.
Во-первых, некоторые ведущие государства разрабатывали методы политического и
экономического давления на другие государства, мешающие осуществлению их
государственных интересов, подрыва их изнутри, позволяющего добиться
политических целей и без применения военной силы.
Во-вторых, методом ведения локальных войн. И действительно, в период "холодной
войны" НАТО и Варшавский блок, возглавлявшие их две сверхдержавы стремились
теснить друг друга и расширять сферы влияния методом ведения локальных войн
(войны в Корее, Вьетнаме, на Ближнем Востоке, Афганистане и др.).
Еще с начала 60-х гг., когда у СССР появилась возможность нанесения ракетных
ударов по территории не только Западной Европы, но и США, многие политические
деятели и военные теоретики стали поднимать вопрос о необходимости отказа от
концепции тотальной войны и переходу к ограниченным локальным войнам.
В конечном счете США и страны НАТО приняли "стратегию гибкого реагирования",
которая ориентировалась не только на мировую ядерную войну, но и предусматривала
широкий диапазон войн и военных конфликтов без применения ядерного оружия. В
связи с этим был взят курс на значительное увеличение сил общего назначения, и в
период с 1961 по 1968 гг. общая численность вооруженных сил США увеличилась с
2,5 до 3,5 млн чел., количество дивизий сухопутных войск и морской пехоты -- с
14 до 24. Да и в других ядерных державах обычные вооружения составляли около 80%
всех военных расходов, в них были задействованы не менее 90% численности личного
состава вооруженных сил. Постепенно ядерное оружие стало средством
стратегического сдерживания, а не оружием поля боя. Так что взвешенность и
осторожность Жукова и в этом вопросе оправдались. В 1972 г. он окончательно
сформулировал свой вывод: будущая ядерная война просто невозможна.
В.В. Карпов в своей книге о Жукове пишет, что "ход событий показывает, как это
ни прискорбно, наши стратеги, и Жуков в их числе, не уловили, не поняли новые
замыслы противника", направленные на подрыв СССР изнутри, в том числе путем
навязывания гонки вооружения. Этот вопрос значительно сложнее, чем
представляется упомянутому автору и требует отдельного рассмотрения. Здесь есть
смысл кратко сказать об этом лишь в той степени, в какой это касается
Г.К.Жукова.
Владимир Васильевич приводит слова генерала Монтгомери, который, выступая на
одной из конференций в 1956 г., сказал следующее: "мы можем, конечно, создать
вооруженные силы и разгромить Восток в войне. Но что хорошего принесет эта
победа, если на Западе восторжествует коммунизм? Борьба между Востоком и Западом
-- это борьба за умы и сердца людей... Этот вопрос больше политический, чем
военный." (Курсив мой -- М.Г.). Но все дело в том, что наши тогдашние противники
занимались не только подрывными действиями, они наращивали гонку вооружений и
всерьез готовились к войне. В докладе начальника штаба армии США генерала М.
Тейлора было сказано: "Безопасность страны может быть достигнута путем создания
сил устрашения, предусмотренных национальной военной программой, которая
предусматривает... поддержание военной мощи, способной устрашить любого
противника в воздухе, на земле и на море. Эта мощь должна быть настолько гибкой
и многосторонней, чтобы ее можно было успешно применить в любом военном
конфликте". Стратегия "устрашения" означала прежде всего наличие мощных ядерных
сил и обычных средств вооружения. Следовательно, руководству СССР противостоять
планам США можно было действуя по двум направлениям: первое по линии
политической, экономической и идеологической; второе -- иметь свои
соответствующие силы устрашения. Не могла же наша страна оставаться безоружной в
условиях, когда американцы форсированно создавали свое ракетно-ядерное оружие и
усиленно совершенствовали обычные виды вооружения. И планы "Дропшот", "Сиоп" и
другие разрабатывались не для военной игры, а для реального осуществления. И это
могло бы случиться, если бы Советскому Союзу нечего было противопоставить
ядерному шантажу. Хотя теперь уже стало очевидно, что не во всем нам надо было
залезать в диктуемое нам русло (гонки вооружений), ошибок из-за недальновидности
военного руководства и вследствие того, что ВПК превратился в государство в
государстве, было немало. Но главное состоит в том, что на том направлении, за
которое отвечали Жуков и его преемники (вместе с политиками) -- стратегический
паритет и "устрашение" были достигнуты. И маршал Н.В. Огарков имел все основания
сказать В. Карпову: "Мы одержали крупнейшую стратегическую победу -- спасли свою
страну и весь мир от ядерной катастрофы". На направлении же, за которое отвечали
только политики, получилось хуже некуда. И если уж говорить на эту тему
серьезно, что должен был и мог сделать Жуков? Предположим, он разгадал и
правильно оценил планы Запада по подрыву СССР изнутри. Что делать? Первое. Можно
и нужно было сокращать до определенного предела вооруженные силы, военные
расходы, что в те годы отчасти делалось. Именно с 1956--1957 гг., когда он был
министром обороны, началась новая 5--6-летняя полоса сокращения численности
армии и флота. В 1955--1958 гг. их численность была сокращена с 5763 тыс. до
3623 тыс. человек, т.е. на 2140 тыс. человек. Делалось это, разумеется по
решению политического руководства, но исполнителем был Жуков. По его же решению
в 1955 г. было упразднено корпусное звено управления и некоторые другие
излишествующие звенья, позволившие сократить численность управленческого
аппарата. Вместе с сокращением численности повышались качественные параметры
строительства и подготовки вооруженных сил. В этом отношении делалось и многое
другое.
Второе. Для успешного противостояния новым политическим и стратегическим планам
США требовалось повышать эффективность экономики. Однако нельзя не учитывать,
что в те годы, когда Жуков был еще у власти, советская экономика функционировала
совсем неплохо. За короткий срок было восстановлено разрушенное войной народное
хозяйство, и оно развивалось довольно динамично. Наша страна вступила в эпоху
атома, сверхзвуковых скоростей, ракетостроения и космических полетов. Правда,
намечалось уже технологическое отставание. В последующие, так называемые
"застойные" годы и других успехов становилось все меньше. Наши лидеры, будучи не
способными приобрести новые лавры, все больше довольствовались и украшали себя
лаврами победы в минувшей войне. По-прежнему плохо жили наши люди-победители.
Георгий Константинович, побывав после войны в своей деревне Стрелковке, пришел в
ужас от запущенности и бедности. Он спросил земляков:
-- Что же так плохо живете, как нищие.
Ему отвечали:
-- Мы и есть нищие. После войны еще не обустроились -- не избы, а чуланы.
Огороды порезали, коров отняли.
Все, что им мог сказать Жуков:
-- Возьмите мой дом, пользуйтесь.
Рассказал он об этом председателю президиума Верховного Совета СССР
К.Е.Ворошилову и попросил его рассказать Хрущеву, до чего дошла деревня. "А он
мне, -- рассказывает Жуков, -- нет, я хочу, чтобы меня похоронили на Красной
площади". Вот такие пошли революционеры... Что еще мог сказать Жуков?
Для радикального преодоления слабости внутренне себя не стимулирующей плановой
экономики нужны были коренные экономические преобразования. Мы до сих пор не
можем к этому прийти. Во времена Жукова эта сторона дела вообще не была
осознана. Даже сравнительно умеренные экономические реформы А.Н. Косыгина были
похоронены. А без радикальных экономических преобразований мы рано или поздно
все равно оказались бы в тупике, даже если бы не было подрывных действий извне.
Третье. Нужно было менять не только внутреннюю, но и внешнюю политику, покончить
с глобальной конфронтацией и в целом с "холодной войной".
В 1955 г. в Женеве в беседе Жукова с Эйзенхауэром отчасти речь шла и об этом.
Георгий Константинович говорил: главное сократить вооруженные силы и
ликвидировать атомное оружие, положить конец военным блокам.
Эйзенхауэр признавал необходимость этого. Но все сводил к вопросам контроля и
инспекции, считал нужным решать этот вопрос постепенно. А тогда и атомное оружие
и блоки были еще в зачаточном состоянии и избавляться от них было бы легче, чем
в последующие годы. Допустим, что Жуков после беседы с Эйзенхауэром вышел бы с
предложением к политическому руководству страны о коренном изменении всей нашей
политической и военной стратегии. Нетрудно себе представить как это было бы
воспринято... В чем тогда должно было выразиться, как об этом пишет В. Карпов,
понимание "нашими стратегами и Жуковым новых замыслов противника"?
Сделаем еще одно фантастическое допущение и представим себе, что предложения
Жукова были бы приняты и началось их осуществление. Что бы тогда было? Об этом
можно судить по тому, что мы сегодня имеем. Советского Союза и "советской
военной угрозы" нет и в помине. Распущен Варшавский договор. В новой России
строится, как говорят, правовое демократическое государство с рыночной
экономикой. А на Западе в ответ на эти шаги мало что изменилось. Мы не имеем
даже нормальных торговых отношений. НАТО и другие структуры остались, Россию
вновь провоцируют теперь уже намерениями расширения НАТО и другими подобными
акциями. Наша страна так и не избавилась от вечной презумпции виновности: сильна
она или до предела ослаблена -- все равно кому-то угрожает.
А очень четкий ответ на все эти "загадочные" вопросы был дан в Фултонской речи
У. Черчилля в 1946 г. смысл которой, как правильно пишет В. Карпов, сводился к
следующему: признайте наше господство добровольно -- и тогда все будет в
порядке, в противном случае неизбежна война. Для сегодняшнего дня не менее
определенный ответ дан в Национальной стратегии США, главная цель которой
состоит в том, что в мире не должно быть другого государства, способного
соперничать и конкурировать с американцами. Таковы сегодня национальные
стратегические интересы США и не считаться с ними нельзя. Но одновременно
существуют и национальные интересы России не только как желания и цели тех или
политиков (которые могут меняться), но прежде всего как выражение объективных
политических, экономических и духовных потребностей страны и народов, от
существования которых зависит выживание России как сильной великой державы,
определяющих устойчивые долгосрочные ориентации ее развития.
Рассуждения насчет того, что она уже не может быть великой, не состоятельны. Она
может быть только такой. Иначе России как таковой просто не будет. Будет что-то
иное. Ибо в противном случае невозможно сохранить ее целостность и существующую
форму государственности и обеспечить стабильность на всем евро-азиатском
материке. Весь мир пострадает и не справится с задачей обеспечения стабильности,
если на этом континенте, насыщенном огромным количеством ядерного оружия,
объектами атомной энергетики и химического производства, начнутся конфликты и
раздоры.
Все, что произошло с нашей страной, ни Жуков и никто другой в полной мере
предвидеть не могли. Многое оказалось неожиданным и для Запада.
Не будем сейчас говорить, что надо было делать, каким путем надо было идти. Эта
тема требует отдельного разговора. Но такова суровая реальность, которую нельзя
подменять упрощенными штампами и обвинениями, в том числе и в адрес Жукова.
Наиболее полно изложил Жуков свое отношение к новым явлениям в военном деле на
военно-научной конференции руководящего состава вооруженных сил в мае 1957 г.
Отметив определенные достижения в разработке новых образцов вооружения,
совершенствовании организационной структуры войск, в создании новой системы ПВО
страны и строительстве ВМФ, он более подробно говорил о назревавших проблемах и
задачах, которые предстоит решать. Весьма остро он поставил вопрос о
необходимости критического анализа опыта минувшей войны и извлечении из него
необходимых уроков.
Для того чтобы вооруженные силы, -- говорил он, -- всегда были на высоте своих
задач, мы, непосредственные руководители армии и флота, наши военно-научные
кадры должны смотреть далеко вперед и хорошо учитывать тот динамический процесс
в науке и технике, которые так характерны для послевоенного периода. С
обеспокоенностью отмечал, что достижения науки и техники стали заметно опережать
нашу военно-теоретическую мысль.
Он изложил главные проблемы, над которыми надо в первую очередь работать.
Прежде всего проблемы начального периода войны с учетом горького опыта 1941 г. В
своей деятельности вооруженные силы должны быть всегда готовы сорвать
готовящийся удар в самом его зародыше, лишив противника всякой возможности
организованно развернуть военные действия. Вместе с тем министр обороны отверг
предложения И.Х. Баграмяна, П.А. Ротмистрова и других о том, чтобы мы уже сейчас
декларировали наступательную направленность военной стратегии, предусматривающую
систему внезапных упреждающих ударов с целью разгрома возможного или
готовящегося удара противника. Жуков подчеркнул, что так ставить вопрос нельзя и
что в военно-политическом плане советская военная доктрина остается
оборонительной.
-- Способы ведения вооруженной борьбы в новых условиях. Он отверг установки, что
в условиях применения атомного оружия войскам придется наступать в предбоевых
порядках. Он указал, что всякое наступление требует тщательной организации,
сочетания огня и движения. Потребовал производить тщательное инженерное
оборудование исходного района для наступления, не сосредоточивать
заблаговременно крупные группировки войск, а выводить их на исходные позиции для
наступления последовательно и в самый последний момент. Считал опасным шаблонное
построение обороны и посоветовал более гибко строить оборону, прятать и
маскировать главную полосу обороны, относя ее в ряде случаев в глубину.
-- Учитывая, что ставка вероятных противников делается на мощный внезапный удар
с воздуха авиацией и ракетами с применением атомного оружия, возрастает роль ВВС
и ПВО, решающее значение приобретают вопросы борьбы за господство в воздухе,
министр обороны подчеркивал, что эта задача должна решиться прежде всего
активными действиями с использованием сил и средств всех видов вооруженных сил.
Особо были выделены задачи создания новой системы противовоздушной и
противоракетной обороны.
-- Основы применения авиации и ракетного оружия по стратегическим объектам
противника, способы боевого применения подводных сил во взаимодействии с
авиацией на морских и океанских коммуникациях противника.
На конференции вносилось предложение о заблаговременном создании командований на
ТВД. Министр обороны признал нецелесообразным создание промежуточных звеньев
стратегического руководства. Будем придерживаться, -- сказал он, -- более
простой, более гибкой, более мобильной системы: Ставка -- фронт с координацией
действий групп фронтов (когда это необходимо) представителями Ставки.
Жуков произвел коренные преобразования в оперативной подготовке командования и
штабов, в боевой подготовке войск и сил флота. Прежде всего им был поставлен
вопрос о ликвидации сезонности в боевой подготовке, когда в начале учебного года
проводилась одиночная подготовка, затем -- последовательное обучение
подразделений и лишь во второй половине года, а в основном к концу года доходило
дело до боевого слаживания частей и соединений. Получалось так, что минимум
полгода они оставались недостаточно боеспособными. Жуков потребовал проведения
учений с подразделениями, частями и соединениями, а также стрельб и других
занятий на протяжении всего года, чтобы войска в любое время были готовы к
выполнению боевых задач. Особое внимание он уделил обучению и воинскому
воспитанию военных кадров, перестройке учебного процесса в военно-учебных
заведениях. Исключительно полезным делом было привлечение на командно-штабные и
войсковые учения профессорско-преподавательского состава военных академий.
После поездки в Индию он ввел обязательную физическую подготовку для всех
категорий генералов и офицеров, сделав ее служебной обязанностью, что
существенно подтянуло в физическом отношении офицерский корпус.
Поскольку в мирное время военное искусство формируется главным образом на
учениях и оперативно-тактических занятиях, он дал ряд ценных советов и
рекомендаций по методике их подготовки и проведения, по устранению имеющихся в
этой области недостатков.
Главный недостаток в обучении и боевом воспитании командиров он видел в том, что
не обращается необходимое внимание на подготовку волевого и размышляющего
командира, способного самостоятельно разобраться в сложившейся на поле боя
обстановке и на свою ответственность принимать нужное решение.
Жуков считал необходимым больше предоставлять инициативы главкомам видов ВС,
командующим войсками округов, флотов в планировании подготовки органов
управления и войск, в определении тематик учений. Было запрещено осуществлять
чрезмерно детальное планирование хода проведения учения и всякое навязывание
обучаемым командирам и штабам планов и готовых решений руководства. Требовалось
розыгрыш боевых действий производить только по решениям обучаемых. Давать
командирам максимальную свободу действий, возможность проявлять инициативу,
принимать смелые решения на разнообразные способы действий с учетом конкретных
условий обстановки.
По указанию Жукова был значительно повышен удельный вес ночных занятий стрельб и
учений в боевой подготовке. В этом он видел одну из дополнительных возможностей
по повышению боевых возможностей войск, получению преимуществ над противником.
Жуков неустанно проводил мысль о том, что не надо бояться ошибок и недостатков,
которые допускаются обучаемыми, не облегчать их действий.
Все недостатки устранимы. Важно, чтобы состоялась настоящая боевая учеба. На
вопрос: как же учить, он твердо и определенно сказал: "Ответ может быть только
один -- кончайте скорее с дилетантским подходом к делу, ликвидируйте всякий
шаблон".
После отстранения Жукова от должности министра обороны одно из обвинений,
которые ему предъявляли, состояло в том, что он запретил разработку наставления
по ведению операций. Мотивировали обвинение тем, что Жуков, мол считает, что
такие военачальники как он в наставлениях и уставах не нуждаются. Но дело
обстояло несколько иначе. Проект наставления, который ему предоставили, был
разработан неудачно. В нем слишком детально расписывался порядок работы
командующих и штабов, которые только что вышли из войны и в таких инструкциях и
в самом деле не нуждались. Такое наставление толкало к шаблону, против чего
особенно резко восставал всегда Жуков. Поэтому он приказал Генштабу подготовить
"Основы подготовки и ведения операций", где бы излагались наиболее
принципиальные вопросы, раскрывающие характер современных операций и важнейшие
требования к их подготовке и ведению.
Весьма интересны и актуальны и для сегодняшнего дня размышления и указания
Г.К.Жукова по дальнейшему совершенствованию военно-научной работы. О его
отношении к этой отрасли деятельности можно судить уже по тому, что было создано
главное военно-научное управление Генштаба и его начальником был назначен
генерал армии В.В. Курасов. Учреждена должность первого заместителя министра
обороны по военной науке, на которую назначен А.М. Василевский. Известно, --
говорил Жуков, -- что военная наука и военное искусство не могут быть
прогрессивными, если опираются на отжившие и неперспективные факторы. Он особо
подчеркнул робкое отношение к разработке новых оригинальных самостоятельных
трудов. Резко говорил о том, что культ личности Сталина принял уродливые формы и
сковал всякое прогрессивное развитие военно-научной мысли.
Георгий Константинович, возможно, был единственным министром обороны, который
лично ознакомился с десятком диссертаций, посвященных проблемам военного
искусства. Он был удручен их беспомощностью и оторванностью от жизни и реальных
проблем. Разбирая их, он отмечал, что труды на соискание ученых степеней
содержат одни комментарии к указаниям старших начальников и официальным
толкованиям, пересказ чужих мыслей. Он высказал мысль о повышении
требовательности и возможности дисквалификации подобных "ученых". По его
убеждению для того, чтобы отвечать своему назначению и высоким ученым званиям,
нужно вкладывать в труды свои мысли, выдвигаемые положения и выводы должны быть
продуктом своего собственного ума. Для повышения авторитета и плодотворности
военной науки он потребовал активного участия в военно-научной работе маршалов,
генералов-участников войны и в целом руководящего состава вооруженных сил. По
его указанию к Генеральному штабу были прикомандированы крупные военачальники
фронтового и армейского звена для обобщения опыта важнейших операций Великой
Отечественной войны и разработке трудов по военному искусству послевоенного
периода.
В научных исследованиях требовалось ориентироваться на перспективную
материальную базу вооруженной борьбы. Он обязывал строго относиться к сохранению
военной тайны, военно-технических секретов. Вместе с тем твердо заявил, что
никаких серьезных научных исследований не может быть, если исследователь не
обладает нужной достоверной информацией. И дал указание, чтобы исследователи
допускались не только к новейшим образцам оружия и военной техники, но и
знакомились с перспективными научно-исследовательскими и конструкторскими
работами. Жуков обратил внимание на необходимость не только выработки новых
научных идей, но и на своевременное доведение их до офицерского состава. Было
ясно, что если все засекречивать и даже по операциям прошлой войны, то нужные
знания до офицеров никогда не дойдут. Мы справедливо высказывали нарекания в
адрес зарубежных историков, но из-за закрытости наших материалов они описывали
операции наших войск по немецким источникам. К сожалению, доступ к архивным
документам даже для своих граждан, ветеранов войны до сих пор не отрегулирован.
Именно при Жукове начались разработка и издание серии книг, составляющих
"Библиотеку офицера". Министр обороны поставил задачу проводить военно-научные
конференции вооруженных сил ежегодно, а в округах и флотах -- 2 раза в год.
Большим недостатком считал Жуков чванливое отрицание так называемой буржуазной
военной науки, потребовав внимательного изучения всех достижений
военно-теоретической и военно-технической мысли за рубежом. После войны в
короткие сроки издавались на русском языке книги, публикуемые в США, Англии,
Франции и других странах, мемуары Эйзенхауэра, де Голля, Гудериана, Манштейна и
многих других иностранных авторов. Генералы, адмиралы и офицеры имели
возможность следить за всеми новинками. Все это оживило творческую мысль,
военно-научную работу, оплодотворяло подготовку военных кадров.
Большое значение Георгий Константинович придавал самообразованию офицеров. Он
был убежден, что только те знания, которые офицер добывает сам, могут быть
прочными. Очень важно получить хорошее образование, окончить академию, но еще
важнее вырабатывать у офицеров любознательность, жажду к непрерывному пополнению
своих знаний. Что толку, например, в том, что военный министр царского
правительства генерал В.А. Сухомлинов окончил академию генерального штаба, если
он сам хвастался, что за 20 лет не прочитал ни одной книги. К сожалению,
встречались такие генералы и в советское время.
Вспоминая свою военную службу, Георгий Константинович подчеркивал, как усердно и
кропотливо изучал опыт других военачальников, труды военных писателей.
В одном из своих интервью он рассказывал, что эта учеба дала ему твердые навыки
в самостоятельной работе над военно-историческими и теоретическими трудами. "В
бытность командиром полка и дивизии, -- говорил он, -- мне приходилось
самостоятельно изучать и разбирать многие операции первой мировой и гражданской
войн и полученные знания использовать при проведении занятий с командным
составом, и я также самостоятельно изучал исторические и теоретические труды
М.Н. Фрунзе, Б.М. Шапошникова, А.И. Егорова, С.С. Каменева, М.Н. Тухачевского и
многих других историков и теоретиков того времени.
Но надо прямо сказать, что сидя за партой настоящим командиром вряд ли станешь.
Только на практической работе в войсках -- на учениях, маневрах, не говоря уже о
боевых действиях, -- выковываются командирские качества: хладнокровие, воля,
мужество и смелость.
В частности, лично для меня для выработки определенных командирских качеств,
кроме систематической самостоятельной работы над вопросами теории и военной
истории, большую роль сыграло участие в оперативных играх, командно-штабных
учениях, маневрах, которые довольно часто проводились в Белорусском военном
округе под руководством А.И. Егорова, И.П. Уборевича, а также наркома обороны.
Очень многому научился, командуя в 1938 году 1-й армейской группой
советско-монгольских войск на реке Халхин-Гол.
В годы Великой Отечественной войны каждая операция, в которой мне довелось
участвовать при ее планировании и подготовке или командовать войсками, обогащала
меня, заставляла глубоко задуматься и извлекать практические уроки. От операции
к операции мы становились более зрелыми. Если, например, вспомнить, как
готовились такие крупнейшие операции, как контрнаступление под Москвой,
Сталинградом и Курском, то все они проводились в разной обстановке, с участием
различного количества войск. Но анализ показывает, как от операции к операции
совершенствовалось наше стратегическое и оперативное мастерство. Недочеты,
которые допускались в одной операции, мы старались не допускать при подготовке и
проведении другой.
Основываясь на личном опыте, я хочу порекомендовать молодым офицерам: не жалейте
сил на изучение истории как минувшей войны, так и локальных войн ... изучайте
опыт маневров, различных учений -- это вам крепко поможет в будущем. Не просто
заучивайте факты, а больше размышляйте над ними, анализируйте, оценивайте
принимаемые решения и действия войск, вырабатывайте самостоятельность мышления.
В этом смысл работы по изучению опыта прошлого. И еще один совет. Всегда и везде
тщательно и всесторонне изучайте вероятного противника, его теорию и практику,
умейте анализировать и обобщать полученные данные и делать из них правильные
выводы".
Г.К. Жуков оставил большое военно-теоретическое наследие. В 1974 г., после его
кончины, меня, как начальника военно-научного управления Генштаба включили в
состав Государственной комиссии, которая должна была отобрать и передать на
хранение в архив документы и рукописи Георгия Константиновича. Однако до нашего
прибытия еще ночью на даче у него уже побывали присланные К.У. Черненко
сотрудники общего отдела ЦК КПСС и КГБ и все, что представляло интерес для них,
увезли, но сделали это очень небрежно, прихватив и некоторые рукописи по
военному искусству, которые им не были нужны. Некоторые из них удалось разыскать
лишь в последнее время, благодаря энтузиазму генерал-полковника Горькова Ю.А. и
полковника Семина Ю.Н.
Среди военно-теоретических трудов Жукова большой интерес представляет его
доклад, сделанный в 1940 г. на тему: "Общие условия ведения современных
наступательных операций и основные принципы их построения".
Ему принадлежит ряд военно-научных трудов, разработанных в послевоенные годы.
Среди них: "Советская военная стратегия 1941--1942 годов"; "Краткий анализ
операций в Великой Отечественной войне".
Сотрудниками Историко-архивного и военно-мемориального центра В. Гуркиным, А.
Кругловым подготовлен материал с документами и неопубликованными статьями Г.К.
Жукова "Г.К. Жуков, документы и материалы", около 600 листов. Большой интерес
представляют его доклады на военно-научных конференциях, на разборах учений.
Институт военной истории МО РФ издал сборник документов по Берлинской операции.
Готовится сборник материалов по его полководческому искусству под руководством
генерал-майора Золотарева В.А.
Более 15 научных докладов и лекций были подготовлены им в период командования
войсками Одесского и Уральского округов.
Несколько очень содержательных статей, посвященных битве под Москвой, Курской
битве, Белорусской, Висло-Одерской и Берлинской операциям опубликовано в
журналах "Военная мысль" и "Военно-исторический журнал".
Главным трудом Жукова остаются широко известные "Воспоминания и размышления". В
последнем издании этой книги в значительной мере восстановлен первоначальный
авторский текст.
Клаузевиц, оставляя свою незавершенную рукопись "О войне", говорил: "Для меня
было бы вопросом честолюбия написать такую книгу, которую не забыли бы через
2--3 года, которую интересующиеся делом могли бы взять в руки не один только
раз". Долговечность его знаменитого труда превзошла все ожидания автора. Надо
полагать, что не менее славная судьба ждет и уникальный труд Г.К. Жукова.
В августе 1966 г. в редакции "Военно-исторического журнала" состоялась в целом
интересная и поучительная встреча группы военных историков с Жуковым. В ходе нее
наряду со стоящими маршалу задавались и некоторые наивные вопросы,
свидетельствующие о том, на каком разном уровне понимания военного искусства
стояли полководец и тогда еще молодые историки, самонадеянно пытавшиеся судить
на свой лад о его полководческой деятельности. Например:
-- Нельзя ли разграничить по времени контрудар и контрнаступление под Москвой?
(Казалось бы, как и зачем их разграничивать, если из контрударов вырастало
контрнаступление).
-- Почему в Берлинской операции вы изменили свое решение об использовании армии
Катукова? (Спрашивается, почему оно должно быть неизменным?) На это следовал
резонный ответ Жукова, что он в своих действиях никогда не придерживался того,
что говорил раньше, а следил за обстановкой. И если она изменялась не так, как
предполагалось, то немедленно вносил коррективы.
В этом суть военного искусства. Меняется обстановка, меняются и решения, способы
действий.
А еще говорят, что Георгий Константинович был невыдержанным. Трудно представить
себе, кто еще из военачальников и просто командиров мог выслушивать такие
вопросы и терпеливо на них отвечать. И все последующие попытки некоторых
историков развенчать стратегические идеи Жукова остались на таком же примитивном
уровне, при котором не то что серьезно исследовать, но и понять полководца
по-настоящему нельзя. Не говорю уже об упомянутых выше разного рода шарлатанах,
не имеющих вообще никакого отношения к военно-исторической работе.
Г.К. Жуков как министр обороны активно участвовал в политической и общественной
жизни страны. Когда возникла угроза того, что Молотов, Маленков, Берия вновь
могут попытаться повернуть жизнь страны к сталинским временам, Георгий
Константинович решительно выступил против этой группы и поддержал Хрущева.
Последний был перепуган возросшим авторитетом, влиянием Жукова и при первом
удобном случае решил от него избавиться. На октябрьском пленуме ЦК КПСС в 1957
г. Жукову были предъявлены надуманные обвинения, в том числе в недооценке
партийно-политической работы в вооруженных силах. Такое обвинение было нелепым,
ибо Жуков придавал большое значение морально-политической подготовке и воинскому
воспитанию военнослужащих, считая их важнейшим условием обеспечения высокой
боеспособности войск. Он выступал против крайностей и формализма в этом деле,
против превращения так называемой партийно-политической работы в самоцель.
Георгий Константинович добивался повышения роли командиров в воспитательной
работе, сокращения количества штатных политработников. Его особенно беспокоило
то обстоятельство, что воспитательная работа стала все больше оказениваться и
отрываться от жизни, от задач боевой подготовки войск. Дело доходило до абсурда,
когда, например, в сокращенных, скадрованных соединениях и частях личный состав
ходил в основном в наряд и занимался политподготовкой, на боевую учебу вообще
времени не оставалось.
После ухода Жукова с поста министра обороны эта пагубная линия еще больше
усугубилась. Значительно увеличилось количество штатных политработников в
войсках, их внедрили во все самые незначительные управления Центрального
аппарата Министерства обороны, где их даже во время войны не было. Под разными
предлогами ограничивалось единоначалие.
Теперь мы уже знаем, какова была ценность и действенность этой всеохватывающей и
всеподавляющей политподготовки. С роспуском КПСС вся громоздкая и пропитанная
формализмом политическая и идеологическая система рухнула с удивительной
легкостью. Ни один коммунист или охваченный политподготовкой военнослужащий
никак не реагировал на это. Ибо жизнь и отчужденная от людей, оказененная
идеологическая работа шли уже параллельными путями, не соприкасаясь друг с
другом. А все огромные усилия и драгоценное учебное время, оторванное от боевой
подготовки, оказались потраченными почти что впустую.
В свете всего этого нетрудно понять, насколько несостоятельными были обвинения,
выдвинутые на Октябрьском пленуме ЦК КПСС в адрес Жукова, и насколько
прозорливой и жизненной оказалась позиция маршала в этом вопросе.
Поэтому руководству КПРФ давно пора отменить или отмежеваться от постановления,
принятого на этом пленуме, шельмующего великого полководца.
Жукова желательно избавить и от многих других надуманных, необоснованных
наветов.
После освобождения Жукова от должности министра обороны и многое другое
вернулось в свои заскорузлые рамки. Диссертации, за редким исключением, писались
для внутренних потребностей диссертационных советов и самих авторов и мало чем
обогащали военную мысль. Продолжали засекречивать что надо и не надо, даже
описание важнейших операций и боевых действий по опыту войны. Все это обедняло
военно-теоретическую мысль, затрудняло доведение до широкого круга офицеров
новых достижений военной теории и практики. А в последние годы в России
творческая мысль и военно-научная работа вообще затормозилась и захирела.
Какие-либо военно-теоретические труды, ни отечественные, ни зарубежные не
издаются. На страницах печати появилось столько дремучего невежества и
демагогии, которых за все это столетие, видимо, не было.
После ухода Жукова особенно большой спад начался в методике оперативной и боевой
подготовки. Боевая учеба нередко подменялась бесплодным теоретизированием и
формализмом в работе командования и штабов.
Об опыте подготовки боевых действий, жуковской школе деловитости и конкретности
не раз приходилось вспоминать на учениях, когда после громко и с пафосом
объявленного пространного боевого приказа и многочасовых указаний по
взаимодействию так и невозможно было толком уяснить, какие именно задачи
поставлены и как надо действовать. Или подбегали к начальнику оперативного
отдела и просили уточнить разгранлинии, средства усиления, график артподготовки
и другие вопросы. Ибо весь процесс выработки решения, постановки задач,
организации боевых действий был пропитан формализмом, и главная забота
командиров и штабов состояла не в том, чтобы как можно лучше выполнить задачу
(учения нередко шли по намеченному плану и об этом больше заботилось
руководство, чем обучаемые), а в стремлении как можно лучше "показать" себя. Да
и судили о командирах в основном по тому, как они докладывали. Внешне все было
как будто бы "правильно", но оторвано от существа дела.
Всю сложнейшую работу по подготовке боя и операции стали в основном сводить к
разработке многочисленных, громоздких документов, где среди обилия отвлеченных
теоретических положений утопали конкретные задачи и суть дела. Главная часть
работы командиров и штабов по организации боя стала отодвигаться на второй план.
Постепенно мы начали терять самое драгоценное из того, что приобрели во время
войны. Особенно большой вред принесли учения, где командующие объединениями и
командиры соединений сами выступали руководителями учений, проводимых с этими
объединениями, соединениями, и действовали на этих учениях, заранее зная
обстановку за обе стороны и ход ее развития.
Так извращенная система оперативной и боевой подготовки породила военачальников
разного калибра, которые стали больше похожими на плохих пропагандистов военного
дела, чем на боевых командиров.
Изъяны в обучении и воспитании кадров сказались и в целом на качестве боевой
подготовки войск. Чем больше и громче говорили о максимальном приближении
обучения войск к тому, что требуется на войне, тем больше оно отрывалось от
боевой действительности.
Как же случилось, что в армии, состоявшей в основном из много и хорошо воевавших
людей, столь легко был растерян выстраданный во время войны боевой опыт? Это
одна из самых больших загадок, однозначно отгадать которые не так просто. Но
одна из причин состояла, видимо в том, что к руководству приходили далеко не
лучшие кадры, в военных училищах и академиях оказалось немало преподавателей,
которые этого свинцового боевого опыта как следует не хлебнули и всю глубину его
внутренней сути так и не уяснили. Фронтовики, приходившие в военно-учебные
заведения в качестве как слушателей, так и преподавателей, будучи еще не очень
осведомленными в области теории, первое время смотрели на нее больше с
благоговением, чем с точки зрения критического опыта. При этом почему-то
полагали, что военная наука -- это некая высшая сфера деятельности, которой
должны заниматься какие-то особые люди, хотя, как теперь уже стало понятно,
именно люди с боевым опытом и должны были питать науку новыми идеями. Да и вся
утвердившаяся после войны система парадности и показухи, пренебрежения к делу,
поощрения серости и подавления творчества не очень способствовала органическому
соединению теории и практики.
Только во второй половине 70-х и в 80-е годы начали преодолеваться эти
негативные явления и вновь стали возрождаться жуковские традиции в оперативной и
боевой подготовке.
Но в последние годы мы снова наблюдаем регресс в этой области.
И речь не идет о том, что и после войны нужно было учить армию лишь на опыте
Великой Отечественной, афганской или другой войны. Совершенно очевидно, что
содержание воинского обучения должно быть ориентировано на вооруженную борьбу
будущего. Никогда не могут, однако, устареть сам подход к решению
оперативно-тактических задач, широкое творчество и применявшиеся при этом методы
конкретного подхода к делу и организаторской работы, тщательность и
кропотливость отработки с подчиненными командирами и войсками всех
подготовительных мероприятий, умение обучать войска именно тому, что от них
может потребоваться в боевой обстановке. Все это, в конечном итоге, и определяет
весь дух военного искусства, в котором заключены если не "вечные", то очень и
очень долго живущие принципы и идеи.
После неожиданного и ничем не обоснованного отстранения от должности министра
обороны Г.К. Жуков подвергся новой тягчайшей опале. Само его увольнение из армии
в 1958 г. было незаконным, так как по установленному статусу маршалы Советского
Союза не могли увольняться. Такой опытнейший и талантливый человек как Г.К.
Жуков был лишен возможности заниматься не только проблемами современной военной
науки, что могло бы принести огромную пользу, но и обобщением опыта Великой
Отечественной войны. С большим трудом, преодолевая всевозможные бюрократические
рогатки, ему удалось написать свою знаменитую теперь книгу "Воспоминания и
размышления" о Великой Отечественной войне. Любой по-настоящему пытливый
читатель может прочитать и убедиться, что это наиболее глубокая, правдивая и
богатая обобщающими выводами и мыслями книга.
После войны было издано много хороших мемуаров. Среди них представляются
наиболее содержательными и поучительными воспоминания А.М. Василевского, И.С.
Конева, К.К. Рокоссовского, Р.Я. Малиновского, И.Х. Баграмяна, Н.Г. Кузнецова,
Н.Н. Воронова, П.И. Батова, В.И. Чуйкова, П.Н. Лащенко и многих других.
Отдавая должное всем другим мемуарам, можно без всяких стеснений и преувеличения
сказать, что книга Жукова занимает среди них самое видное место и
свидетельствует о том, что автор ее был не только великим полководцем, но и
выдающимся военным мыслителем.
Несмотря на все мытарства, которые пришлось перетерпеть Жукову на пути к изданию
книги, в последнее время заявляет о себе все большее количество людей, которые,
оказывается, всячески "помогали" Жукову в подготовке и издании книги, как и в
случае с бревном, которое несли вместе с Лениным. Даже не поймешь, кто же мешал,
кто чинил препоны маршалу.
Недавно А.Н. Яковлев писал, что в ЦК КПСС курирование рукописи и издания книги
Жукова было поручено ему. Причем, он верно утверждает, что книга была издана
вопреки мнению и сопротивлению аппарата ЦК КПСС и Главпура, благодаря личному
указанию Л.И. Брежнева. Леонид Ильич позвонил маршалу, чтобы поздравить его с
днем рождения. Пользуясь случаем, Жуков упомянул о судьбе своих мемуаров. Генсек
высказался в пользу их издания. Но какова же роль исполнителей этого решения,
"помогавших" Жукову и курировавших его рукопись?
Все правки, предложенные идеологами ЦК и Главпура, в том числе такую нелепость
-- будто бы Жуков собирался заехать к начальнику политотдела 18-й армии Л.И.
Брежневу и посоветоваться с ним по каким-то стратегическим вопросам -- в книгу
включили. Добавили в нее и главу о партийно-политической работе, исковеркав тем
самым уникальное повествование о войне. Царила какая-то беспардонная наглость
людей, которые не сумев чем-либо путным проявить себя на войне, пробравшись
после войны к власти, требовали писать о них то, чего они хотели. Насильно
вписали в книгу фамилии А.А. Епишева,М.Х. Калашника и других политработников. В
чем же тогда состояло курирование? Может быть люди, курировавшие рукопись,
помогли отстоять то, что написал Жуков, отвергли некомпетентное вмешательство
Главпура, возможно, протестовали против этого произвола, выступили в печати в
защиту Жукова? Ничего этого не было, хотя допускаю что, возможно, Александр
Николаевич и некоторые его коллеги в душе были больше на стороне Жукова, чем его
притеснителей, может быть как-то и сдерживали наскоки на него. Но не больше. Тот
же Д.А. Волкогонов пытался воспрепятствовать новым изданиям книги Жукова, в
которых предусматривалось исключить главпуровские "доппайки" и все, что без
согласия автора было вписано в книгу.
А.А. Гречко и А.А. Епишев в записке в ЦК КПСС о рукописи книги Г.К. Жукова среди
множества грехов и недостатков указали и такой: "Г.К. Жуков чрезмерно сгущает
краски вокруг недостатков, имевшихся в боеготовности советских войск,
расположенных в западных военных округах, в обучении личного состава и
подготовке командных кадров. Слишком большое внимание уделяет репрессиям
1937--1938 гг.". Спрашивается, при том катастрофическом положении, в котором
оказалась наша армия в 1941 г., что еще и какие краски можно было "сгущать"?
Конечно, то, что подписали Гречко и Епишев -- нелепость. Они подписали это
письмо потому, что так "было нужно" в их положении. Но в том же Главпуре и
аппарате ЦК КПСС были идеологи, которые писали это письмо, проталкивали его
"наверх", готовили "отбойные" ответы на многочисленные предложения об установке
памятника Жукову. Сейчас опубликованы документы, из которых видно, кто
воспротивился тому, чтобы официально и достойно отметить 75-летие Г.К. Жукова.
Вокруг Жукова устроили подлинную информационную и морально-психологическую
блокаду. Создавались всевозможные препятствия для общения с ним. Подслушивали
его разговоры и неоднократно устраивали допросы и разборы его имевших место и
выдуманных высказываний. С большим трудом печатались его статьи. В официальных
трудах и энциклопедиях его имя умалчивалось или третировалось. Например, по
подсчетам Н.Г. Павленко в "Истории Великой Отечественной войны Советского Союза"
в первом томе наш начальник Генштаба Г.К. Жуков ни разу не упомянут (как будто
его и не было), а Ф.Гальдер фигурирует 12 раз. В 3-м томе бывший член Военного
Совета фронта Н.С. Хрущев упоминается 41 раз, а Верховный Главнокомандующий И.В.
Сталин -- 21 раз.
Воениздат выпустил хронику Великой Отечественной, но среди командующих фронтами
не значился маршал Жуков (видите ли, фронт был, а командующего не было). И это
не только в официальных трудах. В романе Э.Казакевича "Весна на Одере" все
решения на операцию принимает какой-то член Военного Совета. Даже Сталин
недоумевал, почему же там нет командующего, Жукова.
Вообще со страниц официальных изданий все больше вытеснялись действительные
активные участники войны. Решения и действия конкретных должностных лиц
заменялись безликим "партия, ЦК, Военный Совет" и другими. История войны
становилась, по существу безлюдной.
И весь этот произвол творили не отвлеченные режим и система, а конкретные люди,
на которых держалась эта система. Что ж уж там говорить о каких-то аппаратчиках,
если в 1966 г. статью, подготовленную к 70-летию Георгия Константиновича,
отказались подписать Конев, Соколовский, Василевский. Правда, А.М. Василевский в
1975 г. при вручении мне своей книги "Дело всей жизни" высказал искреннее
сожаление по поводу того, что ему по разным причинам не всегда удавалось
выдержать принципиальную и справедливую позицию по отношению к Жукову,
соответствующую его действительному глубокому уважению к своему боевому
соратнику. Но ведь не все нашли нужным хотя бы для приличия задним числом
извиниться за свои проделки.
Могут сказать, что в те годы многим людям приходилось приспосабливаться. Да, это
так. Такова была система и преодолевать ее рогатки было не просто. Но зачем же
сегодня изображать из себя святых праведников и обличителей того, что сами
помогали творить.
Это же позор, что мы, ветераны войны, дали затравить и по крайней мере на 10--15
лет раньше отправили на тот свет своего великого полководца. И сейчас не найдешь
ни одного партийного функционера, сотрудника органов КГБ, ни одного письменника
или журналиста, который хоть бы сожалел об этом. Оказывается, никто не виноват и
все всЈ делали правильно.
Так у нас случилось и с Советским Союзом. Получается, что каждый из нас в
отдельности всЈ делал правильно, а все вместе разрушили государство, защите
которого Жуков посвятил всю свою жизнь.
В упомянутой выше статье А.Н. Яковлев восклицает: "Кто в конце концов поставил в
Москве памятник полководцу? Демократы или большевики?" За памятник Жукову,
конечно, большое спасибо и прежде всего президенту РФ Б.Н. Ельцину и мэру г.
Москвы Ю.М. Лужкову. Но надо полагать, что при этом учитывалось не только мнение
"демократов", но и волеизъявление большинства людей нашей страны.
Больше всего выступали и писали о необходимости памятника ветераны войны. Жуков
-- наш национальный герой, призванный объединить вокруг своего славного имени
всех людей, кому дороги интересы России.
Но никто нас не объединит и будут вечно раздоры, если, с одной стороны, отражая
чаяния народа и фронтовиков, воздвигается памятник Жукову, с другой --
присуждается государственная премия В.П. Астафьеву (не за его ранее написанные
действительно талантливые, правдивые книги о войне), а за такую одиозную,
насквозь неоидеологизированную книгу "Прокляты и убиты", которая является
издевательством над всем тем, за что воевал Жуков и его солдаты. В самом деле,
чему верить: тому, что официально говорится о войне, о нашей победе, ветеранах
войны или измышлениям писателя, который опровергает все, что он сам говорил и
писал до этого о войне. В этой книге есть что угодно, но там и близко нет
какой-либо правды о войне. Поразительно, но книга "Чертова яма" не выдерживает
критики прежде всего с точки зрения элементарных основ демократизма и уважения
человеческого достоинства. Если даже допустить, что все командиры в запасном
полку были негодными, разве это оправдывает самих солдат, в том числе будущего
автора книги, если они испражняются и гадят там, где живут. Можно ненавидеть
командиров, воинский порядок, но солдат должен же уважать хотя бы себя, своих
товарищей и не жить по-скотски. Наконец, одернуть и привести в порядок вконец
опустившегося товарища. Нет, оказывается, люди сами ничего не должны делать и ни
за что не должны отвечать. Это все дело рук начальства. Что ж тут остается от
человеческой самостоятельности и ответственности? Не говоря уже о том, что
описанные Астафьевым люди со скотской психологией никакой победы одержать не
могли.
И прав Олег Давыдов: "К войне можно относиться как к святыне только в том
случае, если погибшие и выжившие в ней -- именно люди. То есть -- возвысились
над своими скотскими нуждами, идут на смерть не для того, чтоб нажраться, и не
потому, что сзади стоит пулемет заградотряда, но -- потому, что у них есть некие
человеческие "предрассудки" (любовь к родине, долг, честь, оскорбленное
достоинство, чувство справедливости и т.д.). Это так в любой армии и на любой
войне, и если этого нет, то речь должна идти о бойне, разборке, наезде, схватке
за пищу, но -- никак не о священной войне. Автор смотрит на войну из земляной
щели, а оттуда мало что видно".
Говорить об этом в данном случае вынуждает лишь горькая мысль о том, что даже
после такой жестокой войны продолжали отравлять людям жизнь -- и бывшим
военнопленным и тем, кто был в окружении или на оккупированной территории, да и
по многим другим мерзопакостным поводам.
И мы всегда будем убиты (по крайней мере, морально) и прокляты, если не отучимся
от дурной привычки гадить вокруг себя, не оставляя чистого и светлого места ни в
своем прошлом, ни в настоящем.
И это ведь относится не только к прошлым временам. Где, в каких газетах сегодня
(уже после установления памятника) больше всего публикуется всякого вздора о
победе в Великой Отечественной войне, о Жукове, называя его "бездарным",
"необразованным", "жестоким" и т.д.? Эти газеты называют себя
"демократическими".
Зачем же этим "демократам" воздвигать памятник "бездарному" полководцу? Один из
ниспровергателей Жукова писал, что даже одного рубля нельзя было тратить на этот
памятник. Видимо все же памятник великому полководцу установлен не "демократами"
и не "большевиками". Вообще такое категоричное деление людей на "белых" и
"красных" не отражает всей сложности и реальности нашей сегодняшней жизни.
Думаю, что памятник Жукову является отражением настроений и желаний большинства
граждан нашей страны, обычных нормальных людей, уважающих историю своей страны,
а таких людей в России становится все больше и больше и за ними будущее. А Жуков
принадлежит именно к этой категории людей, и к нему несправедливо относились и
"большевики" и продолжающие эту недобрую традицию нынешние "демократы". Кто бы и
когда бы этим ни занимался, дело это недостойное для людей, не безразличных к
своему Отечеству.
Правда, и в Главпуре и Министерстве обороны были разные люди. Как могли помогали
в жуковских делах и сдерживали экстремистов маршал В.Г. Куликов, адмирал флота
А.Н. Сорокин, генерал армии В.И. Варенников, маршал В.И. Петров.
В целом же поворот к благожелательности к памяти Жукова и основательному
изучению его полководческого искусства был сделан с приходом на должность
министра обороны маршала С.Л. Соколова и начальника Генерального штаба маршала
С.Ф. Ахромеева. В 1985 г. был издан специальный (дополнительный) номер журнала
"Военная мысль", где было опубликовано уникальное выступление Г.К. Жукова на
военно-научной конференции в октябре 1945 г. в группе советских войск в
Германии. Вслед за этим были проведены научные конференции и лекции для офицеров
в войсках и военно-учебных заведениях, посвященные изучению
военно-теоретического наследия великого полководца.
Будучи начальником Академии генерального штаба, большое внимание уделял изучению
и постижению полководческого искусства Г.К. Жукова преподавателями и слушателями
генерал-полковник И.Н. Родионов. С приходом Игоря Николаевича на должность
министра обороны возникает надежда, что жуковские традиции будут неуклонно
возрождаться в Российской армии.
Конечно, и Г.К. Жукова не надо идеализировать. У него, как у всякого, пусть
выдающегося человека, были и свои слабые стороны, ошибки, непростой у него был и
характер. Видимо, никто сегодня не скажет, что Жуков во всем был прав по
отношению к адмиралу Н.Г. Кузнецову, К.К. Рокоссовскому (в отдельные моменты
битвы под Москвой) и некоторым другим своим сослуживцам. Так накапливались у
людей справедливые и несправедливые обиды, которые вылились наружу, когда Жуков
попал в немилость.
Плохую услугу нашему национальному герою оказывают и слишком ревностные его
поклонники, стремящиеся возмущаться и протестовать по каждому, даже
незначительному замечанию в его адрес. В этом нет надобности. Георгий
Константинович -- земной человек и ничто человеческое ему не было чуждо. Таким
во всей сложности натуры и деяний его надо принимать. Он сложился как великий
полководец благодаря своему природному таланту и под влиянием тех исторических
событий и жизненных условий, которые предопределила его судьба. Ни один из
талантливых полководцев времен второй мировой войны не может сравниться с
Жуковым по глубине, широте, прозорливости стратегического мышления, по его силе
воле и организаторским способностям.
Вместе с тем некоторые другие полководцы обладали такими качествами, которых
недоставало Жукову. Например, А.М. Василевский был выдающимся мастером
стратегического планирования. Он обладал редким даром тактично побуждать
подчиненных самих находить нужные решения, не обязательно навязывая по каждому
случаю приказы и указания сверху. Сталин ему как-то сказал: "Вы вот такой массой
войск руководите и у вас это неплохо получается, а сами, наверно, и мухи никогда
не обидели". Иногда его обвиняли в излишней осторожности. Но Александр
Михайлович показал, что решения, которые находят сами командующие и командиры,
совсем по-другому, с большим внутренним воодушевлением выполняются. Он был
талантливым организатором работы Генерального штаба, умело согласующим его
усилия с командованиями фронтов, командующими родами войск, тылом вооруженных
сил и другими государственными органами.
Или И.С. Конев был одним из наших самых опытных и выдающихся полководцев, он был
один из немногих военачальников, кто почти всю войну командовал фронтом. По
оценке Василевского, по настойчивости и силе воли он был наиболее близок к
Жукову. Иван Степанович обладал на редкость хорошей интуицией, умело сочетал
мощь артиллерии с быстротой, натиском и внезапностью удара. Некоторые зарубежные
военные историки называют его "гением внезапности". Для его полководческого
стиля по управлению войсками наиболее характерно сочетание быстрого принятия
оперативных решений, определяющих действия всего фронта, с постоянным общением с
командирами тактического звена, непосредственная организация боевых действий в
войсках, действующих на решающих направлениях. Но он не всегда находил себя в
обороне. Будучи командующим Западным фронтом и имея в своем распоряжении более
боеспособные войска, в сентябре 1941 г. он не смог сделать то, что в октябре
удалось Жукову в несравненно более сложных условиях почти полного развала
фронта.
Л.А. Говоров был непревзойденным мастером боевого применения артиллерии и
отличался высочайшей организованностью. К.К. Рокоссовского, Р.Я. Малиновского,
Н.Ф. Ватутина, И.Д. Черняховского отличало умение гибко маневрировать войсками в
ходе операции. Причем не только тогда, когда возникнут благоприятные условия.
Они постоянно стремились создавать для этого необходимые условия и удивительным
образом находить возможности для обхода противника, выхода на его фланги и в
тыл, даже тогда, когда, казалось бы, нет другого выхода, как атаковать его с
фронта. И.Е. Петров, действуя в обороне ограниченными силами против
превосходящих сил противника, мог проявлять столько оперативно-тактической
изворотливости и находчивости, что порой в самых, казалось бы, безнадежных
условиях добивался успешного противостояния наступающему противнику, как это
было при обороне Одессы, Севастополя или Кавказа. Немало своих достоинств и
особенностей полководческого почерка было и у других военачальников,
прославившихся во время Великой Отечественной войны.
Кстати, сам Жуков охотно признавал достоинства не только других полководцев, но
и многих командиров дивизий, полков, старался, где нужно, учиться у них. Без
всяких скидок, критически анализировал каждую свою проведенную операцию, отмечая
как успехи, так и то, что не получилось. Надо признать и то обстоятельство, что
Г.К. Жуков -- человек войны, где его талант и способности проявились наиболее
ярко. В мирное время, даже в должности министра обороны, он не всегда находил
рычаги влияния, которые направляли бы в нужное русло весь огромный и сложный
организм вооруженных сил. В ряде случаев он пытался и в мирное время действовать
методами военного времени. Особенно это относится к укреплению воинской
дисциплины. Будучи требовательным руководителем и справедливо нетерпимым к
проявлениям расхлябанности и недисциплинированности, он пытался строгими
взысканиями вплоть до отстранения командиров от должностей за случавшиеся
происшествия, в короткий срок навести воинский порядок. Дело доходило до того,
что некоторые командиры опасались свои части выводить на учения, боясь, что
может случиться "ЧП". Кстати, и при Р.Я. Малиновском мало что изменилось в этом
отношении. Конечно, переход армии от военного к мирному времени всегда проходит
трудно и болезненно, тем более, что после войны советские вооруженные силы
несколько раз то резко сокращались, то резко увеличивались. В результате войска
жили в условиях перманентных организационных изменений. В этих условиях не
всегда учитывалось, в том числе и Жуковым, что если какие-то отрицательные
явления происходят только в нескольких объединениях и соединениях, причины и
необходимые меры по их устранению надо искать именно в них, но если они имеют
место в большинстве округов и флотов, то главные причины надо искать в центре
системы, искать такие рычаги воздействия и меры, которые устраняли бы причины
негативных явлений, в корне меняли условия несения военной службы и радикально
улучшали положение дел.
К сожалению, таких крупных мер не было найдено. Вместо этого, тогда и в
последующем пытались и пытаются до сих пор решить все проблемы по укреплению
дисциплины одним административным, командирским давлением на войска.
Справедливости ради скажем, что если бы даже Жуков или другой министр обороны
захотел осуществить радикальные преобразования, то в условиях тотального
контроля и некомпетентного вмешательства в военные дела со стороны аппарата ЦК
КПСС и других органов, трудно было бы что-либо из задуманного провести в жизнь
Да и по характеру люди не бывают одинаковыми. В связи с этим припоминается
случай, когда на командно-штабном учении в Белорусском военном округе летом 1957
г. на запасный командный пункт фронта, который пришлось мне возглавлять, поздней
ночью приехал маршал Рокоссовский. Под сильным дождем мы шли с ним в палатку,
где располагался центр боевого управления. По пути, не рассмотрев в темноте,
Константин Константинович зацепился за небрежно проложенный телефонный провод и
упал прямо в лужу. Мы, конечно, расстроились и виновато помогали маршалу
подняться, ожидая самого наихудшего. Но он засмеялся, быстро встал и совершенно
невозмутимо сказал: "А мы во время войны обычно закапывали телефонные провода".
Наверное, по-другому среагировал бы Жуков. В такой ситуации (сужу и по себе)
мало кто из командиров мог бы, видимо, сдержаться.
Вполне понятно, что выдающийся ум и сильная воля военачальника должны сочетаться
с другими, не менее важными чертами личности: выдержкой, уравновешенностью. К.К.
Рокоссовский писал: "...необходимыми качествами всякого начальника являются его
выдержка, спокойствие и уважение к подчиненным... Поверьте старому солдату:
человеку в бою нет ничего дороже сознания, что ему доверяют, в его силы верят,
на него надеются...".
Но можно понять и Жукова, очень самокритично оценивающего свою деятельность. По
этому поводу он писал:
"Конечно, все это давалось нелегко, были в работе и ошибки. Но кто не ошибается?
Разве тот, кто работает только по указке сверху, не проявляя в работе творческой
инициативы. Вообще говоря, дело, на мой взгляд, не столько в ошибках, сколько в
том, как скоро они замечаются и устраняются".
Даже выдающиеся военачальники не могут быть одинаковыми. На наше счастье война
выдвинула целое созвездие талантливых полководцев, которые при решении различных
задач хорошо дополняли друг друга.
Вот в такой действительной сложности и противоречивости мы обязаны воспринимать
и Жукова, не перечеркивая из-за отдельных ошибок и шероховатостей в характере
величие его подвига и полководческого таланта. И как бы ни бесились его
недоброжелатели, это и невозможно. Заслуги маршала Жукова навсегда прочно вошли
в историю нашей страны и вытравить их никому и никогда не удастся.
Как справедливо заметил Георгий Константинович, время все расставит по своим
местам, всех рассудит. Историю пытались обмануть и обхитрить -- бесполезно...
Надлежащую службу своему народу можно сослужить только правдой и борьбой за нее.

Г.К. Жуков был величайшим полководцем и духовно одаренным обаятельным человеком.
Как говорил А.М. Василевский, он был рожден для военной деятельности, для
больших ратных дел... "Человеку, который чувствовал так слитно личную жизнь свою
и народа, можно только позавидовать". Жизнь и деятельность такого человека
достойна подражания. Его по-солдатски простое и одухотворенное лицо, крепко
скроенная осанка, весь облик мудрого, волевого и мужественного военачальника
всегда вызывали и вызывают особое почтение и глубокое уважение к нему. Обобщая
все сказанное и несколько перефразируя слова М. Горького о Л. Толстом и о Жукове
можно сказать: смотришь на него и страшно приятно сознавать себя тоже человеком,
сознавать, что человек, российский офицер, может быть Жуковым.
2. Некоторые выводы для военно-научной работы
в свете заветов и уроков, преподанных Г.К. Жуковым
Наш великий полководец и во время войны, и в послевоенные годы особое значение
придавал творчеству и активному участию в военно-научной работе руководящих
кадров и широкого круга офицерского состава. Если говорить о выводах и уроках из
опыта развития военной науки и военного искусства, то он прежде всего
показывает, что на каждом новом этапе развития военного дела коренным вопросом
является правильное раскрытие характера вооруженной борьбы будущего. Решение
этой проблемы было и остается важнейшей задачей военной науки. Вместе с тем
предвидение и разработка теоретических основ еще не состоявшейся вооруженной
борьбы по мере увеличения качественного разрыва между средствами ведения
минувшей и будущей войн становятся все труднее и труднее.
В современных условиях бурного научно-технического прогресса не только в военном
деле, но и в других областях человеческой деятельности все чаще приходится
принимать решения, не опираясь на опыт, а при отсутствии какого-либо опыта.
Военная практика в мирное время всегда была сравнительно ограничена. На учениях
невозможно полностью воспроизвести все то, что может быть на войне. Но именно
поэтому опыт прошлых войн, проводимых учений, в целом военная практика
приобретают еще большую ценность.
В истории не раз после большой войны (франко-прусской, русско-японской, первой
мировой) пытались представить дело так, что от прежнего военного искусства
ничего не осталось. Но следующая война, порождая новые способы ведения
вооруженной борьбы, сохраняла и немало прежних. По крайней мере, до сих пор в
истории еще не было такой войны, которая бы перечеркнула все, что было в военном
искусстве до этого.
В 20-е и 30-е гг. нашей военной науке удалось в целом правильно определить и
преемственность развития военного дела, и элементы нового в нем. Но в 30-е гг.
были допущены и серьезные ошибки, когда, например, из опыта военных действий в
Испании (в частности, по использованию танков) брали иногда не то, что
действительно вытекало из этого опыта. После появления ядерного оружия пытались
полностью отрицать опыт второй мировой войны. Долгое время недооценивался опыт
афганской войны. Наряду с действительно новым много и преувеличений по опыту
войны в районе Персидского залива 1991 г. Во всех этих случаях подводил не сам
опыт войны, а неправильные выводы, которые из него делались.
Сколько было заклинаний и осуждений по поводу "старого опыта" и как "по-новому"
бездарно была организована операция в Чечне.
Георгий Константинович больше всего ненавидел и презирал дилетантизм,
поверхностный подход к обучению офицеров и подготовке боевых действий. Так вот,
в чеченских событиях больше чем где-либо были попраны все жуковские традиции в
военном искусстве, кроме, может быть, самоотверженности самих солдат и офицеров.
Недавно в интервью газете "Известия" один из молодых офицеров -- командир
разведроты 506-го полка капитан Сергей Монетов заявил: "Это у нас с Великой
Отечественной -- с ходу массой брать. Тогда бросали дивизии, не считая потери,
сейчас полки и бригады. Наш полк прибыл в Ведено, лишь полчаса постоял в Ханкале
и был направлен в Грозный. Никто даже толком улиц не знал".
Спрашивается: откуда бы доподлинно знать молодому офицеру как было в Великую
Отечественную войну? И разве так учил нас Г.К. Жуков: полчаса постоять и идти на
город, не зная даже улиц? И офицер, конечно, не сам все это придумал. Эти же
газеты его пичкают сплетнями о прошлой войне, о Жукове и потом получают нужный
им ответ. Стыдно, конечно, и за офицера, который еще не научился воевать, а уже
бросает тень на воинов старшего поколения.
Для использования в будущем нужен не просто состоявшийся опыт, не то, что лежит
на его поверхности, а те глубинные, подчас скрытые устойчивые процессы и
явления, которые имеют тенденции к дальнейшему развитию, проявляются порою в
новых, совершенно других формах, чем это было в предшествующей войне. Как
говорил Г.К. Жуков на военно-научных конференциях в 1945 и в 1957 гг., такой
опыт любой войны никогда не может полностью потерять своего значения.
Вместе с тем следует учитывать, что каждая последующая война сохраняет все
меньше элементов старого и все больше порождает новое. Эта закономерность не
только остается, но и набирает новую потенциальную силу. В связи с этим в
современных условиях с особой остротой встает вопрос о научном предвидении и
прогнозировании характера и способов ведения возможной будущей войны. Для этого
кроме традиционных методов историко-аналитического исследования прошлого и
современного опыта, исследований и экспериментов, проводимых на учениях и
испытаниях оружия, и других известных приемов научных изысканий, особенно
большое значение приобретают моделирование будущих операций (боевых действий) и
в целом более широкое применение математических методов исследования наиболее
сложных проблем военной науки.
Известно также, что на способы ведения боевых действий, а следовательно, и на
развитие военной теории решающее влияние оказывает появление нового оружия и
нового человеческого материала. В прошлом наша военная наука в основном
правильно оценивала эти важнейшие источники своего развития. Но в наше время эта
задача неизмеримо усложняется, особенно в связи с ускоренным развитием
вооружения и военной техники и намерениями перейти к профессиональным армиям.
На развитие военной науки и повышение ее роли огромное влияние оказывает новый
качественный скачок в создании новых технологий, высокоточного оружия, в
совершенствовании средств вооруженной борьбы нового поколения, основанного на
самых последних достижениях науки и техники. Это обстоятельство требует от
военной науки теоретической разработки многих важных проблем строительства и
подготовки вооруженных сил, предопределяя перенос центра тяжести в область
военно-научных и научно-технических изысканий.
Особенно большое значение приобретает своевременная разработка обоснованной
оперативно-тактической концепции развития вооружения. Положение Энгельса о том,
что развитие оружия определяет развитие способов ведения вооруженной борьбы,
остается верным и для сегодняшнего дня. Но теперь военная наука уже не может
ограничиваться лишь учетом этого влияния. В современных условиях резко
возрастает обратное влияние военной науки, которая сама должна более активно
определять важнейшие направления развития оружия и техники, сделав главный упор
на наиболее перспективные виды оружия, которые в будущем будут иметь решающее
значение.
При существующих трудностях в экономике, когда оружие становится все более
дорогим, военно-теоретическая мысль должна постоянно работать над тем, как
наиболее рационально использовать средства, отпускаемые на военные нужды в
пределах строгой необходимости, чтобы оборона была надежной и в то же время не
слишком обременительной для государства. Суть этой проблемы, главное, что должно
пронизывать все научные исследования -- это всемерное повышение эффективности
всех проводимых мероприятий по строительству и подготовке вооруженных сил, более
строгий и глубокий учет военно-экономических соображений, улучшение научного
уровня руководства войсками и силами флота, более полное использование
достижений науки в практической деятельности.
Для активизации работы по разработке проблем будущего необходимо, с одной
стороны, участие в этой работе широкого круга офицерского состава, с другой --
наличие специальных научно-исследовательских учреждений во главе с крупными
учеными для комплексного исследования наиболее сложных научных проблем. Особенно
важна подготовка молодых ученых широкого профиля, способных с новых позиций
осмысливать сложные явления войны с охватом всех социально-политических,
экономических и военных факторов.
Необходимость подготовки таких кадров в наше время проявляется особенно
наглядно, ибо чем выше степень специализации и дифференциации различных отраслей
военных знаний по видам вооруженных сил и родам войск, тем большее значение
приобретает системное исследование сложных проблем войны и военной науки с
учетом всех факторов, влияющих на их развитие и раскрывающих глубинный смысл
коренных качественных изменений в военном деле и перспективы его развития. Для
этого кроме творчества руководящих кадров нужны и современные ученые высокой
квалификации, с широким диапазоном военно-политического,
оперативно-стратегического и военно-технического мышления.
Бытовавшее в ряде случаев мнение, что военная теория разрабатывается и
развивается в основном в процессе практической деятельности руководящих кадров,
а ученые лишь обосновывают и формулируют выдвинутые идеи, приводило к принижению
научно-теоретического уровня решаемых задач. Против такой практики резко
выступал Г.К. Жуков на конференции в 1957 г.
Правда, в области военного искусства чаще, чем в любой другой сфере, именно
полководцы и военачальники выступали первооткрывателями новых идей. Но все же
широкие научные обобщения, фундаментальную науку делают обычно крупные ученые,
военные мыслители, в том числе из числа военачальников. Для фундаментальных
научных исследований надо иметь не только знания, опыт, но и достаточно времени,
необходимые навыки и способности.
Сложность военно-научных задач еще в 30-е годы показала, что исследование
крупных проблем уже не может быть уделом отдельных ученых, что для этого
требуются большие научные коллективы, имеющие в своем распоряжении необходимую
экспериментально-техническую базу, а в наше время и компьютерную технику. В деле
разработки новых видов оружия и техники это положение было сразу понято и
реализовано. Никто и не рассчитывал, что каждый командир в войсках сам себе
будет изобретать оружие. Но в области военно-теоретической необходимость такой
хорошо организованной научно-исследовательской работы высокоподготовленных
специалистов иногда недооценивалась.
Во время войны обобщением опыта войны занималось военно-историческое управление.
После войны существовало Главное военно-научное управление Генерального штаба,
сейчас положение этих органов, особенно военно-исторической службы, крайне
принижено. Жизнь убедительно свидетельствует о том, что даже там, где к научным
исследованиям привлекаются большие научные коллективы, они могут плодотворно
работать только в том случае, если в их среде есть крупные, ведущие ученые,
выступающие задающими генераторами научной мысли. Как в военно-технической
области есть свои генеральные и главные конструкторы, так и в других отраслях
военной науки необходимы свои крупные авторитеты, к мнению которых должны
прислушиваться все, кто занимается теоретической разработкой или практическим
решением тех или иных вопросов. Но такие авторитеты сами по себе не возникают.
Для их появления нужна хорошая творческая обстановка в науке. Сейчас, когда
значительная часть военных ученых оказалась в запасе и отставке, для
использования их научного потенциала большую роль может сыграть Академия военных
наук, функционирующая на общественных началах. Но она нуждается в поддержке
Министерства обороны. Следует признать, что некоторые хорошо воевавшие командиры
в первые годы после Великой Отечественной войны слишком долго пребывали в
состоянии самолюбования прошлыми успехами и не очень уважительно относились к
теории, которая ввиду изложенных выше причин иногда отставала от огромного
боевого опыта и высочайшего уровня военного мастерства наших кадров,
приобретенных во время войны. А ведь жизнь учит, что бывает порой легче извлечь
уроки из поражения, чем из победы.
Все это, а также некоторые другие субъективные причины, связанные с недостатками
в руководстве научной работой, в определенной степени тормозили творчество
военных кадров и затрудняли появление крупных военных авторитетов и ученых. Да и
сегодня некоторые молодые военные руководители не очень благожелательно
относятся, а иногда просто ревниво, к военным ученым. Создание творческой
обстановки в науке предполагает прежде всего объективность исследований, ибо
главный смысл всякой науки состоит в познании объективных закономерностей.
Поэтому в исследованиях способов вооруженной борьбы будущего надо исходить из
той реальности, которая есть, со всеми ее плюсами и минусами. Там, где налицо
хоть малейшее отступление от объективности, где действительность представляется
не такой, какая она есть на самом деле, а какой ее желают видеть, когда хотят
уйти от острых вопросов, выдвигаемых жизнью, и создать видимость мнимого
благополучия, подлинно научные исследования невозможны.
Это обстоятельство предопределяет также исключительную важность
информированности ученых и вообще научных работников по тем вопросам, которые
они исследуют. Без знания всех обстоятельств дела, не располагая исчерпывающими
данными по существу того или иного вопроса, действительно научной, объективной
истины найти нельзя. Ненужная закрытость информации, когда даже данные по
истории Великой Отечественной войны оставались засекреченными, принесла большой
вред военной истории и науке. Еще раз напомним указания Г.К. Жукова, данные им в
1957 г., о том, что или надо давать ученым нужную информацию, или не делать вид,
что мы действительно занимаемся серьезной научной работой.
Опыт прошлой войны показал важность единства теории и практики. Развитие науки в
конечном счете упирается в проблему реализации ее достижений; решение этой
проблемы остается наиболее сложным и злободневным.
Уже говорилось, что некоторые теоретические разработки по начальному периоду
войны в конце 30-х годов были значительно богаче, чем они воплощались на
практике. Не все научные достижения были полностью реализованы и по другим
вопросам. Эта проблема не снята с повестки дня и в наше время.
Решающее значение в этой области имеют компетентность и интерес к новым
положениям науки со стороны руководящих кадров. Г.К. Жуков оставил нам великий
пример, как надо самостоятельно овладевать военными знаниями. Если руководитель
любого ранга не стоит на вершине научных знаний, не утруждает себя чтением
военной литературы, он не в состоянии воспринять их и тем более проводить в
жизнь. В военном деле этот вопрос стоит особенно остро, ибо практически на
военной службе любое новое положение, любое новое начинание можно осуществить на
том или ином участке работы только с согласия и одобрения старшего начальника. И
с этой точки зрения повышение требовательности к обучению и воспитанию кадров,
приобщение их к военно-научной работе имеют огромное значение. Даже
консервативно мыслящий человек в наши дни уже понимает, что, например, Суворов,
Фрунзе, Жуков были правы. Но вся беда в том, что они не смогут понять правоту
первооткрывателей современных идей.
Поэтому, признавая неизбежность и закономерность борьбы нового со старым, надо
бы подумать и о том, какими путями в современных условиях лучше воспитывать у
военных кадров широту мышления, творчество, умение понимать и воспринимать все
то новое, что выдвигает жизнь. В век научно-технического прогресса это одна из
самых важных и принципиальных проблем.
Особенно актуальная и трудная задача -- это реализация и внедрение в практику не
просто научных идей, а идей, обращенных в будущее, умение находить и применять
на практике сегодняшнего дня те их положения, которые находятся еще в тени, но
имеют перспективу роста и развития.
Война, боевая обстановка быстрее и более очевидно обнажает новые явления, часто
вынуждая с ними считаться. Но, если наша новая Российская армия, как и братские
армии других государств СНГ, стремится решать в будущем боевые задачи с меньшими
издержками, чем в прошлом, нужно прозорливость вырабатывать у руководящих кадров
еще в мирное время.
Таким образом, вся история отечественной военной теории и практики
свидетельствует о том, что на важнейших этапах они в основном соответствовали
своему назначению и сыграли важную роль в достижении победы в Великой
Отечественной войне и в обеспечении надежной обороны в послевоенные годы. Было и
немало упущений, ошибок, произвола, нежелания некоторых руководителей считаться
со знаниями и опытом профессионально подготовленных людей, что должно служить
уроком на будущее. Один из этих уроков и выводов состоит в том, что военная
история и теория не должны идеологизироваться и замыкаться в пределах заранее
заданных мировоззренческих концепций. Они будут жизненными только в том случае,
если будут объективно изучать реальную действительность в прошлом и настоящем во
всей ее сложной противоречивости, опираясь на весь военный опыт, накопленный в
человеческом обществе, и с учетом перспектив развития военного дела.
В связи с этим вызывает озабоченность стремление некоторых современных
политических и военных деятелей СНГ решать новые оборонные задачи почти в полном
отрыве от всего предшествующего опыта. Несмотря на все благие, революционные
помыслы, это может привести лишь к повторению старых ошибок в ухудшенном и более
отягощающем виде.
Г.К. Жуков предостерег руководящий состав от чванливого отношения к военной
науке зарубежных стран. Последующая жизнь убедительно показала, что законы
войны, условия ее ведения объективно едины для обеих сторон, участвующих в
военном противоборстве. Наряду с отечественным опытом и национальной спецификой,
военная наука впитывает в себя опыт и знания, накопленные в разных странах и
имеют много общего и схожего между собой. Поэтому желательно, чтобы наши офицеры
более широко и объективно изучали военную историю и современное военное
искусство различных зарубежных стран, и прежде всего США, Германии,
Великобритании, Франции, Китая, Индии, Японии и других государств. Если
Российская армия и армии других стран СНГ не хотят отстать, нужно принимать
срочные меры к возобновлению издания зарубежной и отечественной военной
литературы.
3. Ближайшие перспективы развития
военного искусства
Одно из важнейших изменений в военном искусстве в современных условиях, что так
прозорливо предвидел Г.К. Жуков, состоит в том, что ядерное оружие превращается
из оружия поля боя в средство стратегического сдерживания противника. Вместе с
тем для ослабленной России ядерное оружие остается решающим средством
обеспечения военной безопасности.
Г.К. Жуков завещал нам внимательно следить за тенденциями развития военного
искусства.
В целом теория ядерной войны изживает себя, и ведущие государства все больший
упор делают на подготовку своих армий и флотов к проведению вооруженной борьбы в
условиях использования обычного оружия, но с учетом постоянной угрозы возможного
применения ядерного оружия. При возросших поражающих свойствах современного и
тем более перспективного оружия и обычная война (без применения ядерного оружия)
носила бы более истребительный и разрушительный характер. Большую опасность
представляет разрушение атомных электростанций, химических и других подобных
объектов.
Строительство и подготовку вооруженных сил ведущие государства будут стремиться
проводить с учетом обеспечения их готовности к решению задач в крупномасштабной
войне. Ибо практически невозможно сегодня строить армию только применительно к
локальным войнам и конфликтам, а завтра вдруг перестроить ее для других задач. В
связи с этим основы для решения крупных задач будут закладываться изначально.
Вместе с тем совершенно очевидно, что в современных условиях и в ближайшем
будущем наиболее вероятна угроза возникновения локальных войн и конфликтов.
Поэтому требуется первоочередная готовность армий и флотов к решению задач в
локальных войнах. В связи с этим возрастает роль мобильных сил. Но обойтись
только этими силами не удастся. Мобильные силы (например, воздушно-десантные
войска) могут вести самостоятельные боевые действия лишь в ограниченное время и
в последующем нуждаются в усилении. США имеют сильные группировки передового
базирования, поддержанные стратегической авиацией и военно-морскими силами, но и
их придется усиливать.
Если говорить применительно к России, то при существующем ее геополитическом
положении, больших пространствах, слабо оборудованных коммуникациях и недостатке
воздушных, морских и наземных транспортных средств переброска мобильных сил в
угрожаемые районы потребует значительного времени. Учитывая все это и с целью
гарантирования от всякого рода случайностей целесообразно, кроме мобильных сил,
на важнейших направлениях иметь минимально необходимые группировки войск,
авиации, сил и средств ПВО. Да и в локальных войнах не всегда можно обойтись
только мобильными силами. Как показывает опыт, и для решения боевых задач в
локальных войнах порой надо иметь достаточно крупные силы, как это было в
корейской войне 50-х гг. или войне в районе Персидского залива в 1991 г.
Говоря об изменениях в характере вооруженной борьбы, приходится по-новому
взглянуть и на соотношение присущих ей прямых и непрямых действий.
Еще китайский военный мыслитель Сунь-Цзы утверждал, что тот, кто умеет вести
войну, покоряет чужую армию, не сражаясь, берет чужие крепости, не осаждая,
сокрушает чужие государства, не держа долго свое войско. Да и войны XV--XVIII
вв. в Западной Европе больше напоминали учебные маневры, чем военные действия,
ибо соперники старались избегать сражений, которые привели бы к потере
дорогостоящих наемных армий. Но положение изменилось с появлением массовых
армий, формируемых на основе всеобщей воинской повинности. Обобщая опыт
наполеоновских войн и действий русской армии, Клаузевиц и Жомини приходили к
выводу, что не бесплодное маневрирование и захват территории определяют исход
войны, а уничтожение вооруженных сил противника является конечной стратегической
целью национальной войны. Клаузевиц в своем знаменитом труде "О войне"
доказывал, что война обладает одним средством -- боем, сражением, что только
крупные сражения общего характера дают крупные результаты. "...Уничтожение, --
писал он, -- неприятельских вооруженных сил лежит в основе всех военных
действий... Кровавое разрешение кризиса, стремление к уничтожению неприятельских
вооруженных сил -- первородный сын войны".
Эти положения, в основном верные для своего времени, в ХIХ-ХХ вв. стали
доминирующими. Продолжатели учения Клаузевица, особенно Мольтке, Шлиффен,
Людендорф, Фош, а позже и советские военные теоретики, превратили его идеи о
решающем значении боя и сражения в самоцель, доведя ее до теории "абсолютной",
"тотальной" войны, отодвигая на второй план все другие методы достижения победы.
Вторая мировая война из-за непримиримости и решительности политических и
стратегических целей вылилась в большое количество ожесточенных сражений, и без
них практически невозможно было обойтись. Правда, в ряде случаев удавалось
освобождать страны без кровопролитных боев, например, Румынию, Болгарию, без
больших разрушений были освобождены Краков и промышленный район Катовице и
некоторые другие территории.
После второй мировой войны одним из первых среди военных теоретиков выступил
против концепции тотальной войны Лиддел Гарт в книге "Стратегия непрямых
действий". В частности, он писал, что приверженность к стратегии тотальной войны
-- "это отрицание искусства управления государством и разумной стратегии,
которая старается служить целям политики". Главная идея его книги состояла в
необходимости отказа от принципов тотальной войны и возрождения в политике и
военном искусстве стратегии непрямых действий. Он подчеркивал, что "стратегия
будет наиболее совершенной, если она обеспечит достижение цели без серьезных
боевых действий". Мысль о необходимости большей гибкости военного искусства,
сочетания различного характера действий высказывал и выдающийся военный русский
теоретик А.Свечин. Правда, стратегию непрямых действий Лиддел Гарт рассматривал
чрезмерно расширительно, имея в виду при этом: уклонение от решительных сражений
и выжидание промахов противника, отказ от фронтальных действий и нанесение
внезапного удара по слабым местам противника с маловероятного направления,
признание решающего значения маневрирования на театре военных действий,
политические мероприятия по подрыву тыла противника, применение хитрости, новых
способов борьбы и др. По существу, все важнейшие принципы военного искусства,
умелое их применение относились к непрямым действиям, которые широко применялись
и в период второй мировой войны.
В целом, несмотря на некоторое утрирование и расширительное толкование стратегии
непрямых действий, книга Лиддела Гарта подталкивала к критическому подходу к
опыту тотальных войн XX в. и более широкому взгляду на весь накопленный военной
историей разнообразный арсенал политического и военного искусства,
С УЧЕТОМ изменившихся условий возникновения и ведения войн в наше время гибкость
военно-политических и стратегических действий и использование более
разнообразных способов прямых и непрямых действий становятся особенно
актуальными и перспективными. Причем надо полагать, что удельный вес непрямых
действий будет все больше возрастать. Этому будут способствовать и ядерное
сдерживание, и стремление к максимальному сбережению профессиональных армий,
отказ от прямой поддержки противостоящих сторон в конфликтах великими державами.
Вместе с тем все большее значение придается подрывным действиям против других
стран.
Дж. Кеннан еще в 1954 г. пришел к заключению, что "советская проблема" не может
быть решена чисто военными средствами, и призвал к поиску более гибких форм и
методов для достижения целей Соединенных Штатов на международной арене. В
конечном счете именно эти формы и методы борьбы против Советского Союза и других
стран Варшавского Договора, наряду с сопутствующими внутренними факторами в этих
странах, привели к крушению социалистической системы. Некоторые специалисты
полагают даже, что мир вступает в период войн нового поколения, направленных не
столько на непосредственное уничтожение противника, сколько на подрыв его
военной мощи изнутри.
В современных условиях непрямые действия могут выражаться прежде всего в
политических усилиях по предотвращению войн и военных конфликтов. Поскольку
крупномасштабная война скорее всего может возникнуть в результате постепенного
втягивания государств в военные конфликты и их разрастания, упреждающие
политические и военные акции по их предупреждению и локализации могут иметь
решающее значение для предотвращения войны.
На этом этапе, кроме политических мер, важное значение могут иметь широко
применяемые в последнее время экономические санкции: морская, воздушная и
наземная блокада путей сообщения, демонстрация силы, выделение миротворческих
сил для разъединения сторон и другие способы действий.
В случае, если все эти меры не приносят положительного результата, и военные
действия становятся неизбежными, наиболее важно обеспечение внезапности действий
путем тщательной маскировки основного способа своих действий и проведение
дезинформации противника.
Активным военным действиям сухопутных войск могут предшествовать массированные
удары авиации и военно-морских сил с целью нанести огневое поражение и сломить
волю противника к сопротивлениию. После или в процессе нанесения огневых ударов
противнику может быть предъявлен ультиматум о сдаче или предложены определенные
компромиссные условия разрешения конфликта. Основные группировки сухопутных
войск, которые обычно несут наибольшие потери, целесообразно вводить в
завещанные Клаузевицем кровопролитные сражения только после того, как основные
огневые средства и важнейшие объекты противника будут надежно подавлены или
уничтожены.
В ОБЛИКЕ вооруженной борьбы будущего возникают некоторые другие новые аспекты.
Что же может измениться, какие наиболее важные преобразования могут произойти в
будущем в способах подготовки и ведения вооруженной борьбы? Если попытаться
охарактеризовать их в самом сжатом и обобщенном виде, то ожидаемые новые явления
можно свести к следующему:
Во-первых, наиболее существенные изменения будут касаться не только и не столько
внешних показателей вооруженной борьбы, о чем прежде всего принято говорить,
хотя и в них немало меняется. Главные изменения, делающие вооруженную борьбу
будущего непохожей на предыдущие, вытекают из ее внутреннего содержания, где
будут спрессованы действия различных видов вооруженных сил и родов войск,
выполняющих огромное количество сложнейших, взаимосвязанных стратегических и
оперативно-тактических задач. Причем действия стратегических средств, наземные,
воздушные и морские бои и сражения будут оказывать влияние на общий ход военных
действий не только по вертикали (от стратегии к тактике и наоборот), как в
прошлом, но и по многим другим направлениям.
Основные задачи по разгрому противника будут решаться не в ходе столкновения
передовых частей, а путем огневого поражения издалека. В результате все бои и
сражения приобретут рассредоточенный, объемный характер, охватывая все сферы
военных действий по фронту, глубине и высоте. Резко возрастет интенсивность мощи
огневого воздействия на всех участников войны, вызывая небывалые, возможно, уже
предельные нервно-психологические нагрузки.
Новизна вооруженной борьбы будущего будет вытекать также из внутренней
насыщенности, напряженности и динамичности боевых действий и общего накала
боевого противоборства сторон.
Во-вторых, возрастает влияние оружия, особенно ядерного, на определение
политических и стратегических целей. Повышается роль обычного стратегического
оружия как решающего средства ведения войны, обеспечивающего непосредственное
достижение стратегических результатов.
В-третьих, увеличивается пространственный размах вооруженной борьбы. Оружие
будущего и возросшие боевые возможности вооруженных сил позволяют наносить
мощные удары на всю глубину расположения воюющих государств и их военных
объектов, осуществляя не только последовательное, как прежде, но и одновременное
поражение его важнейших группировок. Если во вторую мировую войну США и
некоторые воевавшие страны Британского содружества (например, Индия) или во
время войны в районе Персидского залива базы многонациональных сил в Европе и на
территории США, на островах в Индийском океане оставались вне воздействия
противника, то в будущей войне с технически оснащенным сильным противником все
базы и объекты в самых отдаленных районах будут подвергаться ракетным и
авиационным ударам. И практически понятия "фронт" и "тыл" будут носить довольно
условный характер.
В-четвертых, необходимость согласования усилий всех видов вооруженных сил и
родов войск требует совместного их применения в системе единых стратегических
операций. Участие в вооруженной борьбе большого количества разнообразного оружия
и техники делает сражение будущего исключительно сложным, создавая новые условия
их применения и взаимодействия.
Быстрое развитие передовых технологий увеличит военно-технический разрыв между
ведущими государствами и другими странами. Поэтому военное искусство должно быть
рассчитано не только на вооруженную борьбу примерно равных в техническом
отношении противников, но и на разный уровень их технического оснащения.
В-пятых, из трех важнейших элементов боя и сражения -- огонь, удар и маневр --
резко повышается значение огневого поражения, которое должно более надежно
подготавливать удар, увеличивать силу удара, не вынуждая войска, как в прошлом,
ценой больших потерь одолевать противника. Причем вторые эшелоны, резервы будут
поражаться, как правило, еще до их подхода к полю сражения.
Решающие сражения будут происходить не только на земле, на море, но и в воздухе,
и в целом операции и боевые действия будут носить воздушно-наземный характер,
когда огневые и электронные удары наземными и авиационными средствами по всей
глубине расположения противника будут сочетаться с многократной высадкой и
проникновением в глубину обороны противника аэромобильных частей, осуществляющих
удары не только с фронта, флангов, но и с разных направлений в тылу противника.
В целом операции и боевые действия будут развиваться стремительно, без наличия
сплошных фронтов, или лишь при временной их стабилизации, носить
высокоманевренный характер.
Большие изменения будут происходить в характере начального периода войны, в
способах подготовки и ведения наступательных и оборонительных операций, ведении
встречных сражений, в способах осуществления огневого поражения, совершения
маневра и в новом подходе к созданию необходимых плотностей сил и средств,
сосредоточению основных усилий на решающих направлениях.
Быстрые и резкие изменения обстановки, внедрение автоматизированных систем
управления усложняют и в корне преобразуют деятельность командующих, командиров
и штабов по управлению войсками и силами флотов. Намечается тенденция к
дальнейшему увеличению потерь в личном составе и боевой технике.
Наряду с изложенным, в литературе, посвященной характеру будущих войн, немало и
явно надуманных, легковесных, нежизненных суждений. Так, объявляются
бессмысленными разрабатываемые генеральными штабами планы обороны не только в
ядерной, но и в обычной войне. Единственно разумный подход теперь, оказывается,
состоит в том, чтобы признать невозможность победы в любой будущей войне. При
этом самый большой недостаток разрабатываемых генштабами планов и сценариев
войны видится в том, что они не предусматривают поражения своего государства.
Военное искусство в будущем должно придерживаться "ненаступательной обороны",
отказаться от всяких наступательных действий и попыток оккупации неприятельской
территории.
Не делается даже попытка как-то ответить на вопрос: как можно без наступления,
оставаясь в обороне, освободить захваченную агрессором территорию своей страны,
восстановить ее суверенитет? Подобные суждения, независимо от желания их
авторов, это не что иное как идеология поощрения потенциальных агрессоров и
капитуляции перед ними, лишающая миролюбивые государства потенциала сдерживания,
предотвращения войны, не имеющая ничего общего с интересами обеспечения ни
национальной, ни глобальной безопасности.
Но в реальной действительности войны шли и идут, одерживаются победы и случаются
поражения, как это было в районе Персидского залива в 1991 г. или происходит в
наши дни на Кавказе, Балканах, Таджикистане. И в этих условиях думать, что стоит
одной из сторон отказаться от войны и ее не будет, утверждать, что отказ от
победы в войне -- самый верный путь к безопасному миру -- это значит полностью
оторваться от реальной жизни и жить в мире грез и фантазий.
ГОВОРЯ об элементах преемственности в развитии военного искусства следует
подчеркнуть, что, конечно, в общей постановке нет "вечных" и неизменных
принципов, но есть принципы военного искусства (например, внезапности действий,
массирования сил на решающих направлениях и др.), которые в своей сущности живут
уже несколько тысячелетий и, видимо, будут жить еще долго. Но по мере развития
военного искусства эти общеизвестные принципы будут наполняться новым
содержанием и новым смыслом, будут меняться формы и способы их реализации при
подготовке и ведении военных действий.
Так, в известной книге "Военная стратегия" под редакцией В. Соколовского, против
некоторых выводов, сделанных в ней, возражал и Г.К. Жуков, говорилось, что целый
ряд известных принципов, норм и правил, которые прежде считались руководящими
для военной стратегии, подвергаются ныне коренному пересмотру или вовсе
утрачивают свое значение. К ним авторы относили принципы сосредоточения сил и
средств на решающем направлении, экономии сил, частной победы. Они полагали, что
во многом утратили свое значение стратегическое развертывание, стратегическое
наступление, стратегическая оборона, стратегический маневр и другие
основополагающие понятия теории стратегии. Но все же основные принципы не теряют
своего значения.
Например, существующий с давних времен принцип сосредоточения сил и средств на
решающем направлении в новых условиях должен осуществляться не методом
стягивания большого количества войск на избранное направление, а, главным
образом, путем массирования средств поражения. Жуков еще в 1957 г. говорил, что,
если даже придется сосредоточивать крупные группировки войск, то лишь на
короткое время и путем стремительного выдвижения с разных направлений.
Это относится также к стратегическому маневру силами и средствами в ходе войны.
Появление новых средств поражения не только не отменяет, но еще больше повышает
значение стратегических резервов и необходимость маневра ими во время войны.
Однако при этом вопросы рассредоточения войск и сил флота, мероприятия по защите
их от оружия массового поражения противника не могут решаться прежними способами
и должны осуществляться с учетом новых требований.
Исход войны в будущем в значительно большей мере, чем прежде, будет зависеть от
количества и эффективности усилий, приложенных в самом начале войны, однако
стратегический принцип экономии сил в целом сохраняется, поскольку трудно
рассчитывать на скоротечность войны между крупными государствами с их огромными
потенциальными возможностями. Поэтому необходимо быть готовым также к
сравнительно длительной, упорной и ожесточенной вооруженной борьбе.
Одной из самых главных и трудных задач являются предвидение возможного характера
действий агрессора в самом начале войны и разработка соответствующих способов
наращивания боевой готовности и стратегического развертывания вооруженных сил. В
книге "Военная стратегия" по этому поводу сказано: "Существовавшее вплоть до
второй мировой войны представление о стратегическом развертывании Вооруженных
Сил как о комплексе последовательно и планомерно осуществляемых мероприятий по
прикрытию, отмобилизованию, сосредоточению и развертыванию вооруженных сил на
театре военных действий, которые проводятся в угрожаемый период или с началом
войны, сейчас явно устарело. В современных условиях большинство этих мероприятий
может осуществляться заблаговременно, а в угрожаемый период только завершаться".
(Подобные взгляды в последнее время реанимируются.)
Такая рекомендация, в принципе, не вызывает возражений. Когда есть возможность,
конечно, к этому надо стремиться. Но, будучи правильной теоретически, в
практическом плане эта рекомендация не учитывает всей сложности решения задачи,
напоминая требование одного начальника пожарной команды, чтобы его команда
прибывала на пожар на один час раньше его начала.
Во-первых, при таком подходе не учитывается, что агрессивные государства делают
обычно основную ставку в войне на внезапность нападения без предварительного
развертывания всех необходимых для этого сил и средств. Во-вторых,
заблаговременное стратегическое развертывание вооруженных сил до начала войны,
несмотря на всю его выгодность в чисто военном отношении, не всегда бывает можно
осуществить по политическим соображениям. Мобилизация, не говоря уже о всем
комплексе мероприятий по стратегическому развертыванию, всегда считалась
равносильной состоянию войны, и поворот от нее назад, к мирному положению, очень
трудно осуществим.
Учитывая все это, система стратегического развертывания не может ориентироваться
однозначно только на один из наиболее выгодных вариантов, а должна быть более
гибкой и обеспечивать организованное развертывание войск (сил) в любых условиях
развязывания войны агрессорами.
С учетом изложенного, стратегическое построение вооруженных сил должно
обеспечивать быстрое их реагирование на любые военные конфликты и другие
агрессивные акции. Оно, как правило, будет включать войска прикрытия (передового
базирования), мобильные силы и резервы. При этой системе нет надобности заранее
приковывать крупные силы к важнейшим стратегическим направлениям, поскольку
основные силы будут находиться в некоторой глубине, в готовности быстро
выдвинуться на угрожаемые направления.
Надо полагать, что в будущем еще больше повысится роль начального периода войны,
который может явиться основным и решающим, во многом предопределяющим исход всей
войны. В отличие от прошлого, война не обязательно может начинаться с вторжения
сухопутных группировок, больше того, она может начаться еще до того, как
сухопутные войска будут полностью сосредоточены и развернуты на ТВД.
Война может начаться с проведения довольно длительной воздушной операции или
даже кампании (состоящей из целого ряда воздушных операций), в которой
военно-воздушные и военно-морские силы будут вначале наносить массированные
бомбовые, ракетные и радиоэлектронные удары прежде всего по авиации, ракетным
войскам и военно-морским силам противника, его системе ПВО, пунктам управления,
промышленным и другим важнейшим объектам, а в последующем и по основным
группировкам сухопутных войск. Авиация и военно-морские силы могут выполнять эти
задачи с удаленных районов базирования, а также без предварительного полного
сосредоточения на ТВД.
Самолеты и корабли ВМС будут доходить лишь до рубежей пуска крылатых ракет.
Последние могут автоматически находить и поражать цели на любой глубине
территории противника. В результате вся воюющая сторона может превратиться в
сплошное поле сражения. Все это будет создавать условия для достижения большей
внезапности действий.
Под прикрытием массированных ударов авиации и военно-морских сил будет
осуществляться переброска и сосредоточение общевойсковых (сухопутных)
объединений и соединений, наступление которых может начаться лишь после
сокрушительного подавления противника, с тем чтобы лишить его возможности к
организованному сопротивлению. Такой способ действий диктуется еще и тем, что
очень дорогостоящую регулярную профессиональную армию -- весьма чувствительную к
большим потерям -- будут всемерно беречь, стремясь, как правило, создавать
благоприятные условия для ее применения.
Некоторые военные эксперты, занимающиеся прогнозированием перспектив развития
способов вооруженной борьбы, высказывают предположения, что в будущем в ряде
случаев применение сухопутных войск, захват и оккупация территории противника и
не потребуются. В тех случаях, когда в результате проведения мощных воздушных
операций противник будет действительно основательно надломлен и капитулирует,
такой вариант исключать нельзя. Но в большинстве случаев в войне против сильного
противника завершение войны без применения сухопутных войск мало вероятно.
Наглядный пример тому -- война в районе Персидского залива в 1991 году. Ирак
формально капитулировал, но без занятия его территории сухопутными войсками
многие военно-политические цели, ради которых США и их союзники начинали войну,
остались недостигнутыми. Поражение противника может закрепить и сделать
невозможным его дальнейшее сопротивление -- только вторжение сухопутных войск
при поддержке ВВС и ВМС.
Дело еще в том, что в ходе войны с сильным и активным противником трудно
рассчитывать выиграть войну лишь одними ударами с воздуха. Для разгрома крупных
группировок противника могут потребоваться длительные и напряженные усилия,
проведение ряда последовательных операций и сочетание различных способов
вооруженной борьбы. В связи с этим и в будущем, видимо, не потеряют своего
значения такие формы стратегических действий, как стратегическое наступление и
стратегическая оборона с учетом, конечно, новых способов их подготовки и
ведения.
Когда война уже развязана, у самого миролюбивого государства политика меняется,
она подчиняется интересам ведения войны и защиты Отечества, что предопределяет и
способы применения вооруженных сил в условиях начавшейся войны. Любая армия, во
имя отражения агрессии и защиты своей страны от смертельной опасности, будет
действовать такими способами, какие потребуются в той или иной конкретной
обстановке, исходя прежде всего из оперативно-стратегической целесообразности и
используя весь арсенал военного искусства. Поэтому появившиеся в последнее время
в России предложения о необходимости еще до войны законодательно определить
способы военных действий, которые должны применять вооруженные силы во время
войны, представляются просто наивными.
ИНТЕРЕСЫ обороны миролюбивой страны требуют, исключая нанесение первого удара со
своей стороны, обучать войска и оборонительным, и наступательным действиям, как
это делается в армиях НАТО, Китая и других стран.
Причем и при оборонительном характере военной доктрины, ориентируясь в основном
на ответные, оборонительные действия в начале войны, нельзя исключать и такого
варианта, когда в случае явной угрозы агрессии при хорошо поставленной разведке
и заблаговременном принятии решения на стратегическое развертывание может быть
осуществлен немедленный переход в ответное наступление с началом агрессии
противника.
Но приходится считаться и с тем, что в начале войны для миролюбивой страны,
вероятнее всего, первыми будут оборонительные операции. Поэтому наряду с
совершенствованием наступательных действий в современных условиях требуется
более основательная подготовка органов управления и войск к ведению
оборонительных операций.
Как известно, за недооценку обороны Советская Армия жестоко поплатилась в 1941 и
в 1942 гг. Стратегическая оборона под Курском, предпринятая по инициативе Г.К.
Жукова, опыт этой битвы убедительно показали правомерность обороны в
стратегическом масштабе при определенных условиях.
В современных условиях при наличии мощных средств огневого поражения и высокой
маневренности войск и авиации наступающий, владея инициативой, имеет возможность
создавать многократное, подавляющее превосходство на избранных направлениях, и
для парирования его глубоких прорывов нужны достаточно крупные силы. Поэтому,
как показал опыт войны, для проведения оборонительной операции, рассчитанной на
успешное отражение и срыв крупного наступления противника, требуется ненамного
меньше сил и средств, чем для наступления.
Говоря о проблемах наступательных и оборонительных операций, следует учитывать,
что все более отчетливо проявляется тенденция дальнейшего сближения способов
действий войск в наступлении и в обороне. Причем современное наступление
представляется как сочетание огневых ударов, стремительного продвижения танков и
бронированной пехоты, поддерживаемых авиацией и боевыми вертолетами с воздуха,
дерзких действий воздушных десантов в глубине обороны и на флангах
противостоящих группировок. В отличие от наступления периода второй мировой
войны, как отмечал Г.К. Жуков на военно-научной конференции в 1957 г., это будет
не последовательное продвижение войск от рубежа к рубежу, а более решительное
одновременное поражение противника на всю глубину его построения.
ВОЗНИКАЮТ существенные особенности боевых действий в локальных войнах и военных
конфликтах. В таких войнах преобладающее значение приобретают
социально-политические аспекты. Для разрешения конфликтов, особенно когда речь
идет о национально-освободительных движениях и гражданских войнах, ведущими,
определяющими должны быть социально-политические мероприятия по урегулированию
конфликта, обеспечение их поддержки основной частью населения. Обычно
безнадежными являются стремление внешних сил вмешиваться во внутренние дела
других народов и государств, однозначная поддержка лишь одной из
противоборствующих сторон. Урегулирование конфликтов возможно лишь путем учета
интересов и примирения борющихся сторон.
Опыт войн во Вьетнаме, на Ближнем Востоке, в Афганистане, а в последнее время в
Югославии, Сомали и других регионах наглядно показывает, что применение военной
силы без надлежащих политических мер урегулирования, жестокие бомбардировки и
репрессивные акции не только против вооруженных формирований, но и мирного
населения только усугубляют, расширяют конфликты и придают им затяжной, а порой
и неразрешимый характер.
С точки зрения военной, боевые действия в ходе военных конфликтов будут и в
будущем носить очаговый характер. Не всегда будет иметь место четко очерченная
линия фронта, и действия войск осложняются перемешанностью вооруженных
формирований с местным населением. Действия авиации противника возможны с
различных, самых неожиданных направлений. Снабжение войск и все виды боевого,
материального и технического обеспечения иногда придется осуществлять в условиях
нарушенных коммуникаций. Потребуется четкая организация управления и
взаимодействия войск прикрытия и перебрасываемых мобильных сил, а также
сухопутных группировок с участвующими в боевых действиях соединениями ВВС, войск
ПВО и военно-морских сил. В военном искусстве возникают и некоторые другие новые
тенденции, за которыми надо внимательно следить.
    ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Как говорил Г.К. Жуков, время не имеет власти над величием всего, что мы
пережили в войну.
Великая Отечественная война навсегда останется одной из самых трагических и
ярких страниц в истории нашей страны. Много невзгод и лишений пришлось испытать
советскому народу и его вооруженным силам. Но четырехлетняя тяжелая,
ожесточенная борьба с фашистскими захватчиками увенчалась нашей полной победой.
Разные страницы были в истории войны и их толкование еще долго будет вызывать
горячие споры и различные суждения. Но никто не сможет отрицать главного --
советский народ и его вооруженные силы вынесли на своих плечах основную тяжесть
войны и внесли решающий вклад в освобождение народов Европы и Азии и в
достижение победы над фашистской Германией, милитаристской Японией и их
союзниками. В достижении этой победы важная роль принадлежала советской военной
науке и военному искусству, высшим олицетворением которых служило полководческое
искусство Г.К. Жукова и других наших военачальников.
Весьма важным является и то обстоятельство, что несмотря на все противоречия и
социально-политические различия, народы Советского Союза, США, Англии, Франции,
Китая и других стран нашли возможности и пути политического, экономического,
военного сотрудничества в интересах достижения общей победы над врагом. И один
из уроков второй мировой войны состоит в том, что во имя предотвращения новой
войны и решения сложнейших глобальных проблем выживания человечества народы
различных стран и в современных условиях могут и должны проложить новые пути
укрепления доверия и сотрудничества.
В конце 1945 г. Эйзенхауэр заявил: "Если бы американский народ имел возможность
близко познакомиться с русскими, а они с нами, я убежден, что установились бы
прекрасные взаимоотношения и уважение между двумя народами. Я сам близко
сотрудничал с маршалом Жуковым и другими и исполнен величайшего уважения к ним.
Я всегда ладил с ними... Я не испытываю ни малейших опасений по поводу
дружественных отношений между нашей страной и Советской Россией. Конечно. в
наших отношениях будут некоторые трения, но в конечном итоге дела всегда будут
улаживаться".
Верил в возможность сотрудничества после войны между США и СССР и маршал Жуков.
Жуков высоко оценивал значение помощи Советскому Союзу по ленд-лизу. Поэтому
напрасно думают, что конфронтации и войны затевают военные. Политика их
втягивает в эти дела нередко вопреки желаниям.
В 1955 г. Г.К. Жуков в составе советской делегации принял участие в женевских
переговорах, в которых Эйзенхауэр выступал уже в качестве президента США.
Состоялась еще одна личная встреча между ними. Как отмечала иностранная пресса,
"дружба между Эйзенхауэром и Жуковым дала по крайней мере переговорам "большой
четверки" сердечное начало".
Но справедливости ради и в наши дни желательно не забывать о причинах
противоречий между СССР и западными союзниками во время войны. Многие заявления
и акции времен войны вроде трумэновской установки "пусть они (русские и немцы.
-- М.Г.) как можно больше убивают друг друга", не всегда оправданная оттяжка
сроков открытия второго фронта, тайные переговоры с представителям фашистской
Германии в конце войны со стороны Запада, как и поспешное насаждение в
освобождаемых европейских странах своего режима, бесцеремонное навязывание их
народам правителей, попрание человеческих прав и оскорбление недоверием своих же
людей, освобожденных из плена и оккупации -- с советской стороны и многое другое
уже тогда закладывали мины "холодной войны". И для того, чтобы не повторять
ошибок прошлого и не порождать новый виток конфронтаций, может быть, стоило бы
уяснить, что одних заверений о партнерстве и сотрудничестве недостаточно. Надо
на деле взять курс на искреннее и более последовательное сотрудничество, не
разделяя снова мир на победителей и побежденных в "холодной войне".
И в этом новом мире будут неизбежными и соперничество, и конкуренция, и
отстаивание национальных интересов, но объединяющими должны быть общие интересы
взаимной безопасности и выживания всех народов в наше трудное время.
Наш народ вышел из войны окрыленным и полным надежд на позитивные перемены в
своей судьбе. Особенно они казались реальными и близкими после смерти Сталина в
1953 г. И хрущевские реформы вначале вселяли веру в лучшие перемены. Но
авантюризм и консерватизм в политике, застойные годы на многие десятилетия
отодвинули эти светлые ожидания. Наша беда состояла и в том, что мы слишком
долго упивались триумфом Победы, опьяненные военными успехами, и забыли, что
война вскрыла не только позитивные источники, обеспечившие Победу, но и наглядно
показала глубокие пороки нашей общественной и экономической системы. А как
утверждает жизнь, победителям надо более строго "судить" прежде всего самих
себя. Без этого мы лишили себя движения вперед. Будем же надеяться, что народ,
который одержал великую победу в минувшей войне, найдет в себе силы устоять и в
эти трудные годы.
Фронтовики, сражаясь за свою Родину, не щадя своей жизни, думали, конечно, и о
том, что они воюют и за наше лучшее будущее, поэтому нелепо всех участников
войны зачислять в консерваторы. Никто так глубоко не заинтересован в обновлении
страны, в ее демократическом развитии, как ветераны войны. Но мы за правовое
государство и демократию, основанные на уважении к своему Отечеству и за
обновление, которое не ухудшает, а улучшает жизнь людей.
И при всем критическом подходе к нашей истории было бы крайне прискорбно, если
бы в происходящей сейчас политической борьбе начали противопоставлять одних
фронтовиков другим, по званиям, должностям и заслугам. Армия не может состоять
из одних лишь офицеров, генералов или солдат и сержантов. Все делали свое дело.
Среди всех категорий военнослужащих были разные люди. Хотелось бы, чтобы
ветераны войны, труда, Вооруженных Сил стояли выше ложных политических амбиций,
и как всегда, продолжали высоко хранить честь и достоинство фронтовиков, которые
могут и должны сказать свое веское слово в борьбе за консолидацию здоровых сил
общества, сохранение целостности российского государства, единство с другими
народами бывшего Союза. А эта задача -- продолжение той, которую решал народ во
время Великой Отечественной войны, и она приобретает теперь решающее значение
для будущего нашей Родины.
Разумеется, во время войны было много тяжелых дней и ночей, были неудачи и
крупные поражения. И нам, солдатам и командирам, порой трудно было понять многие
неурядицы и случаи неорганизованности, особенно когда речь шла о жизни и смерти
людей. И хочется еще раз подчеркнуть, что беды наши складывались из ошибок
разных людей, имеющих различные звания и должности. Конечно, нельзя поставить на
одну доску ошибки Сталина, стоившие миллионов жизней, и ошибки командира роты
или солдата, стоившие потери занимаемой позиции. По кораблю и плавание -- разный
уровень ответственности. Но если до конца быть честным, то вряд ли кто-либо из
фронтовиков возьмется сегодня утверждать, что только он безупречно воевал и к
общим неудачам никакого отношения не имеет. Наш великий полководец Г.К. Жуков
брал на себя ответственность и за наши неудачи, он же является одним из творцов
достигнутой победы. И наше военное искусство еще долго будет обогащаться
истоками его полководческого таланта.
Народы Советского Союза выступали во время войны единой братской семьей и
совместными усилиями одержали победу. Распад Союза и несколько лет независимости
республик показали только их полную зависимость друг от друга. Тем более нечего
делить фронтовикам, участникам войны. Победа и обильно пролитая кровь объединили
нас навечно -- и мертвых, и еще живых... И мы с гордостью сознаем, что Г.К.
Жуков является великим полководцем всех наших народов, его имя и слава -- наше
общее достояние, объединяющее нас и сегодня.
Как справедливо пишет первый заместитель министра обороны РФ А.А. Кокошин: "Во
второй половине 80-х -- начале 90-х гг., проявляя крайности, свойственные
российскому национальному характеру, мы качнулись от мессианства и
самовосхваления в сторону самоуничижения, перечеркивая все то, что было ценного
в нашем обществе даже по самым высоким мировым стандартам.
Хочется надеяться, что все-таки наступает время национального отрезвления,
восстановления уважения к самим себе, к собственной культуре, истории, сколь бы
тяжелой и трагичной она ни была во многих своих периодах".
Уроки войны, заветы Г.К. Жукова обязывают нас внимательно относиться к
патриотическому воспитанию молодежи, к оборонным задачам и обеспечению военной
безопасности наших стран.
В сложном современном мире происходят позитивные процессы, связанные с
прекращением "холодной войны" и глобальной конфронтации, повышающие возможности
мирного политического разрешения международных проблем. Действительно, интересы
человечества требуют того, чтобы было покончено со всеми войнами, и нет ничего
более важного и благородного, чем борьба за это. Однако реальность такова, что в
мире сохраняется много острых политических, экономических, межнациональных
противоречий, которые еще далеко не всегда удается урегулировать мирным путем.
Поэтому от войн пока не удается избавиться, и, видимо, еще не скоро наступит
эпоха мира и спокойствия на нашей земле.
В этих условиях главное, что сейчас требуется от международного сообщества, --
это согласованные усилия по политическому предотвращению войн и, когда это не
удается, немедленные действия по военному пресечению всякой агрессии. Это будет
в значительной мере сдерживать стремление к развязыванию войн и военных
конфликтов. Нужна и надежная национальная военная безопасность каждого
государства. Большое значение имеют, конечно, экономические и другие
соображения, но главное -- это государственная целесообразность и эффективность
обороны, ибо, как издавна принято говорить: оборона стоит столько, во сколько
нация оценивает свой суверенитет.
Чтобы вооруженные силы миролюбивых государств могли с меньшими жертвами и с
наибольшей эффективностью решать оборонные задачи, нужно без ультрарадикальных
увлечений и консерватизма реально оценивать характер вооруженной борьбы будущего
и перспективы развития военного искусства. Только при этом условии можно
добиться того, что командования и штабы всех степеней, войска, военно-воздушные
и военно-морские силы будут действительно готовиться к тому, что от них может
потребоваться на полях сражений в будущем.
В современной России особенно важно помнить завещание Г.К. Жукова: охотники до
нашей земли и наших завоеваний по-прежнему есть и, думаю, долго еще не
переведутся. И потому в любой момент надо быть готовым к суровому часу.

Генерал армии Гареев Махмут Ахметович
М.А.Гареев родился 23 июля 1923 года в г. Челябинске. Прослужил в Советской
Армии более 50 лет. Участник Великой Отечественной войны -- на Западном, 3-м
Белорусском и 1-м Дальневосточном фронтах. Несколько раз ранен и контужен. В
послевоенные годы был на различных командных и штабных должностях в
Дальневосточном, Белорусском и Уральском военных округах, был начальником штаба
Главного военного советника в Египте и советником президента -- Верховного
Главнокомандующего вооруженными силами республики Афганистан. Последняя
должность -- заместитель начальника Генерального штаба Вооруженных Сил СССР по
вопросам оперативной подготовки и научной работы в вооруженных силах. В
настоящее время президент Академии военных наук РФ.
Автор книг "Тактические учения и маневры", "Общевойсковые учения", "М.В. Фрунзе
-- военный теоретик", "Военная наука", "Национальные интересы и военная
безопасность России", "Если завтра война", "Неоднозначные страницы войны", "Моя
последняя война (Афганистан без советских войск)" и более 200 других научных
работ по методологическим проблемам военной науки, теории военного искусства,
методике воинского обучения и воспитания, военной истории, изданных в СССР и за
рубежом. Лауреат премии им. М.В. Фрунзе. Доктор военных и доктор исторических
наук, профессор.
М.А. Гареев

Ваша оценка:	Подпишусь под каждым словом (+3) Понравилось (+2) Нормально (+1) Посредственно (-1) Ерунда какая-то (-2) Чушь собачья (-3)
Комментарий:
Подпись:	(Чтобы комментарии всегда подписывались Вашим именем, можете зарегистрироваться в Клубе читателей)
Сайт:

Комментарии (2)